Давнее дело

      За ужином было шумно и радостно: Штольман блестяще завершил дело. Мироновы шутили, подтрунивали друг над другом — и тётушке Липе тоже доставалось — и не забывали хвалить кулинарные таланты Прасковьи.       Не хватало только Петра Ивановича. Он укатил в Тверь, сославшись на приглашение какого-то давнего знакомого. «Собутыльника», — как ядовито заметила Мария Тимофеевна. Олимпиада Тимофеевна видела, как Прасковья, таясь, выносила из его комнаты пустые графинчики. Безобразие! Будь её воля, Пётр Иваныч бы по одной половице ходил и не дышал… Вот дал Бог братца Виктору Ивановичу!       Да и ей самой, как оказалось, тоже Бог послал… испытание…       Пока был жив муж, Владимир Кириллович, Липа в дела поместья не вникала. Ей и в голову не приходило, что Володенька… играл. После его смерти кредиторы как насели!.. Спасибо управляющему, Маркелу Терентьичу, — надоумил. Липе пришлось продать лес, лошадей, рассчитать слуг, драгоценности заложить, чтобы с самыми «горячими» долгами рассчитаться — и ведь рассчиталась!       И первым за долгом к ней явился Иван Никитич, сосед по поместью. Сосед был гренадерского роста — Липа ему по подмышку, дай Бог, достанет, — занимал столько места, что гостиная казалась тесной и мебель маленькой и хрупкой. От звуков его голоса, громкого, басовитого, мороз по коже шёл. Иван Никитич был шумен, требователен и грозен до ужаса. Зато как он удивился, замолк, растерялся даже, когда она, молча, положила перед ним пачку денег и потребовала вексель. Он пересчитал купюры, плюя на пальцы, убрал деньги во внутренний карман, в упор глядя на неё (она не отвела глаз, хотя внутри всё обмирало от страха и ноги подгибались), бросил бумагу на стол, хмыкнул, расправив усы, и покинул её дом, картинно расшаркавшись перед ней и громко хлопнув дверью на прощанье. Липа после его ухода рухнула в кресло без сил, сжимая кулачки, чтобы пальцы не дрожали…       — …так и не прочла. Ведь не прочла, Липа?       О чём это Маша спрашивает?.. Задумавшись, Липа пропустила часть разговора. Кажется, говорили… о книге… Да, о книге. Нюша привезла из Москвы книгу, подписанную автором. Её вчера читали вслух, но Липа, сославшись на усталость, ушла к себе. А сегодня утром, за завтраком, Мироновы вспоминали чтение, смеялись. Липа никак не могла понять, чему они веселятся за столом. И Виктор Иванович предложил ей самой прочитать. Маша принесла книжку, Нюша показала подпись какого-то Чехова, и Липа обещала прочесть к ужину…       А с почтой пришло письмо от её управляющего — Маркела Терентьича. Он писал, что её сосед, который гренадерского роста, приезжал и требовал закрыть долг по второму векселю. Ему, видите ли, надо платить проценты в земельный банк. Неделю он подождёт, а дальше… Управляющий, просил барыню скорей возвращаться и самой решать, что и как… Обещал прислать на станцию лошадей…       Липа решила завтра ехать, о чём и сообщила Мироновым, показав письмо управляющего. Потом стала собираться да за сборами и забыла про книгу-то. После обеда она попалась ей на глаза. Липа взяла её и прилегла на диван. Оказалось это пьеса. Липа не любила пьес: разве это чтение — одни разговоры?! Да и герой какой-то грубый, кричит, ругается, как её сосед, право слово. Липа решительно отвернулась в стенке… и сама не заметила, как задремала, уронив книгу на грудь. И вот теперь…       — Не люблю я этих авторов, что пишут одни разговоры! — недовольно сказала она.       — Тётя, вы не любите пьесы? — спросила Анна удивлённо.       — Не люблю. Ничего не понять: «входит», «уходит», «один», «кричит»…       — Так ты всё-таки что-то прочла, Липа? — изумлённо воскликнула Мария Тимофеевна, знавшая за сестрой нелюбовь к чтению.       — Ну, прочла… пока в сон не кинуло. Да что! Он, помещик этот… как его?.. приехал к бедной женщине, вдове, схоронившей мужа, и требует криком, чтобы она ему вынь да положь деньги! Она ему, мол, отдам, но послезавтра, а он — нет, сегодня! Где это видано? — обратилась она к Штольману.       — А что, такого не бывает? — поинтересовался тот.       — Бывает… — нехотя согласилась Липа и припомнила письмо: — Вот у меня сосед есть, тоже любитель криком брать. Да только не на такую напал! Меня криком не возьмёшь! Я сама умею кричать не хуже любого фельдебеля!       — Фельдфебеля, тётя, — поправила Анна.       — А я что говорю? А он мне ещё условия ставит! — чем дальше, тем больше распалялась Олимпиада Тимофеевна. — Неделю срока мне даёт!       — Липа, Липа! — Мария Тимофеевна попыталась успокоить сестру, взяв ту за руку, но безрезультатно.       — Грубиян! — вырвав свою руку, бушевала та. — Невежа! Буян!       — Бурбон, — подсказал Штольман.       — Бурбон! — согласно подхватила тётушка. — Животное! Скот!       — Медведь, — покачала головой Мария Тимофеевна и улыбнулась.       — Медведь! Хуже зверя лесного! — Липа даже кулачком по столу стукнула.       — Монстр, — добавила Анна.       — Да, — перевела дух Липа. — Медведь, бурбон и монстр — вот он кто!       Мироновы, не удержавшись, засмеялись в голос, а Штольман покрутил головой, улыбаясь. Липа удивлённо переводила взгляд с одного на другого.       — Олимпиада Тимофеевна, — прокашливаясь, осведомился Виктор Иванович, — а вашего соседа не Григорий ли Степаныч зовут?       — Нет, Иван Никитич.       — А фамилия у него не Смирнов? — участливо спросила Мария Тимофеевна.       — Нет, — тётя Липа совсем успокоилась и даже улыбнулась: — Кроткий его зовут. Фамилия такая…       Тут даже Штольман не удержался и расхохотался вместе со всеми. Когда он смеялся, совсем не выглядел пугающе суровым. Липа тоже хихикнула.       — Теперь, тётушка, — вытирая выступившие на глазах слёзы салфеткой, произнесла Анна, — вы, когда домой приедете, велите вашему коню совсем не давать овса.       — Бурану-то? — удивилась Липа. — Зачем ему овса? Сеном обойдётся. Он у меня мерин тихий, смирный…       Виктор Иванович, пивший из фужера, поперхнулся и закашлялся. Мария Тимофеевна встала постучать его по спине, но он махнул рукой, мол, не надо, я сам…       — Олимпиада Тимофеевна, — отсмеявшись, сказал Штольман, — снимаю перед вами шляпу. Ваши шутки неподражаемы!       — Да какие шутки! — рассердилась Липа. — Я говорю совершенно серьёзно…       — Мерин, — переводя дух, заговорил Виктор Иванович, — тихий… смирный — и… Буран!       — Ну да. Бурушка, Бурашка. Я на нём всегда в дальнюю дорогу еду…       — Липа, — вмешалась в общее веселье Мария Тимофеевна. — Ты когда домой приедешь и с соседом своим, монстром и медведем, разберёшься… Напиши, как прошла ваша встреча.       — Отпишу, коли хочешь.       — Отпишите, Олимпиада Тимофеевна, сделайте милость, — завершил ужин Виктор Иванович…