Если бы мы знали, что думают о нас наши близкие друзья и дорогие родственники, жизнь потеряла бы всякое очарование, и мы всё время пребывали бы в невыносимом страхе и унынии. Уильям Теккерей, «Ярмарка тщеславия»
Российская Империя, сентябрь 1906 года
— Аня! — рядом со мной плюхнулся Костя. — А тебе матушка не говорила, что лежать на ковре плохо? Брат отобрал у меня одного солдатика Серёжи, и игрушка, ведомая мальчишечьей рукой, браво промаршировала у меня по голове и штурмом захватила уже растрёпанный после прогулки голубой бант. Однако стоило мне устроить маленькое землетрясение, как солдатик снова упал мне прямо в руки: — Матушка говорила, что на полу сидеть нельзя, — вспомнила я дословный наказ. — Про лежать и про ковер она ничего не говорила… Переглянувшиеся с улыбкой мальчишки не стали оспаривать моё заявление. Женщин-адвокатов Российская империя на тот момент ещё не знала, однако лавры Флейшиц Екатерины Абрамовны я бы безусловно разделила, родись хотя бы лет на десять раньше. Я помнила все наказы родителей, но умудрялась обходить их с поразительной ловкостью, словить меня на слове было так же легко, как поймать и зажать в кулачке солнечный лучик. — Куда ты сбежала после обеда? — присел рядом с нами Серёжа, распуская свой шейный платок. — Тебя опять потеряла няня. — А я ей сказала, что пошла на кухню за пирожками. — Но на кухне тебя не было. Я вздохнула: — Пожалела лебеды на пирожки Манюша, да щавеля тоже… — Пошла по крестьянам, — раскусил меня после подсказки Костя. — Нет, батюшка ей к крестьянам бегать запретил ещё летом, — вспомнил Серёжа. — Так то бегать, — бессовестно уточнила я. — А на телеге деда Егорки доехать, поди, можно было… У старосты, кстати, сегодня жеребёнок родился. Вспомнив об оставленных в карманах ранетках с огорода старосты деревеньки, я достала добычу и честно поделилась с братьями. Мне три, а им по одной… Я же маленькая… Похрустывая сочными, зелёными, чуть кислыми, яблочками, я слушала, как меня опять искали всем поместьем. — Егоза ты, Аня, ничего не боишься… — сделал правильный вывод рассудительный Серёжа. — А на свете знаешь, сколько лихих людей бродит? Наперебой мальчики начали рассказывать о чёрных колдунах-безбожниках да злодеях-душегубах, которые спят и видят, как бы обидеть маленьких непослушных девочек. — Хорошо, что я уже большая и послушная, — привычно возразила на тот случай, если братья за меня опасались. — А это злодеи уже на месте решать будут… — пугающе предупредил Костя. — Но что-то мне не верится, что они с тобой согласятся, Анют. «Да он меня на года три старше всего-то, — разозлилась я, вскакивая с ковра и сжимая новую рогатку в кармане. — Да — я очень послушная! Я всегда папу слушаю! Они вот не слушают, как папа со слугами в кабинете бранится и кричит, а я всегда слушаю! Спрячусь и слушаю!» — Кажется, кое-кто был очаровательным ребёнком, — рассмеялся Антуан. — Ты расстреляла их огрызками от ранеток? — Нет, — сдержано улыбнулась я воспоминаниям. — Огрызками ранеток запретила стрелять матушка. Я гордо задрала носик и ушла искать чёрных магов и злодеев… — Нашла? Я вздохнула, вспоминая вечер в библиотеке и зловещую высокую мужскую фигуру в чёрном плаще, которая нависала надо мной, подобно огромному ворону. — Нашла, конечно… Сбежав в своё маленькое пристанище, папину библиотеку, я спряталась от братьев в уютном уголке, где мама часто читала мне сказки… Но неожиданно моё уединение нарушили недовольные голоса из соседней комнаты, кабинета отца, и я постаралась сделаться как можно незаметнее, схоронившись за широкой софой и занавесом. Попасться на глаза разгневанному батюшке после доноса няни об очередном побеге мне было немножко страшно. Я вообще не любила расстраивать отца. Как всеми любимая кокетка на балу желает обратить на себя внимание неприступного красавца-офицера, так и я, залюбленное, заласканное и немного избалованное всеми дитя, мечтала получить одобрение отца, который всё основное внимание уделял маме, братьям и работе. — Ты ревновала отца к братьям? — Антуан осторожно коснулся моей руки в знакомом жесте поддержки. — Да, пожалуй… Хотя поняла я это не сразу — слишком часто мне приходилось чувствовать его отстранённость. Лишь позже мама объяснила мне причины… Когда Косте исполнилось два года, им с отцом поступило заманчивое предложение участвовать в сибирской экспедиции. Они с матушкой уже даже подобрали воспитателей для братьев на полтора года поездки, когда стало известно, что через несколько месяцев на свет появлюсь я. Конечно, от участия в экспедиции отказались, однако отец до самой смерти, забываясь порой, мечтал, каких высот он мог бы достичь, не сорви я его планы. Тяжёлые роды, во время которых едва не погибла мама, тоже не способствовали тому, чтобы отец полюбил меня. Когда повитуха спросила, кого нужно спасать, папа, естественно, выбрал жену. Услышав о его выборе, мама разразилась проклятиями… Наверное, лишь благодаря её силе воли я и родилась, вопреки судьбе. Рассказывать об этом Антуану я нужным не посчитала. Это дело давно минувшего прошлого, и я прекрасно понимала отца. — Как оказалось, спорил отец в кабинете не с кем-то из слуг. Когда двери распахнулись, и мимо меня пролетел раскрасневшийся отец, я уже хотела выбежать из своего укрытия, чтобы спросить, что случилось у папеньки, однако в библиотеку медленно вошёл он… Я замолчала, чувствуя, как по коже пробежали мурашки, а губы невольно расплываются в шкодливой улыбке. — Злодей? — Глава собственной непоколебимой философии, основанной на кодексе чести, — покачала головой я. — Но в моих глазах на тот момент он был натуральным злодеем. Даже выглядел как тёмный маг… А ещё с каким-то брезгливым выражением лица смотрел, как папенька трясущимися руками налил и выпил залпом рюмочку бренди. Это он довёл отца до такого состояния, даже тогда я не сомневалась в этом… — Твои слова попахивают изменой Государю! — зло прошептал отец, отдышавшись. — Большинство этих слов я употребил для официального отчета Его Императорскому Величеству, — спокойным тоном парировал обвинение гость в тёмном дорожном плаще. — Но если Императору я советую присмотреться к партиям, то тебе, как дальнему родственнику, настоятельно рекомендую приобрести дом заграницей и счёт в иностранном банке. — Сомневаюсь, что ты рекомендовал это Анатолию! Наверное, отец говорил о дяде Толе… Жаль, что тот из-за службы редко приезжал к нам. — Твой брат, в отличие от тебя, офицер, у которого нет ни семьи, ни детей. Его выбор и приоритеты для меня очевидны. Когда этот неприятный человек сел рядом с местом моей засады, я начала дышать через раз. — Хочешь в очередной раз сказать, что я променял почётную службу на ботаническую блажь? Честное слово, я в первый и последний раз видела отца настолько разъярённым. И в противовес ему стоял холодный, до безобразия отстранённый, странный гость: — Хочу сказать, что твоя жена достойна спокойной, состоятельной и, главное, долгой жизни, которую политическая обстановка в стране гарантировать не может. Обстановка в Европе оставляет желать лучшего, каждый хочет урвать чужой кусок, и для взрыва хватит одной спички. Шипение, с которым мужчина запалил спичку, заставило меня вздрогнуть. Он поднёс танцующий огонёк к кончику сигары и через несколько секунд запрокинул голову, выдыхая в потолок противный смрад. Я ненавидела курящих людей, меня раздражал запах табака, но ещё не сделав глубокий вдох, я невольно залюбовалась этой странной манерой держать сигару и выдыхать аспидно-серое облачко дыма вверх, будто молясь… — Россия-матушка всегда вмешивалась в игры Европы и выходила победительницей, — яростный запал папеньки будто сгорел вместе с использованной спичкой. — Неужели ты думаешь, что события прошлого года смогут что-то изменить?.. Я в крайней степени не понимаю тебя, Дмитрий. Ты советуешь мне приобрести дом за границей и открыть счёт в банке, обещая скорую войну в Европе! — Цены на недвижимость упадут, — флегматично пояснил Дмитрий, пожимая плечами. — Европейцам свойственно переселение. В захваченном городе, откуда богатеи бегут, как крысы с тонущего корабля, ты можешь приобрести отличный дом почти за бесценок при халатности местного банка. Долгие войны канули в прошлое. Просто представь, что ты покупаешь поместье в другом городе, но оно требует серьёзного ремонта, который продлится лет пять, не больше. Всё же ремонт действительно понадобится. — А если его подожгут? Гость снисходительно посмотрел на отца, похожий на демона в клубах дыма: — Лучше бы так боялся за своё поместье здесь, Василий… Поджечь свою же столицу, город, дом, дабы он не достался врагу, способен лишь русский народ… Да и оказать такое сопротивление, чтобы враг решил сровнять бывшие постройки с землёй, утопить город в огне, в Европе могут единицы. — Я всё равно не понимаю тебя, Дмитрий. Ты говоришь о беженцах как о крысах, но предлагаешь бежать мне с семьёй. Любишь Россию и презираешь Европу. Твои советы… — Отвечают действительности, — перебил отца Дмитрий холодно. — Россия меняется, Василий. И мне не нравится выбранное ею направление. Народное волнение после расстрела мирной демонстрации до сих пор не утихло. Рабочие, крестьянство, мелкая буржуазия — все жаждут перемен… — Пти! — раздражающий запах табака не вовремя достиг моего носа, в котором тут же произошла мгновенная реакция, которую не смогла подавить даже прижатая к пипке ладошка. Мой сдавленный чих, кажется, услышал сидевший рядом Дмитрий, но не отец. Похолодев от страха, я увидела в щель между занавесом, как лицо опасного гостя окаменело, а глаза прищурились. Метнувшись в угол, я со страхом осознала, что правы были братья. Никакая я ещё не большая. Ранетки же я делю как маленькая! И не совсем послушная, раз так боюсь быть застигнутой сейчас этим злодеем… — Что-то не так, Дмитрий? — спросил папа. Я мышка-мышка-мышка… Я вовсе не непослушная девочка! — зажмурившись, думала я, неслышно шевеля губами. — Всё в порядке. Кажется, у вас в доме не извелись крысы… Пока отец оправдывался, рассказывая о случае буквально недельной давности, когда в подвале дома нашли целое семейство мышей, которых я намеренно подкармливала, таская им еду с кухни, гость хранил пугающее меня молчание. — Нужно узнать, нашли ли эту маленькую бестию, к слову… — вздохнул папа, оказывается не знающий, что я давно дома. — Прости, я тебя оставлю. — Не страшно… «Кому как», — подумала я, услышав поспешные шаги отца и то, как он вышел из комнаты. Через мгновение занавес, скрывающий меня, резко распахнулся, и я встретилась с холодными серыми глазами. Не знаю, о чём думал мужчина в тот момент, увидев испуганную семилетнюю девчонку в запылённом платье, но, заметив в моих руках сборник маминых сказок, его взгляд заметно потеплел. Однако оттепель длилась недолго, приблизив ко мне лицо с острыми, неприятными чертами лица типичного Кощея, гость выдохнул в мое лицо почти зло: — Лети отсюда, любопытная пичуга… Меня тут же будто ветром сдуло из библиотеки! Той ночью я ещё долго ворочалась в кровати и не могла уснуть, отчего-то очень обиженная и на пичугу, и на крысу… И почему-то было почти до слёз обидно, что злодей не оценил мою шалость с мышками, над которой даже папа смеялся, понимая, что не мытьём, так катаньем, я пристроила в доме прикормленных с августа котов из конюшни…