Полюби меня, Юнги

      — Все хорошо, тетя Но, не переживайте, я вернусь через неделю, — в другом конце трубки послышался грустный вздох. Тетя переживала за меня будто за собственную дочь, поэтому я старалась звонить ей как можно чаще. Еще раз заверив ее, что я смогла поесть нормальную еду, я попрощалась.       — Куда вернешься? — Юнги вновь оказался рядом со мной, но теперь в свободном пространстве холла дышать было легче, чем в душной аудитории.       — Домой. — я переборола желание поднять глаза, сосредоточившись на блеклом экране телефона.       — Понятно, — протяжно повторил парень уже дважды, — слушай, может пойдем поедим где-нибудь? Вместе.       Не самая лучшая идея, Юнги.       — У меня много дел, наверное не получится. — распахнув сумку, я вытащила из нее блокнот.       В общем, все что угодно, лишь бы не встречаться с парой задумчивых глаз, зорко наблюдавших за мной. Переписав расписание аккуратными столбиками на одну страницу, я стала терпеливо просматривать записи.       — Вот тут ошибка, — парень придвинувшись указал на среду, — все пары в этот день отменены: библиотечный день.       Его тонкая рука находилась на опасно-близком расстоянии от моей, едва не касаясь кожи. От удивления я совершенно забылась: стоило повернуть голову, как я оказалась напротив проницательных глаз. Юнги чуть поднял уголки губ:       — Я хочу угостить тебя чем-то вкусным. — мою щеку опалил теплый воздух.       Вдох-выдох. Жжение. Его запах, он сам, так близко от меня. Слишком поздно.       Закрыв рот рукой, я побежала к ближайшему туалету. Из-за того, что я долго не ела меня рвало желчью: желтая едкая слизь драла горло и оставляла мерзкий привкус на языке. Чувство тошноты было отвратительным, рефлекс был многократным, при этом я могла извергать из себя лишь пару ложек кислоты, а чувство облегчения не наступало. Заплакав от бессилия, я сползла на колени, желая лишь скорее унять дрожь и желание выплюнуть внутренние органы из себя.       — Ын, с тобой все в порядке? — по двери кабинки постучали. — Открой дверь пожалуйста.       — Я в порядке, — я хотела парня попросить уйти, но очередной спазм скрутил тело и закашлявшись я вновь склонилась, чтобы выплюнуть. В этот момент я почувствовала, как рассыпавшиеся по плечам волосы руки парня собирают в хвост: перехватив мои волосы в правый кулак, левой рукой он гладит меня по спине, пытаясь унять кашель.       — Тише, тише, тише… — его полушепот эхом распространяется по кафельным стенам, и прерывается лишь моим громким кашлем. — Идем.       Прижав к себе, Юнги выводит меня из кабинки и подводит к раковине. Намочив руки, он протягивает ладони к моему лицу, чтобы привести чувство, но этим лишь усугубляет ситуацию: мне вновь стало не хватать воздуха.       Замотав головой, я попятилась назад, но парень ловко преодолев расстояние между нами, вновь тычет в меня своими пропахшими сигаретами пальцами:       — Нет, — во мне откуда-то появились силы, чтобы оттолкнуть его, и достаточно сильно, но в тот же момент нервные клетки раздражаются и меня накатывает очередной позыв опустошить свой желудок.       Осознав свой промах, парень вытаскивает из кармана носовой платок, но повертев его в руках, застывает, после чего очень быстро подносит к губам и принюхивается.       Поняв, что он сам и является раздражителем, бросает скомканную ткань на пол, и отступает от меня, предоставляя пространство для воздуха.       — Я подожду снаружи. Не закрывай дверь кабинки.       Хмыкнув что-то в ответ, я дошла до раковины и ополоснула лицо. Холодная вода немного привела в чувство, и я смогла наконец-то сполоснуть рот от горечи. Я чувствовала себя отвратительно — по ощущениям, будто переживаешь сильнейшее алкогольное похмелье, когда руки трясутся, а перед глазами все расплывается и режет яркий свет.       На выходе из царства кафельной плитки, насквозь пропахшей кислым запахом, меня ожидал обеспокоенный Юнги.       Не сказав не слова, он лишь пропустил меня по коридору вперед, после чего пошел следом — чуть держа дистанцию. Он поравнялся со мной лишь у дороги после ворот университета:       — Моя машина на парковке. Отвезу куда скажешь. — безапелляционным тоном произнес он. — Но сначала, поедем в больницу.       — Нет, — я отмахнулась от его предложения, — я не поеду в больницу.       — А вдруг что-то серьезное… Отравление? Или может быть… — он внезапно замолчал, периферийным зрением я заметила, как он в задумчивости чешет голову.       Не выдержав его погруженности в себя я возразила:       — Или я просто не хочу в больницу?       Я встретилась с его глазами, однако в этот самый момент он вместо ответа мне продолжил ранее начатую фразу:       — Ты беременна?.. — это был вовсе не вопрос, и парень увидев мою реакцию все понял.       Он машинально вытянул руку и очертил пальцами слегка округлившийся живот, убеждаясь в правильности своей догадки. Я завороженно наблюдала, как его ладонь трепеща раскрывалась, пытаясь почувствовать зарождавшуюся во мне новую жизнь.       Я заметила его взгляд, чуть прикрытый и как бы искоса смущенный. Этот взгляд говорил мне о том, что он восторжен мной, что он чувствует чудо внутри меня.       — Джин наверное счастлив, — впервые он говорил о нем без злобы ненависти, — я бы на его месте был.       Он улыбнулся мне грустной, но ослепительной улыбкой, в которой читалась радость, действительно искренняя радость за меня:       — Как же хочется тебя обнять… — опустив руки, он смотрел на меня прямым и добрым взглядом, покопавшись в кармане, он что-то вытащил, но пальцы все еще скрывали предмет. — Мне нужно извинится перед тобой, правда. Я творил ужасные вещи, потому что я эгоистичный придурок, считавший, что только мои чувства к тебе имеют значение, и я был не прав. Прости, что оскорблял тебя, причинил столько боли и насильно … то есть так жестоко обошелся.       Он раскрыл мою ладонь вкладывая украшение — подвеску звездочку, которую я думала, что потеряла.       — Ты всегда была для меня яркой звездочкой, Ын, — он внезапно усмехнулся, — не верю, говорю сейчас такие вещи.       Знаете, что объединяет людей больше всего на свете? Это смех: мы одновременно засмеялись над глуповатым видом парня и этим неловким разговором. Я была искренне тронута этими словами и многозначительным и куда более красноречивым молчанием парня.       После смерти близкого человека проходят месяцы, прежде чем разум окончательно принимает факт физического отсутствия ушедшего. Мне стыдно говорить об этом, но я неоднократно лежа в постели обнимала себя руками, представляя себя маленькой девочкой в объятиях любящего отца, а после и парня. Я искала их образы, периодически копалась в документах и в пыльных одеждах, стараясь испытать необходимые мне для выживания прикосновения со стороны родных. Что-то наподобие фантомных болей постоянно мучало меня — я знала эти ощущения вдоль и поперек, я бы узнала их из миллионов и миллиардов, я могла рассказать наизусть обо всех морщинках и неровностях цвета кожи, температуре тела, мозолях и шершавостях ладоней, но не могла самого главного — почувствовать теплоту рук, увидеть блеск живых глаз. Слишком желанные эмоции были недоступны для меня. Но я знала, как их восполнить — ведь прикосновения человека, в которого ты влюблен имеют целебную силу, и именно через прикосновения Юнги, я ощущала себя живой. Касания, наполненные его добрыми намерениями делали меня сильнее, оберегали и успокаивали.       Возможно, мы воспринимаем на тактильном уровне куда больше чем можем себе представить. Ведь когда парень, с отцовской заботой прикоснулся к моему малышу я почувствовала тепло, все мои переживания улетучились моментально. Невидимая связь ребенка и отца тонкими нитками окутала и материнское сердце, заживляя все вскрытые раны и ожоги. Я осознала, что он связан с ребенком так же сильно как и я, и я не вправе вмешиваться. Как глубока я была бы несчастна, если бы не знала отцовской любви? Ответ на этот вопрос давал еще большую пищу для размышлений — вправе ли я принимать подобное решение в отношении своего малыша и лишить его того, без чего сама не представила бы своего счастливого детства?       — Я могу задержать дыхание. — набрав в легкие побольше воздуха я шагнула навстречу парню. — Обнимешь меня?       Закружив мое тело в воздухе он обернулся вокруг своей оси несколько раз, крепко прижимая меня к себе. Я пропустила руки над его плечами обвивая шею, и крепко жмурясь с непривычки. Его щека нежно потерлась об мое плечо и через секунду я ощутила, как пробиваясь сквозь растрепанные локоны моих волос парень медленно и нежно прижимается губами к шее. Освободив руку, он стягивает с меня шейный платок, после чего прикладывает руку к груди, и полностью застывает, скользя пальцем по яремной впадине. Я ощущаю, какое внимание приковано к моей шее, стоило нервно сглотнуть, как его пальцы следуя за движением тела опустили еще ниже. Проскользнув мимо груди, он приобнял меня за живот, и вновь это незатейливое прикосновение взволновало меня куда больше чем все остальное и заставило открыть глаза. Обвиняя себя в безумии и очередной глупости я склонилась на плечо парня.       Вдох-выдох.       Его парфюм был все еще приторно-мускусным, но ветровка была пропитана и запахом сигарет, который, честно говоря, мне начал нравится, после того как я сама закурила.       — Курить охота… — я без единой задней мысли озвучила свое желание, до конца не осознавая, что уже как минуту вдыхаю удушающий запах парня.       — Стоп, ты куришь? — он развернул меня, голос моментально стал ледяным. — Я запрещаю тебе, слышишь?! Не смей вредить нашему малышу.       Осознав, что только что ляпнул, он прикусил язык.       — Наш малыш? — я с горечью повторила его слова, лишь потом до меня дошло, что из-за своей лжи я не могу признаться ему, что это действительно его ребенок.       — Черт, то есть нет, — он растерянно уставился в асфальт, попутно выпуская меня из объятий. Все наше хрупкое счастье вмиг развалилось. — Не смей вредить ни себе, ни ребенку — вот что я хотел сказать. Ким может разрешать тебе все что угодно, как отец ребенка, но я нет.       — Сокджин не может что-то разрешать, не он отец ребенка. — я набралась храбрости и на одном дыхание проговорила. — Честно говоря, не уверена, что мне известно кто отец ребёнка.       - Раз ты моя девушка, то и этот ребёнок мой. - он перебил меня. - Отныне не смей думать иначе.       Думаю, ему не легко дались эти слова, даже у меня от воспоминаний того ужасного вечера испортилось настроение.       - Юнги, ты все еще любишь меня? - я хотела знать ответ на этот самый глупый вопрос, волновавший меня с момента нашего расставания.       - Больше всех на свете, глупышка.