hunger/голод

Ночь опустилась на мир. И в глубокой, обездвиживающей тьме молчал даже ветер. И в неподвижности влажного весеннего воздуха витала лишь тревога. Море стихло, придавленное туманом, а над туманом носился дух, и дух, устав томительно метаться, устремился к берегу, туда, где горели бесцветные костры. Среди костров, нарушая гармонию, раздавались тихие, но оглушающие звуки. То были солдаты, приходящие в себя после долгих изнуряющих битв. Одни стонали и скулили от полученных ран, другие — кричали, продолжая бой во сне, третьи и вовсе не спали, украдкой утирая слёзы с обветренного лица. Были и те, кто ликовал, кто праздновал, но глаза их были стеклянными, а улыбки лживыми. Облетев всех и заглянув в душу каждому, дух в оцепенении остановился у громадного шатра с едва колышущимися над ним знамёнами. Дух опустился на землю, став плотью и кровью. И мысли его оказались сжаты крошечным черепом, и руки потяжелели, и ноги не слушались. Досталось духу уставшее тело, но тело не отдыхало, оно распахнуло двери шатра и проникло внутрь. Внутри было ещё темнее, лишь тусклый свет свечи огибал фигуру человека. — Мой господин, — произнесло тело. Человек обернулся. Хотя плечи его были расправлены, спина пряма, а подбородок гордо вздёрнут, взгляд его дрогнул, словно почувствовав чужака в теле слуги. — Все готово? — помедлив, спросил он. — Да, господин, — отозвалось тело, и с каждым звуком дух рассеивался. — Все, кто сдался, были отправлены домой на кораблях. Через десять дней мы можем выдвинуться. — У нас нет десяти дней. Мы войдём в город завтра. — Но спешить ни к чему, мой господин. — Нет, — голос человека стал грубее, — я не успокоюсь, пока не сделаю это. — Что? — дрожа, произнесло уже не тело, а дух. — Пока не убью всех до последнего. Страх сжал сердце, и резкий порыв ветра ворвался в шатёр, готовый снести всё, но унёс лишь дух, потащил дальше, к огромным каменным воротам, бился в них, пока они не отворились. Потянул по застывшим безлюдным улицам, все выше и выше, почти к дворцу, куда всем естеством рвался дух. Осталось совсем немного, но сил слишком мало, а ветер никогда не устаёт, и очередной его порыв прибил к земле, разбив о неё. Услышав крик, юноша распахнул глаза и резко поднялся, откинув одеяло. Легкое дуновение ветра пустило холодок по влажным лицу и груди, заставляя окончательно прийти в себя. Небо за окном стремительно светлело, но в глазах оставалось темно от воспоминаний. — Тэн, — донесся до него голос с соседней кровати, — всё в порядке? Кун, красивый молодой юноша, наставник, тот, с кем он делил комнату и тот, кто знал его секрет, уже давно не спал. Взгляд его был ясным, а в руках он держал книгу, тёмную с бордовым переплётом. — У меня? — помедлив, отозвался Тэн, — Почему ты спрашиваешь? — Вы кричали во сне. — Так это был я? — удивленно и смущенно сказал он и попытался разгладить спутанные волосы. — Если вам нужно выговориться, то... — начал Кун. — Я в порядке, — отрезал Тэн и потупил взгляд. Кун вздохнул и, захлопнув книгу, отложил ее подальше. Затем откинул одеяло и поднялся, чтобы пересесть на кровать к Тэну. Последний же избегал его взгляда, избегал даже тогда, когда Кун взял его ледяные руки в свои ладони и слегка сжал в успокаивающем жесте. — Вам тяжело, я знаю, — так тихо, что даже сидящий рядом Тэн едва расслышал, сказал он, — тяжелее, чем кому-либо. Сейчас скорбное время. Мы потерпели поражение. Наш союзник разбит, а мы не можем ни победить, ни даже сражаться против врага. — Всем трудно, — отозвался Тэн, — тебе разве не трудно? — Да, вы правы, — согласился Кун, и губы его тронула мягкая сочувствующая улыбка, — но меня поддержат близкие. А вы совсем один. — Я не один. Упрямство Тэна заставило его, наконец, замолчать. Кун сжал губы и сощурил глаза, словно злился, но юноша хорошо знал, что тот переживал, и ничего общего с гневом это не имело. Тэн осторожно освободил ладони и попытался выпутаться из-под одеяла. — Просто знайте, что я всегда рядом, чтобы поддержать вас, — всё же не остался в долгу Кун, и в ответ на это юноша, наконец, не стал возражать и едва заметно кивнул. — Пусть это не много, но что-то. А теперь собирайтесь. Сегодня мы приветствуем победителей. Этот день будет длинным и сложным. Нужно было собрать волю в кулак, но Тэн не мог. Сон застал его врасплох, он был не суеверен, но отчего-то поверил, будто каким-то образом сумел подглядеть планы врага. И от этой мысли ужас сковывал сердце, а дышать становилось всё труднее. — Хорошо, — сжав руки в кулаки, произнёс Тэн, — но ты сделал это снова. — Сделал что? — Говорил со мной так, словно я господин, — последнее слово далось с трудом, перед глазами тут же возник силуэт из сна. — Но вы и есть мой господин. — Нет, — нервно возразил Тэн, — уже давно нет. — Вы всегда будете, — заверил Кун, протянув ему влажное полотенце для того, чтобы стереть липкий пот с лица. — Даже если я могу служить вам лишь наедине. — Не нужно. Я ценю твою преданность, но нельзя, чтобы однажды ты забылся и поставил под угрозу нас всех, понимаешь? — Как скажете, вернее, как скажешь, Тэн, — ответил Кун и, покрепче завязав пояс халата, отправился за пошитыми специально к этому событию нарядами. Красивые тёмные с красной и золотой вышивкой мантии, изготовленные из лучших тканей, прошитые лучшими нитками, предназначались для приветствия победителей. Вот только все они надеялись на иной исход войны. Был солнечный, но не слишком жаркий день, лучшая для большого праздника погода, и на улицах города повсюду толпились люди, нарядные, с цветами, но лица их не выражали особой радости. Знамена вольного города повсюду были опущены, но лишь затем, чтобы снова подняться уже во имя новых господ. Кун старался держаться рядом, пока Тэн и другие танцоры шли по направлению к дворцу, с трудом пробираясь сквозь толпу, несмотря на десять стражников, окруживших их со всех сторон. Кун был прав, когда сказал, что Тэн совсем один, что его некому утешить. Дорогие ему люди были близко к нему и в то же время так недосягаемы, что порой он буквально сходил с ума от тоски. Ужасный сон так и не выходил из головы. Снова и снова Тэн возвращался мыслями к темноте, к кострам, к морю и шатру с темной устрашающей фигурой внутри. Он слышал, что на этот раз с севера привел войско не правитель, а его сын, и говорили, что он ещё более свирепый и жестокий, чем его отец. Что, если наказанием за мятеж станет смерть? Кто первым лишится головы: правитель или же его наследник? От этой ужасающей мысли Тэна повело, и он едва не споткнулся о неаккуратно уложенную мраморную плиту. От падения его спас Кун, схвативший за локоть и притянувший к себе. — Возьми себя в руки, — строго, но беззлобно шепнул он. — Помни, кто ты, не забывай даже в момент отчаянья, и страх отступит. Тэн уже давно не понимал, кто он. Пусть и не забыл прошлого. Не забыл, что ему посчастливилось родиться в знатной семье, быть племянником правителя вольного города, знаменитого на весь мир своими лучшими лекарями, учеными, зодчими и художниками. Он помнил, как жил в тихой гавани с родителями, окруженный заботой, и мир казался ему ласковым и открытым. Пока однажды к ним не ворвались с войной люди с севера. Тэн с трудом, но запомнил правителя, высокого, сильного и холодного мужчину, взявшего его на руки и сказавшего, что родители спят. Даже будучи несмышлёным ребёнком, Тэн ему не поверил. Позже он понял, что был лишь политическим ходом, разменной монетой, но дядя, которого он видел впервые, принял его, словно собственного сына. — Дети не должны умирать за то, кем родились, — сказал правитель с севера, на прощание, погладив его по голове. — Но иногда боги просят принести в жертву детей тех, кто противится их воле. Обретя в лице одинокого после смерти жены правителя и его громкого глуповатого сына семью, Тэн снова почувствовал себя счастливым, и счастье это длилось даже больше, чем он мог позволить себе мечтать. А потом случился мятеж и надежды на то, что союзники снова сделают их свободными. Тэна спрятали в городе и снарядили в путь десяток солдат, пару наёмников и пустую закрытую повозку. Через пару дней инсценировали нападение разбойников и смерть юного господина. Город скорбел, а Тэн, срезавший волосы, смущенно прятался среди опечалено вздыхающих танцоров. Дядя уверял его, что это не так уж и надолго, может быть, на пару лет, и когда они победят, и правда будет раскрыта, люди поймут и возликуют. Но война затянулась, и враг победил, а Тэн успел стать лучшим среди танцоров, почти что позабыв своё настоящее имя. Лишь благодаря своим стараниям, он мог чаще выступать во дворце и видеться с дядей и братом, пусть мельком, украдкой, обмениваться несколькими быстрыми, но нежными взглядами. Лица танцоры, согласно традиции, скрывали за шелковой маской, и Тэн всякий раз жалел о том, что не мог улыбнуться им в ответ. Пребывая глубоко в воспоминаниях, Тэн и не заметил, как поредела толпа, и как они оказались во дворце. Ворота его никогда не запирались в знак дружелюбия к народу, но и народ, глубоко уважавший и любивший своего правителя, не беспокоил его понапрасну. Между воротами и входом в замок простирался большой сад с собранными в нём всевозможными растениями и цветами, привезёнными со всего света. В детстве Тэну пришлось потратить не один год на то, чтобы изучить каждый его уголок и в будущем прятаться ради уединения. Теперь он редко бывал в одиночестве, разве что в своей тесной комнатке в театре, когда Кун отправлялся по своим делам. У Куна было много забот, в то время как у Тэна лишь две — танцевать и не выдать себя. Они проходили сад, и сердце мальчишки заныло. Не меньше половины цветов оказались срезаны и теперь украшали дворец. Когда они вошли внутрь, Тэн едва сдерживался от слез. Ему не приходило в голову, как в столь скорбный день можно радоваться, танцевать и приветствовать врагов, как гостей. Ноги не слушались, в голове пустело, легкая маска на лице душила, но ему нужно было взять себя в руки. — Ты в порядке? — спросил Кун, остановив его у дверей гримерной. Тэн был не в состоянии ответить, лишь вяло кивнул и отмахнулся, не в силах превозмочь желание опуститься на мягкие подушки, разбросанные повсюду, и не имело значения, что на нём самый красивый наряд из тех, что он носил с тех пор, как покинул дворец. Следующие несколько часов вокруг него носились люди, шепчась и вздыхая. Одни с плохо скрываемым восторгом, другие со страхом рассказывали о вошедшей в город армии. Тэн жадно впитывал всё, что говорили, ему хотелось знать больше, но он изо всех сил изображал безразличие, боясь вызвать подозрения. Никто не знал, как поведут себя господа, как накажут их за измену. В том, что накажут, Тэн ничуть не сомневался, стоило закрыть глаза и вспомнить жестокие ледяные глаза северного правителя. Тэн мечтал лишь об одном: пусть его родным сохранят жизнь. — Тэн. Голос, показавшийся незнакомым, вырвал его из мыслей. Тэн открыл глаза, и перед ним оказался всего лишь Кун, но за спиной его стоял тот, кого увидеть было совсем неожиданно. Личный телохранитель его брата, Сычен, стоял, сжав руку на рукоятке оружия. — Сычен? Что... — Тэн огляделся, и обнаружил, что в просторной комнате пусто, он был один, и все другие танцоры словно испарились: — Я, кажется, заснул. — Да, — кивнув, Кун присел и взял его за руку, — вы уснули. Но пора вставать. — Сколько времени, — потерев глаза, хрипло произнёс он, — до выступления? — Совсем немного, — ответил Кун, и Тэн взволнованно выдохнул, ведь он даже не успел привести себя в порядок и нанести на глаза толстый слой сурьмы с золотой сверкающей пылью. — Но вы не будете выступать. — Что? Почему? — Вы не в состоянии. Это может быть опасно. — Я в порядке! — воскликнул Тэн, приподнимаясь, хотя, конечно же, в порядке он не был. — Я буду выступать. Кун вздохнул, было видно то, как тяжело давался строгий тон, когда его господин был в столь отчаянном состоянии. Сычен стоял позади с отсутствующим видом. — Нет, — сказал, наконец, Кун, — не будете. — Ты не можешь мне приказывать, — вдруг прошипел Тэн, окончательно лишившись терпения. Он и без того долго сдерживался, день за днём, год за годом, сколько можно было? Три года. Три проклятых года он жил и прятался, смирившись перед судьбой, но именно сегодня всё то, что было в нём благородного, воспротивилось. — Это не мой приказ, юный господин, — с печальной улыбкой отозвался Кун, — так велел правитель. Он не мог, подумал Тэн. — Он не мог! — вырвалось из него одновременно с мыслями. — Я должен быть там. С ними. Даже если это опасно, мне всё равно. Вдруг... — он едва не задохнулся всхлипом. — Вдруг что? — осторожно взяв его за плечи, спросил Кун. — Вдруг я больше никогда их не увижу. Мне снился сон. Дурной сон. Что, если это был не просто сон? Чужие тёплые пальцы легли на щеки, и Тэн замер, но не смягчил упрямого взгляда. Он не плакал, хотя едва сдерживал слёзы. Кун слишком хорошо его знал, чтобы не заметить, а значит, надежда остаться во дворце становилась всё призрачнее. — Никто не тронет вашу семью. Они не посмеют, если им всё ещё нужен вольный город. — Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Тэн. — Ваш брат сказал так. — Юкхэй? Но когда ты говорил с ним? За дверью раздались шорохи, и Кун в испуге оглянулся. Сычен сделал пару шагов назад и прислонился спиной к двери, после чего едва заметно кивнул. То был знак, что надо поторопиться. — Мы поговорим об этом позже. Возвращайтесь в театр, спрячьтесь в комнате. Мы не знаем, как долго продлится визит наших врагов, но обещаю, что независимо от их присутствия, вы скоро будете во дворце. — Обещаешь? — Обещаю, — заверил Кун и на прощание пригладил его растрепавшиеся волосы. — А теперь идите. Сычен проводит вас. — Не нужно, — сказал Тэн, поднявшись на ноги и расправив одежды. — Я сам доберусь. К тому же не слишком ли странно, если простого танцора будет провожать сам телохранитель наследника? И всё же Тэн не смог сдержать слёз, едва оказался в своей комнате. Театр опустел, даже работники кухни и сада куда-то пропали. Вероятно, ушли на праздник. Предатели, подумал Тэн, как можно было праздновать победу врага? В комнате не было сил даже переодеться. Он просидел на полу, запутавшись в нарядных сценических одеждах, несколько часов подряд, то плача, то злясь, то не чувствуя ничего. Когда доносящийся издалека гул стих, и наступила гробовая, казалось, тишина, Тэн, наконец, очнулся. Он вдруг осознал, что больше не мог бездействовать. Что должен был попасть в замок во что бы то ни стало, чтобы быть рядом с семьей, пусть даже издалека, одним из толпы. А если суждено погибнуть сегодня, тогда принять смерть вместе с ними. Выпутавшись из нарядных одежд, Тэн надел удобные штаны и накинул неприметную тёмную мантию, натянул обратно на нос маску и, вытащив из-под матраса нож, спрятал в рукаве. Он не думал, что это защитит его, но нож мог пригодиться. Теперь отсутствие работников в театре не казалось таким разочаровывающим. Тэн без труда и лишних вопросов выскользнул на улицу и принялся пробираться через уже заметно поредевшую со временем толпу. Алое закатное небо понемногу тускнело. Когда Тэн добрался до ворот садов, было уже достаточно темно для того, чтобы с легкостью проскользнуть мимо стоявших неподалеку воинов. Он старался не думать о том, насколько опасным и устрашающим был их вид. Направив все мысли на то, чтобы вспомнить лучший путь до западной стены, Тэн успешно справился с охватившим его страхом. Он всё ещё помнил, как заканчивались самые пышные праздники во дворце. Правитель с гостями отправлялись к западной стене, к открытой площадке над небольшим скалистым обрывом, с видом на море, как раз туда, куда заходило солнце. Давным-давно, пока старшие вели беседу, Тэн с Юкхэем лениво играли в шахматы, а позже, когда они подросли, то и сами с удовольствием прислушивались к разговорам. Вот и сейчас из-за стены доносились чьи-то голоса. Сад, как и внутренний двор дворца, освещались большим количеством фонарей, за горящим огнём которых постоянно наблюдали садовники. Действовать нужно было быстро. Спешно оглядевшись по сторонам и убедившись, что поблизости никого нет, Тэн воткнул нож в землю у корней дерева и принялся лезть на него. Он выбрал то, что широко раскинуло свои ветви, в котором легко было притаиться, даже в условиях яркого освещения. Тэн с облегчением выдохнул, когда из-за стены показались знакомые фигуры дяди и брата. Правитель сидел на широкой деревянной скамье, а Юкхэй стоял рядом, гордо вздёрнув подбородок. Когда восторг от осознания, что они всё ещё живы и неплохо выглядят, прошёл, мальчишка заметил ещё одного человека. Он сидел напротив правителя, небрежно откинувшись на мягкую спинку стула, высокий и сильный, в тёмных облегающих одеждах и вооруженный до зубов. Лицо его Тэн видел в пол оборота, но гладкая в свете огня кожа выдавала его юный возраст. Тэн был уверен, что перед ним тот самый молодой сын северного правителя, жестокий и беспощадный, как говорили о нём люди. При мысли об этом, у Тэна задрожали пальцы, то ли от страха, то ли от злости. К его огромному сожалению, он не слышал ни одного слова, только неразборчивый шум доходил до него. Юкхэй молчал. В основном, говорил правитель, но иногда враг отвечал ему, и голос его внезапно показался Тэну мягким и мелодичным. Несмотря на всю ненависть к этому человеку, любопытство брало вверх, и хотелось увидеть его лицо. И когда уже казалось, что юноша вот-вот повернёт голову, откуда-то снизу донеслись шорохи. Тэн в испуге замер. Среди шума листвы всё отчетливей слышались звуки приближающихся шагов. Шаги были резкими и тяжелыми, навевающими мысли скорее о воине, чем о простом садовнике. Тэну стало сначала жарко, потом холодно, затем он попытался взять себя в руки и осторожно выглянуть из-за листвы, но от этого стало лишь хуже. Один из бойцов врага остановился прямо под деревом, на котором прятался Тэн. Его одежда мало отличалась от той, что была на молодом господине с севера, разве что оружия при нём было меньше, один лишь кинжал. Не очень-то много даже для стражи. Нужно было всего лишь задержать дыхание и не двигаться, но Тэн, который с детства привык полагаться на удачу, сделал большую глупость, попытавшись залезть в листву поглубже. Это «на всякий случай» обернулось катастрофой. Ветка под ним издала такой скрежет, что Тэн на мгновение оглох. Стражник принялся оглядываться по сторонам, и то был лишь вопрос времени, когда он додумается поднять голову. А если поднимет, понял Тэн, сразу его обнаружит и убьёт, не разбираясь. Соображать нужно было быстро, настолько быстро, что он не придумал ничего лучше, кроме как собрать остатки мужества в кулак и первым подать голос. — Эй ты, — негромко, но вроде бы уверено произнёс он, и стражник тут же поднял голову и уставился на него. — Помоги мне слезть. — Ты ещё кто такой? — спросил он, и голос его оказался необычайно спокойным. Тэн понятия не имел, как ответить на этот вопрос, ведь ни одного вразумительного объяснения тому, чтобы поздним вечером сидеть на ветках дерева и подглядывать за столь важными персонами, просто быть не могло. Ему оставалось лишь выиграть время на то, чтобы сообразить побег. — Может, сначала дашь мне спуститься, а потом я отвечу на все твои вопросы? — старался как можно естественней говорить он, словно ничего такого не происходило, будто бы он так каждый день делал. — Ладно, — согласился стражник и легким жестом обхватил рукоятку кинжала. — Спускайся. От страха у Тэна дрожали руки и ноги, не слушаясь, сползали с ветвей дерева, и он едва не вскрикнул, когда уже приблизившись к земле, почувствовал чужие руки у себя на талии. Он вовремя сообразил, что стражник лишь подстраховывал его от падения, а не пытался схватить. Оказавшись на земле, Тэн на мгновение присел, делая вид, что расправляет смятую мантию, а сам поднял нож с земли и наскоро затолкал в рукав мантии, задев холодным лезвием нежную кожу. — Даже не пытайся сбежать, — предупредил стражник, — пока не скажешь, кто ты и зачем подглядывал за господами. Тэн, наконец, мог разглядеть стоявшего перед ним. Он был высоким и стройным, как и все северяне, с холодными глазами и светлой, словно не видевшей солнца, кожей. А ещё он был довольно молод и красив. И вовсе не выглядел злым, что слегка обнадёживало. Стражник сделал небольшой шаг ему навстречу, но Тэн отступил назад и вжался спиной в ствол дерева. — Мне было любопытно, — выпалил он единственное, что пришло ему в голову. — Меня не пустили на праздник, и я хотел посмотреть хотя бы издалека. Стражник в недоверии сощурил глаза, и Тэн снова скосил взгляд на его руку, готовую в любой момент обнажить оружие. — Я, правда, — хрипло, потому что в горле пересохло, произнёс Тэн, — не хотел ничего плохого. Я вовсе не какой-нибудь убийца или... — Тогда почему ты скрываешь лицо? — Это традиция! — Тэн запаниковал, поняв, что удача от него отворачивается. — Я обычный танцор. Меня не пустили на праздник, и мне просто хотелось увидеть правителя с севера. Пожалуйста, не убивайте меня. Сначала на лице солдата отразилось удивление, затем недоверие, а после черты его лица смягчились, и он внезапно тихо рассмеялся. — Ну и как? — спросил он, отсмеявшись. — Что? — Увидел? — Да, — отозвался Тэн, слегка обескураженный вопросом, — но я бы не сделал ничего плохого. Стражник снова усмехнулся, сощурив глаза, и Тэн не был уверен, что перед ним действительно стоит один из северян. Человек, стоявший напротив, вовсе не походил на жестокого хладнокровного убийцу, хотя его заметное даже сквозь одежду тренированное тело говорило об обратном. — Да вижу я, что ты не убийца, — небрежно бросил стражник, отняв руку от своего оружия. — Не думаю, что ты способен убить кого-то своими костлявыми руками и тупым ножом, который ты усиленно прячешь в рукаве. Сердце Тэна пропустило пару ударов. Ещё никогда в жизни он не попадал в такую глупую ситуацию. — Зато я хорошо понимаю, почему тебя не пустили на праздник, — задумчиво произнёс солдат. — Ты мог бы нарваться на неприятности. Сказано это было таким тоном, что Тэн позволил себе облегченно выдохнуть. — Так вы отпустите меня? — осторожно поинтересовался он. — Даже не знаю, — задумчиво отозвался стражник, — стоило бы отвести тебя к господам, пусть сами разбираются, что с тобой делать. — Пожалуйста, не надо! — взмолился Тэн и, позабыв о безопасности, сделал пару шагов вперед, как если бы собирался, словно ребенок, вцепиться в руки стражнику. — Не делайте этого, не отводите меня к вашему господину! — Почему? — Он точно убьёт меня, — тихо, будто делясь страшной тайной, отозвался мальчишка. — Я слышал, что он жесток, что никого не щадит, а ещё... — Ещё? — полюбопытствовал стражник. — Мне говорили, что иногда он вырывает сердца голыми руками, просто так, ради развлечения. На этот раз солдат рассмеялся так громко, что Тэн принялся в страхе оглядываться — их запросто могли услышать ближайшие посты или даже за стеной. Боялся Тэн не только встретиться лицом к лицу наследником северного правителя, но и с собственной семьей. При мысли о беспокойстве и разочаровании, что окрасит их глаза темным, становилось не по себе. Они столько сделали ради того, чтобы укрыть его, стольким рисковали, а Тэн все испортил. — Ладно, — успокоившись, сказал стражник, — я отпущу тебя сегодня. Докладывать не стану. Но тебе придётся отдать мне нож. — Он же тупой, — сам не понимая зачем, возразил Тэн, но оружие протянул. — Знаю. Но лучше отдай. Ещё поранишься. Тэн вдруг смутился. Что-то во взгляде, в тоне голоса стражника заставило его покраснеть и вздрогнуть, когда их руки на мгновение соприкоснулись. Может, то была ущемлённая гордость? Тэн чувствовал себя невероятно глупо. — А теперь беги. Сюда кто-то идёт, — сказал стражник. На пару секунд Тэн задержал на нём взгляд, замер, словно хотел сказать что-то на прощание. Может быть, спасибо, а может, он хотел спросить его имя или сказать своё. Он и сам не понимал, зачем, ведь лучше было бы им никогда больше не встречаться. Так и не найдя слов, Тэн развернулся и бросился в кусты. Всё оказалось позади, но страх не прошёл, лишь усилился. Дышать было нечем, силы покинули тело, и мальчишка сел на землю и притаился, поняв, что лучше успокоиться и набраться решимости, прежде чем пытаться выбраться из сада. Он просидел так недолго, минут пять, может, десять, но это время показалось вечностью. Нужно было уходить. Наверняка, Кун был уже в театре, и не было ни одного шанса, что он не догадается, куда отправился Тэн. Он уже готов был подняться на ноги, как вдруг показалась фигура того, за кем он наблюдал с дерева. Враг, пронеслось в голове Тэна, убийца. Тот, и правда, был молод. А ещё очень красив, даже несмотря на шрам, тянувшийся от лба до щеки, рассёкший бровь, но не тронувший глаз. Казалось, это ранение даже красило его лицо, придавало опасный и мужественный вид. Тэн положил руку на маску, чтобы дышать ещё тише. Было страшно, но он не мог оторваться от возвышающейся над всем фигуры. Он смотрел, смотрел и смотрел, жадно вглядывался, словно хотел хорошенько запомнить того, кого ненавидел больше всего на свете. — Мой господин, — вдруг произнёс он своим мягким бархатным голосом, и Тэн в замешательстве замер, не поняв, к кому обращается северянин. — Куда вы пропали? — У меня появились неотложные дела, — раздался откуда-то сбоку голос, и он показался Тэну знакомым. Затем появился и говоривший. То был стражник, с которым он столкнулся и который так любезно отпустил его. Но стражник ли? Теперь мальчишка уже ничего не понимал. — Вас заждались. — Будут ждать столько, сколько потребуется. Тон его голоса стал жестче и холоднее, в глазах больше не плескались азарт и веселье. Тэну не нужно было много времени, чтобы понять что к чему, но он продолжал отрицать эту мысль. Он просто не мог поверить. Это не могло быть правдой. — Они должны быть благодарны уже за то, что я позволил им сохранить жизнь, не говоря уже о том, чтобы оставить у власти. — Вы правы, — вдруг улыбнувшись, ответил человек со шрамом, и лицо его из-за ямочек на щеках стало совсем юным, даже мальчишеским. — Джэхён, — вздохнув, сказал недавний спаситель Тэна, — пока мы одни, не соблюдай все эти формальности. Ты же знаешь, как я устал от этого дерьма. — А я устал таскать на себе всё это оружие, — пожав плечами, отозвался тот, кого назвали Джэхёном. — Ты серьёзно думаешь, что мне нужно столько? Я тут любому сверну шею голыми руками. Только посмотри на жителей этого города, слабаки и неженки. — Это традиция для всех военачальников. Ты символ нашей армии. — А ты будущий правитель. Так что перестань сбегать с важных встреч, чтобы побыть одному. Идём, Ёнхо, тебя заждались. Когда шум стих, Тэн быстро и ни о чём не думая поднялся на ноги и побежал. Он прошмыгнул мимо всей охраны, пронёсся мимо ворот, не помня себя, мчался по улицам уснувшего города, совсем как дух во сне. Никогда прежде он не бегал так быстро. Когда он ворвался в комнату, то тут же спрятался под одеяла, проигнорировав все взволнованные вопросы Куна. Лицо покраснело и вспотело. Лёгкие потяжелели и горели, дышать было больно, сердце стучало, словно собиралось вырваться из груди. В ушах, словно эхом повторялось одно и то же: Ёнхо, Ёнхо, Ёнхо. Был лишь один человек с таким именем. Тэн столкнулся лицом к лицу вовсе не с обычным стражником. Это был наследник северного правителя, жестокий, беспощадный, ненавистный враг, поставивший вольный город на колени. Сомнений не оставалось. Удача давно покинула этот город, а вместе с ним и Тэна.