Мальчик, которого все забыли

Итак, теперь он видел своими глазами возрождение Волдеморта и знал, что тот возродился; лишь бы всё поскорее кончилось, и можно бы было донести эту простую истину до остальных! Увы, едва темные чары рассеялись, и он предстал перед глазами преподавателей и всех прочих, кто следил за турниром, всё обернулось иначе. А самое худшее — что тело Седрика Диггори, лежавшее перед десятками глаз, и то, что до этого они отправлялись в лабиринт наедине, не оставило ни у кого сомнений. Сомнений в том, что это именно он убил его. Он, Гарри Джеймс Поттер. И он был должен вновь предстать перед Визенгамотом — но кто знает, будет ли магический суд так же благосклонен к нему во второй раз? Дамблдор качал головой с сомнением в тот единственный раз, когда зашел навестить его. Но всё это было после, а сейчас Гарри слышал лишь удивленные возгласы толпы, видел общий шок, страх, недоверие. Волдеморт? Какой ещё Волдеморт, мальчик мой? Рядом из ниоткуда взялись авроры, магическая полиция, несколько людей в штатском. Палочку отняли почти сразу, объяснили, что надо изучить её на заклятья. Тело Седрика вначале закрыли чем-то тёмным, потом и вовсе унесли, а сам Гарри стоял в немом ступоре, не в силах сказать ничего. Ещё несколько часов назад, наблюдая за тёмным ритуалом, он готов был рыдать, готов был кричать во всеуслышанье, чтобы все узнали о новой угрозе, а теперь им овладело оцепенение, и оставалось лишь безразлично наблюдать, как мельтешат кругом люди, кричат что-то друг другу, скептически поднимают брови, спрашивают даже что-то и у него (он не отвечал), берут отпечатки пальцев… Такая глупая и бессмысленная суета в сравнении с тем, что он видел недавно! Ровно до тех пор, пока ему не завели руки за спину и не повели куда-то прочь. Навстречу людям из аврората вышел было сам Дамблдор — но и он отступил перед вежливым и уверенным их отпором. — Учитывая сложившиеся обстоятельства… — начал один, но его быстро прервал второй, более уверенный: — Думаю, вы понимаете, что мальчику будет безопаснее у нас. По крайней мере, пока всё не выяснится. — Но когда это выяснится? Как долго? — спросил директор. Гарри заволновался по-настоящему. Смерть? Неужели его подозревают в смерти Седрика? Да нет же, они, наверное, просто хотят уберечь его от воскресшего Тома Реддла, вот и желают спрятать… Так ведь, правда? — Мы начали расследование, — вот и всё, что я могу сказать. Мы не знаем, сколько оно протянется. Случай экстраординарный, понимаете сами, — пожал плечами этот эксперт, уводя Гарри с собой. А потом всё слилось в вихре трансгрессии. Они перенеслись куда-то, должно быть, в Министерство Магии, но вовсе не в главный вестибюль, скорее куда-то к служебному входу. Долго шли серыми коридорами, поворачивали куда-то, спускались вниз по ступеням, отпирали стальную решетку, ругались с каким-то пожилым магом, походившим на Филча, и наконец остановились у глухой железной двери. — Побудешь пока здесь, — сказал ему эксперт каким-то совершенно безразличным и не допускавшим возражений голосом, и завел его внутрь, после чего ушел. Дверь захлопнулась. Гарри опустился на жесткую скамью и взглянул по сторонам, хотя разглядывать было особенно нечего: неровные серые стены, наглухо запертая дверь, лежак из досок, на котором он сидел, да маленькое окно под потолком, зарешеченное так, что сквозь прутья не просунуть и руку. Самая угнетающая обстановка. И кто мог подумать, что очень скоро он станет вспоминать её чуть ли не как райский курорт? Но пока что он не знал ничего. Безвестность и невозможность достучаться хоть до кого-то раздражали неимоверно. Охранник, дежуривший у торца коридора, приходил несколько раз в сутки, приносил воды или поднос со скромным завтраком, но молчал в ответ на все расспросы. Оставалось гадать, что происходит за стенами его темницы, нашли ли Волдеморта или хотя бы его след, поняли ли, кто убил Седрика? Но ни одному из этих чаяний не суждено было сбыться, и пока Гарри пребывал здесь, спрятанный от чужих глаз и от всяких посетителей, бывшие слуги Лорда готовились убрать с пути своего господина досадное препятствие в виде неугомонного мальчишки. Яксли, принесший клятву Тёмному Лорду задолго до его пропажи, сумел подчинить министра с помощью Империо. Прочие Пожиратели Смерти из числа тех, кто служил в Министерстве, готовили подлог и всячески помогали убедить магическую общественность (а главное — сам Аврорат) в том, что слухи о возвращении Волдеморта — не более чем фантазия, и Седрика Диггори мог убить лишь один человек — сам Гарри Поттер. Пришедшему на третий день аврору Гарри был рад, как родному отцу. Тот привел к нему профессора Дамблдора. Пояснил, что беседовать они смогут лишь в его присутствии, и призвал не смущаться ничем и поговорить откровенно, как на допросе. Гарри бросился было рассказывать обо всем, он почти кричал, описывая в красках ужасы, пережитые им в ту ночь… Директор сочувственно кивал головой и грустно улыбался, но не обещал ничего. Лишь попросил успокоиться на прощание — и всё. «Я боюсь, профессор, что вы сыграли дурную роль, без конца напоминая мальчику о печально известном тёмном маге и той роли, которую он сыграл в его судьбе. Вот мальчик и бредит Волдемортом», — заметил аврор, выйдя под руку с Альбусом Даблдором за стены камеры предварительного заключения. — Но вы полагаете… — Думаю, сомнений нет. — А Петтигрю? — Откуда вы знаете, что мы его схватили? — с улыбкой поинтересовался эксперт, но тут же серьезным тоном добавил: — Да. В общем и целом, он подтверждает наши выводы. Но есть и новые сведения: мы узнали о той роли, что он сыграл в убийстве родителей Гарри, — и эти показания снимают вину с Сириуса Блэка. — Слава богу. Я могу сообщить ему о том, где находится теперь его крестник? Он может посетить его? — Думаю, да. Может… Если захочет. Слова эти были сказаны не зря. Если у Гарри и была возможность убедить крёстного в невиновности, то исключительно в первые дни, а то и часы — после Сириус, честный и прямолинейный, но, увы, не слишком вдумчивый, сделал вполне очевидный вывод, который вполне совпал со скандальной статьей в «Ежедневном Пророке», где утверждалось, что юный герой, Мальчик-Который-Выжил, убил — по неосторожности или из зависти —своего соперника на Турнире Трёх Волшебников. И когда после этого он навестил его в камере, то просил лишь об одном: признаться во всём честно. — Гарри, я прошу тебя, не лги! Не лги ни себе, ни мне! Ему не разрешили войти, и они смотрели друг на друга через решётку. Сириус возвышался над ним, мрачный, сильный, безумно любящий его… и потому бесконечно недоверчивый. Он протянул ему тёплую руку, погладил, заглянул в зелёные глаза своего крестника: — Как ты мог? Скажи честно, это была ошибка, верно? Ты переусердствовал с силой заклятья, а может, он сказал что-то обидное, и ты не сдержался, как летом с тётей? — Я не убивал его! Это был Волдеморт. Петтигрю провел какой-то обряд и воскресил его! Видишь этот порез? Ему нужна была кровь врага, плоть слуги и… — Нет, Гарри. Петтигрю там не было. Его поймали и долго вели допрос, сумели узнать даже то, что это он предал нас тогда, когда погибли твои отец и мать. Неужели ты думаешь, что он не признался в чём-то ещё? — Он лжёт! В глазах Гарри стояли слёзы. Сириус смотрел на шрам, который можно было посадить где угодно, и качал головой. В следующий раз они увиделись лишь на суде. Визенгамот собирался не слишком часто, и уже второй раз за год он собирался ради Гарри Поттера, и с самого начала по лицам пожилых именитых магов было ясно, что в этот раз зарвавшемуся мальчишке его выходки не спустят. Бумаги обвинения содержали ясный и однозначный вывод: никто иной не мог послужить гибелью Диггори, кроме Гарри. Анализ последнего заклинания его палочки держался под секретом, но слухи шли, что и там всё больше чем однозначно, и Седрика убил именно он. В зал проходили один за другим друзья, однокурсники, учителя, совсем незнакомые маги… Множество взглядов падало на скамью за черной решеткой, где сидел бывший герой, но ни один из них не был добрым. Глупая надежда, которая жила в его душе все эти дни в ожидании суда, начала испаряться, как серый снег под лучами горячего апрельского солнца. Процесс ещё не начался, а в глазах своих друзей и учителей он уже прочитал приговор, и впервые за всю жизнь молился. Молился о вынесении смертного приговора, поскольку знал, что дементоров он просто не вынесет. Тогда на леденеющем Чёрном Озере он понял, что даже вызвав самого мощного патронуса, он не сможет защититься от их пагубного воздействия. Так пусть всё пройдёт быстро. Конечно, нужно было потребовать себе адвоката, желательно частного, директор, хоть и был уже убеждён в виновности Гарри, в справедливом суде точно не отказал бы. Можно было кричать в голос о своей невиновности, наверное, умолять, но Гарри не мог этого сделать. Что бы там ни видели в нём другие, Гарри Поттер был не лидер и не боец. Не так он был воспитан. Снейп был не прав. Не наглец, а по жизни ведомый. Так ведь было безопасней: не задавай вопросов дяде, и не будешь бит (наверное), не зли тётю, и возможно, на ужин даже подкинут котлету, а не только варёную зелёную фасоль. Предлагают идти спасать «философский камень», значит так надо, вытаскивать глупую девочку из подвала, где обитает гигантский змей? Так друг же просил! И так было всегда и во всём. Гарри Поттер не умел жить без чётких инструкций, не умел доказывать свою правоту, не умел внятно объяснять позицию. По сути, он так и остался забытый и покинутый в том чулане, в котором жил до одиннадцати лет. Глядя на заплаканные глаза Молли Уизли, на бледного от злости Рона, Гермиона не пришла на этот суд, на директора, с ужасом смотревшего на некогда любимого им ученика, он понял, что это всё. Конец! Взгляд его упал на крёстного, в глазах которого горело всё безумие Блэков. Сириус смотрел не с разочарованием, а с лютой ненавистью. И от этого становилось очень и очень больно. Он даже ещё не знал, что сегодня Сириус Блэк окончательно растопчет его душу и лишит веры нет, не в людей, а в эту жизнь. Гарри окончательно поймёт, что в жизни мало смысла, что никто никому не нужен, и лучше иногда просто уйти. Если, конечно, эта возможность уйти у него будет! Но её не было. Прямо за его спиной у решетки стояло несколько надзирателей, которые следили, как бы заключенный не выкинул какой-нибудь фокус. Нет, Гарри не стал бы рваться наружу — он с фаталистским спокойствием принимал всё происходящее и искренне надеялся до сих пор, что старшие сами разберутся. А они не смогли. Подлог доказательств был устроен весьма искусно, и те, кто должен был следить за их достоверностью, либо оставались равнодушны, либо изначально находились на той стороне, которая считала, что опасному мальчишке лучше сидеть в Азкабане, пока Тёмный Лорд набирает силу. Толпа вокруг шумела, люди суетились и в зале, и возле судейского стола, притаскивали кипы бумаг, обменивались записками или просто непонятными выкриками с судебными терминами... Гарри не разбирался в этом и потому совершенно не понимал происходящего. Он очнулся только когда раздался громкий выкрик. — Встать! Суд идёт! Все поднялись с мест. На своё место на возвышении проследовал невысокий человечек в черной мантии и длинном седом парике, насупленный и недовольный чем-то. Гарри не знал его, хоть и вспоминал смутно что видел где-то этот профиль с крючкообразным носом, но где, при каких обстоятельствах, так и не вспомнил. — Заседание объявляется открытым... И начался процесс. Он следовал строгому регламенту, хоть и казался Гарри затянутым и совершенно хаотичным. Вставали за трибуну одни, выходили другие, зачитывали какие-то бумаги, до такой степени наполненные канцелярскими выражениями, что понять истинной их сути не смог бы и взрослый маг, не то что подросток. И это тоже была часть той завесы, за которой скрывали ложь. Откровенно говоря, когда вызывали на допрос свидетелей, Гарри успел порядком упасть духом. Не мог поверить: как, когда случилось так, что все эти люди будто таили в себе уверенность в том, что гибель Седрика Диггори — его рук дело? Неужели они не были его друзьями, добрыми знакомыми, неужели они в самом деле считали его убийцей, неужели хотели, чтобы он попал в Азкабан? До сих пор он даже не допускал всерьез этой мрачной перспективы, но теперь все клонилось к этому. Руки похолодели от ужаса, стоило только представить себе такое. Он пытался спорить с ними с места, возражать... — Подсудимый Поттер! Если вы не хотите остаток суда провести под обездвиживающим заклятьем, будьте добры сидеть тихо, — оборвал поток его возмущений судья. — Хорошо, но поймите... — попробовал возразить Гарри. — Тихо, тебе сказали! — Охранник рявкнул над ухом так, что впору было оглохнуть, и Гарри замолчал. — Вам будет дано слово. Помолчите. Увы, когда до этого слова дошло, уже успели зачитать и протокол изучения его палочки и последних испускаемых ею заклинаний, и невзрачный человечек-эксперт произнёс Гарри приговор задолго до судьи: "Последнее заклинание — непростительное... Могу я назвать его вслух, Ваша Честь? Да? Хорошо. Авада Кедавра", — и все ахнули так, словно Гарри хотел убить не только Седрика, но их всех заодно. В его адрес полетели возмущенные вопли, проклятия, Сириус вскочил с места и подбежал к нему. Он с легкостью прорвал оцепление и отбросил охранника в сторону, а остальные двое не смогли его оттащить, как ни пытались, а он всё кричал что-то ему... Нет, Гарри не надеялся на слова поддержки и доверия, но это: — Да лучше бы Волдеморт убил тебя! Лучше бы ты умер тогда же, сразу, вместе с родителями! Как ты мог! Гарри, неужели! Это оказалось выше всяких остававшихся у Гарри сил. Он закрыл лицо руками, чтобы только не видеть этой ненависти на лице крёстного, которого считал последним родным человеком, что оставался у него. Почему!? Почему он ему не верил? Ведь они стали близкими за этот год, ведь он так любил его... И кто, кто мог подумать, что это будет так больно — осознавать, что тебя оставил последний оплот надежды? Наконец Сириуса увели, порядок и тишину кое-как удалось восстановить, и процесс пошёл своим чередом — но Гарри его уже не слышал из-за своих слёз. Непростительная слабость! И потому сейчас он ненавидел себя вдвойне. Всё переворачивалось от слов Сириуса раз за разом, точно он не уходил никуда, а до сих пор стоял рядом и продолжал кричать, что он, Гарри, сошел с ума, что напрасно он ему верил и лучше бы всё закончилось тогда, ровно четырнадцать лет назад. Его трясло от боли, и он отвернулся ото всех, уткнувшись лицом в стену, чтобы скрыть собственный слёзы. С трибуны доносился знакомый мягкий, спокойный голос, сейчас отчего-то дрожавший не то от напряжения, не то от неуверенности. — Гарри всегда был славным, честным малышом. Я не верю в его злой умысел. — Ваше мнение, господин Директор, можете оставить при себе. Дамблдор! Конечно, это он. Неужели и директор не заступится за него? Гарри вслушался. — И, Ваша Честь, если только это возможно, я хотел бы вас попросить не приговаривать мальчика к высшей мере наказания. Замените её сколь угодно долгим сроком; мы должны быть гуманны... Ах, вот как. "Сколь угодно долгим сроком...". Гарри зашелся в очередном рыдании. Ну почему директор тоже поверил им? И почему он не понимает, что заключение много позорнее и мучительнее смерти? Он больше не слышал никого и ничего. Если уж Альбус Дамблдор не хочет ему помочь, что говорить о прочих. Чья-то рука протянулась к нему, потрясла за плечо. — Поттер! Подсудимый Поттер! Гарри отмахнулся от этих назойливых просьб, как от надоевшей мухи. Выходить на трибуну, пробовать что-то объяснять, кричать всем во всеуслышанье, что Волдеморт возродился? В лучшем случае над ним посмеются, в худшем — сочтут лжецом или сумасшедшим; и потом, он знал, что не мастер красивых речей. — Подсудимый отказывается от последнего слова? Хорошо. Суд удаляется для вынесения вердикта. Здесь, как бы ни были сильны эмоции и желание закрыться ото всех, Гарри отвлекся, утер лицо и даже успокоился ненадолго. Его снова трясло от волнения, но в этот раз он с нетерпением ждал, когда судья возвратится и объявит решение. Ведь может же быть так, что он рассудит честно, что никто не видел происходящего, что палочку у Гарри могли отнять, что всё это — лишь роковое стечение обстоятельств, а не прямые доказательства его вины? Может, ведь правда? Может? Нет. — Объявляется приговор. По совокупности рассмотренных доказательств... Гарри почувствовал, как холодеют руки от страха перед этим монотонным негромким голосом. Вот она, его судьба, которая решится сейчас. Ну, что же? —... суд принял решение: Гарри Джеймс Поттер, вы приговариваетесь к пожизненному заключению в Азкабане и штрафу в размере... Но кого интересует размер штрафа? Главное было сказано: к пожизненному! Гарри вскрикнул, хотел вскочить и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Потом всё потемнело и скрылось в совершеннейшей темноте. Всё уже стало совсем неважно; всё было безразлично. Его грубо привели в чувство, дав пару пощечин и заставив понюхать чего-то тошнотворно пахнущего, наверное, нашатыря, а затем увели из зала прочь от возмущенной до бешенства толпы. Он едва мог идти: ноги подгибались от слабости, и охранники грубо ругались, когда им приходилось волочить его по полу. Трансгрессия в этот раз чуть не разорвала его пополам. Они приземлились на скалистом маленьком острове прямо у подножья тюрьмы. В лицо били резкие злые порывы ветра, выстуживающие напрочь любое тепло. Стоял серый день, и дементоров поблизости не было, но место и без того способно было убить всякую надежду и веру в будущее. Голый скалистый берег, серый песок, свинцовое море, — одним словом, безжизненный и лишенный клочка растительности пейзаж. Гарри завели внутрь. — Доложите коменданту о новом заключенном. Вот его документы. — Сейчас он спустится. Пройдите на досмотр. Как ни странно, встретили их не дементоры, а самые обычные надзиратели. Мрачная эта работа наложила отпечаток на их лица, и Гарри все они казались какими-то гоблинами, а не людьми. — На нижний ярус его, в северное крыло. Там как раз сейчас пусто. — Но мальчишка может устроить побег, как тот... — Он не анимаг! А побег ему не устроить: с той стороны обрыв,— раздраженно отозвался комендант. — А наверху у меня особый контингент: там такому сопляку долго не протянуть. Его сожрут в два счёта. И оба, и комендант, и охранник, переглянулись между собой и мрачно рассмеялись. Его заставили переодеться и отвели по приказу коменданта куда-то вниз. Каменная лестница была вся скользкой от влаги: видно, нижний ярус был на уровне моря, и вода просачивалась отовсюду. Воздух стоял сырой и затхлый, на полу кое-где темнели непересыхающие лужи, стены расцветали в разводах и бледной плесени. Ровного ряда камер, как Гарри воображал себе их, не было: похоже, замок изначально не предусматривался под тюрьму. По сторонам виднелись наглухо запертые двери, но их, похоже, уже многие годы никто не отпирал. Его завели в единственную дальнюю темницу, заскрипела дверь за спиной... И он остался один в холодном полумраке. Первое время просто лежал на твердой узкой лежанке, рыдая от безысходности, потом задремал ненадолго, утомившись, но очень скоро проснулся в холодном поту. Кто-то выл, протяжно и тоскливо, прямо за стеной. Гарри вскочил, от страха бросился в сторону... И понял, что камера незаперта. Но как так? Разве заключенные могли спокойно гулять по всему замку? По рассказам Сириуса он не помнил этого. Неужели надсмотрщик оказался настолько беспечен? Невероятно. Мальчик вышел осторожно в коридор. Вой продолжался, усиливая тревогу. Кругом стоял сумрак, но постепенно Гарри смог разобрать тот путь, которым его привели, прошел по нему обратно... Напрасно: дверь вверх, на лестницу, была заперта; тогда он вернулся назад и направился дальше по коридору, в конце которого виднелся свет. Он прошел до конца и увидел узкое окно, бойницу, а за ней — далёкий другой берег и море до горизонта. И с берега этого к замку приближалась неспешно, вытянувшись в воздухе, длинная черная фигура... Дементор! Стало ясно, откуда доносился пронзительный вой. Гарри снова вскрикнул и побежал назад, к своей камере, точно испуганный мышонок, и ещё очень и очень долго боялся возвращаться сюда и даже смотреть наружу. Остаток ночи он провел, вздрагивая от ужаса при каждом шорохе. Патронус без палочки было не вызвать, и любое шипение или плеск волны казались звуком, что возвещает приход дементора; вот-вот ему казалось, что черный силуэт вырисовывается в дверях. Он уснул под утро. В этот раз его разбудили шаги, тяжелые и вполне себе весомые. Он вздрогнул, сжался на постели, думал притвориться спящим. Это оказался тот же охранник, который с совершенно невозмутимым видом прошел к нему, молча поставил на пол миску с пустой похлебкой и вышел. Заперлась дверь там, наверху. Варево выглядело мерзко и даже отсюда, с постели, доносило тошнотворный запах чего-то несвежего, почти протухшего, и Гарри отвернулся, уткнувшись лицом в доски, на которых лежал. Его считают преступником все, даже этот равнодушный охранник, но разве можно согласиться с этим? И разве не лучше покинуть это место сразу? Даже если ради этого придется расстаться с жизнью — что ж, все, что было ему дорого, у него уже отняли. Не о чем и жалеть. И Гарри укутался посильнее той рваной тряпкой, что заменяла здесь одеяло, и решил больше не вставать. Боль и горечь навалились с такой силой, что он казался себе придавленным их тяжестью. Но и замкнуться и долго носить в себе эту ненависть, как сделал Сириус, Гарри так и не смог.