Inferno

Я хочу прикоснуться к тебе, Хочу высосать твою волю. Я буду охотиться за тобой И приведу тебя в свой ад.

Чимин не помнит начала этого кошмара; не помнит, когда замкнулся круг. Ему кажется, что темнота всегда преследовала и контролировала его: сковывала переплетённые над головой руки и давила на плечи, вынуждая чувствовать коленями обжигающую своим холодом каменную поверхность. Как сейчас. Чёрная пелена застилает глаза — в таком состоянии Чимин чувствует себя беззащитно. Пришпиленной за кончики крыльев бабочкой. И в этом ночном кошмаре у Пака есть три персональных монстра: призрак, собственный разум и двойная доза боли. Физическая боль приносит извращённое удовольствие, а боль от осознания этого факта — невыносимые муки. Невидимые шипы ползут по телу, оставляя за собой глубокие порезы, и Пак чувствует запах: сладкий, дурманящий. Смесь аромата роз и собственной крови. Чимин сливается с этой темнотой, становится противоречивой её частью. Сознание разрывает на куски, ломает от ощущения собственного бессилия перед ним. Чимину кажется, что он слышит шёпот самого дьявола: цепляющийся за разум так же, как шипы за тело. Ужас выходит из груди вместе с беззвучным криком, а голос всё отражается эхом в уголках сознания. Слов не разобрать, но чувствуется в нём что-то сильное настолько, что Чимин уже в который раз не выдерживает борьбу за собственный разум. Оно подчиняет, ставит на колени. Оно проводит кончиками призрачных пальцев по нетронутой шипами роз шее и словно душу кусок за куском вскрывает; обнажает всё самое тёмное, что только есть у Пака. Все извращённые желания и мысли, которые Чимин так старательно душил в себе на протяжении долгого времени. Это разрушение самосознания; пытка, которую Пак одновременно и боготворит и ненавидит. Неприемлемая ранее слабость теперь приятной, тянущей в порезах болью струится по телу и оплетает мягкой паутиной, откуда потом не выберешься. Чимин слаб. Чимин проигрывает каждый раз, попадаясь в эту ловушку и слыша в голове лёгкий смех — так смеются над добычей. Чимин чувствует во рту кровавый привкус, и это возбуждает. Он задыхается от собственной сумасшедшей жажды этих прикосновений. Стонет что-то неразборчивое, фактически умоляет. И непонятно, чего он просит: остановиться или продолжить. Из него призрачные губы, кажется, душу высасывают. Кусают до крови, а, насытившись, бросают на холодный каменный пол. «Ты принадлежишь мне». Отголосок набатом стучит по вискам, и Чимин скатывается с постели, весь в холодном поту. Озирается по сторонам, осознавая, что это был один из его ночных кошмаров, и дышит загнанно. За окном уже начинает светать, поэтому в комнате не так темно: можно разглядеть очертания кровати и шкафчика со склянками, занимающего чуть ли не половину маленькой стены. Чимин пробует щелчком пальцев зажечь огонь, но зеленоватые искры на пальцах гаснут, не успев разгореться. Так всегда бывает после кошмаров с его присутствием. У Чимина уходит достаточно много времени на то, чтобы восстановить свои силы. Пак поднимается с пола и на негнущихся ногах подходит к кровати. Он уже заранее знает, что там увидит. Алая роза с длинными шипами и сладким запахом крови, который для Пака за столько времени стал уже чем-то обыденным. Чимин срывает лепестки, и они один за другим пыльцой растворяются в воздухе. Вслед за ними исчезает и стебель: Пак делает всё для того, чтобы стереть воспоминания о ночном кошмаре. Но некоторые следы невозможно уничтожить: они находятся на теле самого Чимина. В зеркале видны затянувшиеся розовые порезы от шипов и ранка на губе. Чимину придётся опять врать матери о том, что сам прикусил её во сне. Ещё одним из последствий таких тематических «снов» являются волосы Пака. Их природный цвет — светло-молочный, но начиная с шестнадцати лет, когда Чимин впервые окунулся в тот вязкий мир, они стали маленькими частями окрашиваться в чёрный с едва заметным тёмно-алым отливом. К восемнадцати годам от светлого не осталось почти ничего, кроме пары прядей на чёлке. Точнее, уже одной. Что произойдёт потом, когда волосы полностью изменят цвет, Чимину неизвестно, но он нутром чувствует — ничего хорошего. Эти видения нельзя назвать сном. Они словно выдёргивают в другую реальность, испытывают на прочность, а Чимин это испытание каждый раз проваливает, позволяя лепить из своего сознания всё, что угодно. Вспоминает те эмоции и чувствует себя марионеткой, с которой какому-то пугающему до застрявшего в горле крика кукловоду вздумалось поиграть. Чимин ненавидит и себя, и его. До утра Пак сидит возле кровати, обнимая руками подтянутые к груди колени, и не может сомкнуть глаз: в голову сразу начинают лезть отрывки из недавнего видения. Он устал. Если раньше такие кошмары посещали его не больше раза в месяц, то в последнее время они значительно участились. От такой эмоциональной нагрузки при приготовлении лекарственных отваров Чимин уже начинает путать ингредиенты: травы, которые он с детства как свои пять пальцев знает. Когда солнце показывается над кронами деревьев, Пак надевает плотный свитер с высоким горлом, чтобы скрыть порезы, и выходит в ближайший подлесок. Дом, в котором он живёт с матерью, располагается на отшибе деревни неподалёку от столицы. Если идти пешком до города, то это займёт примерно час. Периодические порывы ветра треплют волосы. Климат в этой стране далёк от мягкого морского. Северное королевство — в основном место обитания людей и существ с низким магическим резервом. Из-за частых холодов магам огня и драконам это место однозначно не по душе, и из необычных существ здесь можно встретить разве что снежных фейри — похожих на человека крылатых созданий размером с кулак и живущих в горах, где никогда не тает снег. Гораздо более обширные территории на карте занимает Сумеречный континент — огромное пристанище для самой разношёрстной массы. Он подразделяется на населённое эльфами Лесное королевство, Волчьи земли и обжитую магами-стихийниками Южную империю. В детстве на карте мира Чимина так же привлекала одна расположенная посреди океана небольшая точка: Остров Вулканов, где обитают драконы — самая малочисленная раса. Однако существует ещё одна страна, не дающая многим покоя своей скрытностью. Тёмная империя — окружённое западными горами логово вампиров. Про неё ходят разные слухи: один ужаснее другого. Говорят, что ночи там чернее, чем бездна, а закаты и восходы — кровавые. Слышал Чимин и сплетни про то, что главный среди вампиров — Чон Чонгук получил власть жестоким способом: расправившись со всей семьёй бывшего короля за одну ночь; что он лишь одним своим взглядом заставляет врагов молить о пощаде. Но никто этого доподлинно не знает, потому что вампиры не впускают на свою территорию чужаков. В последний раз их делегацию видели в Северном королевстве два года тому назад. Вампиры прибыли для подписания договора о ненападении. Вот только заключался он на весьма странных условиях, при которых, когда придёт время, нужно будет беспрекословно отдать Чонгуку одного человека, которого тот назовёт. Не в положении Северного королевства было тогда задаваться вопросами и спорить с этим желанием высшего вампира, потому что Тёмная империя сильна и, по сути, вампирам при желании ничего не стоит развязать войну, в которой люди полягут прежде всего. Страх перед этими созданиями Тьмы живёт в крови человечества с давних времён и не угас до сих пор. Чимин ёжится от холода и согревает дыханием руки. Рассветы последнего месяца осени бьют по земле утренними заморозками. Несколько дней назад Пак видел одно место с ростками ещё не завявшей от холода перечной мяты, и сейчас решает сорвать лепестки, пока заморозки их совсем не погубили. Таким образом Чимин надеется отвлечься. Он мог бы воспользоваться магией для того, чтобы привести себя в относительное равновесие, но и так небольшие силы фактически истощены с ночи. У лекарей нет выдающегося магического потенциала: их резерв больше чем у человека, но недостаточно высок для полноценного мага. Зато они обладают повышенной чувствительностью к больным существам и в большинстве случаев точно знают, как помочь. Магия лекарей более спокойна и направлена исключительно на созидание. У многих такой дар передаётся по наследству. Это же относится и к Чимину. Пак завязывает тряпичный мешочек с листьями мяты и бредёт обратно, пытаясь натянуть до костяшек пальцев рукава вязаного свитера. Наверное, зря он так легко оделся. Дом встречает его приятным теплом и разнообразным запахом трав. Мама — пожилая женщина с посеребрёнными сединой волосами, убранными под платок, уже проснулась и разогревает еду. Чимин же бросает свежие листки мяты в готовую настойку с пустырником и накрывает горячий заварник крышкой. Может, хоть успокаивающий чай немного приведёт мысли в порядок. — Поговаривают, повелитель Тёмной империи скоро нанесёт визит в наши края, — между делом говорит мать, раскладывая овсяные лепёшки с мёдом по тарелкам. — Уж не с войной ли? — хмыкает Чимин. — Нет, — качает головой женщина. — За обещанным человеком. — Но чем высшему вампиру сдался обычный человек? — Чимин всё никак этого понять не может. Тот договор кажется ему совершенно абсурдным. — Этого я сказать тебе не могу. Но есть у меня одно предположение… — женщина замолкает и задумчиво постукивает пальцами по столу. Затем прищуривается, словно что-то вспоминая и, наконец, говорит: — Точно известно лишь то, что среди вампиров есть случаи, называемые предназначением. Единение душ, сильная связь между двумя. И, возможно, у Чонгука есть пара среди людей, но по какой-то причине он медлил до сих пор. — А как проявляется эта связь? — осторожно спрашивает Чимин. Нервно теребит край свитера и пытается выглядеть спокойно. На самом же деле внутри мечутся пугающие тени догадок, подтверждения которых Пак не хочет слышать. — Предназначенные чувствуют друг друга на интуитивном уровне. Если связь особенно сильна, то до момента встречи они могут общаться между собой во снах. А бывает, что на телах появляются какие-то метки наподобие инициалов имени своей пары. С каждым словом Чимин холодеет. Его в дрожь бросает от этих слов: не их он хотел услышать. Тени догадок превращаются в тяжёлые грозовые тучи, грозящие вот-вот разразиться ливнем отчаяния над и так расшатанными нервами Пака. — У тебя ещё одна прядь окрасилась в чёрный, — замечает мама. — И круги под глазами. Может, расскажешь причину? Я ведь чувствую, что с тобой что-то не так, но впервые не могу определить, что именно. Может, я смогу тебе чем-то помочь? Чимин уже не вслушивается. Шепчет сдавленное «прости, не сейчас» и уходит в свою комнату. Его откровенно трясёт. Пак сползает по закрытой двери, кусая губы, и шипит от боли: он нечаянно задевает зубами ранку. Вкус крови опять чувствуется на языке, но в отличии от ночи, сейчас он вызывает только ненависть и желание вырвать из памяти всё, что Чимин чувствовал тогда. Забыть, как словно в бреду выгибался навстречу призрачным прикосновениям и умолял об этой ласке; как боль становилась источником наслаждения. Возможно, это просто его галлюцинации. Сон. Кошмар. Многим людям снятся кошмары. Но не те, от которых остаются следы на теле. Чимину кажется, что он сошёл с ума. А через два дня ближе к вечеру в дверь стучится королевский посол и отдаёт Чимину приглашение во дворец на его имя. Пак интересуется причиной, и ему отвечают, что по приказу короля завтра вечером в столицу со всех близлежащих окрестностей должны прибыть лекари возраста от семнадцати до двадцати лет. Зачем — пока неизвестно, однако это приглашение — фактически приказ, который не оспаривается. Чимин всю ночь ворочается в постели, сминая в пальцах этот листок с королевской печатью, и пытается разобраться, где подвох. Возможно, он параноик, но Чимину настойчиво кажется, что всё это как-то связано с прибытием вампирской делегации в Северное королевство. И Пак боится, что его страхи по поводу Чонгука оправдаются. Меньше всего он бы хотел провести всю свою жизнь в логове вампиров, да ещё и с таким жутким созданием, как их повелитель. Если всё, что происходит с Чимином — дело рук Чонгука, то это гораздо хуже, чем просто «плохо». Он высший вампир и каким-то образом превращает сон в какую-то другую реальность, где творит с Паком всё, что только может. Страшно даже представить, на что способен Чонгук помимо столь сильно выраженного ментального воздействия. Утром Чимин просыпается с тяжёлыми мыслями и ощущением разбитости. Полдня слоняется по комнате, пытаясь взять себя в руки, но в конечном счёте просто находит самую сильную успокаивающую настойку, которая только есть в доме, и выпивает в два раза больше положенного. Потом долго отплёвывается от этой горечи, но становится значительно легче. А ближе к вечеру идёт в столицу, потому что выбора у него особо нет. Перед выходом из дома мать долго обнимает Чимина, и объятия эти какие-то отчаянные, словно женщина что-то предчувствует. Пак старается ни о чём не думать: все мысли слишком мрачные. Чимин идёт пешком по краю главного тракта и чем ближе становятся пики крепостной стены, тем больше хочется сбежать назад. Чимин стискивает зубы. В город он входит, когда солнце уже село, а последние блики от его лучей догорают на западе. Возле дворца показывает страже уже довольно истрёпанный пропуск, и его сопровождают внутрь. Дворец столицы Северного королевства не отличается изяществом, потому что строился во время войны ещё несколько веков назад, когда прочность была важнейшим приоритетом. Однако со временем его внешний вид немного благоустроили: некоторые части внутренних стен теперь оплетают вьющиеся холодостойкие цветы, а внутренний дворик украшает фонтан и несколько скульптур. Но хоть Чимин и впервые здесь находится, особого внимания на этом он не заостряет. Оказавшись в тронном зале, Пак накидывает на голову капюшон лёгкого плаща и пытается слиться с тенью от одной из множества уходящих под своды потолка каменных колонн. Помимо королевской свиты, здесь присутствуют такие же юноши, как и сам Чимин. Кто-то стоит по одиночке, кто-то сбивается в небольшие кучки и перешёптываются. До Чимина долетает несколько фраз, и предположения довольно банальные, в общем сводящиеся к тому, что сегодня король выберет лекаря для дворцовой службы. Паку становится даже забавно смотреть на их лица, когда король скрипучим старческим голосом начинает зачитывать условия договора двухлетней давности. Затем их всех выстраивают в один ряд. «Как рабов на продажу» — нервно проносится в голове Чимина. Открывается массивная главная дверь, и Пак отводит взгляд. Потому что уже и так знает, кто вошёл в помещение. Инстинкт самосохранения когтями дерёт сознание, зарождая панику, но отсюда уже никуда не выберешься. Чимин смотрит в пол и почти не дышит, стараясь выглядеть как можно незаметнее. Но в полной тишине отчётливо слышны шаги хищника: заранее вынесенный приговор. Чонгук не торопится. Окидывает взглядом людей, буквально упиваясь этим почти животным страхом, а затем медленно идёт вдоль шеренги. Его Чимин находится почти в конце и упорно гипнотизирует глазами мраморный пол. Боится. Вампир слышит поверхностное дыхание с неровным стуком сердца и усмехается. Одним движением сбрасывает капюшон с головы Пака и буквально ощущает в воздухе эмоциональный всплеск. Ненависть, фаршированная страхом. Какое интересное сочетание. Внутри что-то с треском ломается и летит кусками в пропасть, когда чужие пальцы касаются подбородка, поднимая голову и заставляя Чимина посмотреть вверх. Прямо в чёрные глаза своего ночного монстра. Теперь в реальности. Пак узнаёт. У него земля из-под ног уходит, а по венам словно жидкий огонь растекается и льдом застывает, стоит Чонгуку приподнять края губ в улыбке. В дьявольской улыбке, которой грешнику обещаны все круги ада, если тот не подчинится. Пак тянется руками к горлу, чтобы ощутить там холод призрачных рук, как во сне. Ему кажется, что ещё мгновение, и он не выдержит: упадёт на колени или потеряет сознание, потому что в чёрных глазах сама Тьма плещется: хищная, беспощадная и ломающая. Чонгук отворачивается в другую сторону, кивая королю. Чимин делает судорожный вдох. За спиной появляются две тени. Вампирам не нужно каких-то отдельных слов: они на интуитивном уровне понимают приказы Чонгука. Чимина мутит от страха, а сердце заходится в диком ритме, готовое вот-вот пробить прутья грудной клетки. Перед глазами плывут полные облегчения лица остальных присутствующих, голоса смешиваются в один ненавистный фон. Ненавистный, потому что теперь Чимин — не его часть. Чимин больше не вернётся домой. Его подталкивают в сторону выхода из зала. В голове немного проясняется, и Пак начинает судорожно искать глазами пути к отступлению. Чонгука нигде не видно, по бокам два стражника. У Чимина от страха отключается здравомыслие, и он совершает самую глупую вещь, которую только можно представить: пытается сбежать. От вампиров. Достаточно лишь одного рывка вперёд, как его настигают и заламывают руки назад. От отчаяния Пак рычит, дёргаясь в сторону, но разве ему сравниться с силой этих созданий Тьмы? — Какая наивность, — раздаётся насмешливый голос прямо над ухом. Чонгук говорит вкрадчиво, и этого достаточно, чтобы по спине Пака пробежал холодок. — Ты был в моей власти ещё с рождения. И прекрасно осознавал это: долгими, приятными ночами. Не так ли, Чимин? — Я ненавижу тебя, Чон Чонгук, — шипит Пак севшим голосом. Он не может поверить в то, что его нормальную жизнь только что перерубили со всех сторон. — Ты чудовище. — И для тебя это очень прискорбно, — в голосе вампира нет ни капли сожаления. — А для меня будет весьма занимательным занятием заставлять тебя раз за разом подчиняться. Хватка немного слабнет, но лишь затем, чтобы вывести запястья Чимина вперёд и надеть на них два массивных, скреплённых между собой короткой цепью браслета. Пак узнаёт чёрную гравировку на металле. Такие браслеты используют в тюрьмах из-за одного свойства: они подавляют любой всплеск магии заключённого. Чонгук действует крайне предусмотрительно. Стража опять встаёт по бокам и с двух сторон надавливает на плечи, подталкивая вперёд. Чона больше не видно в поле зрения. Чимин прикидывает свои шансы сбежать и понимает, что таковых нет. И не было с самого начала. Даже если бы Чимин не пришёл во дворец и попытался скрыться — его бы всё равно нашли. Действительно, всё это очень и очень прискорбно. Недолгий спуск по ступеням завершается чем-то похожим на смесь кареты и повозки для узников. Чимина заталкивают внутрь и захлопывают оббитую железом дверь. Единственным источником освещения здесь служит маленькое зарешёченное толстыми прутьями окошко почти под самой крышей. Пак не успевает полностью осмотреться, как повозка резко дёргается с места, и он практически отлетает к задней части с сидением. С закованными руками очень неудобно: Чимин не может даже нормально удержать равновесие, чтобы подобраться к окошку и оценить обстановку. Лошади несутся быстро, но Паку кажется, что он сидит здесь уже вечность. Когда дорога становится более-менее ровной, ему удаётся зацепиться за выступы в стене и выглянуть через прутья. Зрелище удручающее: карету держат в поле зрения те вампиры, что едут сбоку. Чимин в самой настоящей западне. Пак сворачивается на сидении и гипнотизирует взглядом серебряную полоску света на полу: луна давно взошла. Он думает о том, что Чонгук — самая настоящая мразь, и не может до конца поверить в то, что сейчас находится фактически в клетке, а впереди — открытое логово зверя. Чувствует себя пушечным мясом. Где-то далеко позади наверняка плачет мать. Где-то далеко позади остаётся дом и привычная жизнь. Где-то на пути в горы измотанный Чимин закрывает глаза и вскоре забывается беспокойным сном.