О вине, галстуках - бабочках и чернильных пятнах

— Можно.       Саймон знал, когда Маркус злился, чувствовал, когда на него, знал, как меняется его почерк, когда он устал, помнил его холодные цепкие пальцы под белыми перчатками. Этой бессонной ночью Гудман возводил ему памятник на обломках своего рассудка, зацелованными губами фанатично исповедуя свою любовь. Разряд тока хлынул по венам, когда рука мужчины оказалась слишком низко. — Нет!       Манфред дернулся и замер от неожиданности. Саймон только сейчас понял, насколько секунду назад было хорошо и комфортно. Маркус спрашивал о каждой мелочи: можно ли оставить след, расстегнуть рубашку, поцеловать по-французски. Кожа плавилась от малейшего прикосновения. Повисло молчание, и блондин уже заскучал по шороху простыней. — Ложиться с м-мужчиной, как с женщиной… Грех. — Я ложусь с мужчиной, как с мужчиной, что и Вам рекомендую. — Простите, нет. — Я Вас понял, — смуглый попробовал ещё раз поцеловать любовника, но тот отвернулся.       Разочарование. Он всё ещё не смог, всё ещё не избавился от навязанных понятий, остался в рамках, как картина, не определяющая себя, содержание которой формирует лишь художник. Не получится, не получится сбежать от себя, так должно быть, иначе не никак.       Саймон, накинув на плечи свою рубашку, полулежал на кровати, листая книгу и разглядывая оголенную спину сидящего за пианино Маркуса. Зажжены были все свечи, что остались в комнате, но и их свет едва ли прожигал темноту. — Друг сердечный, Вы расстроены? Прошу простить… — Увольте меня от этого, Вы не должны чувствовать вину. Недавно не мог я и мечтать о Вашем поцелуе. — Скоро начнет светать. Может, ляжем?       Мужчина опустил крышку и затушил все источники света, кроме одного, стоящего на прикроватной тумбе. Маркус опрокидывает беллетриста на подушку и помогает ему снять брюки, неслучайно задевая двумя пальцами внутреннюю сторону бедра через кальсоны. Блондин закрыл глаза, о т р е а г и р о в а л. Мужчина нетерпеливо выдернул одеяло, плотно подоткнутое под матрас, и свободно бросил его на кровать. Неаккуратно закинутая одежда на спинку стула, книга на полу и бардак на столе. В комнате светлеет. Невыносимо приятно и внутри, и снаружи. Манфред пересчитывает родинки на бледной коже, невесомо касается подушечкой пальца живота, и Гудман, прогибаясь до хруста костей, вскрикивает. — Щ…ще-щекотно! — Какой чувствительный человек! —восторженно.       Маркус дарит всю свою благосклонность непритворно лишь одному Саймону, поэтому тот ценит каждое мгновенье, когда существует мир, в котором им посчастливилось найти друг друга, получает удовольствие даже от дыхания, потому что с каждым вздохом они вновь пропускают душу друг друга через свою. Усталость всё ещё пытается взять верх, но она гораздо слабее всепоглощающего восторга. Слишком много новых ощущений, чересчур спонтанно, одновременно предсказуемо: сближались беллетристы неторопливо и последовательно, с волнением осознавая это ещё задолго до попыток выказать свою симпатию. — Мы тянем друг друга в ад. — С Вами хоть в ад, хоть в эмпирей. — Останьтесь! — Я уже не могу отменить свои планы. — И что же, Вы уйдете? После всего… — сонный Манфред пристегивал высокий воротник к рубашке Саймона, чтобы спрятать под ним багряные следы. — Маркус, всего один день, — блондин одарил взглядом, содержащим в себе весь мир: и холодный чай под утро, и капли дождя по стеклу, и завывания ветра, и чаянья, и лёгкие хлопоты, и осеннюю прохладу, и солнце, и синь, и пение птиц, и первый вдох младенца, и хруст листьев, и звенящую тишину.       Они стояли в коридоре, и Маркус не мог распрощаться. Саймону было неловко признаться, что он эмоционально утомился. Требовалось время, чтобы переварить и осмыслить все произошедшее, а также титанические усилия, чтобы не выглядеть раздраженным. — Жить без Вас не смогу. — Не идеализируйте, я не оправдаю Ваших ожиданий. — Очень категорично.       Желтые и бурые листья летели с изогнутых веток.       Блондин разлёгся на столе, сонный и на последнем издыхании дописывающий предложение. Он сбил себе режим постоянными ночными прогулками и приступами вдохновения после них. Изящные стрелочки карманных часов показывают три часа дня, намекают, что пора бы лечь. — Добрый день! Извините, что без приглашения.       Саймон ожидал услышать кого угодно, но не Кэру. — Вы очень надолго пропали.       Потребовалось время, чтобы понять, что она стоит за дверью, что он ненарочно игнорировал стук, и что сейчас не самый подходящий для этого момент. Беллетрист посмотрел в небольшое зеркальце, еле добравшись до него, и ужаснулся. Однако пришлось открыть именно в таком виде. Женщина вытаращила глаза и деликатно спросила: — Все плохо? — Нет, — заикаясь, — я соскучился, просто рассчитывал закончить работу. — На Вас лица нет! — Проходите.       Шатенка долго рассказывала о приготовлениях к свадьбе, а Саймон кивал и удивлялся. Разве бывают люди такими пунктуальными? — А Вы с Вашим…? — Мы-ы-ы, — мужчина осознал только сейчас, что говорить должен он; в голове все ещё вились затейливые и эффектные фразы для реплик, но записать их сейчас же не было реально, — быть честным, все очень быстро. Мы хотим разного и чувствуем по-разному. Он хочет физической, а я эмоциональной близости. Но я уверен, что я должен, что я неправильный. — Да, должно быть, Вам будет тяжело, — Кэра, наверное, снова формулировала какую-то мысль, от которой у Саймона все перевернется с ног на голову, изменится часовой пояс, или блондина вообще унесет торнадо, и он к этому уже был готов. — Даже когда я ощущаю то, что хочу, то не знаю, как справляться с этими чувствами. Возможно, мне необходимо именно быть влюбленным безответно, тогда мне было лучше, чем сейчас. — Смысл отношений — становиться лучше не только для других, но и для себя. И если Вы уверены, что это происходит, то Вы на своем месте. Если нет, то сделайте выбор, о котором будете меньше сожалеть. — Маркус, кажется, ничего не замечает… Ой, — сказал, но, впрочем, это не имеет значения. — Интересно, — задумчиво протянула, — его имя Маркус? Редкое имя. Меня тоже недавно познакомили с одним… Манфред. Возлюбленный моей подруги. — Что?! — Как я и полагала. — Как… так? Так не бывает! — Саймон подавился воздухом и громко откашлялся. — Норт. — Он говорил, что они друзья, — блондин будто оправдывался, жалко и иррационально. — Мир тесен… так много потрясений. Она сама так сказала, и он подтвердил. Имейте в виду, но не делайте поспешных выводов, всякое случается.        Последние листья опускались на мощёные улицы, скамейки и гладь Темзы. В воздухе звенел лёгкий холодок.