Я не могу без тебя дышать

Рано утром, не дожидаясь, пока Вадим проснется, я пошла домой. В глубине души я надеялась, что вчерашняя компания, резко появившаяся в моем доме, уже исчезла, желательно прихватив Стаса с собой. Но повезло мне только частично. На часах еще не было семи утра, а Стас сидел на ступеньках, боком привалившись к стене. Судя по закрытым глазам и мерному дыханию, он спал. Наверное, ночка была утомительной, раз он уснул, сидя на лестнице. Я, даже не стараясь пройти тише, поднялась на террасу, пару раз задев его ногой. Мне хотелось кинуться на него, драться, ударить, сделать хоть что-нибудь, чтобы он понимал, как я себя чувствую. Но я не буду так себя вести. Не нужно. Перетерплю. Буду плакать ночью в подушку, но не при нем, не хочу, чтобы Стас видел, как я страдаю. Не успела я открыть входную дверь, как из-за спины послышался почти нечеловеческий рык. — Стоять, — за доли секунды Стас подошел ко мне и грубо развернул, ухватив за плечо. Взгляд у парня был безумный, глаза бегали по моему лицу, белки воспаленные, будто не спал всю ночь. — Где ты шлялась? Я упрямо отворачивалась от него, пока Стас не развернул мое лицо к себе и не заставил посмотреть ему в глаза. Хотелось броситься к нему и сказать, что приснился такой дурной сон про него и Сашу, но потом я вспоминаю, как эти руки вчера ласкали другую девушку, и желание быть с ним рядом тут же пропадает. — Отпусти, — в моем голосе зазвучали настолько холодные интонации, что Стас на минуту опешил, но все же не растерялся и продолжил свой допрос. — Где ты была всю ночь? — он четко и медленно проговаривал каждое слово. Неужели его это волнует? А что ты, хороший мой, делал этой ночью? — У Вадима, понятно? У Вадима! — я вспылила, вырвалась из его рук и забежала в дом, замечая, что никого из приятелей парня уже нет. — А что твои друзья так быстро нас покинули? Как жалко. Ты, наверное, так соскучился по Саше, — и откуда в моих интонациях столько желчи и ненависти? — Пожалуйста, прекрати, я объясню, — он зашел следом за мной и закрыл дверь, продолжая тенью идти за мной, пока я в истерике бегала по всей комнате. — Да иди ты к черту. Я тебе верила, а ты просто нашел легкомысленную дурочку, которая, — в этот момент слезы прорвались сквозь наскоро возведенную стену равнодушия и ненависти, на половине фразы я заплакала и отвернулась от парня, — без памяти в тебя влюбилась. Какая же я дура. Он ласково обнял меня со спины и укачивал будто маленького ребенка, потираясь носом о мою шею. По коже побежали мурашки. — Этот поцелуй был случайностью, чудачка. Я очень виноват перед тобой, но я был как в каком-то трансе. Серьезно, будто мозги вынули. И я такого натворил. Я люблю тебя, правда. Но я абсолютно не понимал, что делаю, — он говорил тихо, пылко, убаюкивающе, но это мало помогало ему в этой ситуации. — Я дурак, я трус, слабак, ударь меня, если хочешь, но пойми, я не хочу тебя терять. На этих словах меня будто ударило током, я шарахнулась от Стаса, прокручивая в голове все, что вчера говорил Витя. Какой же Стас действительно наивный дурак. Но некоторые его слова всё равно продолжали задевать меня за живое. Он извиняется за поцелуй? То есть в том, что они спали, нет ничего такого? Он попытался сделать шаг навстречу мне, но я выставила руку вперед и покачала головой: — Не подходи ко мне больше ни на шаг. Никогда. Все кончено. — Вера, — сейчас Стас выглядел совершенно побито будто собака на вокзале. Неужели ему больно? Нет. Он всё равно ничего не понимает. — Ты был не в себе настолько, что ты решил ее трахнуть? — я осеклась, произнеся столь грубое для меня слово, но потом продолжила. — У меня ощущение, что я влюбилась в кого-то другого, и сейчас здесь лишь плохая копия этого человека. Ты позволил ей называть меня самыми мерзкими словами. Ты трахался с ней! Там же, где несколько дней назад был со мной. Я раскраснелась от злости, переполнявшей меня, но наконец-то высказала всё, что хотела. Стас в момент моей пафосной речи стоял напротив и начинал ухмыляться, но, несмотря на это, нервно кусал губы. — Я слишком тебя испортил, малышка, ты знаешь такие грубые слова, — Стас снова попытался прикоснуться ко мне, но я поднялась на ступеньку лестницы. — Вера, да я не спал с ней! С чего ты взяла? Они уехали еще вечером, у меня не было с ней ничего! Он, казалось, пребывал в полном шоке от того, что услышал, и я уже начинала сомневаться в правильности своих выводов, но гнев не ослабевал. — Хватит врать! Ты ни слова не говорил о ее существовании! Почему сейчас я должна тебе верить? Я принимала тебя любым, а ты меня обманывал. Твоя Саша тебя никогда не любила, ей плевать на тебя. — Стас ошарашенно замер на лестнице, не понимая, что услышал. — Ты все говорил со мной загадками, вечно злился от каких-то непонятных звонков, я тебя жалела, успокаивала, а ты просто наплевал на меня и мои чувства, думая только о себе. Какой же ты эгоист! Я уже говорила ему это. Когда мы шли через поле после неудачной дискотеки. И именно после той моей фразы он изменился в общении со мной. Именно тогда он начал казаться мне настоящим, а не играющим какую-то роль. А теперь этой же фразой все заканчивается. Про то, что еще мне сказал Витя, я промолчала. Я не хочу никого спасать, Стас сам виноват во всем, что происходит в его жизни, и плевать как это серьезно. Пусть разбирается сам. Ему же было плевать на мои чувства, когда он был с ней. Но в следующую секунду настал мой черед ошарашенно замирать. Стас резко взлетел на три ступеньки вверх, оказываясь вровень со мной, и буквально прошипел мне в лицо: — Я поступил с тобой как последняя мразь, когда не защитил и позволил ей себя целовать, я это признаю, но я не настолько низко пал, чтобы спать с ней, и ничто не дает тебе права делать какие-то выводы обо мне. Ты совершенно не знаешь, что сейчас происходит в моей жизни. Вчера я потерял все, что имел, из-за одного росчерка. Он толкнул меня в стену и, перешагивая через две ступеньки, быстро поднялся наверх и ушел в свою комнату. Последнее слово как всегда осталось за ним. *** Саша выходила из разваливающегося ржавого москвича, который они явно поймали на станции, чтобы доехать в эту глушь. Идеальна как всегда. По спине пробежали мурашки от холодного взгляда, каким она меня наградила. Интересно. Сначала бросает по телефону, потом умоляет вернуться, а для полного комплекта говорит, что случился полный пиздец, и она срочно должна приехать. Я несколько дней не знал, как ее продинамить, мне было хорошо с чудачкой, и я не хотел это ломать. Чудачка. Дыхание начинало учащаться только при мысли о ее хорошенькой мордашке, а воспоминания о том, как она тихо стонет от моих поцелуев, заставляли срочно идти принимать холодный душ, чтобы от желания, заполнявшего голову, не взять ее силой после каждого прикосновения. Все долгие отношения с Сашей начинали блекнуть на фоне этого стремительного романа. Не блекли в памяти только воспоминания о том, как я почти сломал свою жизнь из-за этой белокурой сучки. От мыслей отвлекает она же, бросившаяся мне на шею с попыткой поцеловать. Я плотнее сжал губы, но все же обнял девушку в ответ и улыбнулся. Нельзя так быстро выкинуть из жизни пару лет отношений, в которых я отдавался полностью в волю этой бестии. — Неужели не скучал? — она обжигает ухо горячим шепотом и за руку ведет в дом, будто это я ее гость, а не наоборот. — Не особо. С Серым и Витей долгих разговоров не вышло. Лишь быстрое рукопожатие и несколько дежурных фраз. Парни были очень серьезны и сосредоточены каждый в своих мыслях, поэтому Витя почти тут же ушел прогуляться, а Серый взял из холодильника пакет молока, жадно выпил все до последней капли и утер рот рукой, швырнув пустую коробку на стол и удалившись в гостиную. Саша села напротив меня и с легкой улыбкой, поставив голову на ладони, смотрела на меня. — Зачем ты приехала? Мне хотелось скорее выгнать их всех и броситься к чудачке, чтобы всю ночь целовать ее лицо и слушать учащенное дыхание от моих ласк. По спине побежали мурашки от нарастающего возбуждения. — Я скучала, — ее голос казался мне отвратительным и слишком приторным, как и ее духи, от которых начинало тошнить в душном помещении. — Ты сама меня кинула, теперь снова прибежала ко мне. Что случилось? Я согласился, чтобы ты приехала только потому, что ты плакала и не знала что делать. Говори. В голосе звучало равнодушие и скука. Саша хорошо это понимала. — У тебя ведь кто-то есть. Это понятно. Любишь её? Я немного опешил от вопроса, который был слегка не по теме, но глядя в хитро сверкающие глаза Сани, понимал, что отнекиваться бесполезно. Поэтому сухо кивнул, ожидая дальнейшего разговора. — Тогда как думаешь, как твоя подстилка отнесется к тому, что встречается с парнем, которого осудили два месяца назад? Как там условка? Отмечаешься? — я стиснул зубы с такой силой, что почувствовал боль в челюсти. — Она ведь не знает, правда? А ты говорил ей, сколько квартир и магазинов обнес или времени не было? — К чему это всё? Такой глупый шантаж или что это вообще было совершенно не впечатлял. Я расскажу чудачке обо всем, когда захочу, а пока я не буду пачкать эту чистую девчонку в той грязи, где пребывал все время, пока был с Сашей. Условка у меня появилась только из-за того, что я взял всю вину Саши и компании на себя, и их имена даже не упоминаются в деле, благодаря мне. Хотя в тот момент, пока они обносили ту хату, я валялся с ангиной в кровати. — Прости, прости, Стас, — девушка резко бросилась ко мне и обняла за шею, целуя в щеку и прижимаясь лбом к моему затылку, я тут же почувствовал ее теплое дыхание. — Я не знаю, что мне делать. Я просто не хотела, чтобы ты в это ввязывался снова, а ты вроде как и не пытался меня вернуть. Ты уже с другой. Прости, я ревную, я не знаю, что делать. Не знаю, понимаешь? Ты мне стал самым дорогим человеком, а теперь у меня никого нет. Ты меня всегда защищал. Её слова звучали пафосно и неискренне, но все же это был обычный тон Саши. Сплошное притворство. Ее спутанная речь так и не дала мне ничего понять. — Что происходит? — холодно спросил я, уклоняясь от ее прикосновений. — Я хотела, чтобы тебя все обошло стороной. Но не получилось, — она прижалась ко мне и замолчала, тяжело вздыхая то ли от жары, то ли от тяжести произошедшего. А дальше был долгий разговор о том, что же случилось. И я понял, что убежать от того, во что я уже влез не выйдет, и никакие отношения с чудачкой меня уже не исправят. Нас всех замели как подозреваемых в ограблении магазина, который мы вынесли на второй день после моей условки. И теперь меня явно ждало здание с решетками на окнах. Блять. У меня испытательный срок два года. Я получил шанс жить дальше и все проебал. Я совершенно не знал, как это воспринимать. До меня не доходила окончательная суть слов Саши, она затерялась где-то в отдаленных нейронах мозга. Саша сказала, что они заплатили за всех нас огромные деньги, чтобы их и меня выпустили под залог. Я не понимал, как это провернули так, что я не получил даже повестки, а мой адвокат остался не в курсе дела, но значит смогли. Чушь какая-то. Верить Саше явно не стоило. — Слишком мутная история, — я курил, уже не стесняясь, прямо в кухне, сдерживая дрожь в руках от осознания того, что меня посадят. Посадят. Посадят. Это слово постоянно повторялось в голове как назойливая песня. — Стас, я продумала уже все, тебе надо лишь подписать показания, — Саша сидела напротив меня и держала мою левую руку в своих, поглаживая мои пальцы. — У тебя и так условка, мы все понимаем, что это значит. Но так есть шанс, что тебе хотя бы срок скосят. Мы с одним знакомым уже придумали, как нас выгородить. Меня будто шарахнуло током. Она просит, чтобы я подписал какую-то непонятную бумажку, от которой зависит моя жизнь? Девушка начала плакать, закрыв лицо руками. — Пожалуйста, ради всего что между нами было, пожалуйста, Стас. Я же люблю тебя. — Я не буду подписывать никакие бумажки, пока их не прочтет Арсений Викторович. — Тогда, может, выпьем? Я кивнул, и девушка отошла мне за спину, чтобы достать вино из рюкзака. Слышу, как берет стаканы с полки, какой-то долгий шелест и звук открывающейся пробки. Выпиваю залпом два стакана, продумывая как скорее отправить ее восвояси. А потом мысли начинают останавливаться. Все замедлялось. Состояние коматоза. Оно сильнее охватывало меня. Будто мозг постепенно, по одному нейрону отключают. Саша гладит меня по руке, а я вижу это с задержкой в несколько секунд. — Стас, неужели ты никогда не любил меня? — она становится за спину и гладит по волосам. — Любил, — все равно не получается сконцентрироваться на происходящем. — Тогда, может, ты подпишешь всего лишь парочку жалких бумажек, они ведь помогут нам всем не сесть. А ее голос так и манил за собой. Перед глазами сплошной туман. Почему бы не помочь ей? Что в этом такого? Она вкладывает в мои пальцы ручку и подсовывает пару листочков. Выводит подпись моей рукой. Я даже не смотрю на документы. Полная отрешенность. Саша тут же бросилась ко мне, обхватив руками шею, и я робко обнял ее в ответ, стараясь не переходить черту нейтральности. Она продолжала плакать и подняла глаза на меня, тут же коснулась моих губ своими, ее язычок ненавязчиво проскочил в мой рот, заставляя отвечать. Я чувствовал, как рука девушки находится где-то в области моего паха, но не чувствовал ничего. Все еще в непонятном трансе. Будто она меня загипнотизировала и заставляет делать все, что она хочет. Или этого хочу я? Но на самом деле в моих мыслях была совершенно другая девушка. Которая, в отличие от Саши, не заставляла ничего ради нее делать, не заставляла клясться в вечной любви и идти на безумства ради ее блага. И от этого делать всё это хотелось только больше. Вера. Моя Вера. Только вот моей Вере не надо знать, с какой мразью она связалась. Она считает, что я хороший. От этих воспоминаний пробежались мурашки по позвоночнику. Я вспомнил, как она своим маленьким тельцем прижималась ко мне и отдавалась полностью в мою власть, как она гладила меня по волосам и улыбалась. Нет, такой девушке не стоит знать о том, каким я стал из-за Саши. Она знает меня другим, пусть так и останется. Раздались шаги. Я неуклюже отшатнулся от Саши и тут же сел на стул, понимая, что только что потерял человека, которого любил до дрожи и учащенного дыхания, любил также рьяно, как описывается в дешевых романах. Дышать без нее не мог. Но зачем я целовал Сашу? Мысли будто обволакивали меня, подавляя волю. Вера, сохраняя спокойствие, доставала что-то из холодильника. Я не понимал, что делаю, почему позволил Саше оскорблять чудачку, почему не бросился за ней следом. Понимать я начал это не сразу, а лишь когда дурацкие часы на полке пропищали восемь вечера. Саша переглянулась с Серым, который зачем-то шел на второй этаж, и послала меня поймать им машину до станции. Я молча послушался ее и побрел к шоссе. Меня будто разрывало пополам. Я хотел к чудачке, хотел сминать в объятиях ее тонкую талию, целовать шею, чтобы чувствовать приятный аромат ее кожи, хотел, чтобы она меня пожалела. Мне хотелось всё ей рассказать. О том, какая же я мразь. Но я понимал, что девушке будет только хуже от того, что она узнает, а я больше не хотел никого разочаровывать. Я еще помнил глаза отца, когда он услышал о суде и продал дачу, где прошла почти вся его жизнь, чтобы оплатить адвоката. Я не могу простить себе то, как ночью плакала моя мать, зажимая рот рукой, чтобы никто не слышал. Но я-то всё знал. И всё равно вернулся в эту грязь. Но почему? Туман начал рассеиваться, и я абсолютно запутался в произошедшем. Какого хрена я все это делал? И зачем я подписал эту муть? Но теперь выход кажется один. Я не хочу, чтобы еще и Вера разочаровалась во мне. Пусть лучше думает, что я похотливый мудак и просто ей изменил. Меня шарахало от одной мысли к другой, я не знал, что будет правильнее для нас обоих. Черт. Черт. Черт. Я поймал машину, и за полкосаря водитель согласился подкинуть всю эту компанию до станции. Мы подъехали к дому, откуда выходила Саша с Серым. На их лицах не было никаких эмоций, только спокойствие. Откуда-то с речки шел Витя, который исподлобья взглянул на меня и молча сел на переднее сиденье. Саша кинулась мне на шею и прошептала: — Ты должен приехать на следствие через четыре дня. И спасибо тебе. Я все еще люблю тебя, — она быстро приложилась губами к моей шее и мимолетно укусила за мочку уха, улыбнувшись одним уголком рта. — До встречи. Серый грубо толкнул ее в машину и сел следом, ничего не сказав. В доме пусто. Веры не было нигде. Я не знал, зачем ищу ее, но мне позарез нужно было ее увидеть, объяснить хоть что-то. И успокоиться. Сейчас мне по-настоящему становилось страшно от осознания, что сегодня я разрушил свою жизнь. Мерзкий леденящий холодок прошелся по всему телу. Вера не пришла ни через час, ни через два. Я нервно ходил по комнатам и выглядывал в окна. На часах три ночи. Где она может быть в такое время? Я пошел на улицу и закурил. Слишком нервный день. Слишком сложно. Слишком непонятно. Всего было слишком. Я сидел на ступеньках, склонив голову к стене, и боролся со сном. Но даже это у меня не получалось. Девушки все еще не было. Я волновался за нее и понимал, что когда она придет либо убью ее, либо расскажу все и никогда не отпущу от себя.