Маков цвет

Боярин Мизгирев Мелентий Алексеевич не имел детей. Женат уж вроде как пять годов. Над ним уж и так другие бояре посмеиваться начали. Боярин, у коего нет сыновей - не боярин! Чего делать, он не знал. Жена его плакала да просила в монастырь её не ссылать, и на другой бабе не жениться. Он-то и сам не хотел отправлять супругу в монастырь, да только выхода у него другого не имелось. Тогда-то Руфина и предложила взять крестьянского сына да выдать за своего. Решил Мелентий Алексеевич крестьянку брюхатую поискать тогда. Нашлась только одна. Ну чего ж поделать! Выбирать не приходиться! Евдокия единственная незамужняя на селе. В следующий день Мелентий Алексеевич позвал было Евдокию в терем для разговора. Испугалась, конечно ж, крестьянская девка, да идти-то надобно. Чего нужно от неё барину?! Наказать хочет за блуд? Али жениха ей сыскать, чтоб у дитя отец был? Боярин Мизгирев даже разрешил сегодня Дусе сесть. По обыкновению, перед барином все крестьяне да челядь стояли. Да к тому ж и вкусными яствами накормил. И уж только потом к разговору приступил. -Вот чего, Евдокия... Хочу спросить тебя вот о чём... -подбирал было слова Мелентий Алексеевич. -О чём? -тихо переспросила девица. -Ты от кого забрюхатила-то? -наконец спросил боярин. Девка в лице поменялась, побледнела вся, сделалась словно снег чистый зимний. -Так чего? -уже с заметным раздражением молвил Мелентий Алексеевич. -От парня... -робко сказала она. -Понятно, что не от девки! -рявкнул Мизгирев. -Ну так он с другой деревни-то. Как-то так случилося... Я ж... Он же... Я ж дура! -Дуся что-то под нос себе бубнила, а с очей потекли слёзы. -Хорошо. Здоров он? -Да. Наверное... -Куда дитё потом денешь? -ехидно спросил боярин Мизгирев, оглядывая девку с головы до ног. -Никуда! Честно! Вот те крест! -Евдокия перекрестилась да вновь испуганно глянула на хозяина. -Дусенька, душенька, тебе ж одной-то сложно с дитём-то будет. -Как-нибудь справлюсь, коли такого натворила. Мне и отвечать за глупость да за влюблённость мимолётную. -заплакала девица, крепче завязывая косынку. -А ежели я тебе предложу выход... - боярин посмотрел ей прямо в очи светлые. Дуся в испуге отскочила от Мизгирева да уже шарахнулась к двери, словно нароханная кошка. Да только Мизгирев сказал, беря её за руку: -Так не убивать же я тебя его предлагаю. А просто-напросто забрать. -Как забрать? -переспросила крестьянка, хлопая ресницами длинными пушистыми. -Ежели ты мальчика родишь, то я ему и воспитание дам, и всему обучу: и делу воинскому, и грамоте., и вере православной. Будет жить в достатке, никогда ни голода, ни холода не знавать. Только ребёнок-то будет моим сыном родным значиться. -пояснил Мизгирев да добавил. -Даю тебе на размышление сутки. Завтра жду ответа. Вообще-то, мог бы и так забрать его, да я честный да справедливый человек. Грех на душу брать не хочу. А теперича - иди! Дуся сразу ж выбежала, даже дверь не закрыв за собою. Надобно ей было подумать, поразмыслить как следует. Она, конечно ж, понимала, что сама-то чаду своему дать ничего не сможет, окромя как научить в поле работать. С другой же стороны, ведь дитё-то её кровинушка. Как поступить лучше - она не знала, да до утра могла подумать. Правда, ежели дочь у ней родится, то и думать тут не придётся - всё ей, Евдокии, одной девчонку-то воспитывать. Сей ночью не спалось не Дусе-крестьянке, не боярину Мизгиреву. Он обдумывал, что делать надобно, ежели не согласиться девка отдать чадо своё. Угрожать ей?! Но чем? Отобрать сына?! Тогда-то она по всей деревне об том растрезвонит. А ежели так, то и смысла нет - все ж знать будут, что сын-то не его. Нет! Тут надобно хорошо подумать, а может даже и у жены совета спросить, переступив чрез гордость мужскую. Бабы-то всегда хитрее да изворотливее, чем мужики. "А может и не надобно будет вовсе никого отбирать. Может и сама согласиться отдать..." -подумал Мелентий Алексеевич, засыпая. Дуся же размышляя о судьбе дитя будущего, сочла всё ж, что будет мальчику лучше в семье боярской, нежели с нею. К тому ж, как она, одинокая баба, мальчонку будет воспитывать?! Ежели только по-бабски. А мальчишке, ежели родиться таковой, отец нужен, мужское воспитание. Вообще, конечно, соврала Евдокия Мизгиреву об отце ещё неродившегося чада. Не был то парень с деревни соседней. Понимала девка, что оговорила человека, да по другому не могла. Не могла она сказать правду боярину. Утром, с самого ранья, стремянный* разбудил боярина Мизгирева. Тот аж даже не понял, с чегой-то вдруг его тревожат раньше времени обычного. -Мелентий Алексеевич, тебя там какая-то девка брюхатая ждёт-дожидается. Говорит, что по делу важному пришла. -тихо молвил парень. -Не Дуська ли? -спросил боярин да встал с лавки, на коей и спал сегодня ночью. -Она, она. -подтвердил стремянный. -Давай-ка мне одёжу. Сейчас соберусь да выйду. -заторопился Мелентий Алексеевич, ибо именно сегодня он и получит ответ, что решит дальнейшую судьбу его семьи, коя состоит всего лишь из двух человек, пока что. Мизгирев уж через полчаса явился для беседы с крестьянскою девкою. Уж зело он надеялся на положительный ответ. -Ну чего, Дуська, решила? -вопрошал Мелентий, садясь на лавку, да в сей раз ей не предлагая сесть. -Как рожу чадо пола мужеского, так отдам тебе, Мелентий Алексеевич! -ответила крестьянка, уставившись в пол. -Эээ... Нет! Так не пойдёт! Будешь жить последнюю седмицу пред рождением дитя, здесь, в тереме, рядом с моею женою да её прислужницами. Скажешь подругам своим, что к родне поехала погостить. -пояснил боярин, внимательно разглядывая девицу. -Так у меня ж нигде более нет родни, окромя этой деревни! -ответила Дуня, хлопая ресницами. -Ну а кто ж про то знает-то... В общем, придумаешь чего-нибудь! -недовольно сказал боярин Мизгирев. -А ежели девочка родиться? -тихо, еле слышно, спросила Евдокия, будто б пугаясь гнева боярского. -Решим тогда уж! А теперича иди! -махнул рукою Мизгирев, указывая на дверь да добавил. -Через какое время разрешишься от бремени? -Так уж осталося два месяца! -Тогда иди пока что, работай! -молвил Мелентий Алексеевич, зевая, ибо он не привык вставать в такую рань. ************************************************************** Полтора месяца пролетели быстро. Боярин Мизгирев заседал в Думе боярской да подсчитывал доходы от урожаев в своей вотчине*. Шёл сентябрь месяц, и посему у крестьян не было свободного времени. С утра до вечера, пребывая в поле за сбором урожая, большинству из них некогда было следить за Дусей. Да и не к чему им сие. За седмицу до родов, крестьянка сказала всем подружкам своим, что поехала проведать родню, а сама пошла к боярину Мизгиреву. Евдокию привели сразу ж к самой боярыне Руфине. Та отнеслась к деревенской девке весьма благосклонно да доброжелательно, что вовсе не походило на её нрав. По обыкновению, боярыня Мизгирева крестьян и за людей-то не почитала. Впрочем, её доброжелательность закончилась сразу ж опосля рождения младенца. За всю седмицу никто и вовсе в деревне не спросил про Дусю. Даже не одна из её подруг не вспомнила про неё. Лишь только престарелый отец да мать больная знали об том, где девица сейчас. Поздним уж вечером дня воскресного почуствовала Евдокия, что рожает. А через некоторое время в окружении боярской жены Руфины, двух её девиц сенных* да знахарки-бабки появился на свет Божий мальчик, коего только лишь помыв, сразу ж отдали боярыне Мизгиревой. -Отныне он мой сын! -сказала Руфина, беря дитя, только что рождённое на руки. -Твой, Руфина Васильевна! -печально ответила Евдокия, так и оставшись лежать на лавке в горнице боярыни. На утро, разгневанная жена боярина Мизгирева, принесла Дусе деньги, кои она положила в холщовый мешочек. -Забирай деньги обещанные да иди отсюдова по добру-по здорову! -Руфина сунула в руки сей мешочек сидящей на лавке девице. -Прям щас? -тихо спросила Дуся, бледное лицо которой и вовсе ничего не выражало. -Да! -взьярилась боярыня Мизгирева. Девка поспешно спрятала мешочек с деньгами да, поклонившись, вышла прочь. Ночью Евдокии не спалось. Думала она о судьбе дитя, что отдала боярам Мизгиревым. А не поспешила ли она? Правильное ли решение приняла, отказавшись от чада своего? "Только б с тобою всё хорошо сталося!" -тихо сказала Дуся, сжимая кольцо, что подарил ей возлюбленный, отец малыша только родившегося да вглядываясь в темноту. Девица беззвучно заплакала, лишь изредка всхлипывая. Руфина смогла успокоить плачущего младенца только к середине ночи. Не умела пока что боярыня обращаться с детьми. Правда, надеялась, что научится да станет хорошей матерью мальчику, коему предстояло дать имя. Руфина хотела назвать мальчишку Георгием, а муж её Мелентий Алексеевич настаивал на Саламане*.