Fortuna

      Он шагает по мостовой в направлении таверны; шлепает по грязным лужам, торопится и бурчит себе под нос какую-то гадость, морщится и кривится от едкого смрада, засевшего в воздухе, подобно клещу. Его не должно быть здесь, определённо не должно, но одна особая личность никак не пожелала оставить его в покое. Точно не сегодня и точно не сейчас.       Портовый город утопает в душной ночи. Повсюду вонь от грязных луж и той, характерной для таких населённых пунктов, сырости и влажности, что несёт собой море. Небо над головой заволокло серым полотном туч, все вокруг слабо напряжено и наэлектризовано, как бывает перед грозой. Даже тихо, если попытаться прислушаться к ночным звукам и абстрагироваться от шума пьяных улиц. Сейчас он неподалёку от гавани, где стоит на якоре его прекрасный, быстроходный "Козерог" - вот именно на нем он и должен быть сейчас и как можно дальше отсюда, глубже в море и лёжа в своей уютной каюте. Но ветра судьбы неожиданно решили сменить курс.       Бар на первом этаже постоялого двора встречает его переплетением ещё более мерзких ароматов. В нос бьёт острой дымной завесой, алкогольным перегаром, ещё какой-то дрянью; пират, не замедляясь, идёт вглубь, на ходу снимает шляпу в приветствии перед хозяином дома, грубо расчищает себе путь, отталкивая особо активных, хмурится, цокает каблуком. Подойдя к нужной двери в дальнем конце зала возле лестницы на второй этаж, он стучит четырежды по дереву, выжидает секунды три, а потом заходит, громко хлопнув дверью за собой. Когда есть лишние монеты за пазухой, можно отужинать вот в такой махонькой, но чистой, а самое главное - уединенной комнатке без окон и с засовом на дверях и, допустим, совершить какую-нибудь очень выгодную сделку за приятной трапезой при свечах.       Собственно говоря, Накахара сюда за этим и пришёл.       Мори сидит на противоположной от входа стороне за квадратным столом, укрытым бардовой тканью; его лицо неярко освещается от высокого канделябра с десятком свечей. За спиной на стенах тоже горят подобные конструкции. Молодой пират, только что вошедший в этот покойный мир главы одной из крупнейших здесь, на южных островах, Восточной торговой кампании, по привычке держит возле сердца свою треуголку и хмуро смотрит прямо в алые глаза напротив. - Не присядешь? - негромко спрашивает мужчина, предлагая свободный стул перед пиратом; начищенные тарелки, кубки и столовые приборы на столе пусто переливаются дрогнувшими отражениями потревоженных дыханием огоньков. Но Накахара и не думает рассиживаться в этом злачном месте. Вместо этого он с громким хлопком ладоней по поверхности так, что задрожала вся посуда, а канделябр опасно закачался, плеснув на ткань горячим воском, склонился чуть ближе к собеседнику и молвил: - Что тебе ещё от меня надо? - его голос был чертовски уставшим и раздраженным, а глаза в золотом свечении прыгующего пламени были воспалены от недосыпа. На данный момент его уже мало что волновало; не имело значения ровным счетом ничего, кроме этого дерзкого ублюдка, посмевшего потревожить далеко не самого доброжелательного преступника этих земель. Опять! Но сейчас они, увы, не в море, они на территории пиратов, в официально признанной столице разбоя и грабежа, а здесь не работают законы цивилизованного мира. Здесь чтут Кодекс. Пиратский кодекс, где ни черта правды и отсутствует всякое понятие о морали. - У меня есть к тебе выгодное предложение, - спокойно объясняет Мори, сцепив пальцы горизонтально на уровне подбородка и не сводя пристального взгляда с юноши. Слишком молодого для такой устрашающей репутации. Но факты на лицо, Огай сам видел, на что способен этот юный король Козерогов. - Прошу, отужинай со мной. В последний раз. И отведай моего эльфийского вина, высшей пробы.       Накахара усмехается, отодвигая стул. - Эльфийского? Ты, верно, смеешься надо мной, Ринтаро? - он вальготно устраивается на сидении, широко раставив ноги. - Эльфы - всего лишь легенда, не более. Их никто не видел уже больше сотни лет. А вино - так и подавно. Ты кому пытаешься зубы заговорить? - А ты попробуй - оно того точно стоит.       Тонкой рукой в изящной перчатке Мори уже сам разливает кровавый напиток по бокалам; на недовольно поджатые губы оппонента он лишь улыбается и вручает тому заветный кубок. За спиной, сквозь толщу стен доносятся приглушенные звуки потихоньку затихающей таверны, вяло переливается на слуху невнятная ругань опьяневшей швали, грубые выкрики которой иногда пронзительно рвут полотно звукового фона, широкий бас грозного хозяина нравоучительно выпроваживает особо буйных глухим пинком во двор, а остальные просто неразборчиво переговариваются по углам, сетуя на свою нелегкую жизнь. Пират отстраненно наблюдает, как колеблется вино, стукаясь о тускло поблескивающие стенки всякий раз, как он наклоняет бокал за ножку, прислушивается к общему шуму за дверью, удерживая ладонь на рукояти кинжала на поясе - он напряжен, как натянутая струна, и не смеет дать себе слабину. Но отказываться от единственного доступного ему удовольствия в этом погрязшем в грехах мире выше его сил.       Он осторожно касается позолоченного ободка серебрянным кольцом и ведёт им по кругу, прежде чем сделать первый скромный глоток. - Все ещё не доверяешь мне, - хмыкает Огай, откидываясь назад на бархатную спинку кресла. - После стольких сделок ты до сих пор так скрупулезно проверяешь всякую пищу, что я даю тебе... - Мне достаточно того, что вся предыдущая моя команда ушла на корм морскому дьяволу, испробовав твоего отравленного рома, - Чуя с наслаждением смакует такое изящное послевкусие неизвестного ему сладкого фрукта, на основе которого и сделан этот потрясающий шедевр винного искусства. Чёрт, это слишком прекрасно. - Премного благодарен за такой ценный жизненный урок, вовек не забуду вашей щедрости, Мори-сан. - Рад, что угодил вашему тонкому вкусу, Накахара-кун.       Оба отпетых мерзавца одновременно чуть вскидывают бокалами, словно желая чокнуться на счастье и хороший тост, но каждый остаётся в своей расслабленно-выжидающей позе, и только глаза сверкают холодом и недоверием навстречу друг другу.       Начальник Восточной торговой кампании промышлял помимо легального экспорта вполне себе пиратским, контрабандным импортом и греб золото лопатами от высоких процентов, заслуживая своё данное народом прозвище Портового Дьявола. Это было более чем выгодно; кто в здравом уме будет проживать жизнь честно работящего трудяги, не имеющего проблем с законом и получая сущие гроши, довольствуясь малым и отказываясь от большего? Увы, но далеко не многих наделила судьба скромностью, однако и не все могли воплотить свои мечты в реальность, со временем превращаясь в заплывших жиром свиней, недовольных своей жалкой участью и проматывающих последний остаток в местных тавернах за бутылкой дешевого эля.       А вот Мори мог. Он получал абсолютно все, до чего дотягивались его пальцы, а уж через сколько рук это проходило до него, его не волновало. Вот только даже его цепкие клешни не были способны захватить всё. А чем больше золота в кармане, тем, как известно, и шире жадность; в итоге Огай желал объять необъятное и достичь недостижимое, в буквальном смысле задумав дотянуться до звания бога, не пошевелив при этом ни единой фалангой. И поможет ему в этом вот этот вот мальчишка напротив, что так остро глядит на него изподлобья и постукивает кольцом по бокалу, в котором уже давным-давно пустует воздух. Потому что только он сможет решиться на столь рискованную сделку, что собирался предложить чиновник, при этом преследуя, прежде всего, свои личные цели. Идеального кандидата на роль пешки просто днём с огнём не сыскать - превосходное пушечное мясо. - Изволите ещё? - насмешливо тянет Мори, кивая на отсутствие вина в кубке, но так и не притронувшись к собственному напитку и лениво оглаживая перчаткой плавные контуры столовых приборов рядом.       На секунду голубые глаза собеседника полыхнули огнём в полумраке комнаты, стоило ему чуть склонить голову вперед, словно на мгновение поймали на себя блики свечного пламени со стола, но вот уже пират выпрямляется, оправляет мягкие перья своей роскошной шляпы, хмыкает и, искривив губы в оскале, швыряет украшенный дешевыми камнями кубок перпендикулярно в стену так, что металл всмятку, а на вертикальной поверхности красуется глубокая вмятина чуть ли не на всю толщину. Тут же поднимается на ноги с громким стуком каблуков по дереву, и на лице больше нет улыбки, а радужка вся запеклась красным. "Доносчики не врут, - ухмыляется Огай, сцепив руки замком и не сводя пристального взора с юноши. - В этом мальчишке сидит демон, отсюда такая колоссальная сила и авторитет среди, казалось бы, ветеранов пиратского дела". - Мне надоело рассиживаться здесь, - рычит парень не своим голосом, глядя на оппонента сверху вниз. - Либо говори, что тебе надо, либо я все здесь сравняю с землёй, а тебя, - он чуть склоняется и грубо выхватывает полный до краев сосуд с вином прямо из-под носа собеседника, - отправлю на личную аудиенцию с Дьяволом, имя которого ты так пафосно носишь, - пират презренно фыркает и одним залпом осушает бокал, чтобы затем не менее высокопарно стукнуть им по столу так, что задрожал канделябр.       Чиновник в ответ приглушенно смеется и приподнимает руки, сдаваясь. - Не стоит разносить все в щепки, - говорит он примирительно, запуская пальцы за пазуху и выуживая на свет божий что-то наподобие свернутого в свиток куска обработанной кожи. - Перейдем сразу к делу, раз ты так настаиваешь.       Накахара несколько раз глубоко дышит, чтобы утихомирить свою потаенную суть; взгляд снова наполняется лазурью, затягивает резкий алый, но он лишь сильнее хмурится и тихо цыкает, наблюдая, как этот проклятый торгаш разворачивает карту на столешнице и поворачивает её лицом в сторону пирата. - Это то, чего ты так жаждешь, Арахабаки.

***

      Рюноске чуть меняет позу, облокотившись на толстые лакированные борта, и зевает, прикрыв рот ладонью. Задумчиво глядит на тёмный небосвод, усеянный миллиардом звёзд и увенчанный тремя крупными планетами ближе к горизонту, одна из которых тускнела рядом с белым карликом мутным цветом бургунди. С пристани то и дело доносились голоса, обладатели которых иногда появлялись в поле зрения, но так же быстро исчезали в подворотнях или за дверью вонючих кабаков. Терпко несло рыбой и всякой гнилью, а каменная мостовая блестела в тусклом свете триады вечно незасыхающими лужами. Бурно текла ночная жизнь на суше, тогда как море за спиной хранило в своих водах покой и умиротворенность, переманивая мысли помощника капитана и заставляя тяжко вздыхать. - И почему я должен сидеть здесь без дела, а не развлекаться где-нибудь в баре, пока кэп решает все свои дела? - бурчит Ацуши, стоя возле Акутагавы, спиной опираясь на края. - И без того в городах бываем нечасто, а тут ещё это... - Потому что это я сказал, Накаджима, так что, будь добр, не загнись от такой маленькой просьбы, - холодно отвечает Рюноске, снова устремив взор чёрных бездонных глаз на полупустую гавань. - Пока Накахара-сан не вернётся, ни одна крыса не слезет с этого корабля - больно мне сдалось разыскивать вас по местным борделям и тащить на своём горбу обратно на судно. - Никто не виноват, что ты такой хмырь и на дух не переносишь спиртное! - бесится юнга, топая ногой, как малолетнее дитё. - А я это терпеть не намерен! Хочу напиться вдрызг и пойти танцевать, чёрт возьми! - Боюсь, ты опаздал, - фыркает помощник, заметив выныривающую из переулка между складами низкую фигуру. - Капитан вернулся. - И он очень зол, - говорит Хиротцу, внезапно выплыв из-за спины и заставив Ацуши подскачить от испуга и крепко матюгнуться.       Гин со своей смотровой площадки высоко над головами осторожно наблюдает за поднимающимся по трапу Накахарой, аура которого так и сверкает на метры вокруг шаровыми молниями. Деревянная дорожка под его ногами исходит ходуном, пока он не спрыгивает на палубу и не устремляется мимо собравшихся молчунов на капитанский мостик к рулю, по пути что-то агрессивно бурча себе под нос.

"А я сказал - пшел этот портовый пёс на корм акулам, пока мы там не оказались по твоей милости! Ты всерьёз думаешь, что это правда?"

- Да, думаю, блять! - шипит Чуя, пинком отправляя какой-то мусор обратно в морские пучины. И оборачивается к остальным, уже опустив ногу на ступеньку. - Какого хрена на корабле такой срач?! Сию секунду убраться, пока не выкинул за борт!       Бедный Накаджима, припечатанный тяжестью столь яростного обвинения, подорвался на поиски ведра и швабры, вызвав у Рюноске приступ ехидного покашливания. - Ну, удачи, - хмыкнул Хиротцу, достав из закрома старого, потертого жилета кисет с табаком, и, раскурив очередную порцию, кивнул Акутагаве на озлобленного босса, призывая того к помощи. - А то мне ещё кухню драить надо. Да и Тачихара что-то распоясался...       Помощник вздохнул, провожая тяжело хромающего кока до дверей и только потом решившись пойти за капитаном.

"С какого лешего ты вообще веришь ему после всего того, через что нам пришлось пройти благодаря этой торговой мрази? То, что он предлагает на сей раз - полнейшее безумие! Даже для тебя"

- Я не могу пока понять, в чем подвох, - ворчит Чуя, вставая возле руля и потирая уставшие глаза. - Но эта карта - настоящая, и Огай никогда не лжёт, когда дело касается прибыли.

"Брось! Все людишки врут, и он тоже, нас просто в очередной раз поймали на крючек, наобещав с три короба. И ты повелся! Опять! Что я тебе толдычил изо дня в день?! Все коту под хвост!"

- Заткнись! - рычит пират, хватаясь за голову и с силой давя на виски. - Просто сдохни, сделай милость, и оставь меня в покое!

"Неблагодарное отродье!"

- Опять голоса? - спрашивает сзади Акутагава, скрестив руки на груди и подходя ближе. Капитан даже не оборачивается, изможденно вздыхая, уперевшись ладонями в поясницу и запрокинув голову. Хрустит позвоночником и только затем отвечает: - Да бывает. Все было в порядке, пока я отсутствовал? - Разумеется, - твёрдо докладывает Рюноске. - Если учесть тот факт, что молодой юнга смеет мне не подчиняться. - Это тот, что Ацуши? - глухо спрашивает Накахара, давя зевок. - Так точно.       Капитан как раз перекидывается через перила, чтобы лучше видеть, как недавно нанятый пират лениво ведёт шваброй по доскам, мелькая чёрным пятном волос среди ожившей команды, которая сейчас активно помогает отчалить судну от пристани. Заинтересованности в его действиях целый нуль, а на лице застыла скучающая гримаса истинного раздолбая. Чуя нарочито медленно спускается обратно, аккуратно заходит со спины и злобным криком на ухо отвешивает тому пиздюлей: - КАКОГО ДЬЯВОЛА ТЫ ТАК ПЛЕТЕШЬСЯ?! ПОКА ТЫ В ТАКОМ ТЕМПЕ ЗАКОНЧИШЬ ДРАИТЬ ПАЛУБУ, ОНА СНОВА БУДЕТ ЗАСРАНА ВХЛАМ, ПОТОМУ ЧТО НАСТАНЕТ НОВЫЙ ДЕНЬ, МАТЬ ТВОЮ!       С испугу Накаджима шагает ногой в ведро, спотыкается об него же, путается в швабре и, вопя, летит на пол, смешно раскинув руки. Рюноске уже тут как тут, стоит и смотрит, втихую злорадствуя над поверженным, а капитан лишь хмыкает, стягивая шляпу с макушки и покидая место унижения. - Через час чтоб все блестело, как моя задница на солнце! - напоследок кидает Накахара, поднимаясь обратно на мостик. - Иначе высажу на первом попавшемся острове, и будь здоров! У меня на "Козероге" не знают слово лень, запомни!       Ацуши недовольно скрежет зубами, с трудом поднимаясь со скользского пола. - Стукач ты гребанный, - бычится он на Акутагаву, мечтая завернуть того в длинные полы его чёрного плаща и прибить к носу корабля для отпугивания чаек. - Не видать тебе спокойной жизнь, пока я торчу на этой посудине, ох, лучше держись! - Не зарекайся, - осаждает юнгу помощник. - У меня сильные покровители. А тебе лучше поторопиться, иначе намеренно буду следить на чистых половицах, чтоб ты ходил за мной, как за своим высочеством. Усёк, малой? - Чтоб ты сдох!       Рюноске только сокрушенно вздыхает, искренне не понимая, зачем его приставили к этому пацану в качестве наставника. И без того вон как жизни обучен, целый учёный ум в голове хранит, зачем ему сдался такой скромняга, как Акутагава. Расемон, как прозвали его на корабле, качает головой, дожидается, пока черноволосая мелюзга снова примится за работу, бормоча ругательства, и только затем спешит ретироваться прочь. Ночка предстояла не особо лёгкая, учитывая настроение босса.       Тем временем уже натягиваются паруса, тут же расправляясь от налетевшего порыва ветра, на корабле царит настоящий аврал, за которым грозно бдит Рюноске, молчаливый Гин у себя в гнезде приник к подзорной трубе, осматривая горизонт, а молодой капитан в задумчивости изучает развернутую на широком борту карту под свет небольшого, бумажного фонарика.

"Я смотрю, ты так меня и послушал, идиот несчастный. Неужели ты не понимаешь, что это слишком опасно? Поверь моему многовековому опыту по наблюдению за людьми. Лучше забудь обо всем и свали куда-нибудь в Поднебесную, затеряйся в песках и живи себе в своё удовольствие!"

- Ага, и мучайся всю жизнь от того, что внутри тебя засела злобная чернозадая горгулья, которая только и делает, что изводит меня сутки напролет. Вот ещё, - немного отрешенно бросает Чуя, почесывая затылок и хмурясь, рассматривая на потускневшем желтом пергаменте выведенные названия. - И вообще, это ты должен прыгать от радости и слезно благодарить судьбу за столь щедрый подарок, ведь это тебя освободит, в первую очередь, и это ты сможешь вернуться в свой излюбленный Тартар, как того и желал, разве нет?

"Послушай, это не первое моё приключение в мире людей, и раньше я покидал его отнюдь не спустя каких-то пять лет после вселения в человеческое тело. Это странно, что та торговая крыса прознала про меня так быстро и, более того, решила помочь так просто, всего лишь вручив чертову карту. Типо, иди, дорогой демон, освободись, наконец, от этого бренного мира, а я поплачу в сторонке от счастья и поставлю за упокой свечку в храме. Чушь собачья! Оно того не стоит!"

- Ты только и можешь, что везде подвох искать, - Накахара подносит свиток ближе к глазам, чтобы прочесть более мелкие символы. - По пути разберемся, что к чему. Нам надо всего лишь следовать проложенному в карте маршруту и уповать на удачу. Или мой маленький дьяволенок испугался неизвестности?

"Придурок"

      Пират не удерживается и хихикает в кулак, каким-то внутренним чувством понимая детскую обиду засевшего внутри демона, ощущая, как тот заползает в потаенные закрома сознания Накахары, словно прячется в угол ото всех подальше. Чуя даже представляет на мгновение, как это чудо с рожками и хвостиком с кисточкой сидит к нему спиной, беспомощно обхватив коленки ручёнками и обиженно сопит, выдыхая в воздух струйки серого дыма - и откровенно не понимает, как он ещё не сошёл с ума за эти долгие пять лет дележки родного, казалось бы, тела с такой проблематичной нечистью.       Проблематичной и чересчур капризной.       Но да ладно. Утих ненадолго, и то хорошо. И без того было, над чем подумать.       Капитан вновь склоняется над картой и весь погружается в размышления. Какое-то время Чуя ещё рассматривает доставшийся от сделки подарок, в голове планируя дальнейший путь, но потом убирает надоевший предмет во внутренний карман коричневого пальто, что всегда сидит поверх его плеч и хлопает низами по икрам при ходьбе, возвращается к рулю, достаёт старый компас и устремляет хмурый взгляд на чёрное во мраке ночи море ближе к горизонту. Его терзают сомнения, многочисленные вопросы так и съедают изнутри, не давая сосредоточиться и охладить разгоряченный разум, а все потому, что Огай на сей раз превзошел самого себя.       Ведь команде Козерогов предстояло зайти туда, откуда ещё ни один моряк не возвращался живым.       Никогда.