Любить дракона

Цепи сковывают меня по рукам и ногам. Не дают ни пошевелиться, ни вздохнуть. Где я? Что со мной? Что это за магия?! Как там сказал змеемордый ублюдок, склоняясь надо мной и водя палочкой над моим распростертым телом? — Мне захотелось позабавиться с тобой, С-с-северус! Как только твое человеческое сердце остановится, ты превратишься... впрочем, это сюрприз! Надеюсь, тебе понравится! Ведь благодаря мне ты проживешь целую вечность! Правда, в одиночестве, но какое это имеет значение?! Ты знаком с Проклятием Вечного Одиночества, С-с-северус? Уверен, что нет. Это прелюбопытное проклятие... Говорят, снять его сможет лишь волшебник, любящий тебя всем сердцем. Тот, кто не пожалеет отдать за тебя свою жизнь. Улавливаешь суть? На земле не существует подобного человека. На всем свете не найдется глупца, который умрет ради такого труса и предателя, а значит, ты будешь проклят вечно!.. Солнечный луч, отраженный от гладкой зеркальной поверхности, бьет мне прямо в глаза. Я с трудом поднимаю голову, и мой рот раскрывается в немом крике ужаса: из зеркала на меня глядит прикованный к стене черный дракон. * * * Мог ли я представить, когда передо мной возник бледный и дрожащий с ног до головы Люциус Малфой, умоляя пойти с ним к Хозяину, что таким вот страшным образом закончится моя встреча с Темным Лордом? Разумеется, нет. Волдеморт в последнее время действовал до жути однообразно, убивая свои жертвы Авадой и скармливая их змее. Это раньше он играл с приговоренными к смерти, точно кошка с мышью: терзал их тела магической плетью, доводил Круцио чуть ли не до сумасшествия. Теперь же все стало гораздо проще: взмах палочки, похищенной им из гробницы Дамблдора, почти неуловимый свист зеленого луча — и вот уже человек (маггл или волшебник — какая, в сущности, разница!) — валится мертвым наземь. Собственно, эта же участь ожидала и меня. Так я наивно предполагал. Поэтому когда, выразив сожаления по поводу потери столь ценного слуги, Темный Лорд полностью обездвижил меня, я ощутил... свободу и пустоту. Всего пару секунд — и меня уже не будет на этом свете. Только через миг, почувствовав, как впиваются в мое горло острые клыки ядовитой гадины, я понял, что ошибся. Быстрая и легкая смерть от Авады мне не грозила. Я корчился в агонии на полу Визжащей хижины, а Волдеморт подошел совсем близко и посмотрел мне в глаза. Жизнь стремительно покидала меня, но Темный Лорд сделал еле заметное движение палочкой, и кровь, словно замедлив ход в моих жилах, перестала хлестать из разорванного горла, даря мне еще несколько драгоценных минут. И в это мгновение он силой ворвался в мое уже ничем не защищенное от него сознание и увидел... Чудовищное предательство того, кого он считал своим самым верным рабом... Годы служения светлой стороне... Магглорожденную женщину, которую я не сумел спасти, и ее сына, которого поклялся защищать. Темному Лорду не потребовалось долго копаться в моей голове. Он и так обо всем догадался. Именно поэтому, прежде чем покинуть Визжащую хижину, он «наградил» меня этим проклятием. Едва Волдеморт исчез, в углу комнаты раздалось какое-то копошение, и в поле моего зрения оказались Поттер, Грейнджер и Уизли. «Мерлин, как же вы вовремя!» — с облегчением подумал я, глядя на это вездесущее трио. Я уже и не надеялся выполнить последний приказ Дамблдора и показать Гарри конечную цель его непростой миссии. — Гермиона, скорее, ему необходимо помочь! — Гарри бросился передо мной на колени, пытаясь зажать страшную рваную рану на шее. Грейнджер суетилась возле него, дрожащими руками вытаскивая из бисерной сумочки какие-то абсолютно бесполезные в моем положении пузырьки с зельями. — Бросьте вы этого Пожирателя! — надрывался Рон, возвышаясь над ними. — Там битва в самом разгаре, наши друзья погибают и нуждаются в нас, а мы тут попусту теряем время! Он уже и так почти покойник. — Ты не видишь — он еще дышит! Может, нам удастся его спасти! — огрызнулся Поттер. Уже ускользающим краешком сознания я отметил, насколько заблуждался в нем. Это великодушие, проявленное по отношению к злейшему врагу, свидетельствовало только о том, что Гарри совсем не походил на своего отца. Признаюсь, сейчас мне было жаль Поттера. Около года назад даже я, прожженный циник, пришел в ужас, когда узнал, чем в действительности должен завершиться финальный поединок между Поттером и Темным Лордом. У Гарри не имелось ни малейшего шанса на выживание. Лишь его гибель могла гарантировать уничтожение монстра. И я оказался тем, кто был вынужден передать ему его собственный смертный приговор. — Собери... собери... — с трудом прошептал я. Во рту тут же появился мерзкий привкус крови. Я захрипел и закашлялся, неимоверным усилием воли стараясь не уйти за грань прежде, чем доведу дело до конца. Грейнджер, вероятно, все поняла. Она шмыгнула носом, а потом сотворила из воздуха хрустальный флакон — десять баллов Гриффиндору! — и подала его Гарри. Пока фиал наполнялся воспоминаниями, Поттер не отрывал полного сострадания и ужаса взгляда от моего лица. Это и было последним, что я увидел перед тем, как все вокруг погрузилось в темноту. А затем за мной пришла Смерть... * * * Сколько я уже здесь? Пить хочется просто невыносимо! Сознание мутится от голода и жажды, да и другие потребности бренного тела не дают забыть о себе. Это, наверное, самое мучительное. Пытаюсь применить невербальное Очищающее... Никакого эффекта. Магия не слушается меня. То ли умершим (а ведь я, судя по всему, умер, по крайней мере, я явственно помню облегчение, пришедшее на смену нестерпимой боли, и сковавший меня затем могильный холод) не положено колдовать, то ли это влияние мордредовых цепей. Я облизываю сухие потрескавшиеся губы. Волдеморт говорил о вечной жизни, но без еды и питья мне не протянуть и недели. Впрочем, так, пожалуй, будет намного лучше. Долго я этого мучения все равно не выдержу. Жуткая тварь в зеркале поднимает морду. — Что смотришь? — спрашиваю я его и не узнаю своего сиплого, похожего на воронье карканье голоса. — Ты, без сомнения, тоже голоден. Прости, но мы с тобой в ловушке. Если бы я мог, отпустил бы тебя поохотиться. Дракон внимательно изучает меня желтыми глазами с вертикальными прорезями зрачков, и внезапно цепи на его шее и мощных лапах рассыпаются в прах. С победным рыком, от которого по глади стекла пробегает рябь, он расправляет громадные кожистые крылья, но с места не двигается, очевидно ожидая приказа от меня. — Ну что ж, лети! — напутствую я чудовище перед собой. — Живи за нас обоих. * * * Время в заточении тянется бесконечно долго. Благодаря своему двойнику в зазеркалье я влачу странное существование. Дракон улетает, а я остаюсь умирать от голода и жажды, сломленный мучительной болью от сковавших меня цепей, но, по мере того как он сам насыщается, как в стремительном полете расправляются его крылья, мое тело снова наполняется жизненной силой. Так происходит изо дня в день. Я по-прежнему не имею представления, куда забросила меня темная магия Волдеморта. Вокруг — глухие кирпичные стены с крохотным, забранным решеткой оконцем. Сбоку находится железная дверь, по-видимому, запертая мощнейшими заклинаниями. А прямо передо мной — то самое волшебное зеркало. Вначале я пытаюсь разговаривать со своим чудовищным отражением. Но дракон вполне предсказуемо не отвечает. При таком «интенсивном» общении исключительно с собственной персоной, да еще в образе громадного огнедышащего ящера, рискуешь сойти с ума по-настоящему. А я пока не готов к подобному развитию событий. Поэтому я замолкаю и обращаюсь к своему второму «я» только по вечерам, когда отправляю его на охоту, и по утрам, желая ему спокойного сна. Оказывается, очень важно желать кому-либо «спокойного сна». Просто раньше у меня не было возможности оценить это. От долгого пребывания в одной и той же позе мои руки и ноги затекли, и я почти не чувствую их. Судя по всему, если бы кто-то сейчас разбил мои цепи, я бы уже никогда не смог ходить. Впрочем, не стоит обольщаться! О моем существовании наверняка благополучно забыли... Да и остался ли в живых хоть кто-нибудь из тех, кого я знал? Выстоял ли Хогвартс в схватке с красноглазым маньяком и армией его ублюдков или его защитники пали в неравной битве? Сумел ли Поттер исполнить свое предназначение и собственной смертью приблизить конец Темного Лорда? Или же его гибель была напрасной? Все эти мысли роятся в моей голове, и временами на меня накатывают волны неподдельного животного ужаса. А что, если там, в мире живых, властвует тьма? — Какое тебе дело до них?! — кричу я на самого себя, и отвыкшие от человеческой речи голосовые связки отзываются болью. — Тебя больше нет! Ты — чудовище, заточенное в башне на краю света! И словно в ответ на мой вопль зеркало оживает. Сначала по нему идет рябь, затем отражение дракона исчезает, стекло туманится, и внезапно я слышу голос, от которого мое сердце едва не выпрыгивает из груди. — Профессор Снейп, — говорит Гарри Поттер, — сэр. Мне так жаль!