***
— Привет. — Привет. Айзек замялся в дверях — гримерка была большая и общая; и в ней отводилось достаточно места именно под ведущих артистов, а такие, как Скотт, жались к стене. И все-таки он был здесь, в самом затхлом углу гримерной. Стоял рядом со Скоттом и почему-то избегал смотреть глаза в глаза. Волк сразу завыл о неладном. — Что-то случилось? — Скотт вскинул голову, едва не подавившись этих нелепым, глупым рвением защищать. Айзек более показательно потупился в пол. — Нет, — от него, слава богам, не веяло страхом. Но что-то — все равно — было не так. Скотт, чувствуя нарастающую тревогу, двинулся ему навстречу. Айзек озабоченно покрутил в руках золотой шлем. Волк встал на задние лапы. — Я... — он задержал дыхание; пальцы быстро-быстро огладили металлические края. — Я говорил со Стайлзом. Ох. Его подкосило. Волк внутри — напряженный, хотя тоже сбитый с толку — сморгнул и уронил голову на лапы, трусливо поджав хвост. Наверное, сейчас и ему — очередному никудышному герою — скажут что-то из разряда "спасибо, но больше так не надо". Скотт опасливо сглотнул. Заставил себя силой воли (хотя она держалась на соплях) поднять взгляд. Айзек цвел ярко-алым румянцем и терпким запахом хвои. И, видимо, пытался найти слова. — Я... — Прости? Кажется, он опешил. Дернулся весь, сразу как-то подобрался, раздался в плечах, будто вспомнив про свой рост и волчью мощь. Глянул прямо — будто обжег. — Напротив, — даже голос стал немного бодрее ("немного" — кодовое слово), — я пришел спросить тебя... Щеки вспыхнули ярче. Краска стекла до шеи и пропала за золотым ожерельем и под крыльями тяжелого плаща. Ох, он действительно был похож на красивого и нежного солнечного бога. Скотт так сильно любил его в этот момент. — Я пришел спросить... не хочешь ли ты, Скотт, — о, Скотт хотел; что бы там ни было — он хотел этого очень, очень сильно. — Не хочешь ли ты, Скотт... поцеловать меня?.. Пожалуйста? Возможно, болтливость Стайлза не всегда шла им на пользу, но в этот конкретный миг Скотт был ему благодарен. Ведь целовать молодого греческого бога — пускай и не совсем настоящего — оказалось до дрожи приятно.Божество
25 апреля 2022 г. в 23:40
Что ж, возможно это с самого начала было не лучшей идеей. Школьная постановка. Деревянные кубы, выкрашенные под мрамор. Позолоченные доспехи. Айзек в этом гребанном костюме Олимпийского бога (вариация от тренера Финстока). Скотт в массовке древнегреческой армии.
Конечно, со стороны и для широкой публики — это продуманный ход. Как привлечь в стены школы больше мальчиков и девочек, сходящих с ума по истории или искусству, а потом запихнуть их в спортивную команду или в группу чирлидерш? Надо признать, тренер всегда отличался смекалкой.
В общем, со стороны и для масс постановка — высший пилотаж.
В масштабе одного человека (Скотта) она оказалась провалом.
Всех убеждений и идеалов, ага. Из разряда "я больше не смогу смотреть на свою девушку, потому что видел друга в тунике и остался неравнодушен". Натуральный провал.
Кира под это дело тихонько отползла — сначала дружить с Малией, потом (внезапно) встречаться с ней же. Скотт отпустил и благословил. Даже завидовал немножко: Кира выглядела по-настоящему счастливой, когда держалась с Малией за руки или целовалась в темных уголках коридоров.
А он... ну, вы помните? Провал. О котором не говорят с родными (хотя Стайлз все понял, Стайлз всегда все понимал). В котором не признаются (Стайлз считал иначе и не видел проблемы). О котором даже не...
Ох, об этом сложно было не думать.
Айзеку шел золотой. И быть на какую-то часть обнаженным. Вскидывать надменно голову, царственно вести плечом. Ему шла постановка, от первой и до последней строчки. Скотт тихонько умирал за кулисами, когда он, горделиво выйдя под свет софитов, обвинял очередного героя в геройской профнепригодности. Или рассуждал о том, как будет запрягать в колесницу Солнца своих коней.
Айзеку шло все. Кроме самого Скотта.
Хотя Стайлз — снова — был другого мнения. Для него все было просто.