Любить дракона

Что я почувствовал, когда у меня на глазах умирал так долго ненавидимый мной человек? Не триумф от справедливого возмездия за убийство Дамблдора, не восторг и даже не злорадство... Я ощутил боль и ужас. Особенно когда окончательно понял, что не могу ему помочь. Невзирая на все наши с Гермионой усилия, кровь продолжала хлестать из жуткой рваной раны на горле Снейпа. Мои руки и одежда были залиты ею. Снейп держался невероятно мужественно. Он, в отличие от меня, прекрасно осознавал, что умирает, и выполнил свой последний долг перед Дамблдором. Разумеется, я догадался об этом, лишь просмотрев в думосборе его воспоминания... Уже отправляясь в Запретный лес, навстречу собственной гибели, я подумал, что надо было снова закупорить их в хрустальный флакон и оставить на видном месте в кабинете директора с сопроводительной запиской. Но, вынырнув из думосбора, я на некоторое время лишился возможности мыслить здраво. В самом деле, не каждому в семнадцать лет сообщают такие ошеломляющие, я бы сказал, убийственные новости. Так или иначе, Дамблдор, скорее всего, поступил правильно, утаив от меня, что (а точнее — кто) являлось седьмым крестражем. Не зная всей правды, мне было гораздо проще разыскивать и уничтожать остальные вместилища души Темного Лорда. Теперь же истина открылась мне во всем своем неприглядном свете. «Мальчик должен умереть», — заявил мой мудрый учитель и стер скупую слезу с морщинистой щеки. А тот, другой, который третировал и ненавидел меня с тех пор, как я переступил порог школы, тот, кто, оставаясь в тени, оберегал и защищал сына подруги, убитой Волдемортом, возмутился его спокойствию. — Вы растили его как свинью на убой! — выпалил Снейп, глядя в печальное лицо директора. Он, Пожиратель смерти, ужаснулся от перспективы послать меня на гибель, тогда как Дамблдор... Впрочем, тот был гениальным стратегом, генералом, обязанным во что бы то ни стало выиграть войну с Тьмой. А генералам частенько приходится отдавать жестокие приказы своим солдатам. И эти приказы положено исполнять, но не принято обсуждать. Так что передо мной стояла единственная задача: выйти из этого кабинета, где мне постоянно лгали, а сейчас открылась неприглядная правда, и сделать «правильный» выбор, ведь его ждали от меня тысячи волшебников по всей магической Британии. Тот самый выбор, о котором с такой скорбью в глазах и твердостью в голосе Дамблдор говорил Снейпу. Я должен был отдать свою жизнь, чтобы противостояние Светлых и Темных сил завершилось победой Добра. Я уже приготовился к неизбежному, но по странной, непостижимой случайности, уже грозившей перерасти в закономерность, смерть снова обошла меня стороной. Возможно, это произошло потому, что в кармане моих джинсов лежал Воскрешающий камень, который я машинально сунул туда в Запретном лесу, прежде чем отправиться на встречу с Волдемортом. Похоже, моя неимоверная живучесть разочаровала Волдеморта сильнее, чем потеря очередного крестража. Впрочем, Дамблдор в свое время высказал предположение, что Том Риддл не чувствовал, когда уничтожались «якоря», продлевавшие ему земное существование. Так или иначе, притащив мое «бездыханное тело» в Хогвартс, он рассчитывал на победу. А получилось совсем по-иному. Против его Пожирателей ополчились все обитатели замка и его окрестностей: домовые эльфы, кентавры, даже ожившие статуи и доспехи пришли на помощь защитникам Хогвартса. Битва была уже почти выиграна. Осталось только последнее решающее сражение, и я знал, что от его исхода зависит судьба всего магического мира. Волдеморт был, надо полагать, безмерно удивлен, что меня опять не взяла Авада, и поэтому не торопился, прикидывая, каким заклятием можно наверняка прикончить этого несносного мальчишку. А я... Я старался побольнее уязвить его, вывести из себя. Но когда я сказал ему о Снейпе, моей маме и о том, что именно из-за любви, в которую он так упорно отказывался верить, его предал один из самых верных слуг, Волдеморт лишь презрительно усмехнулся своим безгубым ртом и выплюнул мне в лицо: — Не упоминай при мне имени этого жалкого червя. Он сполна поплатился за все, наказанный Проклятием Вечного Одиночества. Я снова вспомнил последние минуты умершего на моих руках человека, очередной жертвы Волдеморта в ряду многих других, и меня захлестнула волна ненависти к стоявшему напротив меня красноглазому монстру, возомнившему себя бессмертным, а потому ненаказуемым. Мы одновременно взмахнули палочками, понадеявшись каждый на свое заклинание, и... Дамблдор говорил о силе любви... Олливандер рассказывал о чудесных свойствах волшебных палочек. Я не представляю, что из всего этого помогло мне расправиться с Волдемортом, но, как ни странно, мне удалось одолеть самого чудовищного темного волшебника современности. Переждав вопли восторга и поздравления, я выскочил из Большого зала и со всех ног понесся к Визжащей хижине. Я знал, что Снейп умер. Когда он попросил меня посмотреть на него, я видел, как жизнь постепенно гасла в его взгляде. Я слышал последний мучительный вздох, который сорвался с его губ. Я торопился не спасти его — это было уже никому не под силу, а лишь принести в Хогвартс его тело. Но то, что открылось моим глазам, заставило меня закричать от отчаяния. Визжащей хижины больше не существовало. На ее месте я нашел только догорающие останки. Вероятно, в нее попало одно из шальных заклятий и спалило ее дотла. Прижав ладони ко рту, я опустился на землю. Я чувствовал страшную, звенящую пустоту внутри себя. Словно кто-то безжалостной рукой вырвал мое сердце из груди. Внезапно мне показалось, что солнце надо мной затмила тень от гигантских крыльев, а в синеву майского неба взмыл силуэт дракона. Тишину разорвал нечеловеческий вой, полный тоски и ужаса, а в следующий миг меня накрыла непроглядная чернота. * * * Весь первый месяц в больнице Святого Мунго я находился в магической коме. Колдомедики так и не смогли установить причину столь тяжелого состояния победителя Волдеморта. Одни утверждали, что это — последствия второй за мою короткую жизнь Авады, другие ссылались на сильнейшее магическое истощение, вызванное эмоциональным потрясением во время финальной схватки с Темным Лордом. Было проведено несколько международных консилиумов, но светила колдомедицины лишь беспомощно разводили руками. Почти полтора месяца всем, кто справлялся о моем самочувствии, сообщали неутешительное: безнадежен, если и очнется, что маловероятно, — останется сквибом. Но в середине июня, за неделю до показательных судов над Пожирателями смерти, я внезапно для всех окружающих вышел из комы. Целители заговорили о чуде. В газетах запестрели статьи о непостижимо живучем Избранном, а я, едва поднявшись с кровати, принялся заниматься своим излюбленным делом: нарушать всевозможные правила. Теперь уже больничные. Главный целитель Сметвик пришел в неописуемый ужас, когда я решительно и непреклонно заявил ему о своем намерении выступить свидетелем на процессе. — Вы с ума сошли! — кричал он на меня, меряя шагами палату. — Ваша магия еще совершенно нестабильна. Любой допрос с применением Веритасерума может превратить вас в сквиба, а легилименция — даже самая поверхностная — и вовсе убить. — Мне все равно, — упрямо твердил я. — Я обязан присутствовать на суде над Малфоями и Снейпом. — Так ведь он умер, несносный вы мальчишка! К чему вам рисковать из-за мертвого Пожирателя смерти магией и здоровьем? — Вы не понимаете! — кипятился я. — У меня имеются доказательства, способные всецело обелить Снейпа и снять вину с обоих Малфоев. Если я не приду на суд, то Драко и его отца, скорее всего, ждет долгий срок в Азкабане, а Снейп так и останется для всех убийцей и предателем. — А разве он?.. — попытался возразить Сметвик. — Нет! — отрезал я. — Он ни то и ни другое. — Ладно, — со вздохом согласился колдомедик, — я выпишу вас под вашу полную ответственность. Жаль, что вам уже есть семнадцать, а то я бы... — Мне уже почти восемнадцать, Гиппократ, — грустно улыбнулся я, чувствуя себя древним стариком. * * * Меня всегда подводило неумение прислушиваться к авторитетам, в том числе к светилам колдомедицины. Суд измотал меня морально, выпотрошил, истощил душевно и физически, и первым, разумеется, пострадал мой магический потенциал. Впрочем, именно это и предсказывал целитель Сметвик. Перед началом работы со следователем я подписал официальное разрешение на использование Веритасерума и применение легилименции. Теперь мне не полагалось никаких поблажек. Ни как Избранному, всего два с небольшим месяца назад победившему Волдеморта, ни как человеку, только-только очнувшемуся от магической комы. А чего я, собственно, хотел?! Доказательств вины обоих Малфоев и особенно Снейпа у них имелись целые горы. А желающих свидетельствовать в их пользу — раз-два и обчелся. А я не просто собирался дать показания, раскланяться и отбыть в неизвестном направлении. Нет! Я вознамерился снять со Снейпа все обвинения: и в убийстве Дамблдора, и в том, что он много лет являлся чуть ли не правой рукой Темного Лорда. Что же касается Малфоев, я не ставил перед собой невыполнимых задач. Меня абсолютно устроило бы освобождение Драко из-под стражи и условный срок для Люциуса. Неделю я исправно ходил в Визенгамот как на работу, выдержал с пяток перекрестных допросов, от Сыворотки правды меня уже тошнило, а от легилименции раскалывалась голова, но в конечном итоге я добился своего. Снейпа единогласно оправдали и наградили орденом Мерлина первой степени, разумеется, посмертно. Малфоев, естественно, никто награждать не стал. Их просто... отпустили, даже не заставив выплатить штраф и не наложив ограничений на пользование волшебными палочками. Это, бесспорно, была настоящая победа. Но далась она мне слишком дорого. Первые признаки недомогания я ощутил, едва лишь покинул зал суда. У меня буквально подкашивались ноги и немилосердно кружилась голова. Я с большим удовольствием оперся бы сейчас на чью-нибудь руку, иначе мне грозило элементарно рухнуть на пол на глазах у изумленных заседателей, выходивших из зала. — Гарри! — послышался возглас за моей спиной, и подлетевшая ко мне Гермиона спасла «Национальное достояние» от унизительного падения. — Что с тобой? На тебе лица нет! Нужно срочно доставить тебя в Мунго! Пока я пытался возразить моей замечательной подруге, что единственное место, куда бы мне действительно хотелось попасть в этот миг, был мой дом на площади Гриммо, 12, нас догнал превратившийся в собственную тень за время заключения в Азкабане Драко. За ним следовал Люциус Малфой. — Мистер Поттер, я благодарю за все, что вы сделали для меня и моего сына, — учтиво склонил он голову, — и признаю за собой Долг жизни. При этих словах Малфой протянул мне руку, и, как только я пожал ее, магические факелы в коридоре погасли, а порыв неизвестно откуда взявшегося ветра растрепал волосы у всех присутствующих. — Мерлин, — благоговейно прошептала Гермиона, закрыв рот ладонью. — Держите его, он сейчас упадет! — выкрикнул Драко. Пол ушел у меня из-под ног. Последнее, что я запомнил, перед тем как провалиться в беспамятство, было бледное как смерть лицо Гермионы... * * * — Я же, кажется, предупреждал вас, мистер Поттер! Я говорил — не стоит геройствовать, твердил вам, чем это может закончиться... И вот, пожалуйста — оказался прав. Полное магическое истощение! Удивительно, как вы не превратились в сквиба! — А я не превратился? — тихо спросил я, все еще с трудом фокусируя взгляд на сидевшем рядом с больничной койкой Сметвике. — По счастливой случайности, надо полагать. Или же в силу вашего невероятного везения. А теперь слушайте меня внимательно, юноша. И запоминайте каждое слово: любое сложное колдовство в ближайшие полгода обернется для вас трагедией. Именно так я и объяснил вашему не в меру ретивому другу Рональду, который уже несколько раз интересовался у меня, способны ли вы обучаться в Академии авроров. Категорически нет! Советую вообще попрощаться с этой идеей. Вам сейчас необходимо беречь и себя, и остатки вашей магии. Видимо, мистер Уизли не в состоянии уяснить это. Дней через пять к вам уже начнут пускать посетителей. Постарайтесь не перенапрягаться. А пока рекомендую вам абсолютный покой и Укрепляющее зелье утром и вечером.