Наше время
Ей казалось, что она была единственной, кто не верил в фальшивые улыбки людей, которые вымораживали своим притворством. Казалось, что все вокруг играли заученные роли, инсценировали глупый вертеп, имитирующий счастливую жизнь. От пропитанного ложью воздуха становилось так тошно, что невозможно дышать. Как жить в мире, где никому нельзя верить? Сидя на полу около панорамного окна, Бетти с ужасом смотрела на бурлящий у её ног мегаполис. Все торжествовали, отдавая дань Рождеству, разыгрывали один и тот же спектакль поддельной радости, пока она изумленно наблюдала за ними свысока и видела их нечестную игру и гадкое вранье. Настоящий пир во время чумы. Бетти почувствовала, как руки непроизвольно сжались в кулаки. Тонкие пальцы обхватили бокал так крепко, что хрупкое стекло грозилось треснуть. Так противно быть частью этого, так противно сталкиваться с этим каждый день, не имея возможности что-либо изменить. Иногда ей хотелось вновь вернуться в детство, быть глупой девчонкой, не замечать окружающей фальши и искренне верить в лучшее. Но она знала на собственной шкуре, как больно взрослеют такие наивные дуры. Вероника Лодж с опаской наблюдала за взволнованной подругой. И от увиденного идея вытащить Бетти на каникулы в Нью-Йорк, чтобы отвлечь и развлечь, уже не казалась такой шикарной. От былой Бетти Купер не осталось и следа. От неё прежней сохранилась лишь пустая внешняя оболочка, покрытая глубокими трещинами. Распад начался уже давно, и остановить его, к сожалению, друзьям было не под силу. Вероника молча переглянулась с Арчи Эндрюсом, вопрошая взглядом, как им быть. Как заставить подругу слабо улыбнуться и вернуться к ним из своей прострации хотя бы на один вечер? Она устало выдохнула, плеснула в бокал еще шампанского и подошла к Бетти. Села рядом, прямо на пол, легонько сжала худенькое плечо. — Би, побудь с нами хотя бы сегодня. Я не могу смотреть, как ты себя изводишь. Бетти дернула плечом, скидывая теплую дружескую ладонь, и проговорила безжизненным голосом: — Простите, что порчу вам праздник. Слова царапали горло, будто были покрыты колючими шипами. Бетти сделала внушительный глоток мартини, повертела в руках опустевший бокал, глядя сквозь стекло на искаженный ночной город. — Милая моя, ты ничего не портишь. — Ронни придвинулась ближе, погладила её по распущенным волосам, напрочь пропитанным запахом черничных сигарет. — Мы с Арчи любим тебя. Мы хотим, чтобы ты хотя бы немного повеселела. Мы не виделись почти полгода, и ты с каждым разом становишься все незаметнее. Ты хотя бы спишь? Вероника говорила так, что сомнений в искренности её сожаления не возникало. Бетти подметила про себя, что с возрастом подруга стала более человечной. — Большую часть времени занимает учеба и внеклассные занятия, — безэмоционально ответила она, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу. — Иногда удаётся поспать. — Бетс, ну ведь так нельзя. — Вероника тяжело вздохнула, покачав головой. — Тебе нужно хотя бы немного отвлекаться. Ты так совсем загнешься. Её забота вызывала у Бетти жгучее желание убраться подальше от их глаз. В праздники особо тяжело сдерживать себя в целости. Трудно не рассыпаться на части, когда все вокруг наслаждались жизнью, забывались в объятиях вторых половинок, а она с досадой выдавливала болезненную улыбку, из-за всех сил сдерживая непрошеные слёзы. — Мне осталось всего полгода до выпуска, — сказала она Веронике. — Я вытерплю. — Но ведь я не об этом… Такими темпами ты скоро превратишься в тень. — Вероника снова погладила её худощавое плечо, ощущая выступающие косточки ключиц под объемным вязаным свитером. — Когда ты последний раз нормально отдыхала? Веселилась? Ты хотя бы помнишь, когда в последний раз была на свидании? Живое, задели за единственное живое, что ещё осталось внутри. То, что немыслимо кровоточило лишь от одного упоминания и заставляло задыхаться от жутчайшей боли. Бетти с грохотом опустила бокал на паркет, едва не разбив его вдребезги, и окинула друзей колючим взглядом. Арчи с досадой покачал головой, чувствуя, что все это было глупейшей ошибкой. — Я хочу спать, — отрывисто произнесла Бетти и поднялась на ноги, обойдя подругу стороной. — Би, прошло уже четыре года! Ты не можешь изменить прошлое. Нужно просто жить дальше! — летит в спину голос Вероники. В глазах у Бетти вскипели жгучие слёзы, и сдерживать их уже невозможно. Она пошла в комнату для гостей, громко хлопнула дверью и рухнула на кровать, лицом в подушку, чтоб заглушить рвущееся наружу рыдание. Каждый раз, каждый чёртов раз, когда окружающие пытались учить её жизни, внушали, что нужно оставить прошлое позади и забыть, как глупый сон — её сердце разрывалось на мелкие кусочки, грозясь больше не собраться воедино. Почему, почему эти люди не понимают, что невозможно его забыть. Невозможно выкинуть из памяти, словно что-то незначительное. Невозможно убить в себе воспоминания о самом дорогом человеке, которого так сильно хочется увидеть! Хочется почувствовать его тепло! — Джагги! — простонала она, сжав в руках его серую шапочку, спрятанную до этого под подушкой. Поднесла дорогую сердцу вещь к лицу, вновь вдохнула родной запах, прикрыла мокрые глаза. — Как сильно я хочу вернуть тебя, Джагги! Бетти неудержимо рыдала, спрятав лицо в ладонях. Пальцы мелко дрожали, а в груди мучительно жгло, и дыра в сердце с каждой слезинкой становилась все больше и больше. Она стремительнее росла с каждым днем, еще немного — и поглотит ее с головой. Как сложно цепляться за жизнь, когда внутри ты уже давно мертв. Вероника тихо проскользнула в комнату, без слов легла рядом, крепко обняла. В горле застрял ком, мешающий говорить. Да и как говорить, когда близкий человек захлебывался собственными слезами. — Прости меня, Би, — прошептала она. — Мне очень жаль. — Мне так плохо без него, Ронни. — Бетти содрогнулась всем телом, крепче сжала в руках серую шапочку. — Если бы кто-нибудь знал, как убивает меня его отсутствие. — Мы ничего не можем изменить, детка. Как бы нам этого не хотелось. — Это я во всем виновата. — Бетти закусила соленые губы до крови, прикрыла глаза. — Господи, как же сильно мне его не хватает! К горлу вновь подступило рыдание, сжало его ледяной лапой. — Прости меня, Джагги, — без конца повторяла она, сотрясаясь в руках Вероники. — Прости!Четыре года назад
Идеальный мир Бетти Купер развалился всего за один вечер. Её образцовая семья, любящие друг друга родители, их безупречная репутация в обществе — все это оказалось блестящей мишурой, скрывающей за собой множество гадких секретов, которые разрушили фундамент, всегда казавшийся ей железобетонным. Она пыталась свыкнуться с мыслью, что уже ничего и никогда не будет, как прежде, но мозг упорно верил в лучшее, несмотря на то, что никакого выхода из этой ситуации не было. Пропала уверенность в завтрашнем дне, не осталось сил, чтобы быть невозмутимой и стойкой и делать вид, что всё на самом деле прекрасно. Не осталось сил, чтоб притворяться, будто все шло своим чередом, жизнь продолжалась, и это не её сестру заперли в сумасшедшем доме; не её отца упекли в тюрьму; и это не родная мать терроризировала её каждый день, заставляя быть лучше, чем она есть. Горячие слёзы текли по девичьему лицу, омывали бледные щеки, капали на розовую шифоновую юбку. Грязные, изодранные в кровь колени саднили, в них словно впивались острые иглы. Но гораздо больнее было неокрепшему, почти детскому сердечку, клеточки которого отмирали с каждым днем, замерзая от жестокости окружающего мира. Первый учебный день оказался весьма паршивым. Школа, что раньше была для нее интересным местом, сейчас вызывала лишь страх и новую порцию рыданий. Теперь ей негде скрыться от окружающих; места, в котором она могла бы чувствовать себя в безопасности, больше нет. Дома дела обстояли ещё хуже. Она устала слушать нотации матери, устала смотреть, как та потихоньку сходила с ума, зацикливаясь на том, чтобы младшая дочь выглядела безупречно на фоне остальных. Только вот «дочь убийцы» теперь стала никем иным, как школьным изгоем. Смятый грязный листок с мерзкой надписью валялся у её ног, запачканный каплями крови. Как же гадко было на душе лишь от осознания того, что каждый смотрит на неё с неприкрытым осуждением. Каждый видит в ней грех её отца, совершенно не думая о том, что она не должна отвечать за его поступки. Это не она, в конце концов, села за руль автомобиля и сбила чертового Джейсона Блоссома на бешеной скорости. Не она! Бетти с нетерпением ждала выпускной класс и надеялась сохранить о нём лишь хорошие воспоминаний. Она жаждала, чтобы лето закончилось как можно быстрее, но никак не ожидала того, что это лето перевернет всю ее жизнь с ног на голову. Она даже подумать не могла, что Полли попытается себя убить, а Хэл решит отомстит негодяю, разбившему сердце его дочери. Не ожидала, что буквально за месяц их идеальная семья получит позорное клеймо, которое не смоешь ни водой, ни кровью. За спиной послышались неуверенные шаги. Бетти вздрогнула от испуга и поспешно смахнула слёзы рукавом. Она с опаской обернулась, ожидая увидеть на пустующем заднем дворе Шерил Блоссом, которая вновь обольет её грязью с ног до головы, либо Чака Клейтона, который не упустит возможности уколоть её очередной грубостью. Но там стоял всего лишь Джагхед Джонс, смутившийся от её настороженного взгляда. Он переминался с ноги на ногу, не решаясь подойти ближе. Его серая шапка сползла, черные кудри в беспорядке спадали на лоб, а пронзительные зеленые глаза мягко смотрели на неё. Джагхед не имел привычки обременять людей своим присутствием или глупыми разговорами, всегда оставаясь где-то в тени. Последние года полтора они почти не общались, лишь изредка перебрасывались незначительными фразами. Бетти чувствовала свою вину за то, что их былая дружба сошла на нет, когда она питала надежду заполучить Арчи и не замечала ничего и никого вокруг. Она всегда гналась за теми, кто откровенно плевал на неё, не жалея разбитого сердца и выплаканных в подушку слёз. Джонс наблюдал со стороны за её тщетными попытками стать дамой сердца Эндрюса, зная при этом, что у него самого — нет ни единого шанса тягаться с красавчиком Арчибальдом, качком-футболистом, местной поп-звездой. Джагхед неуверенно подошел ближе, присел на лавочку рядом с ней, бегло взглянул в лицо. — Ты уронила. Он протянул ей книгу по английскому, которую Бетти выронила при эффектном побеге из школьного коридора, когда в третий раз за этот чертов день Шерил устроила ей показательную «казнь», разнеся в пух и прах перед всем Ривердэйл Хай. Она молча взяла книгу и отложила в сторону. Ей было слишком неловко находиться в его компании, ведь она считала, что больше не имеет права на нормальное отношение к себе. Но Джаг никогда не шел за стадом, всегда выделялся из общей толпы своей отстраненностью и честностью. Несмотря на частые пинки от футбольной команды, насмешки и плевки в его сторону, он всегда оставался собой и не боялся высказать собственное мнение. А она всегда пыталась держаться за людей, боялась выделиться и быть «не такой, как все». И в итоге эти же люди сейчас считали её отбросом, не имеющим права оправдаться. — Бетс, не обращай внимания на этих выскочек, — обратился к ней Джагхед. — Они никогда не поймут тебя. И даже не попытаются это сделать, ты ведь знаешь это. Его мягкий голос пробирался сквозь скорлупу обиды, успокаивал и внушал, что ни один из тех глупых подростков не стоит ни одной её слезинки. Он нерешительно протянул руку и коснулся её сжатого кулака теплой ладонью. Бетти замерла, перестала дышать. Джагхед напрягся, мысленно назвав себя последним кретином, считающим, что ей нужно его утешение. — Прости. — Он отдернул руку и схватился за свой рюкзак, сделав вид, что все произошло совершенно случайно. Бетти всхлипнула, подняв на него свои заплаканные голубые глаза. — Спасибо тебе, Джагги. Ты единственный, кто ни разу не взглянул на меня с осуждением. Мне кажется…— Она запнулась, едва сдерживаясь, чтоб вновь не расплакаться, но продолжила: — Мне кажется, что даже Арчи и Ронни считают меня виновной. Джагхед горько усмехнулся. — В этой школе место изгоя и аутсайдера всегда было моим. Я не могу тебя осуждать и абсолютно не хочу этого делать, зная, что ты совершенно не при чем. — Он почему-то смутился и отвёл взгляд. — Это меня принято осуждать и лепить на шкафчик дурацкие надписи, типа «сын уголовника» или «змеиный выродок». Джонс наклонился и поднял с земли тот самый лист, который сегодня прицепили ей на спину. Он уверенно разорвал его на мелкие кусочки и выбросил в стоящую рядом урну. Бетти с благодарностью посмотрела на него. Она не понимала, как могла забыть, что у нее всегда был такой хороший друг, который ни разу в жизни её не подвел. — Как ты смирился с этим? — спросила она, глядя ему в глаза. В них плескалась бесконечная тоска и боль, которую люди наносили ему своими грубыми словами, а он лишь молча проглатывал, не забывая говорить «спасибо». Джаг был сыт по горло осуждениями, которые летели в него абсолютно без причины, но ничего не мог с этим поделать. Он тяжело вздохнул, разглядывая свои серые заношенные кеды, и ответил: — Людям бесполезно объяснять то, что они неправы. Если они окрестили тебя отбросом, это уже не изменится. — Он усмехнулся, сжав пальцы на лямке своего рюкзака. — Я, к сожалению, привык к такому отношению за все эти годы. Привык быть одиночкой. Джонс знал, о чём говорил. Он все время чувствовал себя абсолютно ненужным человеком, сидя за дальним столиком в углу столовой в полнейшем одиночестве; за последней партой среднего ряда, зная, что никто не захочет подсесть к нему добровольно. Даже Арчи, его друг детства, смог с легкостью забыть о нём, вступив в футбольную команду. А Бетти была так увлечена своей невзаимнной влюбленностью в соседского мальчика, что постепенно Джагхеду пришлось исчезнуть и из её жизни тоже. Но однажды он все же испытал судьбу. Около двух лет назад он решился пригласить Бетти на танцы, но получив мягкий отказ, в который раз назвал себя полнейшим кретином. Ведь только кретин понадеется, что такая девушка, как Купер сможет обратить на него внимание. Куда ему, сыну неоднократно осужденного лидера Змеев, аутсайдера с Южной стороны до тех парней, что вились вокруг неё, были равны ей по социальному статусу, были рождены для «её круга». Бетти почувствовала себя отвратительно, на собственной шкуре ощутив то, через что он проходил каждый чертов день уже на протяжении нескольких лет. Как она могла быть такой эгоисткой, когда другу требовались поддержка и понимание. Ей стало невыносимо стыдно за то, что всё это время она даже не задумывалась о том, как обидно ему было наблюдать за бывшими приятелями со стороны. Неужели она могла быть такой жестокой? Почему же Джаг сейчас сидел рядом с ней, успокаивал, если сама она ни разу не пыталась понять его, даже не подозревала, что ему это нужно? — Прости меня, Джагги, — проговорила она, громко всхлипнув, и уткнулась носом в его плечо. — Я была такой идиоткой. Мне так жаль, что мы прекратили общаться. Мне тебя очень не хватало. Джагхед напрягся от столь неожиданного признания, немного растерялся, но все же обнял девушку за плечо. Он готов был простить ей все обиды, лишь бы она прекратила плакать сию же минуту. Он не любил женские слезы, которые ему так часто приходилось видеть дома за свои семнадцать лет, а уж тем более не мог терпеть, когда эти слезы принадлежали дорогому ему человеку. Бетти всегда была особенной, всегда занимала внушительное место в его сердце. Вот только ей этого никогда и не было нужно. — Проехали, Бетс. — Он усмехнулся, мягко развернул девушку к себе, заглянул в лицо. На её щеках блестели дорожки слез, и Джагхед, не задумываясь, стер их ласковыми касаниями огрубелых пальцев. — Вот так гораздо лучше. Он тепло улыбнулся, заправив прядь светлых волос за ушко, и поспешно убрал свою руку. Ему все время казалось, что ей неприятны его прикосновения. Да и вообще он чувствовал себя рядом с ней всё таким же недостойным, не имеющим права на её внимание. Элизабет ответила ему улыбкой, стараясь не плакать. Слишком много слез она пролила за последний месяц, закрывшись в собственной спальне на ключ, чтоб снова не выслушивать нотации матери. Она осталась совершенно одна в их семье, лишившись Полли и отца, которого мать проклинала, внушая дочери, что он — последний ублюдок на Земле. А что нужно было думать самой Бетти? Она всегда любила папу, проводила с ним намного больше времени; знала, что он всегда поддержит и поймет лучше, чем мама. Гордилась им и смело могла назвать своим героем. А теперь? Когда Хэл насмерть сбил подростка и сделал это намеренно, даже не отрицая собственную вину. Что ей теперь думать о том, кого ненавидит весь город, и чье имя запрещено произносить в собственном доме? Бетти чувствовала, как все навалившиеся проблемы потихоньку разрывали её на части, словно желали растащить по кусочкам. Ещё чуть-чуть, и её совсем не останется. — Тебя проводить домой? — спросил Джагхед, глядя на неё с нескрываемым беспокойством. — Если ты, конечно, хочешь… — Я не хочу домой, Джагги, — резко выпалила Бетти. — Я не хочу туда возвращаться как можно дольше. Побудь со мной, пожалуйста. Я не хочу оставаться одна. И она посмотрела на него, буквально умоляя взглядом, чтобы он остался рядом с ней и не отдавал на растерзание настойчивым мыслям. Джагхед улыбнулся, почувствовав, как гулко забилось сердце. — Хорошо, тогда…мм…может сходим в «Pop's»? — предложил он. — Я угощаю. Бетти согласно кивнула. Рядом с ним боль будто притуплялась, все опасения хотя бы на время исчезали, и она, пусть ненадолго, но забывала о том ужасе, что творился в доме. Джагхед же горячо порадовался тому, что не зря все лето вкалывал на карьере в Толедо (там жила его бабушка) и заработал там карманные деньги на первые месяцы школы. — Только сначала нужно разобраться с этим. Джагхед кивнул на её разбитое колено. Бетти опомниться не успела, а он уже сидел перед ней на корточках, критическим взглядом оценивая повреждения. Она ждала, что Джагхед начнет задавать вопросы, но он тактично молчал. Ей совсем не хотелось признаваться в собственной неуклюжести. В попытке поскорее скрыться от любопытных глаз, она так спешила, что совершенно не заметила большого камня, споткнулась об него и полетела на землю. Джагхед тем временем достал из своего портфеля влажные салфетки и осторожно стер грязь с содранной кожи. Он старался действовать, как можно нежнее, чтоб не вызвать болезненных ощущений. Его невесомые касания рождали неведомое тепло в её груди, заставив посмотреть на этого человека совершенно иными глазами. Никто даже и не пытался быть с ней таким добрым, каким всегда был он. И сейчас, когда Джаг так старательно обрабатывал ей колено, подув на ушибленное место, чтобы облегчить дискомфорт, сердце екнуло, на пару мгновений перестав биться. Почему она не замечала его раньше? — Тебе не больно? — поинтересовался Джагхед, аккуратно заклеивая ушибленное место пластырем. — Все в порядке. — Ну вот, готово. — Он смущенно улыбнулся, поднявшись на ноги. — Теперь можем идти. — Спасибо. Бетти подняла с земли свой голубенький портфель, запачканный пылью, и встала с лавочки. Джагхед стоял рядом, и она нерешительно взяла его под руку. Парень не смог сдержать улыбки, и, казалось, покраснел еще больше. — Я так рада, что ты сейчас со мной, Джагги, — проговорила Бетти, крепче обхватив его руку. Её мягкий голос заставил его сердце забиться быстрее. Неужели этот день смог стать для него чуточку лучше? Они медленно шли по тротуару, поддерживая легкую беседу, отвлекающую их от гнетущих проблем. Джагхед не думал о своем отце, о Змеях, об удручающей бедности. А Бетти смогла хотя бы на несколько часов отодвинуть в сторону террор матери, издевательства в школе и полнейшую разруху в её идеальном розовом мирке. Сегодняшний день открыл ей глаза на многие вещи, на собственные ошибки, на людей, окружающих её. И было весьма неожиданно, когда череда разочарований разбавилась одним-единственным чудаком в серой шапочке. Чудаком, который теперь значил для неё гораздо больше.