Гарри Поттер и Три Пожилых Леди

      По опыту работы в адвокатской конторе, точнее — по опыту работы секретаршей в адвокатской конторе, мисс Делла Стрит твердо усвоила несколько вещей. Одной из таких вещей было простое правило: бумаги (а равно иные вещественные доказательства, также именуемые в просторечии уликами) врут намного реже и намного хуже, чем живые люди (люди мертвые, как правило, молчаливы и от этого врут столь же неумело и столь же редко, как и бумаги с уликами). И да, ни те, ни другие не умеют целенаправленно издеваться над детективом (или адвокатом, грань между этими профессиями иногда весьма эфемерна, особенно в случае с мисс Стрит и ее покойным боссом, обожавшим сложные уголовные дела). А вот с живыми свидетелями такое случается сплошь и рядом.       Так что в понедельник утром, заступив на свою добровольную вахту в отделе опеки над несовершеннолетними в Кингстоне-над-Темзой, где и располагались официальные учреждения графства, мисс Стрит, быстро переделав все текущие дела, отправилась в архив. Архивная пыль всегда вызывала у нее ностальгию с легким оттенком горечи: слишком много воспоминаний было связано с бумагами там, в прошлой жизни. Однако она же могла подарить разменявшей восьмой десяток женщине иллюзию молодости. А может, и не иллюзию: пальцы вновь становились цепкими и подвижными, привычные боли в суставах куда-то уходили, а глаза резво скользили по обложкам дел, безошибочно выцепляя нужное.       Собственно, нужное нашлось очень быстро — папки с делами находящихся под опекой детей были расставлены строго по алфавиту, к чему мисс Стрит сама в свое время приложила руку. Дело мистера Гарри Поттера, проживавшего в Литтл-Уингинге, графство Суррей, у своей тетки со стороны матери миссис Петуньи Дурсль и ее мужа Вернона Дурсля было несколько толще, чем у обычного беспроблемного ребенка, живущего у родственников, но значительно тоньше, чем полагалось десятилетнему хулигану. Потому что жизненный путь хулигана, как правило, сопровождают десятки полицейских рапортов, заявлений в отделы по работе с трудными подростками и иные свидетельства творимых бесчинств.       Судя по репутации мистера Поттера, его папка должна была к настоящему моменту сравняться своей толщиной с томом Британики или иным подобным академическим трудом, но Делла наблюдала лишь легкую припухлость вместилища документов. Мисс Стрит отмечала такие несообразности машинально: в конце концов, это было одной из причин, по которым молодая секретарша стала младшим партнером своего босса. О других причинах вспоминать было слишком больно, так что — не сейчас.       Пожилая леди с облегчением уселась на выделенное ей место в углу и открыла папку. Первые несколько десятков страниц были посвящены героическим попыткам как миссис Дурсль, так и полностью поддерживающих ее властей графства получить все документы, необходимые для установления опеки над подброшенным прямо под дверь сыном покойной сестры.       Далее следовали отчеты инспектора о регулярных проверках условий, в которых рос мальчик. И, наконец — ведомости выплат опекунских пособий от властей графства: сначала по сто сорок восемь, а с восемьдесят девятого года — по сто шестьдесят два фунта в месяц (в отделе опеки ходили слухи об очередном повышении в следующем году, но достойных доверия подтверждений этим слухам пока не было). Стандартные четыре с небольшим фунта недельного пособия на ребенка проходили по другому ведомству, но, будучи немного знакомой с мистером и миссис Дурсль, Делла не сомневалась, что с получением и этих денег все тоже в полном порядке.       Сами документы, как и ожидалось, были аккуратно подшиты, и на беглый или неопытный взгляд выглядели вполне респектабельно. Но взгляд был цепким и опытным, так что мисс Стрит не только обнаружила странности, но и разделила их на две группы — странности маленькие и странности большие.       Маленькие странности опытная секретарша встречала и раньше, хотя в такой концентрации — довольно редко.       Для начала, первый же документ — рапорт местного констебля о ребенке, подброшенном под дверь, без каких-либо документов, кроме записки с просьбой позаботиться о племяннике, — был вполне естественен для девятнадцатого века, но для века двадцатого был уже несколько экстравагантен в своей старомодности. К слову, сам документ, приложенный к делу, был вполне в стиле этой старомодной экстравагантности: если Делла что-то понимала в древностях, написан он был не на бумаге, а на самом настоящем пергаменте, который должен был стоить кучу денег. Да и манера письма наводила на мысли скорее о гусином пере, чем о шариковой ручке.       Во-вторых, практически отсутствовали ссылки на документы из других архивов: например, решение судьи округа о признании умершими родителей Гарри — Джеймса Поттера и Лили Поттер, урожденной Эванс, — казалось, было взято из воздуха. Решил и все. Ни ссылок на полицейские протоколы, ни отчета коронера — ни-че-го. Даже упоминание об автокатастрофе, в которой, со слов миссис Дурсль, погибли ее непутевая сестра и ее не менее непутевый муж, отсутствовало. Это тоже было бы нормальным лет сто пятьдесят назад, но в конце двадцатого века выглядело несколько необычным.       В-третьих, практически все отчеты инспектора (точнее, двух разных инспекторов, сначала миссис О`Лири, а с недавних пор миссис Причер) по результатам контрольных визитов к опекаемому были словно написаны под копирку, и Делла была готова съесть свою шикарную кожаную шляпу (игравшую главным образом роль положенного каждой Пожилой Леди эпатажного элемента, вроде выкрашенных в сиреневый цвет волос), если этим «отчетам» предшествовали реальные визиты в Литтл-Уингинг.       В-четвертых, за все десять лет к делу подшили одно-единственное медицинское заключение, сделанное сразу после излишне романтической истории с подбрасыванием ребенка под дверь: несмотря на проведенную на крыльце дома тети холодную ноябрьскую ночь мальчик здоров, за исключением кровоточащего шрама на лбу. Больше ни единой бумажки от медиков не было. Подумаешь, эка невидаль — шрам и шрам. Кровоточит и кровоточит. Видимо, кровоточить перестал — это же прекрасно, какой смысл тратить на такую мелочь время медицинского персонала и бумагу?       В общем, все эти странности вполне объяснялись ленью, халатностью и нелюбопытностью всех причастных, начиная от рядового инспектора и заканчивая судьей. Такое встречается, и, увы, чаще, чем хотелось бы. Вот только Делла была знакома и с делами других проблемных детей — и те же самые инспектора и полицейские не демонстрировали подобной лени в других случаях. С другой стороны, все ее — их — предыдущие расследования, как правило, заканчивались судом. А для суда подобных аргументов было бы явно недостаточно.       Так что, не будь у мисс Стрит за плечами полувека работы с бумагами, она убрала бы папку на стеллажи и отправилась бы домой, тем более, что ехать предстояло не менее часа. Однако, прислушавшись к себе, Делла внезапно осознала несообразность, засевшую где-то в дальнем уголке мозга: полученный объем информации решительно не соответствовал толщине папки, даже несмотря на липовые отчеты инспекторов. Процентов пятьдесят страниц не оставили ни малейшего следа в памяти. Мисс Стрит тяжело вздохнула: придется потратить несколько часов на изучение каждой страницы, если не каждой буквы, а значит, возвращаться в Литтл-Уингинг придется либо в пробках, либо по темноте, либо и то, и другое одновременно.       Первая Большая Странность обнаружилась в том самом решении суда о признании Джеймса и Лили Поттер умершими. Место смерти родителей Гарри было указано, но совершенно не воспринималось мозгом. Да, глаза без запинок скользили по названию какого-то городка или деревеньки, но в мозгу информация не отображалась совсем. Попытка буква за буквой перенести название в блокнот не дала ничего: все время что-то отвлекало от задуманного, и лучшей из десятка попыток стали невнятные каракули в блокноте, да и такой результат потребовал полного напряжения воли в борьбе с ощущением неважности и ненужности задачи.       Где навоз, там и пони — в части инспекторских отчетов «неважными» оказались целые листы или, примерно там, где одна фамилия инспектора на фиктивных рапортах сменялась другой, целые десятки листов. Потерпев поражение с одним-единственным названием городка, было бы глупо штурмовать столь огромные объемы неважной, совершенно неважной, абсолютно неважной информации. Единственное, что удалось сделать без особого труда — записать в блокнот даты отчетов, обрамляющих странные листы хронологически. Самый большой «неважный» кусок начинался вскоре после сентября восемьдесят восьмого и заканчивался где-то в районе Рождества; по крайней мере, январский отчет восемьдесят девятого уже радовал привычной пустотой и шаблонностью.       За всю свою карьеру Делла Стрит неоднократно встречала бумаги, которые лгут. Но ни разу до сих пор ей не попадалось документов, издевающихся над тем, кто их читает. Хм. Все когда-нибудь случается в первый раз.       — Мисс Стрит, — голос второй из отметившихся в этом деле инспекторов, миссис Причер, Делла хорошо знала, — ради Господа нашего Иисуса Христа, не стоит трогать эту папку. Не надо. Она… Она проклята.       — Миссис Причер?       — Делла, Вы просто не понимаете. Вы не сталкивались с этим ужасом и дай Господи, не столкнетесь — если немедленно поставите эту папку на место. И пожалуйста, во имя Вашей бессмертной души — молитесь, молитесь. Чтобы взгляд Врага, наложившего покров тайны на свое отродье, не обратился на Вас, — на лице одной из трех инспектрисс отдела была совершенно жуткая смесь ужаса и сострадания. А еще — желание выговориться, такой шанс упустить было невозможно.        — Покров тайны? — Делла снова почувствовала себя молодой. Сколько раз она помогала потенциальным свидетелям (а иногда и потенциальным обвиняемым) выговориться, просто задавая вот такие короткие вопросы, строя их на основе последней фразы собеседника, это всегда помогало.       — Страшной тайны. Впервые с этим столкнулась Эрин О`Лири, Вы еще застали ее, когда стали работать здесь, — Делла кивнула. Память была уже не та, но мисс Стрит помнила эту невысокую рыжеватую молодую женщину, — она была веселой и жизнерадостной… До того проклятого ноября, — миссис Причер нервно мяла слегка сероватый, многократно стиранный платочек.       — Ноября? Вы имеете в виду ноябрь восемьдесят восьмого?       — Нет. Восемьдесят первого. Того самого страшного года, когда сам Враг подбросил своего ублюдка этим несчастным Дурслям. Эрин тогда поручили это дело, она дневала и ночевала в Литтл-Уингинге, а потом… Потом она ничего не помнила. Не помнила, как ездила туда, как бегала по судам, не помнила свои командировки уже на следующий день. Только эти черные волосы, зеленые пронзительные глаза и страшный шрам.       Разумеется, мисс Стрит помнила шрам на лбу мальчика. Как-то встретившись с Петуньей Дурсль в бакалейном магазинчике, она даже спросила, не следует ли обратиться в Отдел Опеки, где она как раз начала работать, за субсидией на пластическую операцию для Гарри, но реакция миссис Дурсль на это предложение была столь… Боже милосердный, да миссис Дурсль была тогда в такой же панике, в таком же ужасе, который волнами распространяла сейчас миссис Причер! И теперь ужас начал захватывать уже саму Деллу.       — Шрам?       — Да. Шрам. В виде молнии. На лбу этого… этого… — миссис Причер достала из ридикюля металлическую фляжку и отхлебнула, запах дешевого бренди наполнил комнату. — Я думаю, это метка Сатаны. Бедная О`Лири помнила крики, она помнила, как сотрясался дом, а в остальном она забывала все больше и больше. Однажды она вернулась из этого проклятого места, забыв своих дочерей. Представляете? Мать, забывшая имена своих дочерей. О, она все же вспомнила их — ее девочки, слава Господу, не имели никакой связи ни с этим проклятым местом, ни с этим проклятым отродьем. Видимо, потому она смогла… Но целые недели, да что там — целые месяцы оказались вычеркнуты из ее памяти. И самое страшное — все эти жертвы были напрасны.       — Напрасны?       — Вы же сами видели это, Делла. Все те документы, все те свидетельства — они не нужны никому. Никто не хочет или не может прочитать их, Дьявол, — миссис Причер перекрестилась, — он прячет все свидетельства своих злодеяний под полой своего грязного плаща. Эрин привела священника — вы знаете, она ирландка, католичка...       — О, разумеется, это понятно по фамилии!       — О, да. Так вот, даже этот святой человек — да, он католик, но он действительно Верил — не смог проникнуть под нечестивую защиту. И он отпустил малышке Эрин грех.       — Грех?       Казалось, летучие мыши зароились под потолком заставленной делами комнаты, к запаху пыли добавился неуловимо-страшный аромат серы, а из-под металлических стеллажей заклубилась тьма. Еле слышный сигнал проезжающего по улице автомобиля превратился в ушах обеих в крик боли и отчаяния.       — Она больше никогда не ездила в этот проклятый город. Никогда. И все свои отчеты она составляла, не покидая офиса. Вы знаете, с работой тогда было тяжело, Эрин хотела уволиться, но не могла позволить себе потерять место. Мистер Тэйлор — тогда он был начальником департамента — покрывал ее. Он тоже ездил туда, в тот год. По слухам, они даже собирали Комиссию по Защите Детей и даже внесли имя этого отродья в Реестр Защиты. Но Вы никогда не найдете ни протокола, ни записи в Реестре. И сам мистер Тейлор ничего об этом не помнит. На самом деле, он был очень удивлен, когда я спросила его о результатах заседания комиссии. Но Нечестивый скрыл все. Поэтому мистер Тейлор поддержал Эрин.       Миссис Причер без сил опустилась на стул, Делла налила ей стакан воды, та выпила залпом, но потом вновь потянулась к фляжке с бренди. Делле стало страшно уже не за себя, а за миссис Причер: тот дискомфорт, который она испытывала при попытке вспомнить что-то о мистере Поттере, был в сто, а может быть, и в тысячу раз слабее, чем тот ужас, что сейчас плескался в глазах этой доброй — Делла помнила ее участие к другим детям — женщины. На секунду Делле захотелось последовать совету миссис Причер и бросить это странное Дело, но слишком долго она была правой рукой своего Босса, и слишком много те дни, годы и десятилетия значили для нее. К тому же в силу возраста это Дело, скорее всего, станет для нее последним. Поэтому она участливо склонилась к рыдающей собеседнице и спросила:       — А потом?       — Потом мистер Тейлор ушел на пенсию. Вряд ли из-за этого случая — прошло уже шесть лет, и он был слишком стар. Новый начальник, мистер Карпентер, оставил все как есть, видимо, мистер Тейлор объяснил ему некоторые детали. Это было в восемьдесят седьмом, если я не ошибаюсь — под Рождество. А на следующий Хэллоуин…       — Хэллоуин?       — А что Вас удивляет, милочка? — еще один глоток из фляжки. — Именно в этот день Зло получает попустительством Господним чуть больше воли, чем в иные дни… Так вот, в самом конце октября того самого восемьдесят восьмого, о котором Вы говорили, что-то произошло. Мистер Карпентер приказал Эрин выехать в Литтл-Уингинг и разобраться на месте, но с О`Лири было уже довольно. Она уволилась в тот же день. Ей были нужны деньги — ее муж как раз потерял работу, но память оказалась важнее. Эрин ушла. И… они послали меня.       — Вас? И Вы поехали?! — Делле даже не пришлось изображать восхищение мужеством миссис Причер, она действительно восхищалась былой храбростью этой теперь уже сломленной женщины. Неужели и саму ее ждет…       Стоп. Не думать. Она вопросительно поглядела на миссис Причер, та с готовностью протянула ей фляжку. Боже мой, да она просто устала носить все это в себе, ей было просто необходимо разделить это бремя хоть с кем-то, бренди был только символом. Делла решительно сделала глоток (пойло действительно было ужасным) и вернула фляжку. Миссис Причер улыбнулась чуть виновато, ей действительно стало легче, но улыбка почти мгновенно сошла с ее изможденного лица.       — Я… Я была глупа. Я относилась к этому несерьезно. Не верила… О, как я была глупа. Последнее, что я помню — я захожу в архив, беру эту папку… и это все. Знаете… Читая, точнее, пытаясь читать эти листы, я узнаю свой почерк. Но больше… Больше ничего. Я не могу ничего прочесть, я не могу ничего вспомнить, я не могу даже понять, что именно я забыла. Только глаза, черные волосы и шрам. И ужас в глазах бедной миссис Дурсль. Я снова вспомнила себя только перед самым Рождеством. Мистер Карпентер… Он сказал, что все закончено. Дело этого… Поттера остается в моем ведении, но мне надо беречь себя, он что-то знал и намекнул мне, чтобы я тоже не ездила в этот проклятый дом, довольно будет формальных отчетов, — миссис Причер заплакала, Делла подошла к ней и обняла сотрясающиеся от рыданий плечи. — Тогда-то я и уверовала. Может быть, это испытание было послано мне свыше, и я не знаю, выдержала ли я его. Я хотела сжечь эту проклятую папку, но усомнилась — вдруг Враг как раз этого и хочет? Если он прячет что-то, не будет ли победой над ним открыть это? Я пыталась снять Покров, рисуя кресты и имя Господа на полях, я писала на них псалмы… Да, я знаю, что это варварство, но эти документы все равно были бесполезны. Ничего не вышло. Наверное, я не очень крепка в Вере…       — Вы замечательная, Кэти, — да, ее звали Кэти, теперь Делла вспомнила это. — Вы столкнулись с тем, с чем никогда не сталкивается большинство людей. И Вы сделали то, что должно. Я преклоняюсь пред Вами.       — Я не могу больше. Делла, прошу Вас. Даже если Вы сможете прочитать эти листы — не давайте их мне. И не давайте им официального хода. Иначе Враг снова посмотрит на нас и… Что-то все равно произойдет. Что-то ужасное. Я не хочу больше терять память. Я этого не вынесу. А Вам такой опыт… Вам он не понравится.       — Обещаю. Я никогда не побеспокою Вас… этим. Пусть это будет мой крест. Я… Я приму его из Ваших рук. И спасибо, Кэти, — заплаканная женщина кивнула, еще раз приложилась к фляжке и покинула комнату.       Делла села за стол со все еще лежащим на нем делом. Ужас постепенно уходил, освобождая место привычной решимости. Она не была особенно религиозной — в конце концов, полвека назад, наплевав на условности, она родила сына от любимого мужчины, как говорят, «во грехе», а полвека назад даже в достаточно либеральной Калифорнии это было Вызовом. И она с легкостью этот Вызов приняла, причем вполне светские неудобства от этого шага беспокоили ее — и тогда, и потом — значительно больше, чем небесные кары или сулимые ей адские мучения. Впрочем, и те, и другие были мелочью на фоне того счастья, которое она получила тогда и продолжает время от времени получать теперь. Она не прогадала.       Однако сейчас она не могла не признать, что столкнулась с чем-то, с одной стороны, выходящим за грани обыденного опыта, а с другой — довольно близко подходящим к тому, что было описано в Библии. Соответственно, следовало подумать о спасении души более предметно. О, она не первый раз сталкивалась со злом, временами даже со Злом с большой буквы. Однако в той, прошлой жизни грамотно проведенное расследование обычно выводило на вполне уязвимых носителей этого зла, и Делла Стрит не видела причин, почему даже в этом странном случае все должно быть иначе. И такой способ спасения души, как разоблачение носителей Зла (с последующим их уязвлением, разумеется), нравился ей намного больше, чем молитвы. Первым делом надо было изучить Реестр Защиты за восемьдесят первый и восемьдесят восьмой.