You're alone

      Ну, давай же, Киоссе. Уже десять минут десятого. Неужели сегодня не позвонишь?       За последние несколько дней Даша уже привыкла, что утро начиналось со звонка Киоссе. И сегодня ждала его с особым чувством, правда думала, что после вчерашнего, девяти часов утра Никита ждать не станет — позвонит часов в шесть. Ещё бы! Она так мило покинула его накануне вечером: ушла, как говорится, по - английски, не попрощавшись. Позвонила ему из такси, но, как ни странно, не смогла определить разозлил его её внезапный уход, или нет. За ней он не помчался, наверное, посчитал это ниже своего достоинства. И да, это действительно было бы ниже его достоинства.       Холодный омлет стоял на столике около дивана и совсем не вызывал аппетита. Есть не хотелось, выпила полкружки чая и отправила её к омлету остывать. Нашла канал с мультфильмами и теперь отстранённо наблюдала, как мышка Джерри на пару со слюнявым бульдогом гоняла бедного кота. Даша даже в детстве всегда жалела Тома и ненавидела эту паршивую пакостную мышь. Вот омерзительные животные. И придумал же Бог таких тварей.       Звонок Киоссе вызвал неконтролируемую улыбку. Ответила сразу, не стала считать до пяти, как обычно.       — Ты дома? — Налетел он с вопросом. Узнала этот его непреклонный и резковатый тон. От него дыхание перехватывало, но сегодня не растерялась.       — Нет. — Ответила она, но сразу исправилась. — Шутка. Дома я. Конечно, дома. Где же ещё мне быть в десятом часу наутро после девичника?       — Да где угодно. Если б я сейчас услышал, что ты в городском парке на чёртовом колесе, не удивился. Уже ничему не удивляюсь. Жди, я сейчас заеду.       Почувствовав в его голосе взбудораженность, возбуждение какое - то, Дашка и сама не смогла усидеть на месте — вскочила с дивана, стянула с мокрых волос полотенце, но не выдала себя ни бурной радостью, ни трогательным волнением.       — Да? А раньше ты обходился скромнее – телефонным звонком.       — Так сейчас у нас и случай тяжелее.       — Свидание утром…. — Проговорила ангельским голоском. — Как романтично.       — Не надейся на свидание. Я сегодня занят по самое не могу. Сейчас у меня есть немного времени, а потом даже не знаю, когда освобожусь. Я ещё не завтракал, я голодный и злой. Заеду на кофе, заодно проверю, как ты жива - здорова, или тебя совсем перемкнуло.       — Заезжай, Никиточка. — Ласково до тошноты сказала Даша. — Заезжай, дорогой. Я сварю для тебя кофе. Настоящий, не растворимый. Хочешь – с корицей? Ты же любишь корицу. Хочешь – с имбирём? Всё будет, как ты хочешь.       — Не надо мне добавок. Я люблю всё натуральное. Всё, жди. Обнял, поцеловал.       Это что - то новенькое, так он с ней ещё не прощался. Ну, да, знаменовал новую стадию их отношений. Молодец, всё правильно. Но точно Киоссе сегодня очень злой: ни единого проблеска иронии в голосе. Ну, ничего, Никиточка, скоро подобреешь, будет тебе всё натуральное.       Даша повесила трубку и застыла посреди гостиной, не зная, за что хвататься. Бывает такое, когда голова пустеет. Вот и у неё она мигом освободилась от мыслей, хотя по телефону Даша говорила уверенно, однако, нажав «отбой», остановилась в прострации. Вот так всегда с Никиткой — голова отключается.       Чёртов Киоссе. Никак не рассчитывала, что он примчится к ней прямо с утра. Хотя тоже уже ничему не удивлялась, Никитка давно её логику сломал. Единственное, что могла сказать точно: они безумно друг друга хотят. После поцелуев на причале смотреть друг на друга спокойно не могли, сгорали от возбуждения. Вот и уехала вчера, чтобы хоть немного голову остудить. Слишком быстро их отношения развивались, так стремительно, что едва успевала реагировать. Знала, куда шли, пыталась удержать контроль, но почему - то не получалось. Ушла молча, потому что по - другому от Никитки не вырваться. Однако остыть не очень - то удалось. Всю ночь проворочалась, почти не спала и вскочила рано. Киоссе у неё не только сильное сексуальное возбуждение вызывал, но и душевное какое - то, встряхивал он её всю целиком. Им срочно нужно переспать. Дико и быстро потрахаться, чтобы снять это невыносимое для обоих напряжение.       Даша закинула в ванную мокрое полотенце, заправила кровать и переоделась, не встречать же Никитку в пижаме. Хотя тут вопрос спорный. Может быть, пижама сейчас была бы самым лучшим вариантом.       Киоссовское «сейчас заеду» растянулось на полчаса. Ровно через полчаса Даша, одетая в белую трикотажную кофту и хлопковые серые штаны, открыла дверь.       — Кофе давай, сейчас будем…. — Сходу распорядился Никита, но прервался на полуслове, когда разглядел, в чём его встретили. — …отношения выяснять. — Замерев взглядом на белой кофте, с трудом закончил фразу. Мда, сарафан без нижнего белья и полуоткрытый комбинезон ну просто отдыхают. Те хоть не были такими свободными. Теперь он не только знал, какова её грудь на ощупь, но и видел её, ибо кофта, прекрасно её очерчивала.       — Доброе утро. — Мягко сказала Даша, наталкиваясь на отнюдь не мягкий взгляд каре - зелёных глаз.       Никита хотел сказать что - то другое — точно не про доброе утро, но не успел, его отвлёк сотовый. IPhone как будто тоже вибрировал зло и недовольно. Прежде чем ответить на звонок, Киоссе порывисто снял чёрный пиджак и небрежно сунул его Даше:       — На, повесь аккуратно. — Тогда только ответил на мобильный. — Да!       Жёстко ответил. От такого тона можно все мысли растерять. А если хочешь о чём - то попросить, то точно не решишься. Даша скрыла ироничную улыбку, удерживаясь от язвительного словца. Ещё не время, сейчас точно не надо его злить. Киоссе, кажется, и так на взводе.       — …. Нетрудно встретить этого мужчину небесной красоты.       На нём всегда костюм отличный оттенка кофе с молоком…. — Замурлыкала она вполголоса старую весёлую песенку «Браво», раздвинула тонированные дверцы гардеробного шкафа и, демонстративно встряхнув пиджак, повесила его на плечики. Аккуратно, как Никита и просил.       — А меня это вообще не интересует!       Точно. Всё серьёзно. Наверное, какие - то проблемы — вон как важно орёт по телефону. Даша лёгкой походкой удалилась на кухню, чтобы дать Киоссе спокойно прорявкаться на кого надо. Закончив разговор, Никита глубоко вздохнул и по привычке глянул на наручные часы, хотя стоял посреди просторной прихожей перед громадными белыми часами Alivar на стене.       — …. Конечно, Никита…. Никита…. Никита….       - Ну кто его не знает…. — Продолжая напевать Даша на свой манер, разливая кофе.       Захватив чашки, она направилась в гостиную, Никита уже сидел там, свободно расположившись на диване. Даша аккуратно поставила чашки на журнальный столик и застыла перед Киоссе с поражающей покорностью во взгляде. Он изобразил на лице лёгкую скуку и слегка вздёрнул подбородок.       — У тебя сегодня трудный день? — Ответила на его вопросительный взгляд любезным вопросом.       — Очень. — Смотрел на неё выжидательно и так старательно демонстрировал скучающий вид, что она улыбнулась.       — Твой кофе, Никиточка. — Сказала ну просто убийственно ласково, но взгляд её стал слишком загадочным, чтобы его проигнорировать. И смотрела она, не отрываясь.       — Ты что - то туда подсыпала? — Мельком глянул на кофе, но к чашке не потянулся.       — Нет, это просто кофе. Без добавок и примесей, как ты любишь.       Как будто вдоволь насмотревшись на неё и удовлетворившись услышанным, Киоссе хлопнул рядом с собой по дивану. Даша послушно устроилась рядом, всё так же участливо глядя ему в глаза.       — А что это ты такая добрая сегодня? — Спросил с сомнением.       — Потому что утро у меня доброе.       — Неужто. А у меня оно ни хрена не доброе. Не знаешь – почему?       — Никиточка. — Мягко произнесла его имя. — Я же натуральная блондинка, поэтому ты должен понимать: иногда я могу жёстко тупить.       — Нет. — Качнул темноволосой головой. — Судя по вчерашнему вечеру, ты не тупишь, ты головой болеешь. Иначе было бы у тебя утро не доброе, а счастливое. И у меня, кстати, тоже. И ночью было бы тебе счастье. Несколько раз я бы точно тебя как следует отсчастливил.       Подцепив за кофту, Никита напористо притянул её к себе и прижал, перехватив за талию. Даша, не сопротивляясь, поддалась. Устроившись у него на коленях, ответно приникла и жарко дохнула в губы. Её глаза возбуждённо блеснули, тонкая ладонь мягко коснулась лица, обжигая простым прикосновением.       Никитка сегодня был чисто выбрит, щека приятно гладкая. Хотя небритый он ей тоже безумно нравился. Он нравился ей любой – и в футболке с Чё и в голубой рубашке, как сегодня. Он и без рубашки ей понравится, она в этом не сомневалась. И так вкусно от него пахло. Жёстко, энергично. Резковато, но ему подходило. Если бы они хотели скрыть свои отношения, то не смогли, прокололись бы сразу: после него на ней всегда оставался этот дурманящий запах, сама его чувствовала. Руки пахли им, одежда, если они обнимались. Она вся им пропитывалась.       И сейчас только коснулась твёрдой щеки, вдохнула, и голова закружилась. Ладони соскользнули к плечам, и Никита чуть подался вперёд, позволяя удобнее обнять себя за плечи. Она обхватила его, поцеловала губы, касаясь лишь только слегка, словно вспоминая вчерашнее, или проверяя свои ощущения, может быть, дразня. Да, точно дразня. Но потом её губы приоткрылись, и Киоссе стал целовать её настойчиво и возбуждающе.       — А это так теперь называется — «выяснять отношения»? — Сказала севшим голосом, когда он задрал кофту и провёл ладонями по её голой спине. — Ладно, пусть так…. Я пью противозачаточные таблетки, потому мы спокойно можем выяснить наши отношения окончательно.       — Ты пошутила?       — Это похоже на шутку? — Зашептала в губы. — Никиточка, я тебя так хочу, что всю ночь не спала и аппетит потеряла. И кофе я для тебя сварила – натуральный.       — Тогда какого ж ты хрена?       — Чтобы не мешать тебе охотиться. — Поцеловала его в шею. — Давай, дорогой, звони… если тебе надо кому - то позвонить… говори, что задержишься. — Поёрзала, теснее прижимаясь к его паху. — Куда ж ты теперь уйдёшь.       — Ну ты и мурка…. — Хрипло пробормотал он и взял телефон.       — М - мм…. — Чмокнула крепко сжатые губы.       — Даш…. — Отвернул её лицо. — Подожди….       Пока он переговаривался, расстегнула пуговицы и проворно сняла с него рубашку, взялась за ремень на брюках. Ушли напускная сдержанность и игривое притворство, пропали улыбки и ненужные слова. Ладонями пробежалась по его груди, погладила широкие плечи и сильные руки, но не для того чтобы сделать ему приятно, а чтобы самой его почувствовать. Потом Никита сдёрнул с Даши майку, и наконец прижал её к себе голую. Они жадно трогали друг друга, порывисто стискивали в объятиях. И эта обоюдная жадность возбуждала гораздо больше любой попытки намеренно доставить удовольствие. И без того было невыносимо приятно. До боли, до колючей дрожи и адского возбуждения.       Они только целовались, судорожно прижимаясь друг к другу, и во время коротких вздохов прихватывали губами то кожу на шее, то касались щеки. Никак не могли остановиться и прекратить эти головокружительные сладко - пьянящие поцелуи. Горячо и влажно целовались, не нуждаясь в больших ласках, и так изнывая от безумного желания слиться друг с другом. Их прелюдия началась не сейчас, и не вчера, не на причале, не за распитием текилы. Она давно началась, наверное, со дня случайного знакомства, с тех долгих многозначительных взглядов. А теперь наконец происходило то, чего они так долго хотели, изводя себя игривыми разговорами, прозрачными намёками и напускной сдержанностью. Они не сдержаны в своей страсти оба, им нужно много, горячо и прямо сейчас.       — Давай быстро в спальню.       — Можно и здесь….       — Нет уж, ты и так испортила наш первый секс. Я вчера тебя хотел – пьяную и в красивом комбинезоне.       — В этом была острая необходимость, а то я стала чувствовать себя как в дешёвом водевиле. Все песни и пляски по сценарию.       Они быстро перебрались в спальню, где - то по пути, ещё в гостиной, побросали вещи и в постель легли уже голые. Нетерпеливо прижались друг к другу, сплелись ногами, руками.       — Мурка ты, вот ты мурка…. — Прошептал в ухо, заставляя ёжиться от горячего дыхания. Стал жадно целовать шею. Даша рвано вздыхала, постанывая от удовольствия. — Сама уже не можешь….       От неё сегодня не пахло духами, только чистым телом. И от ещё чуть влажных волос – шампунем, тонко нежно, совсем не навязчиво. Никакие духи не могут возбудить сильнее, чем запах чистого женского тела. Но сильнее навряд ли возможно. От безумного желания познать её в голове мутнело.       — Ты злился вчера? — Спросила, вздыхая между поцелуями.       — Нет.       — Нет…. — Сил не хватало голосом выразить удивление, еле что - то соображала.       — Нет.       Он не злился. Если только немного, в первую минуту после её звонка, а потом уже нет. Не злился, потому что давно не испытывал такого удовольствия – хотеть не просто секса, а женщину. Конкретную, определённую. До умопомрачения хотеть. Удовольствие от собственного, пока не удовлетворённого желания и предвкушения, было гораздо сильнее, чем короткое разочарование, оттого что она уехала. И сам тянул с сексом, насколько позволяло терпение, и Даша вчера умело подыграла. Но это предел, дольше они бы не продержались. Знал, что она будет совершенно сумасшедшая в постели. Она так и вела себя — открыто, не сдержанно. Ей нравилось, и она стонала нетерпеливо, всё сильнее прижималась к нему, всё больнее впивалась ногтями в плечи. Нравилось, как он целовал грудь, гладил её горячими ладонями. Ей нравилось, и она стонала. Задыхаясь под тяжестью его тела и изнывая от возбуждения.       Когда он немного приподнялся, Даша замерла и глубоко вздохнула, уже чувствуя его и мелко подрагивая от предвкушения, а потом сладко содрогнулась: он легко и влажно в неё вошёл. Медленно. В этот момент и целуя её так же медленно, хотя у самого все мышцы судорогой, и воздуха в груди не хватало. Слушал сладостный стон и наслаждался бурной реакцией её тела: от первых же глубоких толчков оно дохнуло жаром, стало влажным, и Даша, прикрыв глаза и постанывая, чуть выгнулась, уронила руки на постель и отдалась вся. Тогда, вздохнув глубоко, двинулся резко, и сам застонал, чувствуя её острое удовольствие и горячую страсть. Хотя давно уже не заботило его женское удовольствие. Слишком часто менял женщин, чтобы об этом беспокоиться. А с ней не так. Потому что её хотел, а не просто секса. Хотел всю её чувствовать. И чувствовал, как всё больше она напрягалась под ним, как теснее сжимала его плоть, и там в глубине у неё становилось невыносимо горячо от каждого его движения.       Она быстро кончила, изошла вся сладкой парализующей дрожью. Сильнее выгнулась и без дыхания замерла на мгновение, потом стала расслабленной, мягкой и задышала глубоко. Улыбнулась.       — Нормально мы с тобой кофе попили…. — Пробормотал, целуя в шею.       — Отлично попили. — Вздохнула с закрытыми глазами, обнимая его спину слабыми руками.       — Я ещё не напился. — Приподнялся, сел на колени и, придерживая за бёдра, подтянул её плотнее к себе. Пытался отдышаться, смотрел на стройное дышащее жаром тело. Поглаживал бархатный живот и округлую грудь, чуть подрагивающую от ещё скомканного дыхания.       — Иди ко мне, и я поцелую тебя нежно. — Даша открыла глаза, и в них притаилось сонно - насмешливое выражение.       Он снова лёг на неё, безбоязненно наваливаясь всей тяжестью, и она поцеловала его. Да, нежно, по - другому, расслабленно, даже как - то лениво, но с невероятной страстностью она целовала его, мягко скользя языком по губам.       Целовала его, крепче обвивая ногами спину и, почувствовав, как он содрогнулся, улыбнулась….

***

      — У меня дел по горло, а я тут с тобой кувыркаюсь.       — Не ври. Если б у тебя и правда было дел по горло, ты бы со мной тут не кувыркался.       Дашка уже помылась, натянула майку и шорты, принесла в ванную киоссовские вещи, и теперь сидя на пуфике, нагло разглядывала голого Никитку. Понятное дело, во время секса было не до смотрин. Зато сейчас, пока он стоял под душем, она вдоволь насмотрелась на его обнажённую спину и крепкие ягодицы. Киоссе потрясающе красиво сложен. Она бы охарактеризовала его одним словом: здоровый. Киоссе здоровый – высокий, широкий в кости, с хорошо развитой мускулатурой. Но мышечный рельеф у него естественный, мягкий, а не такой, как у этих перекачанных красавчиков, которые из спортзалов не вылезают. И это нравилось ей больше, хотя очевидно, что дорогу в спортзал Никитка тоже знает. Даша с удовольствием смотрела на его обнажённое тело, и даже не подумала отвести глаз, когда он повернулся к ней передом и вышел из душа, а потом, заметив её взгляд, иронично улыбнулся, обматывая бёдра полотенцем. Она всё тем же беззастенчивым взглядом скользнула по его крепкой груди, поросшей тёмными волосками, и вниз по животу, по дорожке таких же тёмных волос.       Стряхнув капли с руки, Никита взял телефон и глянул на экран:       — Угм, Вячеслав Алексеевич уже три раза звонил….       — Зато вот он, один из очевидных плюсов, что ты работаешь на своего отца. Тебя точно не уволят за опоздание или прогул.       — Вот вообще не факт, что не уволят. — Усмехнулся в ответ и, взяв сухое полотенце и чуть нагнув голову на бок, принялся вытирать мокрые волосы. — Кофе давай. Попью я сегодня кофе или нет? Я к тебе вообще только на кофе приехал.       — Ну ты - то да - а - а, исключительно на кофе. — Засмеялась, поднимаясь с пуфика. — А почему ты в эту субботу работаешь?       — Потому что это у вас, у простых смертных, два выходных в неделю, а мы, цари, без выходных работаем.       — Ах, Никита ты мой Царевич…. — Протянула гласные, качая головой. — А может, ваше Королевское Величество отведать чего - нибудь изволят?       — Изволят, но только твои бутерброды с майонезом я больше есть не буду.       — Обижаешь, Никита Царевич, для твоей милости сегодня яичница с колбасой…. Ах, пардон, мы же колбасу не едим. Ладно, придумаю что - нибудь другое. Будет тебе яичница с помидорами и икра заморская.       Даша ушла на кухню и, пока жарила яичницу, сама над собой усмехалась: никогда ещё не готовила завтрак для мужчины с таким удовольствием. Но может быть, всё потому, что сейчас уже не раннее утро. Терпеть не могла суетиться с утра — Вито всегда уходил от неё голодный. Впрочем, он на завтраках не настаивал.       Никита поел быстро, и правда торопился. Даша подала ему пиджак, он накинул его на плечи и знакомым ей отточенным движением застегнул верхнюю пуговицу. Дашку снова тряхнуло. Не могла объяснить, почему некоторые его жесты так сильно её будоражили.       — Иди ко мне, моя Мурка, я поцелую тебя нежно. — С улыбкой сказал, театрально раскинув руки, и она вальяжно, как будто нехотя, ступила в его крепкие объятия. Так они ещё не целовались. Так нежно, без надрыва и дрожи. И не обнимались ещё ни разу вот так – спокойно. Словно уже никуда не спешили.       — Мне не нравится, что ты зовёшь меня Муркой.       — Зато мне нравится. Это же ты придумала. Не я.       — То есть, мне лучше смириться?       — Можешь не мириться, но это ничего не изменит. — Сжал её ягодицы. — Я теперь звонить буду раз десять в день, и только попробуй не ответь – приеду, разнесу всё в хлам, невозмутимо пообещал Киоссе, и Дашка весело рассмеялась, чуть откинув голову.       — Да? Ужас какой.       — Да.       — Это всё твой дурной характер.       — Разумеется. А теперь спи, Мурка. Теперь ты точно будешь спать как убитая.       — Ночью высплюсь.       — Этой ночью? Этой ночью ты точно не выспишься. Я тебе гарантирую.       — Ты же занят сегодня. — Ухмыльнулась. — Ты же прям не знаешь, когда освободишься.       — Да, я очень занят. Но если мне сильно надо, то я могу быть и не занят.       ….Так и знала, что одним днём гулянки, пусть даже такой бурной, эта шайка не успокоится. Вечером решили собраться у Соколова дома и «тихо посидеть своей тесной компанией», что само по себе звучало смешно, и как только Киоссе умудрился собрать всё это в одном предложении.       Даша закинула тушь в косметичку. Нанесла на руки немного средства для укладки и взбила волосы, периодически сжимая пряди в кулаке, чтобы сформировать естественные локоны. Волосы у неё немного волнистые, но заметно это, только если не расчесывать их сразу после мытья и не сушить феном.       Перед тем как выйти из ванной, обернулась большим полотенцем, хотя на ней были бюстгальтер и трусики. Прикрыла почти голое тело не от стеснения, а в надежде, что так попытка добраться до гардероба и наконец одеться окажется успешной. Точного времени, к которому нужно приехать к Соколову, не обговаривалось, но они с Никиткой явно будут последними.       Даша вернулась в спальню, открыла дверцу гардеробной, щёлкнула выключатель и, уперев руки в бока, замерла в раздумьях.       — Ну - ка, дай я посмотрю, а то ты снова на себя какую - нибудь хрень наденешь. — Никита отбросил планшет, с которым валялся на кровати, и, потеснив Дашу, стал бесцеремонно шарить по вешалкам с одеждой.       — Когда это я на себя хрень надевала?       — Вчера.       — Как это хрень? Тебе же понравился этот комбинезон.       — Понравился. Но если он мне понравился, это ещё не значит, что комбинезон не хрень. А так, да, мне эта хрень понравилась.       — Никита, а ты материшься? — Спросила она. Ей вдруг пришло в голову, что она ни разу не слышала, как Киоссе матерится. Ни в голос, ни шёпотом, ни сквозь зубы. Никак. «Хрень», как и утреннее «ни хрена», он произносил очень мягко и урчаще. Оттого не слышалось в словах негатива. Так матерятся маленькие дети, которые не знают значения слов и, произнося их, не придают голосом нужного акцента, оттого в их устах маты звучат по - доброму.       — Нет. — Сразу ответил Киоссе и почему - то не удивился её вопросу.       — Почему? — В свою очередь, удивилась она.       — В смысле – почему?       — Все матерятся. Я вот знаю все ругательные слова и их производные, и матерюсь, когда не могу сдержать эмоций.       — А я не матерюсь, волю тренирую. Сказал: ни хрена, считай – выругался матом.       Даша закусила губу, чтобы не расхохотаться в голос, потому что вспомнила разговор с Аней, после первой встречи с Киоссе.       — А пиво пьёшь? Я вот не видела, чтобы ты пиво пил.       — Нет. И пиво я не пью. Вообще. У меня от него голова болит. Дико просто. Поэтому пиво я не пью.       Даша развеселилась и сложила руки на груди:       — Никиточка, ну ты у меня точно Божество. И как тебя только угораздило связаться с таким несовершенным человеком, как я. Я и пиво пью, и матерюсь….       — Вот сам не знаю. Нашёл себе занозу. Это всё та официантка виновата. Облила меня, я так и знал, что ничего хорошего после этого меня не ждёт. Это чё? — Вытащил из шкафа бежево - чёрное платье.       — О, это моё новое платешко, я его пару раз всего надевала. На работу.       — Его? — Изобразил на лице пренебрежение. — Ты в этом ходишь на работу? Это же для вечера.       — Да. И в этом. — Показала ему бледно - розовую блузку с рукавами фонариками и бантиками на кокетке.       Он, будто примеряя, приложил вешалку с блузкой к её груди и посмотрел критически:       — Я б тебя сразу уволил. Доктор, ты ж серьёзный человек. А это детский сад какой - то.       — Ты правильно говоришь. Детский сад. Я же с детками работаю, потому должна выглядеть так, чтобы деточки мне доверяли. Они же от меня разбегутся и плакать начнут, если я приду в строгом костюме и в очках. Потому я одеваюсь так, чтобы им нравилось: просто, ярко, иногда по - домашнему, иногда косички заплетаю.       — Ну если так, то ладно. Я ж не знаю вашей специфики. Принимается. Зачёт тебе по рабочему гардеробу.       — Сложная у нас специфика. Очень сложная. Работаешь с детьми, а в результате всё равно выходишь на родителей. — Задумчиво сказала она. — Так, чего ты тут залип? Ну - ка, Твою - Мать - Величество, подвинь - ка свою королевскую задницу дай пройти. — Шлёпнула его по мягкому месту.       Не обращая внимание на Дашкины протесты, Никита замер у другой секции.       — Вот, это уже кое - что. — Одобрил он и вытащил жемчужно - серую кожаную юбку - карандаш.       — В этом я тоже на работу ходила, на конференции там всякие….       — Нормально ты ходишь по конференциям…. На, надевай «праздничное платье». — Вернул юбку на место и сунул ей вешалку с красивым платьем.       — Нет, ну ты посмотри на себя и на меня. — Приложила к себе платье и уставилась в зеркало. Киоссе вечером вырядился в рубашку - милитари зелёно - палевого цвета с закатанными до локтей рукавами и чёрные брюки.       — Ну и нормально, там вон на платье есть зелёные камушки. В цвете сойдёмся. Напяливай. Я буду крутой босс, а ты нежная мурка.       — Да уж, конечно! — Воскликнула она. — Крутой босс. Никиточка, мы сегодня делаем вечер, как ты не понимаешь. Все ждут нашего появления. Ты вот когда приказы издаёшь у себя на работе, печать ставишь? Ставишь. Вот сегодня у нас с тобой «печать». А то ты вчера заявление сделал, а печать не поставил. Потому мы сегодня должны быть едины духом. Увидят тебя в «милитари», а меня в «плаздничном платье» и скажут: Вот что этот красавец нашёл в этой паршивой овце? А в этом…. — Достала бежево - чёрное платье, в стразах, скажут: Ах, ёпрст, да они ж созданы друг для друга! — Дашка в чувствах залилась злорадным смехом, Киоссе поддержал её, глубокомысленно хмыкнув. — Смотри, тут и карманчики есть, и стразики. А нежную мурку я тебе и так сыграю. Хотя нет, не получится. Я уже со всеми перелаялась, мне уже никто не поверит.       — Сиди уже молчи, как раньше. Пусть все и дальше гадают, что я в тебе такого нашёл, чего они не заметили. Напяливай давай и поехали.       Дашка бросила платье на кровать, расстегнула на нём молнию.       — Короче, всё плохо тут у тебя. — Никита закрыл дверцу гардеробной.       — Нормально у меня там всё.       — Хуже просто не бывает.       Вскинув глаза, Даша увидела на лице Киоссе гадкую, но такую обаятельную ироничную улыбочку.       — Ты чувствуешь, да? Что я уже в поиске тяжёлого предмета. — Пригрозила.       — Ладно, нормально. Но всё равно надо тебя с Настькой по магазинам отправить. Настька такая шмоточница, она тебе подскажет, куда смотреть и что покупать.       — Твоя Настька покупает такие вещи, которые я, скромный одинокий психолог, не могу себе позволить.       — Я дам тебе денег. — Заметил её недобрый взгляд. — И только не надо сейчас по - идиотски оскорбляться. И из меня идиота не надо делать. Ты же умная, всё понимаешь. Мало ли куда нам придётся вместе выйти. Я вот тоже дома хожу в шортах с пальмами….       — Ладно, с этим мы потом разберёмся. Пока что у тебя нет повода волноваться по поводу моего гардероба.       Никита усмехнулся:       — Вот всем бы скромным одиноким психологам иметь такую квартиру. Сколько тут – метров восемьдесят - девяносто площади?       — Квартира моя, законная, честно заработанная, можно сказать. Да, восемьдесят пять с лоджиями. Это мне от родителей досталось, а с ремонтом дядя помог. Он иногда балует меня деньгами, такое бывает. Не могу ему отказать.       — И не надо отказывать. Дают – бери, бьют – беги.       — Вот, другое дело. — Застегнула на поясе чёрный кожаный ремешок. Одёрнула платье и посмотрела на своё отражение. — Я же говорила.       — Ага, пойдём. Разорвём на куски сознание этим отчужденцам человечества.       — И только попробуй при всех назвать меня Муркой.       — Ляпнешь что - нибудь про мою королевскую задницу – придушу.