***
Миссис Кейн, миссис Бересфорд и мисс Стрит сидели на веранде принадлежащего миссис Кейн дома на улице Глициний, 12, и говорили о погоде. Разговоры о погоде вообще являлись одной из двух вечных тем, достойных Клуба. В самом деле, биржевые котировки, государственные границы и даже нефтяные маршруты, занимающие умы небезнадежных, но все еще слишком юных и потому несколько суетливых людей во всяких молодежных песочницах — давосах и бильдербергах, — слишком преходящи для тех, кто готовится к Встрече. Погода же как существовала до того, как появились биржи, государства и нефть, так и будет существовать после того, как эти понятия канут в Лету. Разумеется, они пили чай — по крайней мере, миссис Кейн и миссис Бересфорд. Мисс Стрит, будучи американкой, предпочла бы свой ужасный американский кофе. Но — увы! — ужасного американского кофе в доме миссис Кейн не водилось никогда, поэтому мисс Стрит, уже привычная к несовершенству этого мира, просто сидела напротив своей чашки, иногда касаясь ее, чтобы не так нервировать приятельниц. К сожалению, погода на излете лета была прекрасной, и долго обсуждать ее было трудно. Что ж, тем быстрее разговор перейдет на вторую достойную Клуба тему: обсуждение и порицание нравов молодого поколения… Ибо нравы молодого поколения как были ужасны до появления биржи, нефти и государств, так и останутся ужасными после их исчезновения. Так или иначе, для смены темы нужен был лишь повод, и повод не замедлил воспоследовать. — ПОТТЕР! Вон он! Держи его, Деннис! Уйдет же! — сначала по улице вдоль забора пробежал встрепанный черноволосый мальчик в очках-велосипедах, одетый в мешковатые штаны и куртку на пару размеров больше. Бежал мальчик легко и привычно, видна была большая практика. Разбитые кроссовки мягко шлепали по тротуару. Следом за ним, с отставанием ярдов на пятьдесят, промчался памятный миссис Кейн по ее последнему году в школе Пирс Полкисс с двумя приятелями, фамилии которых миссис Кейн не могла припомнить, а еще секунд через десять мимо палисадника пропыхтел явно страдающий от раннего ожирения младший Дурсль — да, помнится, Дадли, Дадли Дурсль. Из дома напротив выглянула миссис Робертсон, неодобрительно покачав головой, обращенной в сторону лидера забега. Тот, обернувшись и оценив расстояние до погони, рванулся в сторону в том самом месте, где живая изгородь дома миссис Кейн сменялась трехфутовой каменной оградкой соседнего участка, с опорой на руку перемахнул через нее и скрылся в садике уже почти год как выставленного на продажу дома покойной миссис Аткинс. Молодой Полкисс и два его спутника потратили на преодоление преграды значительно больше времени, а бедный мистер Дадли Дурсль и вовсе прислонился к каменной стене, не делая даже попыток перелезть и оглашая пыхтением всю улицу. — Хм, — отметила мисс Стрит спустя пару минут наблюдения за чаинками в так и не тронутой чашке, — не часто видишь, как за одним-единственным хулиганом несутся сразу четыре хороших мальчика. Насколько я помню, обычно бывает наоборот. По крайней мере, у нас в Америке. — О, да, — миссис Кейн была с ней полностью согласна, — здесь, в Англии, это тоже довольно необычно. И я согласна, что обычно все обстоит прямо противоположным образом: шайки хулиганов гоняют хороших мальчиков. Сказать по правде, я видела такое и до войны, когда была школьницей, и после, когда сама учила детей. Но ведь мистер Поттер это же особый случай, не так ли, леди? — Разумеется, — невозмутимо согласилась миссис Бересфорд, — ведь все знают, что мистер Гарри Поттер — отъявленный хулиган, не так ли? А мистер Полкисс и особенно мистер Дурсль — чудесные дети, отрада родителей и учителей. — Я застала мистера Полкисса, мистера Дурсля и мистера Поттера в свой последний год работы в школе. И не сказала бы, что кто-либо из них был отрадой. Помнится, мистер Поттер в первый месяц учебы производил достаточно благоприятное впечатление, но… — собеседницы заинтересованно глядели на миссис Кейн из-под полей шляпок — соломенной миссис Бересфорд и кожаной ковбойской мисс Стрит. — Но уже через месяц ему стало неинтересно учиться. Он перестал делать домашние задания, хуже отвечать на уроках, провоцировал своего кузена и мистера Полкисса… — миссис Кейн нахмурила и так морщинистый лоб. — Вот как. И каким же образом он его провоцировал? — миссис Бересфорд словно вернулась на минуту в полицейский участок Саутгемптона. — Не могу припомнить, леди. Более того, я полагаю, что молодая миссис Аддерли тоже этого не может припомнить, — все кивнули, соглашаясь одновременно и с тем, что миссис Аддерли действительно молода — всего сорок шесть лет, что на фоне разменявших восьмой десяток собеседниц выглядело почти юностью, и с тем, что вряд ли сменившая миссис Кейн учительница прольет свет на заинтересовавший пожилых леди вопрос. Та, тем временем, продолжала: — И боюсь, что в данном случае ответ будет тем же — все это знают. — Обожаю эти слова, — мисс Стрит заглянула в чашку, видимо, надеясь, что чай сам собой превратится во что-то более привычное, но, обнаружив, что чуда не произошло, все же отхлебнула глоточек, — сколько интересного скрывалось за ними, когда я была несколько моложе… — Вряд ли что-либо изменилось за это время, леди — ведь «несколько моложе» мы все были не так уж и давно, — собеседницы улыбнулись, не жаловаться на старость в этом клубе было действительно хорошим тоном. — На самом деле, я считаю, что в этом отношении вряд ли что-нибудь изменилось со времен римлян или даже атлантов. — Вы действительно так считаете? Все трое задумались. Насчет атлантов они не были уверены, это было действительно давно, но вот насчет римлян все они, даже не получившая классического образования американка мисс Стрит, могли держать пари с хорошими шансами. — Вы знаете, дамы, — миссис Кейн тоже с интересом наблюдала за чаинками, — я не могу припомнить ни одного случая, подтверждающего, гм, неоднозначную репутацию мистера Поттера, однако… могу сказать, что имя помянутого мистера Поттера вызывает какие-то неприятные ассоциации. Такое впечатление, что какие-то связанные с ним факты все время ускользают из памяти, и это страшно, страшно раздражает. И чтобы избежать этого неприятного ощущения, проще принять общепринятую точку зрения. — О, — богатство английского языка в разговоре между людьми одного круга столь всеобъемлюще, что одна-единственная буква (или один-единственный звук) в состоянии передать целую гамму мыслей. Особенно если этот звук издают одновременно два и более представителя этого круга. Первая мысль — «Да, миссис Кейн, нам знакомо это неприятное ощущение. Нам даже кажется, что мы сами испытали что-то подобное и именно в связи с мистером Поттером». Вторая мысль — «Даже странно, что мы до сих пор не обращали на это внимания или не придавали этому значения, хотя это, судя по всему, напрямую коснулось нас самих». Третья мысль — «К сожалению, хотя мы и полностью согласны с Вами, мы не можем поддержать Вашу точку зрения никакой новой информацией». Четвертая мысль — «Это стоит обдумать. Да, это действительно стоит обдумать и, возможно, поискать каких-либо подтверждений или опровержений этой гипотезы». Пятая мысль — «Мы вернемся к этому разговору позже, обязательно вернемся. Возможно, на нашей следующей встрече?» — Благодарю за гостеприимство, Саманта, — вследствие небританского воспитания мисс Стрит всегда была несколько прямолинейной, — это было действительно интересно. — Спасибо за комплимент, Делла. Дамы, как насчет собраться здесь же ровно через неделю? Возможно, нам удастся с пользой провести время? И да, обещаю — в следующий раз я поищу кофе. Я не умею его заваривать, но… — скромность, по крайней мере, в разговоре, всегда являлась неотъемлемой чертой истинной леди, тем более пожилой. — Ах, оставьте, Саманта. Мы, — мисс Стрит не была чужда самоиронии, качества, которое также весьма приветствовалось, — тоже не умеем его варить, причем до такой степени, что попытка выпить кофе где-нибудь в Турции вызывает у нас столь же странные чувства, что и попытка подумать о хулиганстве мистера Поттера. То есть мы понимаем, что это кофе, черт возьми, да это все знают, но все наше существо протестует против этого. Так что подойдет любая бурда хоть сколько-нибудь коричневого цвета. — Не клевещите на себя, Делла. Я пробовала Ваш кофе на прошлой благотворительной ярмарке, и он был вполне неплох, насколько я могу судить. Итак, ровно через неделю здесь же? — миссис Кейн с трудом встала и взялась за чайник, давая понять, что несмотря на крайне интересную беседу и полученное в процессе оной удовольствие, сегодняшнее заседание Клуба объявляется закрытым. Когда миссис Бересфорд и мисс Стрит попрощались и вышли, миссис Кейн убрала сервиз и, прежде чем уйти в комнаты и закрыть дверь, негромко произнесла в пространство: — Мистер Поттер, когда будете выбираться обратно через щель в живой изгороди, постарайтесь не сломать гиацинты. Впрочем, когда будете пробираться сюда вновь — тоже. Ответное шуршание было утвердительным.***
Разумеется, мистер Гарри Поттер и не думал ломать гиацинты. Просто когда ты сначала прыгаешь через не такую уж и низкую оградку, а затем резко прячешься в кусты заросшего садика дома Аткинсов, причем делаешь это до того, как погоня тоже переберется через заборчик, это, как правило, вызывает небольшую дрожь в конечностях. Так что, пробираясь через незаметный лаз в изгороди дома миссис Кейн, очень трудно ничего случайно не зацепить. Возможно, не нервничай Гарри столь сильно, он был бы аккуратнее, но веселая и захватывающая игра «Поймай Гарри» была веселой только для команды преследователей. А вот для команды убегающих, состоящей из одного-единственного Гарри, она была в основном захватывающей. Этим летом Гарри должно было исполниться десять лет, и почти девять из них он жил в доме своих родственников: тети Петуньи Дурсль, ее мужа Вернона Дурсля и их сына Дадли Дурсля. И жизнь его вряд ли можно было назвать счастливой. Разумеется, любой ребенок, чьи родители погибли в автокатастрофе (по крайней мере, так говорила Гарри о его папе и маме тетя Петунья) будет не очень счастливым только из-за этого. Папа есть папа, а мама есть мама, и заменить их не могут никакие сколь угодно близкие родственники, даже если они очень стараются. А уж если эти самые родственники и не стараются заменить родителей… Дурсли не старались. Во-первых, Гарри жил в чулане. В маленьком темном чулане под лестницей. И не потому, что в доме не хватало места: его кузен Дадли занимал сразу две спальни на втором этаже. Впрочем, Гарри не считал это чем-то необычным или неправильным: и учительница, и социальные работники (Гарри как-то видел одного, точнее, одну леди пасторского вида), и полицейские сначала удивлялись такому и даже возмущались, грозя принять какие-то меры, но затем очень быстро забывали об этом, и никаких мер, разумеется, не принимали. То есть, это было не очень хорошо, но вполне объяснимо: в конце концов, Дадли был родным сыном Дурслей, а Гарри нет. Поэтому Гарри не жаловался, это же было нормально. Во-вторых, Гарри иногда не кормили. То есть не всегда не кормили, а только если он в чем-нибудь провинился. Провинялся Гарри часто: в конце концов, он не родной сын тети Петуньи и должен отрабатывать деньги, которые по доброте душевной тратят на него Дурсли. И он должен быть им благодарен и доказывать свою благодарность делом: работать в саду, мыть полы и посуду, помогать на кухне. А если он помогал плохо, вполне закономерно, что тетя оставляла его без ужина. И поскольку учителя и соседи, узнав об этом, тоже, предварительно повозмущавшись, все забывали — это тоже было правильным. Разумеется, Дадли в еде никто не ограничивал, и это тоже было нормально. В-третьих, Гарри всегда ходил в старой одежде кузена. И это тоже было обычным делом: и учителя в школе, и соседи по городку иногда спрашивали у мальчика, неужели дядя и тетя не могут купить ему одежду по росту, и некоторые даже задавали этот вопрос не один раз. Но потом тоже забывали об этом. Тем более, что вещей у Дадли было много, рос он быстро, особенно в ширину, и в результате кузен не успевал износить их до дыр, так что одежда мальчика была пусть и на несколько размеров больше, чем нужно, но вполне еще добротной, можно сказать — нормальной. В-четвертых… Впрочем, Гарри легко мог бы перечислить и «в-пятых», и «в-шестых» и далее, но не видел в этом особого смысла. Но если все вокруг считают все эти «во-» и «в-» нормальным… Да, все это было нормальным. Ненормальным был он сам. Гарри узнал об этом очень рано, дядя и тетя называли его этим словом, сколько он помнил себя. Временами ему казалось, что его зовут именно так, а имя «Гарри» он получил, только когда пошел в школу. Разумеется, дядя и тетя были правы. Ведь нормальные мальчики живут с родителями, а не в чулане. Нормальные мальчики дружат с другими детьми и за ними не гоняются по всему городку кузены с приятелями. И вряд ли нормальные мальчики прячутся в чужих садах. Хорошо, что миссис Кейн не сердится на него за это. И, разумеется, он сделает все, чтобы она не рассердилась в будущем. Он будет очень осторожен и больше не сломает ни одного гиацинта.