Орёл или Решка

Первое, о чём думает Чонин, это то, что он тонет. Он тонет – в его глазах вода, он никак не может вдохнуть, а в ушах звенит. Только через минуту он понимает, что слышит чей-то голос. – Какого чёрта ты здесь делаешь? Я выгнал тебя, я сказал тебе не приходить, – Кёнсу опрокидывает ещё одно ведро на голову Чонина, и в этот момент Чонин понимает, что у него ужасное похмелье и он совершенно точно не один. – Кён...су? – Убирайся. Убирайся к чёрту из моей квартиры. Пол мокрый насквозь, но в остальном совершенно чистый. От туалета даже не пахнет рвотой. Чонин протирает глаза и бросает взгляд на спальню, где только простыни не на своём месте. Это не та же самая кровать, что он видел вчера. Этого не может быть. – О Боже, – говорит он, сердце начинает неистово биться. – Ты жив. – А ты надеялся на обратное? – но Кёнсу не звучит зло, просто холодно и пассивно. Его решимость быстро пропадает – через момент он кладёт ведро на место и смотрит на Чонина с жалостью. – Чёрт, ты заболеешь. Что ты вообще делал в ванной? Да и как ты... Я совсем не слышал, как ты пришёл прошлой ночью. Чонин поднимается на ноги, тело затекло после ночи сна на холодной плитке. Кёнсу точно такой же, как и когда Чонин оставил его, два – три? – дня назад. На его подбородке появилась небольшая щетина, но в остальном – Кёнсу здесь. Раздавленный горем, в одежде, свисающей с плеч, но здесь. Живой. – Я не приходил прошлой ночью. – Тогда как ты– – Подожди. Какой сегодня день? – Вторник. Что с тобой не так? Вторник. Они ходили в зоопарк в воскресенье, Чонин помнит, и там было очень много людей, несмотря на холод. Чонин не вернулся домой в тот вечер. Он заказал номер в гостинице, провёл там ночь, а потом сел на такси до дома. В тот день он видел Джинри, и Джинри позвала Сехуна. А потом, следующим утром, утром вторника, он встречался с Сехуном. Должен быть не вторник. Должна быть среда. – Что... где я был вчера? Лоб Кёнсу разглаживается. В конце концов он, кажется, решает простить Чонина, и протягивает ему руку. – Я не знаю, о чём ты говоришь, но ты меня пугаешь. Если это шутка– – Это совсем не шутка. – В понедельник мы были в зоопарке. Было холодно, поэтому мы пошли в кафе. А потом мы поссорились. Ты, кстати, всё ещё не извинился за это. Так как их дочь точно не умерла, думает Чонин, то ему и не нужно извиняться. – Послушай, – говорит он, сражаясь с внезапным приступом тошноты. Он по-прежнему чувствует похмелье, хотя и помнит, что не пил ничего в отеле, даже стакана воды, чтобы ослабить мигрень. – Послушай, мне нужно сказать тебе, я должен показать тебе кое-что странное. Ты не поверишь... Мы ходили в зоопарк в воскресенье. Не в понедельник. У меня всё ещё... у тебя есть билеты? – Билеты? – Чеки. Что-нибудь, что докажет, где мы были вчера. Воскресенье. Понедельник. Кёнсу хватает Чонина за плечи. – Чонин. Чонин. О чём ты говоришь? Ты... ты пил? Ты что опять... ты говорил, что не будешь больше этого делать. У нас была сделка. Ты бы не напился настолько, чтобы это случилось. – Но ты был мёртв, – Чонин задыхается. Ему ужасно холодно, его трясёт, зубы стучат, он медленно ускользает из тёплого комфорта его с Джинри суматошной квартиры прямо в стерильную реальность рук Кёнсу. Это реально, он знает. Кёнсу не мог умереть. Это реально, их дочь мертва, и Чонину придётся искать способ, чтобы искупить это, до конца своих дней. Но это нормально. Пока у него есть Кёнсу, всё нормально. Они могут завести собаку, найти кого-то другого, о ком они смогут заботиться и, может быть, они смогут стать нормальной парой снова, вместо этой странной, хромой пародии на семью. – Прости, – наконец говорит Чонин. – Я не– Я был не в себе. Я не знал, о чём говорю. Я не пил. – Если это был вторник, истерично думает Чонин, он не мог. – От тебя воняет кокосом и у тебя похмелье. – Проверь бутылку Малибу под шкафом. Она нетронута, я обещаю. И я бы не смог напиться здесь, чтобы ты не заметил. Кёнсу прикусывает губу. – Я проверю, – сухо говорит он. – Но. Ты прав. Ты не мог. Ты слишком громкий для этого. Но как ты попал в квартиру без– ты забрался через окно? Чонин пытается засмеяться. Это сложно, но Кёнсу достаточно добр, чтобы не заметить, что его смех – это наполовину всхлип. – Мы живём на двенадцатом этаже, Кёнсу. Это невозможно. – Я проверю Малибу. Чонин подходит ближе и утыкается в майку Кёнсу. Она пахнет потом и сном. Пахнет Кёнсу. – Я люблю тебя, – шепчет Чонин. – Ты просто. Спасибо. Кёнсу медленно обнимает Чонина за талию, нежно и успокаивающе похлопывает его по спине. – Тебе не... не за что меня благодарить. Прости, что тебе приходится это делать. Я на самом деле не имел в виду, что ты должен был умереть вместо неё. Я бы никогда не сказал такого. Но Чонин сказал бы. Ему плохо. – Винить некого. – Нам не следовало ссориться. Мурашки пробегают вниз по спине Чонина. Он отчаянно пытается не думать о том, как Джинри, сидя за дверью, говорила то же самое. – Это не твоя вина, – говорит он с уверенностью, которую совсем не чувствует. – Люди, которые любят друг друга, постоянно ссорятся. Пальцы Кёнсу больше не успокаивают. – Как мы? Чонин смотрит через плечо в зеркало, висящее над раковиной. Порез на его щеке пропал. – Как мы. ***** Они проводят день, смотря фильмы, на которые никто из них не обращает внимания, и Чонин прижимается к Кёнсу, просто чтобы потерять себя в физическом присутствии Кёнсу. Он заставляет себя не вспоминать эту комнату, наполненную мусором, одеждой, чистящими средствами и обувью, но это не так просто. Картинка двоится, одна сцена накладывается на другую, до тех пор, пока он не начинает видеть призрачные очертания мусорных мешков и ботинок, бумажных полотенец и пустых бутылок из под воды. С приближением ночи он нервничает. Одно неизменно – единственной постоянной во всей этой карусели безумия был сон. И Чонин не имеет ни малейшего понятия, от чего он проснётся на этот раз, но он абсолютно уверен, что не хочет узнавать, особенно если ответ – не Кёнсу. Перед сном он выпивает кофе и заставляет себя оставаться в сознании, пока Кёнсу медленно засыпает. Тогда Чонин аккуратно, боясь потревожить его, выбирается из кровати и возвращается обратно на кухню, где заваривает кружку крепкого турецкого кофе и принимается пить его. К утру он заведён. Он пытается скрыть это, но Кёнсу, кажется, и не замечает – просто проводит день за чисткой и переделкой кладовой и пялится на страницу книги, которую пытается читать уже несколько дней. Это биография под названием «Незаконченная жизнь», что Чонин находит, скорее, страшным, чем ироничным. Но Кёнсу не упоминает растущую одержимость Чонина кофеином, поэтому Чонин решает не начинать ссоры.