***
— Мам. Айзек несколько раз трусливо срывает попытки Скотта рассказать все за семейным ужином: пинает его под столом или ласково оглаживает пальцами голень так, что МакКолл теряет дар речи. Он знает, это подло и низко. Да. Но он не готов рисковать так сильно. Пожалуй, лучше он один отправится на разборки со стаей альф. Или нагрубит тренеру. Или сделает еще какую-нибудь несусветную глупость, способную привести к летальному исходу. Но не признается. Не сейчас. Айзек напуган, но честен: он просто боится потерять Скотта. Потерять все, что они с таким трудом строили последние месяцы. Впрочем, МакКолл — упертый баран. Всегда им был, есть и наверняка еще не один год будет. И он притаскивает его поутру, разморенного от сна и долгих утренних поцелуев, на божий суд под родительскую дверь. — Можно? Айзек не успевает ни возразить, ни дернуться прочь — после утвердительного возгласа Скотт с силой распахивает дверь. И предстает перед собственной матерью крепко сжимающим чужую руку. Руку парня. Его, Айзека, руку. Неудобняк получается. — Мам, это мой парень. — Извините, миссис МакКолл. Они говорят одновременно, и это неловко. Это по-детски наивно. В любой другой ситуации Айзек бы вдоволь посмеялся над происходящим, но только не сейчас. Сейчас у него начинают трястись поджилки. И холодный пот ручьем стекает по виску. — Мы с Айзеком встречаемся. — Это не то, что Вы подумали! Скотт стреляет в него убийственным взглядом. Крепче сжимает пальцы. И Айзек теряется: улыбаться ему или уже начать плакать? Он ощущает себя загнанным в угол и очень потерянным. Чувство такое, будто еще немного, и он слетит вниз с невидимой скалы. — Я люблю его. — Я уже собираю вещи. Мелисса со смешком выгибает бровь, когда они в третий раз говорят вместе и — в то же время — абсолютно противоположные вещи. И ведет по воздуху сухим тонким пальцем. Он описывает смертельную дугу и указывает ровно на них. На Скотта. И на него, Айзека. — Замолчите оба, — она критично оглядывает каждого с головы до ног. — Могли бы и одеться получше для подобного разговора. Серьезно, оба в пижамах? Впрочем, неважно. Поговорим за столом. Айзек уверен, что это падение. Еще пара минут, и он разобьется насмерть.***
Мелисса выясняет все до последней мелочи — а она точно медсестра? не коп? — и потом вдруг одобрительно кивает. — Кажется, — она легко треплет Скотта по макушке, будто нашкодившего ребенка, — у тебя это впервые так серьезно. — Но Эллисон! — Не смей перебивать мать, — шикает миссис МакКолл и теперь прикасается и к волосам Айзека. — У тебя даже на лбу написано: то, что происходит сейчас, ощущается совсем иначе. И я рада. И вашим отношениям, и тому, что я смогу их контролировать. Стоп. В смысле? Они очумело переглядываются. Контролировать? Айзек живо представляет, как Мелисса с секундомером стоит под дверью их общей спальни. Или вслушивается в каждый разговор. От фантазий в горле застывает ком. О. Нет. — Господи, — прыскает Мелисса, — я пошутила. Видели бы вы свои лица, дети. — И легко поднимается. — Мытье посуды за вами. Мне пора на работу. Люблю, целую! Хорошего дня! Через минуту хлопает входная дверь. Айзек сперва даже поверить не может в то, что это не шутка. Что Мелисса — что-о? — приняла их. И сделала это легко, непринужденно. Естественно. А Скотт протягивает руки через стол и ласково переплетает их пальцы. — Видишь, — проникновенно шепчет он, — оказалось не так страшно. Айзек сцепляет зубы. Внутренний волк называет это судьбой; ему, пожалуй, стоит доверять чуть больше. Но Айзек снова боит... Айзек вздыхает. Усилием вытесняет из мыслей страх. И слитным движением выбрасывает тело вперед, обхватывая МакКолла за шею, притягивая к себе. — Ты невозможный, — Скотт смеется ему в губы. И целует. Сладко и нежно. Вкладывая в свои касания какую-то неизвестную им до этого мига трепетность. Возможно, у них и правда... и правда все серьезно. Подумать только!