In a trap

Все знают, что такое игра на выживание. А на что готов человек, чтобы умереть? Чонгук, я хочу с тобой поиграть. Страх накатывал волнами, становясь все сильнее. Дыхание тяжело. Ладони становились липкими от пота. Чонгук никогда не был фанатом ужасов. Зажмуриваясь при очередной кровавой сцене, он проклинал тот момент, когда согласился пойти в кино. На кой-черт его дернуло? Знал же, что принцип «клин — клином» совсем не про него. Но все равно решил попытаться. Снова. Уже ведь стыдно становится, что двадцатиоднолетний парень боится каких-то страшилок. — Я не трусиха, но, признаться, фильм был правда жуткий, — Сонми поежилась и через небольшую заминку робко спросила: — Чонгук-а, а проводишь меня домой, пожалуйста? Чонгук сам был не в восторге бродить сейчас по темноте, тем более на завтра нужно подготовить доклад, с которым он уже прилично затянул. Хотелось домой, как можно скорее, перед этим зайти в магазин за несколькими банками энергетика и раменом. Но Сонми… Он давно украдкой наблюдал за ней: как трепещут ее недлинные, но пушистые ресницы, когда она смотрит на солнце, как она заразительно смеется на всю улицу, до такой степени громко, что прохожие оборачиваются. В такие секунды хочется схватить ее за ладонь, прижать к себе крепко и поцеловать, а потом вдохнуть аромат волос, Чонгук уверен, цветочных. Ведь Сонми сама была цветком, нежным и хрупким, поэтому он отвечает, ни секунды не колеблясь: — Конечно, я же не могу бросить тебя на произвол судьбы. Вдруг какой-нибудь псих давно уже заглядывается на тебя и только ждет момент, чтобы поймать в ловушку? — Чонгук резко схватил девушку за плечи, издав при этом, как ему казалось, устрашающий звук. — Айщ, Чонгука-а! Зачем пугаешь? — вскрикнула Сонми и стукнула Чонгука локтем под ребра. — Аааа, больно же! — он скорчил гримасу боли и схватился за ушибленное место. — Поделом тебе, будешь знать, каково девушек пугать, — ухмыльнулась Сонми, — а вообще, я не сильно, вот врунишка. — Не я врунишка, а ты жестокая, — надул губы Чонгук. — Вот ребенок, как же ты собираешься спасать меня от маньяка? — прищурилась Сонми. — Не сомневайся, я буду твоим Железным человеком, бам- бум, — Чон выстрелил воображаемыми пушками, — и ты в безопасности. — Максимум, ты будешь Анпанменом, — Сонми захохотала во весь голос, — но моим, — ее щеки залились нежным румянцем. Бам. Это сердце Чонгука с грохотом упало вниз и сразу же взметнулось к горлу, бешено колотясь. Девушка несколько раз моргнула, видимо, осознала, что только что вырвалось. — Так. Пойдем уже, время позднее, если будем дальше так стоять, ты можешь потом не успеть на транспорт. Жить, играть — значит страдать Как думаешь, это больно — умирать? Сильнее кутаясь в зимнюю куртку, Чонгук непонимающе уставился на Сонми, дрожащую от холода. Ну, конечно, какое легкое пальто сможет уберечь от пронзительного ветра? Чон всегда предпочитал красоте практичность. Да, он смахивал немного на пингвина в широкой дутой куртке, зато в тепле. То ли дело Сонми — романтичность, легкость, элегантность и абсолютная, даже возмутительная, непрактичность. Глубоко и раздраженно вздохнув, Чонгук начал стягивать с себя куртку. Цветок нуждается в тепле и заботе, мороз и ветер могут навредить его нежным лепесткам. — Гук-и, что ты делаешь? Зачем? — Сонми начала протестовать, уворачиваться от рук, пытающихся закутать ее в пуховик. — Мне совсем не холодно. — Да я вижу, дрожишь, как лист осиновый, хочешь заболеть? — Чонгук все-таки поймал девушку в куртку и застегнул заклепки, все до одной, и слегка стукнул ее по кончику носа. — Ми-я, я серьезно, заботься о себе лучше, ты и так безумно красивая, если ты будешь мёрзнуть, какой толк? — Сонми густо покраснела, а глаза потупила, разглядывая носки ботинок. — Ну, правда, красный нос тебя совсем не красит, а щелканье зубов действует на нервы, — хохотнул Чонгук и отошел на прежнее расстояние. Сонми лишь громко показушно цокнула, возмущаясь. Секунды мчатся, становятся минутами, а затем часами. Чонгук всегда мечтал научиться управлять временем, замедлять его и даже останавливать ход, чтобы дольше наслаждаться счастливыми моментами, впитывать каждую деталь, каждую несущественную, на первый взгляд, мелочь. Например, как Сонми сейчас сжала в кулачок, такой миниатюрный, ткань пуховика, а замерзший нос спрятала в высокий воротник, вдыхая его, Чонгука, запах. Он улыбнулся своим мыслям и совсем не заметил, как они добрались до нужного места. — Что ж, вот и пришли… — Сонми натянуто улыбнулась, — спасибо, мой Анпанмен, что не дал в обиду и защитил от холода, — она вернула куртку законному владельцу и вновь улыбнулась, но теперь искренне. — Всегда на страже беззащитных и красноносых! — Чонгук гордо вскинул голову и, как настоящий супергерой, поднял кулак вверх. — Ахахах, мой герой, — Сонми резко поднялась на носочки и поцеловала Чонгука в щеку, так невинно и трепетно. — Увидимся завтра в университете, пока! — она стремительно умчалась домой, оставляя шокированного Чонгука, у которого покраснели уши, одного. По пустой улице гулял ветер, заглядывая в каждый закоулок, чтобы не пропустить ни одну жертву и пронзительным холодом растерзать каждый сантиметр тела, до костей. Чонгук, а ты попался.

***

Ветер усиливался, кроны деревьев, откидывая на асфальт жуткие тени, громко шумели, заглушая звуки автомобилей. Чонгук же был погружен в свои мысли, перематывая события этого вечера в своей голове снова и снова, улыбался смущенно и поджимал губы в задумчивости. До дома — считанные минуты, осталось лишь пройти перелесок, который ранней осенью невероятно красив. Однако настал дождливый ноябрь и прежде золотые листья превратились в гниль, которая неприятно шлепала под подошвой. Но Чонгук уже ничего не слышал, в глазах темнота, ноги подкашивались, а вонючая тряпка зажимала рот и нос, перекрывая доступ кислороду. Звенящая тишина встретила Чонгука, приняла в свои объятия и крепкими тисками сжала голову. В нос ударил спертый запах, природу которого не определить. Паника поднималась, а руки наверняка затряслись бы, но грубая веревка намертво держала их привязанными к кровати, на которой Чонгук лежал полностью обездвиженный, лишь грудная клетка поднималась и опускалась в бешеном темпе. Сколько прошло минут, часов или даже дней, Чонгук не имел понятия. Тело затекло, а голод терзал внутренности, но панике больше не взять вверх. Чон всеми силами пытался восстановить ход событий и хотя бы примерно определить, где он сейчас находился. Все безуспешно, в голове лишь пустой перелесок, темнота перед глазами и едкий запах, взрывающий голову. Может, это какой-то пранк? Неудачная шутка? Чонгук бы истерически засмеялся, если бы не вонючая тряпка, которая затыкала его рот. Лязг металлических дверей разорвал вакуум темноты и тишины, окутывающий Чонгука, который был уверен, что смог подавить панику, накатывающую на него снова. Он ожидал громких и обязательно тяжелых шагов, но вошедший приближался мягкой, почти неуловимой слуху поступью. Ладонь аккуратно, почти нежно опустилась на щеку парня, где еще недавно теплился поцелуй Сонми, и оцарапала кожу ногтями. — Вот мы и встретились, малыш, — мягкий шепот опалил ухо. Все тело Чона покрылось мурашками. — Хэй, ты же весь дрожишь, успокойся, — неизвестный успокаивающе погладил тыльную сторону предплечья. — Я так долго ждал тебя, — в голосе послышалась улыбка. Человек вытащил тряпку изо рта Чонгука и откинул в сторону. — Пожалуйста, — Чон не узнал своего голоса, тихий и осипший, — прошу Вас… — Тшш, не говори ничего, — большой палец провел по губам прикованного. — Такие нежные… Нет-нет-нет, не плачь, ты должен улыбаться, — шепот превратился в глубокий обеспокоенный голос. — Я знаю, что ты умеешь, ведь твоя улыбка взрывает созвездия, — некто слизнул слезу, не успевшую скатиться вниз по лицу Чонгука. — Давай договоримся, я сейчас развяжу тебя, но ты не дернешься с места, ты же не хочешь меня расстроить, верно? — пленник судорожно закивал головой. — Хороший мальчик. Рука пропала, и комнату озарил яркий свет флуоресцентных ламп, Чонгук зажмурился от рези в глазах. Он почувствовал в руке жжение — в вену вошла игла. — Что это? — Чон хотел отдернуть руку, но она все также была обездвижена. — Это для того, чтобы ты был послушным, — улыбка растеклась по лицу незнакомца. Пока Чонгук пытался сориентироваться в пространстве, путы стали слабее, а потом и вовсе исчезли, некто помог ему сесть и облокотиться о спинку кровати. Чон оказался в достаточно большой комнате: стены, пол, потолок — все было отделано белым кафелем, по которому давно начала разрастаться черная плесень. Перед ним на стуле сидел парень. По виду ровесник, волосы темно-каштановые, глаза черные, как смоль, одет непримечательно, обычная толстовка и джинсы. Лицо обманчиво милое, взгляд внимательный, изучающий, руки сложены в замок, на пальцах нетипично длинные для парня ногти. Чонгук хотел исчезнуть, стереть себя с лица земли, но мог лишь сжаться в комок и обхватить руками колени, пытаясь оградиться, обезопасить себя. Он понимал, что это инстинкт самосохранения, который никак не поможет ему, но животный страх затуманивает разум, заставляя делать иррациональные вещи. Например, резко подскочить, забыв про ноющую боль по всему телу, и ринуться в сторону, наверняка запертой, двери. — Ах, Чонгук-а, — вздохнул незнакомец, — ты же мне пообещал, — он начал медленно подниматься. Пленник отчаянно бил в дверь и звал на помощь. — Ты обманул меня, — шаг, — и расстроил, — еще шаг, — безумно расстроил, — он все ближе. Чонгук на грани потери сознания, — Ты… — Чон резко повернулся, желая нанести удар кулаком, но человек легко увернулся, а Чонгук полетел вниз. Руки совершенно не слушались, видимо, его накачали наркотиком. — Зря, Гук-и, очень зря. Мы ведь даже еще не начали играть, а ты уже нарушаешь правила. Некто наклонил голову, смотря на пытающегося подняться Чонгука с некоторым разочарованием. Чон вставал и снова падал, голова кружилась, он не видел четко даже нависшего над ним хищно улыбающегося лица. Человек грубо схватил его за волосы и потащил по грязному полу обратно к кровати. Чонгук обязательно бы задумался о том, откуда столько силы в худом парне, но раздирающая боль в голове и тошнота забрали на себя все внимание. — Я, конечно, подозревал, что будут некоторые затруднения, — размышлял вслух незнакомец, его голос был ровным, без одышки, будто он не тащил вес, больше его самого почти в два раза. — Однако, надеялся на твое благоразумие, — продолжал он, — как глупо полагать, будто от меня можно сбежать, — громкий смех залил всю комнату, смех безумца, пронизывающий каждую клетку тела ледяным холодом, с которым ни одна зима не сравнится. Чонгук мешком упал на кровать голову разрывали фейерверки, он вспомнил смех Сонми, такой же громкий, но согревающий. Как жаль, что он больше никогда его не услышит.

***

Тэхен, блаженно прикрыв глаза, прислушивался к равномерному дыханию. Глубокий вдох и выдох, еще раз и по кругу. Еле слышное сопение спящего Чонгука было музыкой, вводящей в транс, спокойствие разливалось по телу и все проблемы автоматически становились никчемными пустяками. Тэхен не думал о том, что делать дальше, совсем нет. Он просто знал, что так нужно. Его малыш должен быть рядом, дарить ему улыбки, только ему позволять целовать себя. Ким нервно дернулся, когда вспомнил смущенную улыбку Чонгука после поцелуя той дрянной девки . Дрожь накатывала сильнее, хотелось разнести все в пыль, уничтожить. Тэхен закусил с нажимом губу и внимательнее прислушался к дыханию. Теперь все хорошо. Малыш рядом. Они вместе навечно. Ярость отступала, Тэ медленно приоткрыл глаза и, наклонив голову, изучал спящего. Он так долго ждал. Безумно долго. Чонгук смешно морщил нос, на самом кончике которого родинка. Совсем как у Тэхена. Они судьбой друг другу назначены. Рука аккуратно потянулась откинуть упавшую на лицо Чона прядь, которая, по всей видимости, щекотала ему нос. Спящий смешно причмокнул, ну что за ребенок? Тэхен усмехнулся. — Чонгук-и, — Тэ почти невесомо положил ладонь ему на голову, — спи крепко, малыш, я скоро вернусь, — Тэхен накрыл парня одеялом, аккуратно подбив края, чтобы пробирающий холод не разбудил его Гук-и.

***

Соджу обжигало горло, мягким пламенем опускаясь все глубже и согревая продрогшее тело. Может ли что-нибудь также согреть его душу? Тэхен скривил губы в подобии улыбки. Как давно он стал тем слюнтяем, который заботится о душе? Как можно заботиться о том, чего нет? Спасти то, что давно сгнило и покоится под толщей небытия? Выпивка — это совсем не то, в чем силен Тэхен. Начиная думать о таких бессмыслицах, он презирал себя, глядишь вот-вот заплачет и мамочку позовет, чтобы спрятаться в подоле. Ким и позвал бы ее, непременно, но у него не было мамочки, не было и папочки, ни семьи, ни угла, ни пристанища. Ненужный, бесхозный. Не человек и даже не вещь, лишь единица среди миллиона нулей. Одиночество? Нет, скорее обычное состояние, статичное и понятное. Но все изменилось. Где-то в коде произошла ошибка, сдвиг по фазе, все полетело к черту. Тэхен теперь не единица, он часть целого, часть плюса. Ким с отчаянием утопающего хватался за Гук-и, ведь этот малыш — единственная причина, почему Тэхен ещё не сгнил заживо. Не отпустит, зубами вгрызется, ногтями вопьется, но не отпустит. Глотая рюмку за рюмкой, Тэхен думал о своем мальчике, который сладко спит. Он его защитит, от всего мира оградит, от ошибок убережет. Они сольются воедино, разве стать частью одного целого — не назначение каждого человека? Желать этого не греховно, а правильно и естественно. Так и должно быть. Выпив последний раз, Ким почувствовал острую необходимость сейчас же увидеть Гук-и, удостовериться, что это не мираж, вновь выдуманный им, а реальность, он нашел то, что так долго искал.