Восемь жизней

— Сонхи! Это не мое имя, но я все равно оборачиваюсь. Хотя я уже не знаю, кто я. За моей спиной какой-то парень, со светлыми волосами и в желтом пушистом свитере, в белой куртке. Он весь как плюшевый цыпленок. Он бежит ко мне, смеется детским смехом и кричит: — Мэнди убегает! Я смотрю в другую сторону, — там большая собака скачет от нас прочь, влача за собой по земле поводок. Этот парень обгоняет меня и бежит за ней прямо по газону, где написано «Не ходить». Он сворачивает за угол, за кофейню, и их больше не видно. Я стою на улице в незнакомом парке. Только что я ехала в автобусе, но теперь вокруг — другие люди с собаками. Рядом со мной вывеска «Добро пожаловать». Я даже не знаю, какой это город. У меня с собой рюкзак, и я смотрю, что там. Раскрывшаяся мятая книжка, сигареты, наушники, обмотанные вокруг расчески. Телефона нет. Она живет без сотового?.. В кошельке маленькая, просто крошечная фотография какой-то девушки с этим парнем, который только что ушел за собакой. Теперь эта девушка — я. У меня опять новая внешность. Фотографию распечатали из Инстаграма человека с ником «ПакЧимин95». Он там еще и написал «Люблю тебя». Мой новый парень — заложник социальных сетей, а я не пользуюсь телефоном. Этого Чимина долго нет, поэтому я иду в другую сторону. Нет уж, мне нужно, наконец, выбраться отсюда самой, где бы я ни была. Нужно найти себя. Я еще и оборачиваюсь, может, он преследует меня. Но его нет. Я достаю наушники, запутанные в ключах. Может, в этом есть какой-то смысл. Может, стоит понять, кто я теперь. Может, я попадаю сюда не просто так. В плеере все песни — грустные, а книжка в моем — Сонхи — рюкзаке называется «Тошнота». Она вся рваная, будто бы прочитана несколько раз. В конце несколько чистых страниц, там карандашом записаны чьи-то стихи. Наверное, Сонхи. Они — еще мрачнее, чем музыка. Хочется выть от тоски. Никакого намека на светлое будущее. Кажется, жизнь этой Сонхи еще хуже, чем моя, несмотря на то, что ее парень заявляет на весь мир о том, что он ее любит, а моего парня вчера арестовали. — А вот и ты. Побег не удался, потому что я снова вижу этого Чимина. Он возник из ниоткуда, хотя я уже далеко. Тяжело сориентироваться в незнакомом месте. Он с собакой — она мне по пояс. — Я бежал за ней минут десять, — говорит он. — Не так уж просто ее удержать, хоть она еще и щенок. Этот огромный щенок все смотрит на меня, а потом вдруг начинает лаять. Собака так лает, что прохожие оборачиваются на нас. Она обнюхивает мои ноги, а Чимин говорит: — А еще я взял нам кофе. Все время, что он говорит, улыбка не сходит с его лица. В одной руке у него поводок, а в другой — два стакана в картонном держателе. — Это новинки. Я думаю, тебе понравится. Собака обнюхала меня, и больше не лает. У меня в руках плеер, книжка и пачка сигарет, — я достала из рюкзака все, — поэтому Чимин говорит: — Здесь не курят, Сонхи. Слушай, а может, ты бросишь курить? Все время кто-то пытается изменить меня. Мэнди теперь не отходит от меня ни на шаг, и мне приходится взять ее поводок. В стакане кофе — такой сладкий, что нельзя и проглотить. А этот Чимин смотрит на меня и весь светится, поэтому я говорю: — Да, вкусно. Он так счастлив, что обнимает меня за руку, как-то прижимается. Наверное, его Сонхи правда понравился бы этот кофе. Ему лучше знать. Мы идем в другую сторону, потому что я пыталась сбежать. Чимин все держит меня, и уйти теперь точно не удастся. У меня даже нет телефона, чтобы куда-нибудь позвонить или заказать такси. Я бросаю стакан в урну, притворившись, что кофе закончился, а Чимин говорит: — Пошли поедим. Долго ты еще будешь сидеть на диете? Мне скучно, когда ты худеешь. Он дуется, как ребенок, а потом еще сильнее прижимается. На фигуру Сонхи мне плевать, поэтому я говорю: — Пошли. Иногда хорошо побыть кем-то другим, ведь я — настоящая я — тоже сижу на диете. — Правда? — Он сияет от радости, словно поесть у него смысл жизни. — Ты сделаешь это ради меня? Ты ведь никогда не нарушаешь диету. Когда эта Сонхи вернется в свое тело, ей это точно не понравится. И именно потому, что я не она, я говорю: — Ради тебя я сделаю все. А Чимин вдруг так смущается, что закрывает лицо руками. Маленькими детскими ручками, прямо как у меня. У настоящей меня. Я смотрю на свои нынешние руки. У меня тонкие, длинные пальцы пианиста — с них спадают кольца, — черные ногти, а еще торчат вены. Чимин прячется от меня, словно впервые наедине со своей девушкой, улыбается и говорит из укрытия: — Я тебя люблю. Он обнимает меня, просто сжимает в объятиях, и его пушистый свитер колет мне щеку. Я должна что-то ответить, поэтому я говорю: — Я тебя тоже. Получается не очень, как-то сухо и холодно, потому что я вообще не знаю, кто это. И Чимин прижимается к моей руке и говорит: — Это снова ты. Но мне нравятся твои приливы нежности. Ты становишься такой милой. И он тянет меня за щеку, как ребенка, и я вдруг понимаю, что у меня — огромные щеки, прямо как у бурундука. Наверное, Сонхи рассчитывает своими диетами избавиться от них. — А обычно я не милая? Неважно, кто я, — Сонхи или нет. Любой девушке это не понравилось бы. — Нет-нет, ты всегда милая, — говорит он и снова трогает мое лицо, тычет пальцем в щеку. Лучше бы я молчала. Кажется, ему нравятся щеки Сонхи больше, чем ей самой. Мэнди идет впереди нас. Видимо, она совсем не против того, что у нее новая хозяйка. Интересно, поэтому она на меня лаяла? — Кажется, она успокоилась, — говорит Чимин. В кафе, — в это время Мэнди ждет, привязанная у столба, — я выбираю несколько блюд, все самое жирное и вредное, все то, что я не могла себе позволить. Настоящая я. Чимин странно смотрит на меня и говорит: — Знаешь, я думаю, ты затянула с похудением. Если ты так голодаешь, я больше не позволю тебе сидеть на диетах. — Не волнуйся. Я собираюсь съесть все это. Нам приносят три бумажных пакета с едой, и мы выходим на улицу, забираем Мэнди и идем домой. Сонхи возненавидит меня. Впрочем, надо было внимательнее присматривать за своим телом. У них дома — плюшевое царство. Везде пушистые ковры и огромные игрушки, а еще в прихожей висит большой плакат какой-то женской поп-группы. Все участницы там — такие же худые, как и Сонхи. — Черт побери, — говорю я, потому что в гостиной стоит террариум с тарантулом. — Ага, утром ты забыла покормить его, — говорит Чимин с таким видом, словно там не паук, а птичка. — Ты слишком невнимательна к своему питомцу. Я ненавижу насекомых, у меня начинается паника, когда я вижу фотографии пауков, но теперь у меня дома живет огромный тарантул и смотрит на меня своими восемью глазами. Он даже не двигается, только шевелит лапами. Я накрываю его пледом, бросаю издалека. А вдруг он выпрыгнет из террариума? Чимин раскладывает посуду на столе, оборачивается на меня с подозрением и говорит: — Я давно тебе говорю, что он ужасен. У Сонхи маленький желудок, поэтому оставшаяся часть еды досталась Чимину. К тому же, сложно сосредоточиться на курице, когда в двух метрах огромный паук, который хочет съесть тебя. Чимин лежит на диване, улыбается и говорит: — Каждый день бы так. Он берет мою руку, кладет себе на живот и говорит: — Чувствуешь? Я переполнен. А я все оборачиваюсь посмотреть на террариум, накрытый черным пледом. Крышка сидит плотно, но вдруг ему удастся выбраться?.. А этот Чимин, он будто бы делает все, чтобы завладеть вниманием Сонхи. Он вдруг сажает меня к себе на колено, трясет ногой, — так, что я даже подпрыгиваю на месте, — и говорит: — Покатать тебя? Нет, это уже слишком. Такое никто не выдержит. Я вскакиваю, пересаживаюсь на другой конец дивана, — тот, что ближе к пауку. Уж лучше тарантул, чем это. Чимин смеется детским смехом. — Кстати, — говорит он потом, — ты помнишь, какой скоро день? — Наверное, твой день рождения, — говорю я, а потом снова отворачиваюсь. Кажется, плед шевелится? Господи, можно мне снова на кухню того парня в фартуке, поесть его омлет? — Нет! — Чимин обиженно смотрит на меня и говорит: — Девятое декабря. — Что-то особенное произошло в этот день? Вряд ли это то, что рассчитывал услышать Чимин, потому что он резко выпрямляется на диване и недовольно говорит: — У нас годовщина послезавтра! Сегодня какое-то там декабря, хотя еще недавно был октябрь. Я опять попала в будущее. Машина времени больше не нужна. А Чимин говорит: — Так и думал, что ты опять забыла. Ты такая злая! Он отворачивается от меня, складывает руки на груди и смотрит в одну точку, хмуро сведя брови. За весь вечер я не видела его сердитым и даже серьезным, поэтому теперь он выглядит как-то странно. Улыбка идет ему больше. — Ничего смешного! — говорит он и с неудовольствием смотрит на меня. Я говорю: — Я не забыла. Я собиралась сходить кое-куда, но ты испортил весь сюрприз. — Серьезно? — Теперь он опять улыбается, берет меня за руку, словно минуту назад ничего не было, садится рядом и еще кладет голову мне на плечо. Он такой доверчивый. У Сонхи точно будут неприятности — теперь ей еще придется готовить сюрприз к годовщине. И его больше нет. Я просто исчезаю отсюда. Нет Чимина, Сонхи и ее отвратительного паука, а я снова голодная и, кажется, падаю в обморок, хотя сижу. Громкоговоритель объявляет: «Конечная. Автобус дальше не идет. Пожалуйста, выйдите из салона». С каждым разом все сложнее возвращаться. Хочется остаться там навсегда. Хочется сбежать из своей жизни. Хочется просто не быть собой.