Полюби меня, Юнги

      – Здесь стояла наша фотография, - как то жалобно протянула девушка, увидев пустую книжную полку в гостиной, - и твои книги.       – Я старался думать о тебе реже и приучать себя к одиночеству, книги перебрались в студию.       Ын застыла возле полок, растерянно вертя головой в разные стороны. Взяв в руки флакон от одеколона, она осторожно сняла колпачок и чуть поднесла к лицу. Ее руки почти что бросили флакон – она даже не стала возвращать крышку на место.       – А я только недавно купил их, совсем новые, - я растянул ноги на диване, и хлопнув по обивке несколько раз, пригласил побледневшую девушку, - а ты совсем не набираешь вес.       – У моего ребенка вредный характер, он очень разборчив в еде. – она поправила мою вытянутую руку и легла.       – Нашего ребенка - стоило потрепать ее по макушке, как она закрыла глаза.       «Нашего ребенка» - она не сказала этого вслух, но я отчетливо видел как поалевшие губы прошептав это, расплылись в улыбке.       Наконец мимика лица расслабилась, рот приоткрылся в полувздохе, дыхание девушки стало размеренным и глубоким. Я еще долго не мог уснуть, краем глаза наблюдая, как ее детское личико хмурится во сне.       Я проснулся от того, что правая половина тела, на которой я лежал затекла – руку скрывшуюся под копной каштановых волос я не чувствовал. Приподнявшись, я освободился, разминая тело: мышцы пронзали тысячи иголок сразу. Воздух пронизывали теплые лучи весеннего солнца, из-за которых обнажились кружащие под ярко-красным потолком пылинки. Темные волосы лежащей рядом девушки отливали огнивом, а по ее коже скользил теплый луч, который безжалостно хотел подняться вверх и ослепить. Выставив ладонь, я закрыл доступ к ее лицу, однако девушка наоборот недовольно пожмурилась и зевнула:       – Сколько сейчас? – она так и не открыла глаза, а лишь притянула коленки к животу и обхватила их руками.       – Не знаю, хочешь в кровать? – диван, на котором мы лежали был жестким и неудобным для сна.       – Я сейчас встану, хочу кушать. – она сглотнула и открыла глаза, пересекаясь со мной взглядом.       Ее ладони неожиданно быстро оказались на моей шее, я охотно пустил ее в свои объятия наслаждаясь, как ее теплая от солнечных лучей щека упирается мне в плечо. Мои руки тянулись к ее рассыпанным волосам, и я прижимаясь к ней еще крепче ласково стал успокаивать, гладя по голове, как маленькую девочку. Сейчас она и была для меня таковой – слишком нежная, и беззащитная, славно сонный котенок, бредущий в поисках дома и еды.       Она тяжело вздохнула, будто скучала, все это время скучала по таким простым объятиям и любви. Начав от виска, я расцеловал ее лицо, плавно переходя к горячему рту, усложняя и распаляя наш поцелуй. Ее поалевшие щеки явственно давали понять, что ее взбудораженное тело жаждет ласки и чего-то большего, возможно, моих активных действий, но я боялся. Мне было страшно спугнуть ее, напомнить о том, что она наверняка знала, но предпочла забыть. Большие сверкающие глаза днем были наполнены грустью и прощением, будто говорили мне, что у меня есть второй шанс. Ребенок, который по словам матери, не принадлежит Джину, тогда кому?       – На каком ты месяце, солнышко? – отстранившись еле прошептал я ей в губы, - Нам еще можно?       – Седьмая неделя, я не узнавала у доктора – она смущенно потупила взгляд и потянулась к телефону.       Грубо подсчитав от дня рождения Рин, который прошел в конце марта семь недель я осознал.       – Все в порядке, Юнги – она поцеловала меня, но я не мог заставить себя ответить ей, пораженный своим открытием. – Юнги?       Ее вопрос так и застыл в воздухе, а я не смея поднять взгляд от злости сжал руки в кулаки, пытаясь хоть как то высвободить агрессию. Перепуганная девушка, со скоростью молнии вскочила на ноги и болтая извинения стала собирать вещи.       – Ын Хва, пожалуйста – простонал я, впервые осмелившись посмотреть ей в глаза.       – Я… просто… я засиделась у тебя, меня ждет тетя Но. – наконец прошептала она, испуганно закрывала руками живот. Она рассматривала свои тонкие пальцы, либо странную расцветку носков, ее глаза блуждали от одного предмета к другому, но непременно опущены в пол. На ватных ногах я совершил миллиметровое движение вперед, отчего она очнулась от своего оцепенения:       – Если ты меня тронешь, я убью тебя, Юнги, клянусь богом!       – Значит не было никакой амнезии, и ты все помнишь? – сейчас в моем голосе вновь явственно чувствовалась агрессия, которая могла спугнуть ее. – Это же мой ребенок, потому что я тебя изнасиловал в тот чертов день рождения Рин! Беспомощно я рухнул на пол, с болью осознавал свой уровень кретинизма. Во мне вновь вскипели те чувства, которые я с успехом смог залить алкоголем и спрятать глубоко внутри, чтобы они ежедневно мне не досаждали.       – Ты все еще боишься. – я не смел поднимать глаза, чтобы не пугать ее еще больше.       – Да, боюсь. – внезапно мои дрожавшие руки обхватили маленькие ладони. – Я боюсь тебя, когда ты зол. Или когда пьян, когда кричишь на меня, дрожишь от ненависти, я действительно боюсь тебя. Боюсь и хочу забыть тебя, но заставляю себя каждый день думать о том, насколько ты мне помог, о том, что любила тебя когда-то больше всех на свете.       Она с воем продолжала говорить, но я ее уже не слушал. Мои уши заполонили страх и жгучее чувство разочарования, которые вырвались, при удобном случае. Кровь пульсировала по вискам, расплавляя все, что находилось перед моими глазами. Я не мог сфокусироваться на лице Ын, и все что мог видеть перед собой сейчас – ее хрупкие плечи, заметно дрожавшие и трясущиеся от каждого рыдания. Обессилев от собственных глупых мыслей, я рухнул на пол, но прежде чем моя тяжелая голова встретилась с полом, ее руки успели схватить меня за плечи.

Глупое сердце, зачем тебе так тесно в груди?

      – Юнги, ты спишь? – мои волосы аккуратно потрепали, запуская цепь мурашек по телу.       – Нет, - от того как прогнусавил мой голос мне впервые стало стыдно. Хотя разумом я понимал, что моя получасовая истерика с вылитыми на подол юбки девушки слезами выглядела куда более смущающе, чем то что мой голос сейчас прозвучал как фальцет.       –Куда слабее, чем я – посмеялась она мне в лицо. – дать номерок клиники?       – Ты еще смеешь шутить в такой ситуации!       В моей душе была пустота, которой я искренне радовался. Впервые, я почувствовал, что прожил эту боль, которая поглощала меня изнутри, и она оставив гнусные ожоги на моем теле, наконец-то покинула меня. Обхватив ее ноги, я засмеялся вместе с ней, впервые наполняя свой разум чем-то кристально чистым и добрым за последние полгода, что были в моей жизни.       Любовь наконец-то пустила корни в наших израненных сердцах, и я, поглаживая уже ставший внушительных размеров живот расплылась бесформенной лепешкой по садовым качелям. Юнги братом перекидывались бейсбольным мячом, играя недалеко от террасы, а я наслаждалась теплым поздним летом. Нужно было раньше перебраться в дом семьи Мин, но я стеснялась. Июль в городе выдался чрезвычайно душным: жара, гонимый с Китая грязный воздух и пыль не давали никакого шанса прогулкам и мы просидели в четырех стенах квартиры, в конце месяца получив приличный счет за электричество – расплата за кондиционер, который работал даже ночью.       В конце концов, Юнги, одним утром с загадочным видом разбудив меня сообщил, что мы едем в путешествие. Я тогда еще довольно стройненькая в закрытом пляжном платье поскакала по всей комнате, по пути откапывая все-все купальники и майки, наивно рассчитывая, что у моего парня в кармане два билета до Вьетнама.       Вьетнам оказался куда ближе, примерно в трехстах километрах от нашей столицы, Юнги забронировал роскошные апартаменты, а нашими соседями по комнате оказались его невестка и брат.       К счастью, вся родня Юнги оказалась добродушной ко мне, мать, сразу смекнувшая по моему отказу от алкоголя на первом ужине в честь знакомства от вина, что к чему быстро взяла меня под опеку. Во многом благодаря ей, я сейчас не могу даже завязать шнурки самой себе на обуви. Отец был также немногословен как и Юнги, когда имел привычку уходить в себя, я отметила поразительное сходство характеров младшего сына и отца. Они одинаково долго рассуждали, если начинали говорить о чем-либо, могли отстраненно беседовать о чем-то недостижимом для меня часами, попеременно то соглашаясь то отрицая предмет своего разговора. Но несмотря на это мне нравилось в доме – он был живым, каждая из комнат была наполнена голосами, смехом, шумом играющей музыки или какого-нибудь шоу. Первые дни я была скована, и стеснялась даже, лишний раз сходить в туалет, но и каждую ночь уговаривала Юна отвезти меня в душный и невыносимый город.       Он отказывался, хмуро обвиняя меня в неприятии его семьи.       – Если так хочешь, я отвезу тебя завтра, - не вытерпел он, - но тогда я буду работать в студии. Не собираюсь зря тратить время под адским пеклом.       – Как будто ты сейчас его не зря тратишь. – буркнула я себе под нос, но все же задумалась. Юнги, который пропадал в студии сутками напролет, возвращаясь домой с жуткими синяками и красными глазами совершенно мне не нравился – уставал так, что даже забывал раздеться и мог заснуть прямо в кресле, что уж говорить о внимании ко мне? Хоть я и не была согласна на такой расклад, просто промолчать и согласиться с его мнением я не могла. Но серьезные аргументы уже были высказаны и теперь, мне приходилось давить на жалость, пилить его, чтобы хоть как-то достучаться.       – Мне не нравится тут, в городе мы были только вдвоем, всегда рядом. А здесь? Здесь я даже поцеловать тебя не могу, когда этого захочу! – обвинив его, я отвернулась и потупила глаза, чтобы он не мог в них заглянуть.       – Это почему же? – странно, но в голосе вместо ответного аргумента я явно слышала хитринку. Этот лис что-то задумал? Тем делом он продолжил. – Ну, почему ты не можешь меня поцеловать, а? Я же могу запросто к тебе подойти и сделать так. Последние слова он прошептал в мое ухо, одновременно скользя под ткань футболки рукой к груди.       – Глупышка, - я только собиралась сказать ему, чтобы он убрал от меня свои лапища и даже приготовила приказной тон, как его зубы сомкнулись на моей мочке уха, пропуская по телу волну желания и заставляя дрожать. – Как же мне надоели твои разговоры. Теплая и влажная волна скользнула по изгибу уха, на миг проникая внутрь, отчего тело покрылось мурашками а губы разомкнулись сами собой. Протестовать было бессмысленно, тем более мое тело уже явно сдало оборону – рука повела пальцы парня ниже, заставляя ласкать и приносить желанное удовольствие там, где мне это хотелось больше всего. Раздевание сейчас происходило с немыслимой скоростью - один за другим на пол летели его и мои вещи, и каждый старался выиграть в этой гонке, то есть стащить с другого больше одежды.       – Это надо оставить – Юн мельком взглянув на новый верх от атласного белья, туго приподнявшие увеличившуюся грудь, присвистнул. – Ты такая сексуальная. Надень пожалуйста.       Он накрыл мои глаза маской для сна, так что я закрыла глаза и попыталась расслабиться. Но мое тело было натянуто как струна, и когда по моим икрам скользнула что-то мягкое и щекочущее, я мое тело дернулось в конвульсиях. Перо медленно скользило по ноге, пока, наконец, не успокоилось в районе бедра: касание мягко затихло на внутренней части и на секунду я успела передохнуть. Спустя секунду я почувствовала, как что-то весомее и горячее окатило кожу – парень продвигался медленными поцелуями все выше и выше. Я смущенно напрягла ноги, пытаясь его отстранить, однако сильные руки надавили на меня, удерживая:       – Не дергайся, пожалуйста.       Я чувствовала стыд и неловкость, и просила перестать, но Юнги продолжал ласкать меня, изредка кусаясь и помогая себе пальцами.       – Юнги остановись, пожалуйста – бессильно шептала я, сминая руками одеяло.       – Остановиться? – и вновь этот лисий тон, который не предвещал ничего хорошего. Он поглаживал пальцами мои половые губы, после чего я почувствовала как его палец начинает изучать меня изнутри. – Ты уверена?       Пытаясь прокусить мою ключицу, он продолжал мучить меня теперь уже пустив в ход два пальца, которые с бесстыдством продолжали меня терзать, распаляя еще больше, но не давая желанной разрядки.       Очередное ловкое движение заставило меня выгнуться и буквально простонала о своем желании, после чего наконец-то надо мной сжалились. Юнги внезапно стал очень нежным и ласковым, обходительно целуя каждый миллиметр тела, куда дотягивались его губы. Руки скользили по бокам, а сам он пошло хрипя продолжал двигаться внутри меня:       – Я сейчас, - он жадно прохрипел спустя уже спустя пять минут, как мы только начали.       Меня такой расклад совершенно не устраивал, и хоть я и получила свою порцию удовольствия, когда он самозабвенно впечатывал мое тело в кровать, мне этого было мало. Последнюю неделю наши прикосновения свелись к минимуму, и конечно я скучала по нему.       – Я хочу быть сверху, - пропищала я, сдавленно тяжестью мужского тела.       – Что? – ошалелые глаза сверкнули недоумением, будто я сказала какую-то явную глупость.       Не дав ему шелохнуться и прийти в себя, я с усилием выползла из его объятий и перевернувшись толкнула парня на спину. Разочарованно вздохнув парень все же принял условия моей игры, и чуть погладил по плечу. Я раскрылась навстречу ему отдаваясь с новой силой волнам удовольствия, которые накатывали одна за другой. Наши тела завибрировали от напряжения и усталости, скопившейся за долгую неделю пребывания в этом неуютном для меня месте. Придавая уверенности парню моя дрожь в теле постепенно сводила долгими приятными спазмами, и он уверенно притянув меня к себе поцеловал. Его прикосновение было нежным и обольстительным, словно дурман. Доводись вам попробовать в легком подпитие свою первую в жизни сигарету, чувствуя как горький туман заставляет оцепенеть нервные клетки в организме и почувствовать легкое головокружение, мои состояние было сейчас именно таким. Правда, все клетки куда более остро реагировали на все его прикосновения, а разум кристально чист.       Пошло прохрипев, парень аккуратно опустил меня рядом с собой и отдышался целую минуту, как после тяжелого марафона.        Парень надел спортивные брюки, после чего укутав меня одеялом, притянул к себе и нежно расцеловал в обе щеки: «Люблю тебя».       Сквозь полудрему я почувствовала как мою руку обволакивают его тонкие руки пианиста, нежно очерчивая безымянный палец, после чего я чувствую как рука заметно тяжелеет. Холодный металл случайно соприкасается с чем-то и звонким эхом распространяется по комнате.       – Угадал с размером, - не стесняясь ехидно произносит он, и уже чуть нежнее добавляет. – Спи, моя любовь, завтра ты станешь моей невестой.       Рука становится легкой как пушинка, и я теснее прижимаясь к мужскому теплому телу, окончательно засыпаю.       Любовь наконец-то пустила корни в наших израненных сердцах, и я, поглаживая уже ставший внушительных размеров живот расплылась бесформенной лепешкой по садовым качелям. Юнги братом перекидывались бейсбольным мячом, играя недалеко от террасы, а я наслаждалась теплым поздним летом, изредка заглядываясь, как россыпь камней на моем безымянном пальце рассеивают солнечные лучи по всему помещению.