Орёл или Решка

После дня благодарения Чонин не хочет видеть Сехуна. Он хочет видеть Кёнсу. Он хочет рассказать Кёнсу о Сехуне, он хочет полностью избавиться от Сехуна, он хочет перестать волноваться о руках Сехуна и о том, что он не надевает перчатки, когда моет что-то, от мыслей о том, как его квартира лишена мебели и том, что замок на его двери лишь для галочки. Но чтобы увидеть Кёнсу, Чонину нужно увидеть Сехуна. Поэтому Чонин ходит, с каждым разом всё менее охотно, отчаянно пытаясь растянуть дни, которые он проводит с Кёнсу. Он глотает энергетики каждые несколько часов и думает о том, сможет ли найти врача, который выпишет ему адерол. И его разговоры с Сехуном чёрствые и неестественные, и полны вещей, о которых Чонин хочет спросить. Вместо этого он пытается рассказать Сехуну всё о Кёнсу. В конечном итоге Сехун покупает себе пару затычек для ушей. К Рождеству Чонин настолько отчаивается, что решает позвонить Сехуну. Другому Сехуну – тому, который встречался с Чонином всего дважды: один раз, чтобы сказать, что Джинри умерла, и второй раз, когда Кёнсу запаниковал из-за подозрительных пробелов в памяти Чонина. Даже если этот Сехун вспомнит, какими грубыми они были по отношению к нему, Чонин может представить, что этому Сехуну будет всё равно, он предложит им сесть и спросит, что не так с Чонином и почему он чувствует, что ему нужно выписать адерол. Сехун был таким, Чонин давно это понял. Он не держит обид. Он не позволяет себе волноваться ни о чём. – О чём ты думаешь? – спрашивает Кёнсу за ужином. Чонин правда очень хочет перестать думать о Сехуне. – Ни о чём. Это вкусно, что это? – Заказ из ресторана, – признаётся Кёнсу. Следующие несколько минут они едят в тишине, Чонин думает о том, может ли он попросить Сехуна из мира Джинри подсказать, как заставить Сехуна из мира Кёнсу выписать ему лекарства. В конце концов Кёнсу кладёт ложку и тихо покашливает. – Ты странно себя ведешь в последнее время. Чонин пожимает плечами. – Всё в порядке. Я просто всё еще пытаюсь прийти в себя, – это ужасная отмазка. Даже Кёнсу уже спит спокойнее, выглядит намного раслабленнее, не так, будто мир только что разрушился. И хотя их отношения всё еще не такие, какими они были прежде, хотя они всё еще ходят вокруг глубокой пропасти обиды, они хотя бы не боятся упасть в неё в любое время. Кёнсу всегда был сильным, понимает Чонин. Не таким, как он сам. Он поднимается, чтобы помочь Кёнсу помыть посуду. – Ну, – говорит Кёнсу, хватая Чонина за руку и зарываясь носом в волосы, – тогда не торопись. – Щекотно. – От этого? Хочешь узнать, от чего действительно щекотно? Иди сюда, милый. Чонин хихикает и падает в руки Кёнсу. Они борются, выбираясь из кухни и двигаясь в сторону спальни, спотыкаясь друг о друга и падают на ковёр. Ноги Кёнсу обвивают тело Чонина, бедра прижимаются к его торсу, и это первый раз, когда они так близко друг к другу со дня смерти Джинри. Чонин тянется вверх, ближе к Кёнсу, нежно прижимаясь, чувствуя, как его эрекция скользит по натянутым штанам Кёнсу. – У тебя стоит, – мягко говорит он, нарочно проводя по выпуклости рукой. Кёнсу всхлипывает, и это прекрасный грязный звук. Чонин скучал по нему. Его пальцы находят ширинку Кёнсу, и он медленно её расстёгивает, засовывая руки под резинку трусов, мимо завитков тёмных волос, вниз, пока он не достигает невероятно мягкого, болезненно твёрдого и горячего участка кожи. – Нашёл, – дразняще шепчет Чонин, когда Кёнсу снова стонет и тянет его за волосы. ***** Чонин зарывается в объятия Кёнсу, когда они закончили, насытившись друг другом, заставляя себя не спать. Кёнсу играет с его чёлкой. – Я думал о том, чтобы встретиться с О Сехуном. Завтра, на самом деле. Насчёт моей проблемы со сном. Кёнсу застывает. – С неврологом? Это странно, что ты вообще о нём вспомнил, на самом деле. Я недавно читал газету, и, видимо, он покончил с собой. Холод растекается по венам Чонина, вымывая всю усталость. – Что? – Передоз. Он, видимо, был наркоманом. Полиция нашла всякие вещи в его квартире: кокаин, экстази... – Кёнсу неловко замолкает. – Я не собирался говорить об этом. Я знаю, что тебе не нравится слышать о подобных вещах. – Я не был наркоманом, Кёнсу. Я был алкоголиком. Большая разница. Кёнсу только пожимает плечами. Но Чонин игнорирует его, вместо этого сосредотачиваясь на различных уликах, которые наконец-то начинают иметь смысл: постоянно расширенные зрачки, трясущиеся руки, всепоглощающее беспокойство... всё это внезапно стало частями одной большой проблемы. Которую, конечно, он уже не может решить. – Чонин? Ты– что не так тогда? – Ничего. Я просто, – Чёрт. Чонин облажался. Он должен был заметить. Если кто-то и должен был, так это он. Он тот, кто проводит время с Сехуном, он тот, кто знает, как выглядит наркотическая зависимость. Он вращался в этих кругах, он знал этих людей, знал, что с ними происходило. В те времена, ещё до того, как Чонин нашёл Кёнсу, он был одним из них, однако менее связанным. И узнать, что Сехун страдал так же, как и он, и что Чонин не заметил, даже не подумал о том, чтобы обратить внимание, было страшно. Чонин чувствует себя виноватым, грязным. Он так много забрал у Сехуна. Чонин смотрит вверх, смотрит мимо равнодушного лица Кёнсу и понимание накатывает на него: Сехун вернул ему Кёнсу, но только здесь, только когда Чонин спит. Что значит, ещё совсем не поздно. Здесь сейчас Рождество, но Чонин не спит уже полтора дня. Там, где Джинри, еще не Рождество, там всё еще сочельник. Там Сехун всё еще жив. Сехун будет жив еще следующие тридцать шесть часов. Он смотрит на Кёнсу, проводит руками по его плечам и щекам. И Кёнсу улыбается в ответ. Это та улыбка, с которой вырос Чонин – она напоминает ему о миллионах раз, когда Кёнсу смотрел на него так, когда они были только вдвоём, окруженные миром, внезапно теряющим всё своё значение и актуальность, тающего в этот момент, освященный во времени. И Чонин чувствует, как болезненно сжимается в груди сердце. – Пойдём в постель, – мягко говорит он, закрывая глаза и прижимаясь лицом к плечу Кёнсу. Он пытается избавиться от дрожи в голосе, но Кёнсу слишком хорошо его знает. Долгая пауза, и Кёнсу вздыхает, позволяя Чонину оставить свой секрет. Чонин ещё никогда не был настолько благодарен. – Хорошо. Давай спать. Или, может, мне приготовить чашку чая сначала? Достаточно миру и времени, думает Чонин. – Одну последнюю чашку чая тогда.