Покровитель

Раздобыв с помощью Риты компромат на Крауча, Абраксас, хоть и стер своей любовнице воспоминание об этом, но начал больше доверять ей. Теперь он даже не скрывал татуировку на левом предплечье — череп с выползающей изо рта змеей. — Только глупцы пугаются, увидев изображение змеи, — сказал он испуганной Рите, поглаживая ее по голове. — И магглы — потому что в их Библии змея связана с дьяволом. На самом деле змея — символ мудрости, плодовитости, бесконечности… Череп же означает готовность идти избранным путем до конца. А наши предки считали, что череп — средоточие жизненной силы, и украшали ими свои жилища… — Но это так похоже на Темную Метку… — прошептала Рита. — Набор символов вообще довольно ограничен, — пожал плечами Абраксас, — тут трудно придумать что-либо новое. «Может, он татуировку сделал в молодости, когда про Того-Кого-Нельзя-Называть еще никто и не слышал. Все слизеринцы помешаны на своем факультете и змеиной символике…» — успокаивала себя Рита. Она не то чтобы поверила, что татуировка на руке Малфоя случайно совпадает с Темной Меткой над домами тех, кого убили сторонники Того-Кого-Нельзя-Называть. Она просто больше не пыталась выведывать у Абраксаса его тайны — если он не желал ими с ней делиться. * * * Несмотря на жестокость, с которой Барти Крауч расправлялся со сторонниками Темного Лорда — настоящими и мнимыми, тот уверенно шел к победе. И неожиданно исчез, убившись о маленького Гарри Поттера. Рита в числе других журналистов, конечно, побывала на месте трагедии сразу же, как только это случилось. Когда Рита спросила Абраксаса, что он обо всем этом думает, он сказал: — Я уверен, что он погиб. Конечно, он не убился о младенца, никакая Авада никуда не отлетала, потому что так не бывает. Думаю, Темного Лорда к Поттерам каким-то образом заманили, и там его ждал Дамблдор. Надо полагать, он его и убил. Потому что — ты сама мне рассказала — Хагрид там почему-то оказался раньше всех. С какой стати? Что он там делал? А если там был Хагрид, значит, и Дамблдор где-то поблизости прятался. Только свое присутствие обнаружил не сразу. Рите эта версия событий показалась логичной, и даже когда впоследствии выяснилось, что Абраксас ошибся, Темный Лорд остался жив, а Гарри Поттера действительно не берет Авада — ей трудно было в это поверить. * * * Когда арестовали Люциуса — его ожидало пожизненное заключение — Малфой все же решился пригрозить Краучу скандалом с компрометирующими фотографиями. Он пошел к начальнику ДМП, не слишком надеясь на успех, но спрятал свою неуверенность подальше и вооружился апломбом. «У таких людей, как Крауч, нельзя ничего просить, нельзя давать им почувствовать, что ты уязвим — нужно говорить с позиции силы и требовать своего», — сказал он Рите. Абраксас одержал полную победу, и Люциуса выпустили (1). Вероятно, сыграло роль то, что Крауч — когда Темный Лорд исчез, а его организация была почти разгромлена, — находился на гребне волны успеха, чувствовал себя без пяти минут министром магии… И тем сильнее был для него неожиданный удар. Обняв вновь обретенного сына, Абраксас не сдержал слез и решил, что Рита заслуживает награды. Ему как раз привезли из Индии крупные рубины и сапфиры чистейшей воды. Выбрав десяток самых красивых камней и положив их в бархатный мешочек, он отправился к Рите. — Возьми, это тебе. Заведи сейф в Гринготтсе и положи камни туда. На черный день — вдруг со мной что случится… Рита встревожилась — хотя время было неспокойное, но она никогда всерьез не думала, что с Абраксасом может что-то случиться, он казался неуязвимым. Даже когда Люциус попал в тюрьму — Малфой-старший в считанные дни будто постарел на несколько лет — Рита в глубине души была уверена, что он обязательно что-нибудь придумает, чтобы вызволить сына, неважно, виновен тот или нет. И оказалась права. Абраксас заверил ее, что у него все в порядке, а теперь, когда Люциус снова на свободе, ему и вовсе нечего больше желать. Камни Рита положила в сейф, но часть отнесла к ювелиру и попросила вставить их в золотую оправу своих очков — к тому времени она уже нуждалась в очках, чтобы читать и писать. Говорили, что Барти Крауч, который вообще-то всегда был храбрым и даже рисковым человеком, в последнее время стал параноиком и каждое утро, приходя в свой кабинет, первым делом обыскивает его — не затаился ли где-нибудь враг? И только Малфой с Людо Бэгменом знали, в чем тут дело. Абраксас был настороже, ожидая ответного удара со стороны Крауча, но очень скоро разразилась катастрофа, впоследствии похоронившая карьеру «железного Барти» — его сына вместе с Лестрейнджами арестовали по обвинению в нападении на авроров Лонгботтомов. На суде Крауч-старший отказался от сына. Абраксаса это потрясло. — Я, как отец, его не понимаю, — сказал он. — А ведь я его даже пожалел, когда узнал о Барти-младшем… Что ни говори, это страшный удар… Я желал ему смерти, но такого — видит Мерлин! — не желаю никому. Люциус, все еще не отошедший от Азкабана — его, как опасного преступника, до суда держали там, а не в министерской тюрьме — молча кивнул, глядя на отца с обожанием. Нарцисса, сидевшая рядом с мужем, сжала его руку. Рита, впервые приглашенная Абраксасом на ужин в тесном семейном кругу, была растрогана. А уж когда няня-эльфийка привела маленького Драко — хорошенького, как ангелочек, белокурого малыша, и Абраксас посадил внука к себе на колени, глядя с такой нежностью, какой Рита никогда не видела на его лице, у нее даже навернулись на глаза слезы умиления. * * * Шло время. Рита стала ведущим репортером «Ежедневного пророка», приобрела известность, а в свободное время писала книгу о Дамблдоре. Дела Абраксаса шли хорошо, сын с невесткой жили дружно, подрастал внук. Барти Крауч, потерявший и жену, и сына, возглавлял Отдел международного магического сотрудничества, и многие уже не помнили, как этот сухощавый, сдержанный человек когда-то наводил страх на половину британских волшебников, а другая половина им восхищалась… Рита видела в зеркале, что она стареет. Она была все еще хорошенькой, да и косметикой пользовалась умело — но черты лица стали резче, подбородок слегка отяжелел, руки огрубели. Абраксас либо не замечал этих перемен, либо не любил менять своих привычек, либо в конце концов привязался к ней. Он по-прежнему часто навещал ее и дарил подарки. Сам он изменился мало — разве что седых волос прибавилось, и шевелюра теперь отливала серебром, а не платиной. Однажды, встретившись с ней в парке, он привел с собой внука. Рита бывала в Малфой-мэноре довольно часто, но Драко в последний раз видела давно, и сейчас удивилась, как он вырос. Мальчик лет семи, белокурый и сероглазый, с ямочкой на левой щеке, хорошенький и бойкий, очень похожий на отца и деда, пробудил в Рите что-то теплое и нежное, смутно напоминающее материнское чувство. Абраксас, улыбаясь счастливой и гордой улыбкой, познакомил их: — Вот, Драко, это мисс Рита Скитер, моя добрая приятельница. Она тебя помнит маленьким, а ты ее, наверное, нет. А это мой внук, Драко Малфой, мисс Скитер. Кто знает, может быть, когда-нибудь вы друг другу пригодитесь… Впоследствии Драко и Рита, которая постепенно стала близким к семейству Малфой человеком, неплохо поладили. И однажды она даже продемонстрировала восхищенному мальчишке свое превращение в жука. * * * Новый, восемьдесят девятый год Рита встретила одна. Абраксас после Рождества уехал на Гебридские острова по делам и долго не возвращался. А в середине января в окно Риты влетела сова, принадлежащая ее бывшей однокурснице. Мэгги работала в больнице святого Мунго и по старой дружбе сообщала Рите о важных пациентах. Сейчас записка от нее гласила: «Вчера вечером к нам привезли Абраксаса Малфоя. Он умирает. Драконья оспа». Рита ахнула, вскочила из-за стола и, набросив на себя теплую мантию, аппарировала к Мунго. Там, обернувшись жуком, влетела в больницу вслед за какой-то старушкой. Отделение, где лечили заболевания, вызванные волшебными вирусами, находилось на третьем этаже. Рита заглядывала в замочные скважины каждой палаты и, наконец найдя нужную, проползла в щель под дверью. Абраксас лежал на высоко взбитых подушках, Рита не видела его лица — только покрытую зеленоватыми язвами руку, судорожно стискивающую край одеяла. Возле кровати больного сидел Люциус с исказившимся от скорби лицом, едва сдерживающий слезы. Абраксас увещевал его: — Что поделать, все мы смертны… Никто не сумеет уйти. И даже Повелитель, судя по всему, этого не избежал. Дела я оставляю тебе в полном порядке, так что умираю спокойно. Ну-ну, Люци, сынок… не плачь, ты мужчина… Ты теперь глава семьи… мальчик мой… Голос Абраксаса изменился, стал низким и сиплым, то и дело прерывался из-за затрудненного дыхания, но интонация осталась прежней. Люциус, уже не пытаясь сдержаться, заплакал. — Отец… ведь вы никогда меня так не называли… — Да, верно… Лет с пяти ты был — Люциус, уже не Люци, не малыш… Наверное, я был с тобой слишком строг. Ну что ж, со своим сыном ты моих ошибок не повторишь. Зато наделаешь своих, — Абраксас хрипло рассмеялся. — Не думай, что сможешь избежать ошибок. Никто не может. Береги жену… Цисси умница, тебе очень повезло с ней… — Цисси внизу, отец, и Драко тоже… — Нет… не надо ребенку на это смотреть… Пусть запомнит деда живым. И фестралов видеть ему рано. И еще, Люциус… Я хотел подарить Рите дом… Не успел все документы оформить… Найдешь в верхнем ящике стола… Я тебя прошу закончить все, как полагается… — Не сомневайтесь, отец… Все сделаю. Я никогда не нарушу вашей воли. — Мальчик мой дорогой… Абраксас закашлялся, потом, отдышавшись, хрипло произнес: — Ну вот и все, Люци. Теперь иди. Оставь меня одного. — Отец, вы хотите… — Да, я хочу… остаться один. Скоро уже, Люци. Совсем скоро… Иди же… Я приказываю… в последний раз. — Как вам угодно, отец… — Люциус, бледный как полотно, поднялся со стула. — Подожди. Возьми палочку. Вон она… в углу, на кресле… Теперь она твоя. Люциус повиновался. — А теперь посмотри на меня… Ну все, иди, сынок… Иди. Драко поцелуй… за меня… Всхлипывая и прижимая к груди трость, в которой скрывалась палочка — та, что принадлежала еще основателю рода, Арманду Малфою — Люциус вышел за дверь. Некоторое время было слышно только дыхание Абраксаса — тяжелое, со свистом и хрипами. Потом он, видно, собравшись с силами, сказал: — Рита, ты здесь, я знаю. Превращайся. Рита стала собой и подошла к кровати, стараясь не выдать ужаса при виде обезображенного лица Абраксаса. — Аб… Как ты узнал? — Нетрудно догадаться, — он усмехнулся. — Какие же в январе жуки? А твой жук слишком крупный и приметный, чтобы я его не увидел… Кто тебе сказал про меня? — Мэгги мне написала… А ты… ты не хотел, чтобы я приходила? — Я хотел Люциусу сказать… чтобы тебе сообщил… Но вижу — ты уже здесь… Кстати, не бойся, не заразишься… это не драконья оспа. Меня отравили… Я знаю, кто… И знаю, чем… редкий яд, безоар его не берет… Рита вскрикнула. — Нет, ты в это дело не лезь. Люциус разберется… с кем надо. Последняя просьба… не делай из моей смерти сенсации… Все должно быть скромно и прилично. Краткий некролог… можно с перечислением моих славных деяний… на благо Магической Британии… Не возражаю… Рита против воли засмеялась, и тут же из глаз брызнули слезы. Она опустилась на стул, где только что сидел Люциус, и осторожно дотронулась до руки Абраксаса. — Не больно? — Нет… уже не больно. Ты слышала про дом? Люциус тебе напишет после похорон… — После… Нет! — вскрикнула она и шепотом повторила: — Нет… — Увы, Рита… Посмотри на меня. Да не делай ты вид, как ни в чем не бывало… Знаю, что глядеть на меня страшно… Рита гладила Абраксаса по руке, не зная, что сказать. Его лицо было неузнаваемым из-за болезни — кожа покрылась отвратительными язвами, губы почернели, прежними остались только глаза. Она ощутила, что пальцы Абраксаса судорожно двигаются, и почему-то это движение напугало ее до дрожи. — Рита… — его дыхание участилось, и, похоже, каждое слово давалось с большим трудом, — ты была хорошей подругой… Спасибо, что пришла… За все спасибо… А теперь… иди. Оставь меня одного. — Но… — Иди, иди… Я должен быть один. Иди, Рита… Рита, повинуясь его непреклонному взгляду и властному движению руки, превратилась в жука и взлетела, но услышав позади себя мучительный хриплый стон, стремительно развернулась и опустилась на подоконник. Она видела, как тело Абраксаса напряглось, как будто он боролся с кем-то невидимым, потом он приподнялся — и снова тяжело упал на подушки. Когда в палату вбежали несколько целителей, и один из них, дотронувшись до больного волшебной палочкой, сказал: «Все», Рита, никем не замеченная, вылетела в окно. В безлюдном сквере неподалеку от больницы она превратилась обратно в человека — и тут же села, ухватившись руками за доски скамьи. Было такое чувство, как будто она только что уверенно стояла на твердой скале, и вдруг эта скала рассыпалась в прах, и Рита падает куда-то вверх тормашками… Не на что опереться, не за что держаться. В носу снова защипало, и слезы набежали на глаза. Рита всхлипнула. — Черт… Кажется, я все-таки любила его… * * * Час спустя Рита, уже без малейших следов слез на лице, вошла в редакцию «Ежедневного пророка». — Абраксас Малфой умер. Только что, — сообщила она Варнаве Каффу. — Драконья оспа. Тот присвистнул. — Да ты что?! Драккл меня побери! Вот уж не ожидал… Он же совершенно здоров был. — Да, — бесцветным голосом отозвалась Рита. — Да уж… Малфой, конечно, в глазах многих фигура одиозная… но все же фигура. Надо написать некролог. А ты пойдешь на похороны. Как думаешь, будут какие-нибудь неожиданности, может, что-нибудь всплывет? Может, с наследством какие сюрпризы будут? — Люциус — единственный наследник всего состояния. Никаких сенсаций не будет. — Ну, а смерть его не подозрительна? Уж очень внезапно… Может, что-нибудь там нечисто? Ты была при последних минутах? Ничего не заметила? — Говорю тебе, драконья оспа. Он на Гебриды ездил, — устало вздохнула Рита, — а там же драконий питомник… Что она могла рассказать о последних минутах Абраксаса Малфоя? Как мужественно он встретил свою кончину, как шутил, лежа на смертном одре, и утешал убитого горем сына, как старался уберечь близких от страшного зрелища агонии? Конечно, теперь начнут судачить о том, что Абраксасу, возможно, помогли умереть — а кое-кто и позлорадствует. Разговоров хватит надолго. Но Рита будет молчать. Кто бы ни стоял за внезапной смертью Абраксаса, политические враги или конкуренты по бизнесу — это не дело посторонних. С этим разберется его сын. — Жаль… — Кафф зевнул и потянулся, разминая затекшую спину. — Писать в последнее время совершенно не о чем, везде тишь да гладь. Но на похороны ты все же сходи, заметку в светской хронике дать нужно будет… Ну, а сейчас иди домой, нет сегодня для тебя никаких заданий. — Спасибо, — кивнула Рита и, зябко кутаясь в мантию, вышла из кабинета. Варнава Кафф сел писать некролог, а Риту дома ждала работа над книгой о Дамблдоре.