Слуга двух господ

Когда дверь открылась, Гермиона дернулась в сторону Драко, но что-то в его лице заставило ее отпрянуть. За ним в ее обиталище вплыла наводящая ужас фигура самого темного из известных магической истории колдунов. Она подавила крик. Голос Малфоя раздавался в голове. Рефрен «Верь мне, Грейнджер!» бил набатом в темечко. – Ну же, мой мальчик, покажи мне, как ты ненавидишь этот генетический мусор, – услышала она наполненное жаждой крови шипение. Тонкие ноздри недочеловека раздувались, она видела, что он впитывает ее страх, как дементор – положительные эмоции. Снова прозвучало «Верь мне!», а затем страх исчез, и Гермиона ощутила невероятную легкость. Голос-который-нельзя-игнорировать говорил «Падай!» – и она падала; «Выгибайся!» – и она выгибалась на пределе возможностей позвоночника; «Кричи!» – и она кричала; «Громче!» – и она послушно срывала голос. Нужно было сбросить чужую волю. Она же умеет. Грейнджер прикладывала усилия, чтобы прекратить подчиняться, и упиралась в повторяющееся «Верь!». Когда туман слегка рассеялся, она увидела перед собой Драко с палочкой в руке. Его холодные невыразительные глаза смотрели без капли сочувствия, его рот раз за разом проговаривал формулу Круциатуса, а мысленно он отдавал приказ кричать, кататься по полу и корчиться в конвульсиях. Гермионе не хватило пары мгновений свободного от чужой воли разума, чтоб осознать, что что-то не так, что-то неправильно. В следующий раз, когда смогла сбросить с себя иго Империуса, она услышала: «Либо очень сильная, либо ты ее жалеешь». Рука с костлявыми длинными пальцами поднялась в ее сторону, а высокий холодный голос с экстатической интонацией произнес «Круцио!». Она сгруппировалась и приготовилась к боли, но боли не было, только туман, заволакивающий ее сознание, резко исчез. Гермиона подняла взгляд на Малфоя. Боль, которую должна была испытывать она, отражалась в его глазах. По его лбу стекала струйка пота, но он не издал ни звука. «Прости», – прошептал он, и мир для Гермионы исчез.

***

В кабинете не было Поттера. На его привычном месте, напротив Малфоя, который едва держался на ногах, стояли Кингсли, Лонгботтом и оставшийся в живых близнец Уизли — Драко не пытался запомнить, который из них. – Будем считать, что моя теория про живые батарейки подтвердилась, – сухо констатировал он. Невилла передернуло, что выглядело странно «в исполнении» его массивной фигуры, Малфой вяло отметил это про себя и продолжил: – Я виноват, что неправильно рассчитал время, но кто мог подумать… – Соболезнования, Драко, – Кингсли привычным жестом похлопал Драко по плечу, тот скривился, но кивнул. – Он уж три года был растением. Я даже не подозревал, что Лорд может выбрать его. – Неудивительно, что Лорд так быстро справился... – начал Лонгботтом, осознал, как грубо это прозвучало, и замолчал на полуслове. – Можешь говорить, – позволил Драко, – я… нормально. Почти. Выдержав паузу, которую никто не захотел заполнить, он продолжил: – Поэтому я пришел к выводу, что Волдеморт не выбирает донора, а переподключается произвольно. Он не выбрал бы Люциуса сознательно. С другой стороны, мы можем только радоваться – благодаря тому, что он питался… не полностью осознающим себя человеком, я смог провернуть аферу с Грейнджер. Минус в том, что мой прогресс в установлении дипломатических отношений с ней теперь хвостороге под хвост. Она не простит Империус, а если осмыслит все, что с ней могло произойти… – Гарри не должен знать об этом инциденте. – Кинг, как ты предлагаешь просить об этом? Грейнджер, не пиши Поттеру о том, что произошло, потому что ему нельзя за тебя волноваться? Она поступит наперекор. Если вообще снизойдет до разговора со мной. – Ты ее спас, она поймет. – Только не Грейнджер! – Плохо ее знаешь. Она все проанализирует и простит тебя, даже поблагодарит, вот увидишь! – близнец Уизли очень по-доброму улыбнулся. Драко ни на мгновение не воспринял эту улыбку на свой счет, он прекрасно понимал, что тот улыбается мыслям о подруге, которая томится в одной из подвальных комнат Малфой-мэнора. В давно и тщательно подготовленной комнате.