***
Это случается вновь в комнате отдыха, где Браун и Уилсон с наслаждением уплетают свой обед, выбрав удачное время, когда в комнате кроме них никого не было. Тяжела жизнь офицера, особенно когда Андерсон и Рид начинают собачиться друг с другом вместо того, чтобы выполнять свою работу. Ну и как раз в это время Хэнк, проходя мимо спокойно обедающих офицеров, заглядывает в свой телефон, хмурится, а затем орёт чуть ли не на весь участок: — Коннор! Твой долбаный сын опять застрял в шкафу. Уилсон смотрит на Брауна. Браун смотрит на Уилсона. И оба просто пожимают плечами, типа всё нормально, и продолжают обедать. Иногда кое-кто может ухудшить положение. После ора Хэнка следует другое, не менее раздражающее на слух «что за хуйня?», и эти три слова так резко прорезают воздух, что обоим приходится обернуться, видя на том месте, где недавно был Андерсон, детектива Рида с глазами по пять копеек. — Ох, ладно… — с безысходным вздохом говорит Браун, понимая, что в тишине пообедать им не дадут, и Уилсон кивает в ответ на его слова. По крайней мере, сэндвич с индейкой из кафетерия был не так уж и плох.***
Место преступления — дело отвратное. Хотя в этой части города что ни случись — всё отвратное. Миллер собирает все вещдоки в комнате, относясь к этому делу очень основательно, терпя промозглый холод. И всё, чего он сейчас хочет, это вернуться домой, где его ждут горячий суп и несколько кусков запеканки. Коннор, обмакнув пальцы в голубой крови, уже по привычке тянет их в рот, но его прерывает Андерсон, подходя и смотря на него с обвинительным взглядом. — Твой сын заехал на территорию соседей и запутался в гирлянде. А ещё спугнул кота. Миллер отрешённо хлопает глазами и чуть не роняет пакет с вещдоками, но всё же вовремя успевает опомниться. Спокойное лицо Коннора вмиг меняется, и в его глазах проскакивает что-то странное. Хм, что это… надменность? Миллер, кажется, пребывает в состоянии лёгкого шока, потому что ему никогда не доводилось видеть андроида с таким выражением лица. — Никогда не нравился этот кот. Он всегда пытается прокрасться к нам и ещё умудряется царапнуть меня всякий раз, когда я пытаюсь вернуть его соседям. А ещё он пугает Сумо. — И что теперь… О, нет, даже не смей говорить мне, что ты гордишься им. Диод Коннора моргает несколько раз. — А вот и горжусь. — Мать твою, ты что, серьёз… и, эй, а ну быстро пальцы свои ото рта убрал!***
Гэвин Рид резко распахивает дверь и врывается в кабинет капитана, как вихрь: бушующая ярость, смятение и раздражение — иными словами, весь исходящий от детектива спектр эмоций, который Фаулеру сейчас вообще не нужен. — У них есть сын. Откуда, чёрт возьми, у них взялся сын?! Фаулер издаёт страдальческий стон и потирает пальцами брови. — Рид, мне вот так наплевать на это, и я вообще даже знать не хочу. Иди лучше работай. — Но этот Андерсон и его сраный андроид… — Стоп, — тут же прерывает его Фаулер, когда до него доходит смысл слов Гэвина, и они впиваются в голову так сильно, что это просто нельзя игнорировать. — У них есть… что? — Сын. Джеффри непонятно моргает. Пытается проанализировать всё сказанное, но мысли в его голове просто переворачиваются с ног на голову. — Но это же… как вообще. — Да, вот об этом я и толкую. Эта новость разлетелась по всему участку, — Гэвин уже не просто говорит, он практически возмущённо орёт, размахивая руками, как ополоумевший, жестом указывая на каждого полицейского в департаменте. — И где бы ни были эти два придурка: в комнате отдыха или на местах преступления — они постоянно пререкаются друг с другом о том, что наделал их сын. Понимаете, — он почти истерично смеётся, — их сын. Фаулер хмурится, и его мозг просто решает смириться с этой мыслью, посчитав нужным потратить оставшийся кофеин в его организме, который помогал хоть на какое-то время привести мозг в порядок, на составление отчёта, который внезапно понадобился руководству. — Сын там у них, не сын — мне плевать. Теперь быстро развернулся и свалил из моего кабинета!***
У Гэвина есть одна мысля. Либо Андерсон со своим андроидом взяли на попечительство детскую модель YK500, что, кстати, очень даже возможно, либо у них у обоих всё-таки окончательно поехала крыша, и это тоже вполне возможно. Ну, или же «Киберлайф» совершила огромный прорыв в биокибернетике. Кто знает, чем там тешится этот безумный гений Камски в свободное время? Либо что-то из вышеперечисленного, либо это у них такие своеобразные семейные шутки, и они тупо заёбывают людей с этим. И Гэвин выбирает последний вариант. А что, собственно случилось с лампой-то?***
Хэнк закручивает последний винт и проверяет светильник, чтобы полностью убедиться, что он надёжно закреплён. После он переводит взгляд на Боба. — Ну вот и всё, стукайся об стенку на здоровье. Коннор жмёт на выключатель по несколько раз, проверяя работу светильника. Боб, замечая тёплый золотой свет, врезается в стену и издаёт писклявый механический звук каждый раз, когда Коннор включает лампу. Хэнк, откладывая отвёртку в сторону, садится на диван и довольно скрещивает руки на груди. — Вот, теперь твой сын счастлив. — Хэнк… я всего один раз случайно назвал Боба своим сыном. — И одного раза было достаточно. — Ну, насколько я помню, это вы настаивали на том, чтобы я его усыновил. Диван прогибается, когда Коннор подсаживается к Хэнку. Сумо бредёт в гостиную, разнюхивает Боба, приветствуя, и подходит к дивану. Он укладывает свою морду на колени хозяина, касаясь носом ноги Коннора. Андроид гладит его, проводя пальцами по шерсти. — Думаю, Сумо, ты теперь старший брат. Позже Коннор кладёт руку на бедро Хэнка. — Вы ведь знаете, что он и ваш сын тоже? — Да-да, — Хэнк обречённо проводит ладонью по своему лицу и качает головой. Боб продолжает стукаться об стену под аккомпанемент издаваемых счастливых гудков. Рядом с настенной лампой находится полка, на которой стоит фотография с молодым Хэнком, обнимающего счастливого Коула, чья улыбка навсегда запечатлена на этом фото. А ещё на полке лежит резиновая игрушка Сумо, несколько маленьких горшков с аккуратно выстроенными в ряд цветами, полицейский значок Коннора и пульт от Боба. И на самом дальнем конце полки их общая фотография. Хэнк на ней измученный и уставший, но натянутая улыбка на его лице всё равно искренняя. — Что за ёбаный адище…