«Дело не в том, вампиры мы или люди. Дело только в том, какие чувства мы испытываем. Сейчас и здесь». Цитата из сериала «Лунный свет» «Вампиризм не наделяет человека новыми талантами, он только углубляет то, что уже есть». Елена Усачева, из книги «Пленники сумерек. Желание»
***
Предъямский замок. Вечность Клауса де Винтера была слишком долгой, а сам он слишком мудрым, чтобы размениваться на мелочи. Первородный не уделял время малозначительным вещам. Вместе с тем, обладая огромным опытом, он безошибочно выбирал важное в череде происходящих событий. Так продолжалось на протяжении многих веков. Легендарный прародитель отвёл себе роль наблюдателя за происходящим у его потомков, аристократических носферату рода де Винтер. И пусть его создания носили совсем другие фамилии, обитали в разных местах, изначально все они происходили от единого корня, родового дерева де Винтеров. Никогда не бывший человеком, Клаус стал «отцом» целой плеяды — одиннадцати высших, избранных вампиров. Сидящий за столом мужчина отложил в сторону древний фолиант и прикрыл глаза. В бессчётный раз читал он книгу, окутанную ореолом зловещей тайны. И вновь удивлялся, как безумный некромант и алхимик Абдул Аль-Хазред, бродя десять лет по аравийской пустыне, проник в таинственный Ирам — «город Колонн», или «город Древних». Прекрасное когда-то место стало нечистым и было разрушено по воле самого Аллаха. Люди веками обходили бескрайние пески стороной; считалось, что пустыня населена демонами и ужасными чудовищами. Конечно, такие верования появлялись не на пустом месте, и каждый, кто возвращался живым оттуда (что бывало очень редко), объявлялся счастливцем. Хотя «сумасшедший» подходило точнее — человек навсегда терял рассудок. Аль-Хазред нашёл не только вход в город, располагавшийся на ином уровне реальности, но и хранилище древнейших манускриптов. Постигнув тайны великой расы, жившей задолго до человеческой цивилизации, странник сумел вернуться обратно; иначе, как чудом это не выглядело. В Дамаске он описал всё, что узнал из манускриптов Ирама. Безумцу было предначертано судьбой стать автором книги мёртвых «Некрономикон», донести тёмные знания до людей и быть зверски растерзанным невидимым чудовищем, едва он закончил работу. Абдул не получил ни славы, ни признания, но благодаря ему губительные для людского рода истины распространились по миру, сея раздор и смуту. «Ничтожная, жалкая песчинка, но именно он передал смертным знания великих древних. Глупец считал, что обманул хозяев пустыни», — де Винтер закрыл книгу и провёл пальцами по обложке из человеческой кожи. От прикосновения гладкая поверхность преобразилась: стала рельефной и выпуклой, являя личину дьявола с горящими глазами.***
Столетием ранее, Италия, Венеция — Великое зло содержит эта книга, — произнёс Клаус, кладя на стол внушительных размеров фолиант, — но без знаний, что несёт она, не познать мудрость Древних богов. «Некрономикон» не только разрушает, а помогает постичь иные миры и открывает огромные возможности. Витторио внимательно слушал Учителя: потрясение было велико. Он давно смирился с новой сущностью и принял себя в ином качестве, хотя становление проходило непросто. Свыкшись, считал себя и своего создателя вампирами, связанными узами создателя и обращённого, бывшими в прошлой жизни знатными вельможами, и только. К тому же герцог умирал от отравления, когда вмешался де Винтер и подарил ему бессмертие. Но действительность оказалась несколько иной. Неожиданная откровенность Клауса не просто удивила, она ошеломила дона Вито. — Я слышал о книге, которую не каждому дано видеть, за ней ведь охотится инквизиция? Не верилось, что она действительно существует. — Существует, — кивнул головой де Винтер. — Но поиски ватиканских ищеек бесполезны, это выше их возможностей. Как бы ни старались, им не изменить наложенного на «Книгу мёртвых» заклятия: до скончания веков будет ровно 96 экземпляров книги, ни больше, ни меньше. И только семь из них могут стать вратами в иные миры. Остальные копии имеют незримые дефекты, хотя являются бесценными источниками знаний. Здесь можно прочесть историю Земли от начала времён, почерпнуть магические заклинания, научиться порабощать человеческие души и подчинять людей. Например, получить помощь в поиске философского камня или превратить минералы в золото — вполне реально. Но увидеть своими глазами мир Великих Древних и Иных богов?. НИКОГДА!!! Всего семь книг могут помочь в этом, — де Винтер договорил и многозначительно посмотрел на ученика. — Позвольте спросить… — начал Витторио и замолчал. — Что? — отозвался Клаус. — Хочешь взглянуть на книгу? — Да, конечно. Но сначала осмелюсь задать вопрос. Эта книга одна из тех семи, значит, Вы можете перенестись туда, где всё началось? Задолго до появления человека? Так кто же Вы на самом деле, Учитель? Клаус нахмурился, слушая дерзкие слова, и не торопился с ответом. Первородный хорошо знал: пытливый ум и желание постичь истину — отличительные черты ученика. — Если я слишком настойчив, простите… — Вентурини понял, что наговорил лишнего и выглядел почти нахалом. — Наши отношения не дают право распускать язык, — де Винтер был непривычно жёсток. — И то, что мы делим постель, ничего не значит. Принять близость с мужчиной — единственно верное решение, если женщины отворотили своей подлостью. Это необходимо для успешного будущего. У меня на твой счёт большие планы, праздному любопытству там нет места. Герцог стиснул зубы. Гордому представителю знатнейших родов Испании и Италии не доводилось прежде выслушивать такую отповедь. Он чувствовал себя несдержанным мальчишкой, болтуном; сознавал свою неправоту. Но всё равно реакция Учителя была чрезмерно строгой. Вентурини понял, что коснулся чего-то запретного, не подлежащего обсуждению. Тогда зачем наставник затеял разговор? — Я вновь прошу прощения, сеньор. Возможно, сейчас я навлеку ещё больший гнев и заслужу наказание, и всё же… Не знаю для чего, но я должен знать правду, — Витторио гордо тряхнул головой. Создатель в упор смотрел на своё творение. Яркая синева споткнулась о тёмные зрачки с красным отливом. Вентурини не опустил смиренно глаза, даже ресницы его не дрогнули. Поединок взглядов можно было сравнить с противостоянием двух клинков-ронделей в руках беспощадных убийц. А герцог невольно отметил красоту Клауса. Жутковатая, устрашающая, она заставила подумать: был ли Учитель раньше человеком? Пепельные, с сиреневым отливом волосы, лицо не просто бледное, серо-лилового цвета, слегка заострившийся кончик носа (Вентурини знал: такое происходит, когда Клаус крайне разозлён), очень тёмные, чётко очерченные губы. Притягательный и отталкивающий одновременно, пришелец из глубины веков смутил бы кого угодно. При том Витторио был не человеком, вампиром далеко не робкого десятка! Он вздрогнул и слегка оступился, но не отвёл взгляд. Раздалось громкое, свистящее шипение. Зал заволокло густым дымом. Серый мрак стремительно поглощал пространство, резкий запах разъедал глаза, и Витторио невольно зажмурился. Тишина наступила неожиданно и почти оглушала. Когда вампир решился открыть глаза, пелена рассеялась. Учителя в зале не было, на столе лежала закрытая книга. Искушение было слишком сильным! Не раздумывая, Вентурини подошёл к столу и склонился над фолиантом. Неяркая обложка почему-то манила, рука сама потянулась к книге и замерла в воздухе. Тонкая, гладкая кожа неожиданно потемнела и собралась в складки, явственно проступила страшная личина с провалами вместо глаз и рваной дырой на месте рта. «Лицо» начало оживать и стало подвижным: рот изобразил подобие жуткой улыбки в обрамлении редких, кривых осколков зубов, глаза обрели зрачки и засветились белым светом, на лбу появился мистический знак — треугольник внутри круга. «Кто данную книгу бестрепетно прочтёт, кто тайные слова произнесёт, тот бегущий от тьмы и ужаса крылатого, в пучину веков отправится в полёт, — чарующий голос был подобен пению райских птиц, искушал и отравлял дурманом. — Опустись на дно хаоса и воспари в вечности! Познай великую тайну начала! Стань равным Древним богам!» Витторио сел на стул — ноги плохо слушались его. Дрожащая ладонь вот-вот должна была коснуться обложки, одно движение — и книга раскрылась бы, увлекая наивного глупца. — НЕТ! — вампир резко одёрнул руку и отступил назад, подальше от стола. — Неправильно! Ритуал познания нельзя вершить тайком, точно вор! Это предательство! — Чудесно! — раздалось у него за спиной. — Ты справился. Я не ошибся, решение обратить тебя было верным. «Это была проверка. Чего я ещё ожидал? — герцог угрюмо молчал. — Мог бы догадаться, нечего было приставать с расспросами. Ужасно глупо получилось». Де Винтер почувствовал обиду ученика. Он не стал оправдываться, а зашёл с другой стороны. — Я долго искал и нашёл достойного, чтобы замкнулся круг избранных. Про планы на счёт тебя сказано не случайно: тиара с одиннадцатью рубинами обретёт магическую силу, если ты пройдёшь испытание, — Учитель перехватил вопросительный взгляд и пояснил: — Тебе предстоит увидеть всё воочию, а не просто читать «Книгу мёртвых». Можешь отказаться сейчас, и я отпущу тебя. Пойдёшь искать место на кладбище, среди никчёмных бездарей, станешь одним из них, спящим или неспящим. Подумай, как поступить, от этого зависит твоё будущее. — Учитель, зачем предлагать мне такое? Неужели Вы плохо меня узнали? Разумеется, я говорю «да» и согласен на испытание. — Заносчивый гордец, — усмехнулся Клаус, — не будь таким самоуверенным. Но мне нравится твоя отвага, и я не стану ничего утаивать. Знай: не каждый после увиденного остаётся в здравом уме, — де Винтер вновь сделал паузу. Для Витторио наступил момент выбора в бессмертии, пока Учитель молчал. — Если безумие охватит тебя, навсегда останешься в глубинах хаоса, станешь жалким и безвольным червяком. Рядом с тобой будет источник великой мудрости, но не будет сил и желания постичь её… — сказал Клаус в довершение. Чем дольше говорил де Винтер, тем сильнее росла убеждённость Витторио: он не просто должен, а обязательно пройдёт испытание. О чём Вентурини не замедлил сообщить. — Не сочтите меня самонадеянным, но я справлюсь. Я согласен. Клаус впервые улыбнулся. Ученик не разочаровал его, напротив, убедил в правильности сделанной в своё время ставки. — Знай: я буду рядом, но помочь не смогу. Ты готов? — Да, Учитель, — Витторио не испытывал и намёка на сомнения.***
Дом Лукреции в Неаполе Нетопырь отцепился от тяжёлой, толстой ткани балдахина и едва не упал, но уверенная рука подхватила его и опустила на стол. Госпожа проснулась, едва за окном сгустились сумерки, и сейчас внимательно разглядывала рукокрылого. Искалеченный накануне, он выглядел намного лучше: раны начали регенерировать, огромная шишка на голове уменьшилась. Придирчивый осмотр удовлетворил Лукрецию: неудачливому шпиону явно стало лучше. Госпожа вышла на крыльцо и подбросила нетопыря вверх. Тот неуверенно и медленно, — сначала даже казалось, что он не сумеет взлететь, — всё-таки выровнялся, поднялся в воздухе, и, немного припадая на одно крыло, сделал несколько кругов над вершинами окружавших дом сосен. Вампирша ждала, не выражала нетерпения, понимая: слуге нужно обрести обычную силу и уверенность. — Хвала Тьме, ты не раскис от нескольких царапин и уже в норме, — сказала она. В голосе прозвучало явное облегчение, когда Микелетто приземлился и предстал перед ней. — К услугам Вашим, — Корелья преклонил колено и прикоснулся губами к изящной руке. Вид он имел изрядно потрёпанный, но вполне… энергичный (слово «живой» не очень-то уместно по отношению к вампиру). Палач Борджиа не привык к сантиментам и не смел рассчитывать на участливые слова хозяйки. К тому же сеньора, что было просто неслыханным, накануне снизошла до помощи ему, не побрезговав и не пожалев своей крови. — Я эту честь ценю высОко, — Микелетто вновь поклонился со свойственной ему медвежьей грацией. — Повелевайте, моя госпожа. — Надеюсь, это правда, — усмехнулась Лукреция. — Я связала тебя кровью, отныне ты мой раб и будешь служить в первую очередь мне. Чезаре совсем не обязательно всё знать, понятно? — зелёные глаза, не мигая, в упор смотрели на Корелью. — Теперь рассказывай, кто тебя «приласкал», дядюшка или Кролок? Похоже, ты становишься нерасторопным. — Сеньора, нет. Я был терпелив и наблюдал за дворцом Вентурини. То, что происходило, Вам понравилось бы: в небе Витторио и Эрих едва не разорвали друг друга. — Занятно. И кто же победил, что значит «едва»? — Ни тот, ни другой. Ввязался слуга герцога, мерзавец Иштван, стал разнимать их. Если бы не он, Кролок растерзал бы дона Вито. Но я не увидел до конца, меня сбил камень. Кто-то из слуг выстрелил из пращи. Мне сильно досталось. — Жаль, что вмешался холоп, — Лукреция пропустила мимо ушей замечание слуги, его увечья были слишком ничтожной проблемой. — Надеюсь, дядюшка схлопотал как следует. А тебе следует быть внимательнее, — она ненадолго замолчала, потом добавила: — Мне нужно подумать. Летучая мышь редкого голубого окраса взлетела ввысь. Микелетто, несмотря на боль в голове и повреждённое крыло, последовал за хозяйкой. Он держался на отдалении, ничем не выдавал своего присутствия, но при необходимости был готов ринуться на помощь. Настоящий преданный пёс, что ещё можно сказать.***
«Прекрасно! Значит, они серьёзно поругались, и Вито не простил его. Надеюсь, выставит Эриха вон, гордость не позволит дядюшке смириться с унижением. Идти саксонцу совершенно некуда, он здесь чужак. Рано или поздно Кролок будет со мной, лучше бы конечно раньше», — увлекшись рассуждениями, летучая мышь едва не врезалась в крышу кафедрального собора. «Осторожнее, сеньора!» — предупредительный крик прозвучал очень своевременно, бурый кожан был начеку. «Однако, — удивилась Лукреция, — я слишком увлечена. Чуть не покалечилась, и где?! У собора Януария, вот ведь как…» В былые времена дочь Александра VI участвовала в празднестве «Чуда закипания крови». Сосуд, в который когда-то была собрана кровь принявшего мученическую смерть Святого Януария, сам по себе наполнялся горячей кровью три раза в год. Теперь, когда Лукреция стала вампиршей, ей было особенно интересно понять природу таинственного явления и хотелось— это выглядело невыполнимой задачей — заполучить сосуд в свои руки. (*Правда, напоминает «чудо схождения Благодатного огня» на Пасху?! Лишь дважды за всю историю собора, начиная с XIV века, порядок был нарушен. Если «чудо крови» святого Януария не случается, неаполитанцы считают это предвестием беды. Так, в 1527 году в город пришла чума, от которой погибло сорок тысяч горожан, а в 1979 году — произошло землетрясение, которое унесло три тысячи жизней.*) Лукреция росла любимым ребёнком римского понтифика. Александр VI отличался не глубиной истинной веры, а хладнокровным коварством, и больше возлагал надежды на яды и кинжал, чем на постулаты веры. Дочь же стала для него не только помощницей, но и инструментом в политических играх. Она получила хорошее образование, знала назубок Священное писание, Катехизис и католическое право. Жизнь после смерти Лукреция никогда не подвергала сомнению. Оказавшись по воле брата запертой между миром живых и мёртвых, она хранила веру в «четыре последние вещи»: смерть, страшный суд, воскресение и рай в награду, или ад в наказание за грехи. Циничная и коварная как при жизни, так и в посмертии, вампирша не питала иллюзий, когда её посещала мысль об ответе за совершённые гадости. Сильнее был только страх оказаться на солнце или получить серебряную пулю в сердце. Привычные атрибуты папской власти — белая сутана, тиара, красные туфли и даже «кольцо рыбака» (1) раздражали бессмертную. Что уж говорить про двенадцать догматов и святое распятие! Едва не врезавшись в крышу собора, голубая летучая мышь держалась подальше и избегала смотреть на островерхую готическую башню с католическим крестом. В отличие от дочери понтифика, Витторио и Эрих не испытывали страха перед символом веры. Первый при жизни без пиетета относился к «божественному», а потом вовсе утратил веру в учение Иисуса. Второй истово верил, но получил жестокий удар судьбы и разочаровался, затем окончательно отверг Господа. Поэтому любовники оказались нечувствительными к символам католичества, опасным для не-мёртвых. Зависнуть вниз головой на стрелке церковных часов стало любимой забавой обоих.***
Palazzo Вентурини — Этот бал станет моим представлением другим бессмертным. На самом деле я волнуюсь, словно перед первым причастием или конфирмацией, — в ответ герцог насмешливо фыркнул, и Эрих поспешно добавил: — Я понимаю неуместность сравнения, но иного не приходит на ум. — Caro mio, ты уже знаешь пару представителей высшего общества бессмертных и их лакея. Мерзость и подлость — их главные черты. Остальные ничуть не лучше. Встретить там кого-то благородного по сути своей, а не по происхождению — невозможно. Ты стал редчайшим исключением. Поверь, это не лесть. — Как и ты, — улыбнулся фон Кролок. Любовники разговаривали, полулёжа в бассейне с горячей водой. Дон Вито после всех недавних неприятностей решил сделать приятное Эриху и себе — он тоже любил отдыхать в терме. Аромат душистых трав и масел навевал истому, особенно сладостную после долгих занятий любовью. Энергичная и напористая страсть, несдержанная, порой агрессивная, с болезненными укусами, струйками крови и яркими пятнами в самых неожиданных местах сменялась нежными, бережными объятьями и словами, произнесёнными чуть слышно. Отдохнув и выпив немного вина, они снова увлечённо и азартно показывали друг другу силу своего желания. Сплетенья совершенных тел могли бы стать идеальной натурой для ваятеля, решившего запечатлеть борцов Уффици*. Только это был не панкратион, но совсем другое занятие, не атлетическое противоборство, а слияние в прекрасном порыве созвучных желаний, не стремление доказать превосходство или величие, а готовность, не раздумывая, отдать себя без остатка. Накануне ночью произошёл откровенный разговор, который, как показалось, расставил все точки над «i», но истинное примирение любовников состоялось в терме. Да и могло ли быть иначе? Ведь именно здесь началась история не простой привязанности и взаимной симпатии, родилось не обычное влечение, которое приводит к соитию, возникла удивительная, редкая гармония на духовном и телесном уровне. Терма стала алтарём, священным местом, где близость выглядела сокровенным действом. Бархатная оттоманка и массажный стол, бортик бассейна и широкая лавка — многое могли бы рассказать безмолвные свидетели неиссякаемой мужской силы. Самые смелые, дерзкие желания воспринимались как должное и исполнялись без тени смущения. Ложный стыд просто-напросто не имел права на существование. Хотя… сначала Витторио всё же не отказал себе в удовольствии немного помучить возлюбленного. Умелые ласки пальцами и языком расслабили и подготовили Эриха. Однако Вентурини умышленно медлил, дразняще нажимал на заветную точку наслаждения, заставляя выгибаться и разочарованно всхлипывать от неполной отдачи, когда его пальцы покидали податливое тело. Искуситель несколько раз приставлял увлажнённую предсеменем головку к входу и отстранялся. Разлившаяся внизу живота тяжесть и подрагивающий ствол поторапливали, но в голове всё ещё оставалась обида. Глаза Эриха наполнились слезами, а эрекция выглядела более чем убедительно. Он подался бёдрами вперёд, рука потянулась к члену, но была остановлена и решительно прижата к лавке. — Проси, — выдохнул Витторио. — Во…зьми… меня… — выдавил измученный ожиданием фон Кролок. — ААААА!!! — стон сменился криком, когда мощное мужское достоинство резко, на всю длину вошло внутрь. Последовало несколько точных движений, больше похожих на удары — фон Кролок излился, тёплое семя разбрасывало перламутровые струйки на курчавые волосы лобка. Зрелище было очень эротичным, и Вентурини больше не сдерживался. Тёплая, мягкая теснота сжимала его достоинство, последовавшая разрядка была мощной. Витторио оставил любовника и опустился рядом. — Пойдём? — прозвучало через пару минут. Вентурини встал и протянул руку, приглашая Эриха в бассейн. — До сих пор сердишься? — тот сразу всё понял. — Я принимаю твои упрёки, — фон Кролок опустился на колено и прижался щекой к гладко выбритому лобку любовника. Дон Вито вновь подал руку, помогая подняться.***
К радости обоих упрямцев, примирение окончательно состоялось. Но оставалось немало поводов для тревоги. — Твои манеры безупречны, сразу видно аристократическое происхождение. Пожалуй, стоит добавить высокомерия, немного скупости в проявлении эмоций. Каждый, кто решит заговорить с тобой, должен понять: граф фон Кролок знает себе цену и сознаёт превосходство над остальными, — Вентурини замолчал и прикрыл глаза. До чего же ему не хотелось возвращаться насущным к проблемам. — Как надоели их козни! Чезаре не может смириться, что он не в Ватикане и его выходки совсем неуместны! — Я не должен стараться, чтобы понравиться? Тогда меня примут в штыки. — Ты должен быть исполнен важности и чувства собственного достоинства. Много слов не надо, тогда их будут ловить на лету. Caro mio, ты словно никогда не был в высшем свете. Здесь всё то же самое, только утрировано. — Будто в гостиной у Розетти, — усмехнулся Эрих. — Для гостей Роберто я был тёмной лошадкой. — Не совсем, — возразил Витторио. — Там ты выглядел занятным чужестранцем, знакомым хозяина дома, интерес к которому быстро угас. Здесь к тебе постоянно будет приковано внимание: Чезаре постарается раструбить историю, как ритуальная жертва превратилась в моего спутника, — с сарказмом продолжал герцог. — Но это меня мало беспокоит: ты сможешь сыграть роль, стоит лишь немного постараться. Волнуюсь за другое… — На нас могут напасть во время пути? Но мы будем к этому готовы! — немедленно отозвался Эрих. «Теперь горячая вода не делает его лицо румяным. Кожа словно белый атлас, такая же гладкая и холодная. Терма согревает немного наши тела, даёт иллюзию тепла, единственную возможность чувствовать то, что чувствуют смертные. Эмоции и горячность скоро уйдут, и…» Но пришлось отвлечься от размышлений. — Ты меня совсем не слушаешь. — Прости, — на самом деле Витторио всё слышал, просто опять терзался из-за того, что отобрал жизнь у Эриха. — Я отвечу: дело совсем в другом. Чезаре и его окружение меня не очень волнуют, бал всего лишь обязательный ритуал, необходимость соблюдать традицию. Как-нибудь доберёмся до его замка и жертвы доставим в целости и сохранности. — Так что тебя беспокоит? — Не «что», а «кто». Первородный. Чезаре пригласил на бал главу клана. Я знаю Клауса, он совсем не любитель подобных церемоний, но после всего происходившего в последнее время… Дважды кольцо, которое ты носишь, проявляло себя. В первый раз Учитель не вмешался, но наверняка всё видел, во второй раз — я не сомневаюсь — он остановил Лукрецию и не дал тебе сойти с ума, — то, что говорил герцог, было более чем серьёзно. — Ему крайне интересно познакомиться с моим избранником. — Первородный посчитает меня недостойным? Витторио неопределённо пожал плечами. — Хотел бы сказать «нет», но не могу. Я наверняка разочаровал его. Он, конечно, помогал нам, а теперь потребует ответа. Многое зависит от того, какое впечатление ты произведёшь. Учитель может устроить испытание, даже боюсь представить, что он придумает, — с каждой сказанной фразой дон Вито мрачнел сильнее. — Всё произошло из-за моих проклятых родственников, но не жаловаться же на них! — Нет, конечно. Поступать так недостойно дворян, потомков благородных рыцарей! Да это просто не по правилам куртуазии (2). — Согласен, caro mio. Де Винтер очень умён, он сразу чувствует фальшь и неискренность. Надеюсь, твоё испытание не окажется слишком жестоким, — Вентурини стиснул зубы. — Если всё так, твои племянники угодят в собственную ловушку. Но ты что-то не договариваешь, Вито, — фон Кролок не на шутку встревожился. — Я могу рассказать очень немного. Когда-то давно, вскоре после моего обращения, Клаус устроил испытание, о котором я поклялся молчать. После него де Винтер объявил меня своим последним, младшим учеником, подарил кольцо для будущего избранника и отпустил. Что он приготовит для тебя, гадать бесполезно. Но ты не должен ничему удивляться. Натопленная терма, тоги римских патрициев, засахаренные фрукты и вино, кровь в кувшине из дамасского стекла — со стороны могло показаться, что двое прекрасных мужчин наслаждаются всеми прелестями отдыха, блаженствуют после ночи страстной любви. Увы, это была лишь видимость. Грядущее выглядело неопределённо, вызывало много тревожных вопросов и не давало ответов. Влюблённые сообща преодолели немало невзгод, но главное — они были вместе и полны решимости отстаивать совместное будущее, как бы трудно не оказалось. Странно: оба забыли про наблюдателя, возможного союзника, не связанного обетом молчания. Того, чья поддержка могла оказаться бесценной.***
Замок Борджиа Чезаре, облачённый в турецкий домашний костюм — широкие жёлтые штаны джагшин, стянутые узорчатым вышитым шнурком, и распашной красный кафтан из блестящего атласа, — расхаживал по залу. Придирчивый взгляд отмечал мельчайшие детали убранства. Надо сказать, отмечал с удовлетворением; редкий случай, когда бессмертный Борджиа оказался доволен. Обычно подготовкой торжества занималась Лукреция, но в этот раз приготовления легли на плечи её брата. Большая ответственность, если учесть, что ожидалось прибытие первородного де Винтера. В честь высокого гостя он решил устроить приём на втором этаже замка, как более подходящем для такого торжественного случая. Высокие потолки поддерживали мраморные колонны, стены были задрапированы узорчатыми гобеленами, а окна завешаны плотными, тяжёлыми шторами бордового цвета с цветами чёрных лилий. Чезаре, любивший кричащие цвета, кривился, когда выбирал ткани для убранства. Но мрачные тона лучше остальных соответствовали статусу ритуальной ночи, а яркости добавили штандарты. Алого быка, пасущегося на зелёном поле, обрамлял расшитый золотой гладью фон герба семьи Борджиа. Броские пятна притягивали взгляд и отвлекали от тёмных штор. В настенные канделябры с хрустальными подвесками были вставлены свечи из пчелиного воска, за ними висели зеркала. Отблески языков огня усиливались кристаллами хрусталя и множились, отражаясь в висящих за ними зеркалах в золочёных рамах. «Затея дорогостоящая, но вполне оправданная, — Чезаре легонько качнул пальцем хрустальную подвеску, отразившуюся в пустом зеркале, — зато в зале светло и не мрачно». Вдоль стен стояли скамьи и кассоне, застеленные гобеленами. Напротив входа, на высоком постаменте, возвышался массивный трон, инкрустированный позолотой, по бокам от него — два трона поменьше и стоящих на ступень ниже. Совсем как в былое время в Ватикане, когда Чезаре и Лукреция сидели по обе стороны от Александра VI. «Если повезёт, первородный станет нашим отцом в бессмертии. Нужно только угодить ему, тогда кольцо от Кролока перейдёт ко мне». Балкон, с которого звучало традиционное обращение к гостям бала, находился в другом зале, на первом этаже, однако вампира это совсем не смутило: постамент трона был достаточно высоким. Мягкие жёлтые туфли на кожаной подошве скользили по отшлифованному деревянному полу — пожалуй, это было единственным неудобством. Но Борджиа пребывал приподнятом настроении и легко нашёл решение проблемы. «Прикажу перед балом натереть подошвы обуви мелом и нужно разрисовать пол сангиной. Распоряжусь позже. А что, красиво и удобно, и огрехи древесины не заметны. Lucry наконец поймёт, что я способен не только на воинскую доблесть», — в который раз он восхитился собой и щёлкнул пальцами.***
Деятельная натура не позволила Чезаре прохлаждаться в отсутствие сестры, благо, имелся подходящий повод. К тому же ему давно хотелось заняться чем-то действительно важным и проявить себя. Нет, Лукреция никогда явно не перечила ему, не пресекала на корню его задумки — была слишком умна для этого. Она действовала с позиции «мягкой силы», и уже много раз Борджиа с неприятным удивлением отмечал: все его начинания в итоге выглядят противоположно тем, какими задумывались. Оставшись единоличным хозяином в замке, он всё устроил по-своему, а после того, как исполнил задуманное, пообещал себе ничего не менять и не реагировать на критические замечания сестры (в том, что они последуют, Чезаре не сомневался). К тому же он понял, что совсем не страдает от её отсутствия; скорее наоборот, чувствовал себя свободнее без оглядки на «ледяную богиню». Предстояло ещё обустроить покои для Первородного — это Борджиа готов был делать с удовольствием; и для фон Кролока — блажь сестры раздражала, но он не хотел конфликта. Для остальных не столь значительных гостей рослый помощник Микелетто целую ночь носил из подземелья гробы, обитые гобеленами. Потянув носом, Чезаре с неудовольствием почувствовал запах сырости, а при рассмотрении увидел пятна плесени на тканевых орнаментах. Пришлось несколько комнат загромоздить гробами в надежде, что они просохнут. Разводить огонь в каминах хозяин приказывать не стал, опасаясь пожара. Самый отсыревший, осклизший от влаги гроб с расползающимся гобеленом Чезаре лично отнёс в пыльную каморку — на него были особые планы. «Надеюсь, Вито по достоинству оценит и ложе, и моё гостеприимство, — ухмыльнулся он. — Если, конечно, де Винтер позволит ему остаться под крышей замка, а не прикажет вышвырнуть дядюшку и фон Кролока… — мстительность вампира не знала предела. — С каким наслаждением я это сделаю!» Фантазия герцогского племянника была безграничной и рисовала картины одна заманчивей другой. Вот Витторио и фон Кролок под улюлюканье и пинки собравшихся гостей выметаются вон в предрассветный сумрак. А это уже он сам опускается на колени перед первородным и помогает разуться. Комната, которую он подготовил по просьбе сестры как бы для саксонца, оказалась смежной с гостевой спальней де Винтера не случайно: именно там Чезаре собрался дожидаться приглашения от повелителя, чтобы разогнать его скуку. «Если Lucry будет покладиста и любезна, я поступлю как истинный рыцарь и любящий брат. Предложу Первородному скрасить одиночество втроём, но кольцо по станет только моим». У него было похожее кольцо с рубином — грубая подделка, которую Борджиа выдавал за священный артефакт и хвалился знакомым. Расстаться с неудачной копией Чезаре не спешил: её изготовление стоило жизни двум ювелирам и привело к немалым денежным тратам. Вглядываясь в пустое зеркало, бывший кардинал-дьякон вспомнил «каштановый банкет»(3) в Апостольском дворце Ватикана и вздохнул. Пятьдесят обнажённых блудниц танцевали, соблазняя гостей, а затем ползали между канделябрами по полу самым непристойным образом и собирали разбросанные каштаны. Чезаре лично наблюдал за тем, кто из духовных персон и сколько раз проявит мужскую состоятельность. О, он был щедр и восторгался их мужественностью, его всегда привлекали сильные люди. Драгоценные кубки и меха, звонкие монеты и шёлковые плащи стали наградой гостям, больше других познавшим плотских утех. Даже теперь, спустя почти столетие, он почувствовал сладостное томление. «Славные были времена… Вот бы повторить… А вдруг?!» Звук упавшего предмета и негромкий вскрик вернули Чезаре к действительности. Оглянувшись, он увидел испуганно переминавшегося с ноги на ногу Пеппо — юный вампир оказался неловким; фарфоровый кубок, инкрустированный камеями, упал на поднос, но не разбился, а кровь разлилась. — Маленький мерзавец, как загорелись твои глазёнки при виде крови. Или ты нарочно? — полушёпотом, с придыханием заговорил хозяин. — Тебя следует примерно наказать, но у меня хорошее настроение. Можешь выпить, что разлил, — снисходительно бросил Чезаре и отвернулся. Ему не хотелось видеть, как миловидное лицо, хищно исказившись в предвкушении неожиданной трапезы, станет почти уродливым. Негодник в последнее время очень старался, всячески стремился угодить хозяину, и ему это удавалось. Пеппо обладал талантом к извращённым утехам и воплощал самые неприглядные фантазии господина. Настолько, что Чезаре решил попросить у Лукреции «мелкую тварь» в подарок, а если надо, даже готов был купить. И сейчас неспроста он был так снисходителен. Когда торопливые хлюпающие звуки затихли, Борджиа посмотрел на мальчишку и разочарованно вздохнул: перепачканное кровью лицо стоящего на четвереньках Пеппо выглядело в высшей степени жалко. Но Чезаре не привык отказываться от задуманного. — Утрись, а лучше умойся. Пеппо поймал носовой платок на лету и застыл в ожидании. — Приходи вместе с Хуанито в трапезную, — приказ последовал незамедлительно. — Да, принеси ТЕ САМЫЕ перчатки и бутыль с лампадным маслом. Поторопитесь. Разумеется, Чезаре видел, как вздрогнул раб. Но разве его могли тронуть чувства «мелкой твари», особенно теперь, когда собрался воплотить очередную задумку?!***
Ватикан, 1486 год — Это чудовищный грех, который язык отказывается называть, это отвратительное извращение перед Богом и людьми, — сложив руки на груди, облачённый в красный плащ из тонкой шерсти и моццетту (4), в красной шапочке-пелилолусе, кардинал Родриго Борджиа, будущий Папа Александр VI, расхаживал перед притихшими сыновьями-подростками. — Эта скверна входит в число тяжелейших преступлений, наряду с убийством, повторной кражей и фальшивомонетчеством. Мощный мужчина с резкими чертами лица, из которых особенно выделялись глаза навыкате и крупных размеров нос, остановился, пристально посмотрел на мальчиков и закончил: — В следующий раз вы пойдёте на допрос нечестивых блудниц и ведьм, а сегодня узнаете, что бывает с теми, кто находит неправильный сосуд для семени. Решив, что сказано достаточно, он направился к лестнице, ведущей в пыточный зал, сыновья шли рядом. Несмотря на юный возраст, мальчики должны были присутствовать в застенках святой инквизиции — так решил Его Высокопреосвященство. Он посчитал сыновей достаточно взрослыми для подобных зрелищ. Жестокие правила средневековья по-прежнему главенствовали в системе дознания и наказания католической церкви, и возраст, в котором заканчивалось детство, выглядел весьма условным. Зачастую браки, особенно в политических целях (разумеется, поначалу формальные из-за возраста молодожёнов) заключались в младенчестве, но уже в 13-14 лет молодая супруга приступала к выполнению своего предназначения — продолжать род, производя сыновей и дочерей для заключения династических или иных выгодных союзов. Всё с благословения Святой католической церкви, разумеется. У мальчиков же естественным считалось приобщение к реалиям, совсем не подходящим для детской психики. Стоило ли удивляться впоследствии чёрствости и жестокости взрослых? — Позвольте задать вопрос, Святой отец, — заговорил Чезаре и продолжил после утвердительного кивка: — Каноническое право запрещает использовать пытки в церковном судопроизводстве. Но почему тогда они существуют, и как объяснить, к примеру, аутодафе? — Я тебя понял, можешь не продолжать, — прозвучал снисходительный ответ. — Иннокентий XIII приравнял расследования ереси к расследованиям в светских судах, а там пытки разрешены. Но не так-то просто было отмахнуться от любознательного паренька! — Я это знаю! — Чезаре остановился и строптиво топнул ногой. — Вы почему-то не хотите мне ответить по существу! Джованни непонимающе смотрел на брата, а Родриго довольно улыбнулся: несмотря на дерзкий характер, старший сын от Ваноццы деи Каттанеи был его любимцем. Любознательный, хватающий на лету знания, именно Чезаре являлся главной надеждой будущего понтифика. Мальчик чувствовал особое отношение и уже привык ко многим поблажкам. В будущем ему предстоит испытать всю полноту власти и безграничную вседозволенность. — Ты непочтителен перед владыкой, сын мой, речи твои отдают ересью, — пожурил Декан Священной коллегии кардиналов и замолчал. — Простите, Ваше Высокопреосвященство, — Чезаре фальшиво смутился и сразу извинился, — но всё же… «Вот ведь какой настырный!» — будущий Папа был недоволен тем, что ему приходится лукавить, однако… пасовать перед мальчишкой?! Подобного он не мог себе позволить. — Да, пытки запрещены, но какие? Церковь гуманна даже к заблудшим своим чадам и не должна проливать кровь. Кроме того, запрещается нанесение тяжких увечий. Поэтому выбираются пытки на растяжение тела и разрыв мускулов, на раздробление суставов, а также пытки водой, огнем и каленым железом. Как колесование, которое вы обязательно увидите, — Родриго пришлось пуститься в пространные разъяснения, но он не жалел о потраченном времени, несмотря на неудобные вопросы. Главное — сын проявлял подлинный интерес к вопросам веры и правосудия. — Пытку разрешено применять единожды, тогда почему многие еретики неделями находятся в пыточном зале? — Чезаре вошёл в азарт и порозовел от волнения, его глаза заблестели. Кардинал невольно залюбовался сыном и в который раз отметил, что тот уже почти взрослый и растёт не только умным, но статным и красивым, настоящим де Борха. — Ты наблюдателен, похвально, и со временем станешь истинным знатоком, светилом теоцентризма. Правда, плохо воспитан, — будущий понтифик выжидательно смотрел на Чезаре. — Даже для персоны высокого уровня это не всегда допустимо. В строптивце боролись желание узнать ответ и его обычная дерзость. Любознательность оказалась сильнее — он потупился и не поднимал глаз. — Да, пытку можно применять только один раз, но это легко обойти. Кто сказал, что наказание нельзя прервать и продолжить позже? — Объявляя каждую новую пытку возобновлением предыдущей? — Чезаре закончил, вновь перебив отца. Но тот не стал выговаривать: они пришли в пыточный зал.***
Кардинала и его сыновей ожидали три мягких кресла, напротив которых стояло странное приспособление. Ничего похожего раньше Чезаре не видел: высокое деревянное сиденье с торчащим вверх сантиметров на тридцать толстым колом с закруглённым концом, который помощник палача щедро полил лампадным маслом. Родриго чуть заметно кивнул; палач, гигантский детина, приволок упирающуюся девицу в потрёпанном платье со связанными за спиной локтями. На голове несчастной был мешок. Палач задрал длинное платье. — Вот что происходит с теми, кто забывает про своё естественное назначение, — ровно, негромко объяснял Родриго, в то время как заплечных дел мастер дёрнул нижнюю юбку. Некрепкая ткань сразу расползлась, оголяя срамные места, и стало понятно: это мужчина. Палач подсадил его на подставку. Жуткое подобие фаллоса медленно входило в зад содомита. Несчастный дёрнулся, от движения кол только глубже погрузился в тело. Громкий, истошный крик заставил скривиться кардинала и оглушил его сыновей. — Кол сминает, но не пронзает насквозь внутренности грешника, а его тело поддерживает планка, — спокойно продолжал Его Высокопреосвященство. — Если заменить кол на острый, смерть наступит быстро, и прелюбодей не успеет покаяться. Тогда гореть ему вечно в геенне огненной. Но мы милосердны и не оставляем заботой его душу: пройдя очищение от скверны сейчас, она не попадёт в ад. Что значит такая наука в сравнении с вечными муками? Кстати, это пример отложенной, почти бескровной пытки. Распутник немного привыкнет, и планку опустят, потом ещё ниже, и ещё, пока не свершится раскаяние. Несчастный замер и почти не стонал, даже дышал редко — нестерпимая боль пронзала содомита от едва заметного шевеления. Кардинал кивнул, и палач немного опустил планку. Джованни, не выдержав, зажал рот и побежал прочь — его тошнило. А Чезаре… с ним происходило что-то странное. Словно зачарованный, с горящими щеками и округлившимися глазами он не мог оторваться от жуткого зрелища и схватил отца за руку. Его тело вело себя необъяснимо: подросток дрожал, казалось, напряжение истязаемого передавалось ему. Он почувствовал странную тяжесть внизу живота и в паху, облегающие сшивные шоссы вдруг стали очень тесными, в довершение всего он ощутил сокращение мышц и горячую влагу. Огромное пятно предательски расплылось и темнело на изумрудной ткани. Опешивший Чезаре отпустил руку отца и прижал ладонь к паху, его уже не занимала пытка, стало стыдно, захотелось стать невидимым… Кардинал поспешил его успокоить. — Ничего страшного не случилось. В отличие от твоего брата, ты вырос и готов стать мужчиной, — Родриго ласково погладил сына по голове. — Надо обрадовать твою матушку. Она давно присматривает тебе достойных подруг. — Я должен жениться? — от происходящего у Чезаре голова шла кругом. — Пока рано, сначала нужно набраться опыта. Чтобы обладать женщиной, не обязательно связывать себя узами брака.***
Замок Борджиа Обращение подростков было совершено в нарушение всех правил, но результат оказался удачным. Тем более, Микелетто нашёл их не в каком-то сомнительном притоне, не в «доме распутников». Пеппо и Хуанито были прислужниками у двух знатных шалопаев, отправленных родителями на обучение в университет в Камерино. Будущие бакалавр и доктор канонического права в науках не преуспели, зато прекрасно освоили искусство кутежа и распутства. Тут как нельзя кстати оказались приставленные слуги-мальчишки. Корелье предстояло выполнить деликатное поручение — найти и обратить пару юных смертных для развлечения хозяев. Он был добросовестным исполнителем, а потому долго и старательно искал подходящих кандидатов. Пока однажды на одной из тёмных, глухих улочек не встретил небольшую компанию — двух богатых студентов в сопровождении небрежно одетых шлюх. Пьяные школяры не заметили слившегося с темнотой наблюдателя, а Микелетто имел возможность увидеть похотливые грехи из «Книги наказаний»: тут были и извержение мужского семени в рот, и сношение в «собачьей позе». Вампир быстро понял, что перед ним ряженые юноши, ведь именно таких он искал! Проследить и подкараулить, затем обратить глупых мальчишек не составило труда. Брат и сестра Борджиа остались довольны, но для «мелких тварей» жизнь в посмертии становилась сущим мучением, если хозяевам становилось скучно. Именно тогда в головах Чезаре и Лукреции рождались самые невероятные, извращённые фантазии, которые исполняли послушные рабы. Юные вампиры неслышно скользили на четвереньках по отшлифованному полу. Чезаре почувствовал их приближение и открыл глаза. Мальчишки застыли в дверях, ожидая приказаний. Грозный хозяин сидел в высоком резном кресле в центре огромного стола в виде буквы «П», повторяющего форму трапезной. — Подойдите, — а когда рабы приблизились, скомандовал: — Хуанито, на пол. Знаешь, что делать, — и, уже обращаясь к Пеппо. — Подай перчатки и раздевайся. Шатен с готовностью юркнул под стол. Чезаре сидел в распахнутом атласном кафтане, широко расставив ноги. Хуанито облизал губы — ему не часто в последнее время выпадала честь ублажить господина. К тому же юный вампир смекнул: основное внимание хозяина будет уделено Пеппо, а значит, можно будет не забыть и про себя. Борджиа натянул тонкие перчатки из красной кожи. Обладатель длинных вампирских ногтей давно стал пользоваться ими во время игр. Конечно, двигала бессмертным не жалость, он просто не хотел портить изнутри любимую игрушку. — Что-то ты не торопишься, — проворчал Чезаре и застонал. Хуанито сразу приступил к делу, но Пеппо до сих пор стоял столбом. Промедление раздражало; господин протянул руку и, вцепившись в пшеничные волосы, забросил раба на стол. Тот не знал, что придумал хозяин, поэтому растерялся. За время отсутствия Лукреции мальчишка осмелел, с разрешения господина разговаривал, а не только лаял, порой передвигался не на четвереньках, но главное — шельмец понял: он сумел заинтересовать всесильного Борджиа. Пеппо не хотел упустить свой шанс стать фаворитом и немного возвыситься, поэтому старался как только мог. Юный вампир исполнял всяческие прихоти, чаще всего охотно. Отдаваться наедине было гораздо приятней, чем разыгрывать страсть с Хуанито на сцене, под презрительными взглядами господ и Корельи. Хозяин оставался доволен, но Пеппо терпел некоторые «неудобства» — Чезаре был груб, бесцеремонен и думал только о собственном удовлетворении, порой связанным с жестоким насилием (поэтому приказание принести перчатки напугало раба). Зато мальчишка всегда получал стойкую эрекцию, бурную разрядку и даже грубоватые похвалы. Пеппо, худосочный вечный подросток, утомлялся от сексуальных забав быстрее, чем крепкий, мощный Чезаре. Юный вампир стал получать вдоволь крови, ведь ему полагалось быть сытым и здоровым. Хуанито завидовал товарищу чёрной завистью и мечтал оказаться на его месте. Едва раздавался звон колокольчика-кампаны, Пеппо мчался исполнять желания герцога Борджиа. Когда тот потребовал красные перчатки, мальчишка понял: хозяин придумал что-то особенное, изощрённое. Чутьё не подвело Пеппо, но он не представлял, что его ожидало. Чезаре решил, что ждал достаточно долго и не собирался давать спуску. Он поставил Пеппо на четвереньки и даже не заставил облизать свои пальцы, как обычно. Было немного жалко мягкие перчатки из тончайшей кожи, однако эксперимент того стОил. Хотя бы потому, что бессмертный чувствовал невероятное возбуждение, которое усиливалось стараниями Хуанито. Чезаре щедро плеснул лампадное масло между ягодиц мальчишки, но тот, не в пример обыкновению, сжался и застыл. Пришлось с силой надавить на талию, чтобы Пеппо прогнулся и раздвинул ноги шире. Сразу два пальца вошли внутрь — юный бессмертный ещё при жизни потерял девственность и, несмотря на невинную внешность, имел большой опыт. Пеппо задрожал, когда хозяин развёл пальцы и тихонько заскулил. Чезаре прикрикнул на Хуанито, чтобы тот остановился, ему требовалось сосредоточиться на Пеппо. Пальцы с трудом погружались в тело мальчишки, тогда хозяин медленно вышел из него и обильно полил руку, не только пальцы, но и запястье перчатки. Хорошо, что Пеппо ничего не видел, иначе не миновать бы паники. Задолго до ссоры Витторио и Чезаре вместе были на развалинах Помпеев, на обоих древний город действовал магнетическим образом. Прогуливаясь, бессмертные остановились перед невзрачным, зато хорошо сохранившимся строением и вошли в неприметную дверь. Судя по мозаикам, это был лупанарий, но не совсем обычный, каких они видели уже немало среди развалин. — Что за низость, — возмутился Витторио — Растление детей, в такой жестокой форме, бывает ли что-то подлее? Насилие в самом неприглядном проявлении. Римскую империю погубило не столько нашествие варваров, сколь ужасающее падение нравов. — Да, конечно, — для вида согласился Чезаре. — Но в нашем мире это исключено, дети и подростки не подлежат обращению. Потом он часто прилетал на невзрачную улочку мёртвого города. Жадно рассматривал фрески и мозаики, испытывая сильнейшее возбуждение и желание творить подобное. Вскоре он приказал Корелье найти и обратить двоих юношей. Сложнее было убедить Лукрецию. — Нам нужны ещё слуги, новые. Пусть это будут подростки, хотя бы какое-то разнообразие в нашей скуке, — Чезаре был красноречив, и сестра в итоге согласилась. Истинную цель своего поступка он не озвучил: это было бы чересчур даже для вампира и тем более для сына понтифика. Так в замке появились Пеппо и Хуанито. Борджиа терпеливо ждал и наконец дождался подходящего момента. Микелетто и Лукреция отсутствовали, он мог осуществить задуманное. Закусив губу, вампир сложил пальцы правой руки «лодочкой» и медленно, не останавливаясь, проталкивал руку внутрь тела мальчишки. У Чезаре от возбуждения выступили клыки, он с трудом сдерживался, не хотел кончить слишком быстро. Пеппо был не только испуган — испытывал сильную боль; казалось, его вот-вот разорвёт изнутри, перед глазами вечного подростка плыла розовая пелена. Он не сопротивлялся насилию, но инстинктивно пытался избежать боли и медленно отползал вперёд, чем сильнее раззадоривал своего мучителя. Чезаре вцепился в длинные кудри раба, стараясь глубже ввести правую руку. Пеппо извивался и упирался, истошно вопил, его уже не страшило любое наказание. Ведь сильнее этой боли было трудно что-то представить. Тогда Чезаре сменил тактику и попытался отвлечь юного вампира: ослабил хватку и отпустил волосы, потом обхватил полувозбуждённый член и жёстко сжал. Почувствовав, как ствол твердеет, он довёл парня до финала быстрыми, резкими движениями. Мальчишка, кончая, прогнулся в спине и с громким криком насадился на руку насильника. Перед глазами Чезаре возникла картина: пыточный зал в Ватикане и содомит на чудовищном «кресле распутника». Сейчас был не просто невероятный азарт, вампир ощутил себя двенадцатилетним мальчишкой, испытавшим первый оргазм. Зарычав, он двинул бёдрами, и сидевший под столом Хуанито его правильно понял. Он старался на совесть и едва не захлебнулся семенем — настолько мощно излился хозяин. Борджиа был почти доволен. Для полного удовлетворения ему нужно было выпить крови. Закатившиеся глаза и искусанные губы Пеппо совсем не тронули Чезаре, зато тонкую шею с нежной, бархатистой кожей он прокусил неторопливо и с явным удовольствием. «Хм… вкус какой необычный… яркий, терпкий… теперь я знаю, как добиться этого… Мальчишка просто обязан стать моим». — Лавры Калигулы кому-то не дают покоя, — прозвучал насмешливый женский голос. — Ты даже не заметил, как я вошла. Чезаре нехотя разжал клыки и посмотрел перед собой: в дверном проёме стояла Лукреция. — Lucry, ну наконец-то! Почему так долго? Я начал волноваться. — Вижу, как ты волнуешься, — съязвила вампирша и расстегнула фибулу. Яркий бархатный плащ небрежно соскользнул на пол. — Я устала и голодна. — Пошли вон. Принесите крови для госпожи, — Чезаре слизал струйку крови на шее Пеппо и столкнул мальчишку со стола. Тот грохнулся на пол, поднял одежду и, согнувшись, поплёлся к дверям. — Однако, — Лукреция удивлённо приподняла брови, когда из-под стола на выскочил Хуанито и на четвереньках шустро поспешил из трапезной. — Ты не скучал, а очень хорошо проводил время. Наверняка придумал что-то особенное, — Чезаре в интонации сестры услышал упрёк. — Я всё расскажу, — поспешил заверить он. — Но сначала ты. Моя богиня, как съездила, что было в Неаполе?***