Выбивая страх

      Дипперу, откровенно говоря, было невероятно стыдно за себя: полуживой, только в последнюю минуту понадеявшийся на спасение собственными силами — его спас тот, про чьё существование он забыл, даже не хотел возвращаться к счастливым воспоминаниям о дружбе, которой когда-то так дорожил. Смотря на Зуса, видя взгляд, в котором море жалости, а доброты поди того ещё больше, он не может сказать ни слова. На языке вертится только «прости меня», но даже извинения нет сил произнести. Всё дальше отходит свет реального мира от него. Возможно, предложи ему вернуться в то время, когда ещё не поздно было изменить ход своей жизни, привязаться к друзьям чуточку больше и внимательнее принимать людей в круг своего общения, он бы согласился: сказал громкое «да, я готов», и не стал ещё больше топиться в глупости, созданной собственной наивностью еще не повзрослевшего себя. Да, в какой-то мере он поставил черту между собой и остальным миром, но эта черта неправильная, совершенно ненужная и приведшая к тому, что происходит сейчас. А сейчас происходит кромешный ад — такой кровавый и такой неправильный. Уверен, что Зус будет называть его дураком (даже не в шутку), но спасёт, как обязаны вытаскивать из дерьма твои лучшие друзья, когда ты погружаешься в него без возможности осмыслить свои поступки, решения, которые кажутся правильными, но не являются таковыми. Через чур короткая история получается самой большой глупости, что только мог сделать Диппер после потери сестры. И хочется смеяться от того, как быстро и как сильно он доверился тому, к кому стоило бы присматриваться лучше, чем получилось на деле.       Существо рычит, барахтается в странной субстанции, больше похожей на полупрозрачное желе, выкрикивает проклятья, которые до этого Диппер слышел только от дяди Стэна, когда местная футбольная команда проигрывала несколько матчей подряд. Слова эти — грязь, что лезет в уши. И не было жалко Билла — хотелось покрепче взять нож, воткнуть в него несколько раз, наблюдая, как убогое божество предчувствует свой конец в адской агонии. Рычание, безудержный смех, слова — все перемешалось в кашу и выходило из глотки вместе с яркими огоньками. Диппер не знал, что это за огоньки, но ему упрямо казалось, что, возможно, это то хорошее, что существо поглотило за года жизни.       От Зуса пахнет так, словно он последние лет пять жил в канализации да и видок весьма скверный: весь исцарапанный, в рваной одежде и имеющий невероятно бледный оттенок кожи. «Посмотрел бы ты на себя», — шепчет внутренний голос надменно. Диппер усмехается, с удовольствием протягивая в ответ руку своему другу: крепко хватается за неё, как за последнюю ниточку, ведущей к спасению. Зус помогает встать, облокотиться на плечо и, словно прочитав мысли, с грустной улыбкой говорит: — Ничего, я всё понимаю. Оно тоже заставило меня кое-что забыть. — И что же? — Свой дом, своих родных. Буквально заставило слоняться по этим бесконечным туннелям, и я бегал, как угорелый: от него, от своих кошмаров, что стали реальными. Чувак, мне было так паршиво, пока я случайно не выбрался из этого страшного лабиринта. Сама судьба свела нас снова вместе.       Диппер смеётся. От отчаяния ли? Наверняка. Он смотрит на существо, что машет руками-ножницами, лёжа на спине, словно жук, что не может перевернуться — весь распадается на частички, издалека наверняка напоминающие кусочки сожжённой бумаги. Полупрозрачное желе расползается под его телом, от которого ничего не останется. Красивая смерть того, кого надо было убить ещё давно. — И это все? — Выдыхает Диппер, закрывая глаза.       Больше сил у него не осталось. Только запах сточных вод всё продолжает бить в нос. Кровь не кажется горячей, а тело будто и вовсе опустело, словно из него вытекло всё, что только можно. Чувство это страшное, но вместе с тем такое долгожданное. Рычание существа становится все тише и тише, но не умолкает, и они уходят, продолжая слышать проклятья в свою сторону. — В-фот уфидишь, сожру тебя, СОЖРУ!       Путь назад кажется короче, чем был путь до самой глубины этого отвратительного места, но не проще: Зус тащит Диппера чуть-ли не на руках, подбадривая тем, что скоро они будут дома и это дерьмо почти закончилось. Неужели всё так просто? Нет, нет, это же существо… оно не может умереть вот так?       Солнечный свет бьет даже сквозь закрытые глаза, а до полной отключки осталось совсем чуть-чуть. Зус кладёт Диппера под каким-то невероятно высоким деревом, по которому изредка бегают всякие паучки. Слышится журчание грязной речки. Зус обнимает Диппера, впервые за такое долгое время разлуки, а потом, что-то доставая со стороны, гордо произносит: — Я добью его и вернусь. Больше кошмары нас не будут преследовать.       Диппер отключается и впервые, находясь в бессознательном состоянии, он не видит и не слышит Мэйбл. Неужели для него наступил рай?

***

      Запах хлорки, лекарств и цветов пробуждают Пайнса. Перед глазами белый потолок с зелёными стенами. Нос начинает чесаться, но не получается поднять руку. Пытаясь привстать, только падает обратно, проклиная боль. Медсестра, на минутку заглянувшая в палату, улыбается и говорит «с пробуждением, ваши близкие ждали когда вы очнётесь» и «доктор скоро подойдёт». Пиликание прибора, отражающего сердцебиение, немного напрягает, но Диппер рад, что выжил. Несмотря на все полученные раны, сотню раз мысленно убиваясь, он жив и, что самое главное, готов продолжать свою жизнь дальше.       Венди заходит к нему с маленьким букетом полевых цветов, собранного явно на спешку. Выглядит она намного лучше, чем была: и волосы блестят на свету, такие пушистые и длинные, и кожа молочного оттенка, и ныне жизни, но не без капли жалости. Ок садится на маленький стульчик у его койки, кладёт букетик на тумбочку, говоря со смешинкой в голосе что «вот бы сюда вазу», а после гладит его по лицу, которые всё обёрнуто бинтами. Но даже сквозь них он чувствует всю нежность, любовь, пускай немного и фальшивую, но такую, которую ему хотелось ощущать. Долго говорит о том, что происходило за это время, о том, что решилась на аборт и даже рассказала родителям, которые сумели поддержать — они, люди взрослые, несмотря ни на что, даже не ругали ее, такую глупую и наивную- только полюбили ещё больше, благодаря за доверие.       Она ушла спустя минут двадцать, а следом за ней зашёл и Зус, держа в руках коробку с какой-то игрушкой. Они болтали о пирожках в кафе, что перестали продаваться, о вкусном компоте его бабушки, что ждёт не дождётся Диппера в гости: целый час разговаривали о том, как дальше будут жить и совершенно ноль слов о существе, что внезапно превратило их жизнь в сущий кошмар. Их душевный разговор разрушил врач, пару раз прокашлявшийся на входе. — Вам пора освободить палату.       Зус ушёл, напоследок улыбнувшись и пообещав, что придёт ещё кучу раз, как только будет свободен от моря домашней работы, погружённой на него после исчезновения.       Мужчина лет тридцати, одетый в строгий белый халат, с белым бейджиком, на котором чёрным шрифтом написано «Роберт Уэйн», присел с краю от него, внимательно изучая его заштопанное тело. Он отложил документы и ручку в сторону, наклонился ближе, чтобы внимательнее посмотреть в глаза мальчику, которого не получилось сожрать и привязать к себе в одной из своих форм. Но ничего — теперь это получится сделать. — Меня зовут Роберт Уэйн, я ваш лечащий врач. Что ж, мистер Пайнс, не желаете рассказать как покалечились? Диппер смотрит на него и не видит монстра, пытавшегося забрать его жизнь — видит только человека, старающегося спасать чужие жизни, даже золотистый отблеск в его карих глазах не напрягает. — Я заслужил то, что со мной случилось.       У этой истории ещё не наступил конец, но момент осознания себя произошёл.