***
Ричи чрезвычайно не везло. Кажется, из компании лузеров он был этим самым лузером в наибольшей степени. Бену, например, фортуна улыбнулась во все тридцать два: мальчишка обладал неоспоримым талантом рассказчика и огромным словарным запасом — библиотечные посиделки пустили корни. Ричи был готов клясться Богом — когда Бен описывал кроны деревьев, залитые солнечными лучами, насыщенную летнюю траву, да тех же треклятых гусениц с бесконечным количеством лапок — любой оттенок зелёного всплывал где-то в подсознании. И в правильности своих представлений сомневаться не хотелось. Просто-напросто не получалось. А в этом году появилась Беверли Марш — улыбчивая кучерявая девчонка, позволившая Бену избавиться от надоевшего монохрома, выйти из чёрно-белого плена и увидеть не только оливковый оттенок её глаз. «Жар твоих волос — угли в январском костре. Я в них сгораю» — Бен сказал это при всех ребятах из клуба, держа девушку за руки. Столько поздравлений Ричи не слышал ни на одном из своих дней рождения. Билл и Стэн держали свою связь в глубочайшей тайне, и о ней, пока что, знают лишь трое. Ричи по счастливой случайности оказался у дома семьи Денбро в тот вечер — Билл ну уж очень давно просил отдать этот злосчастный комикс про Бэтмена и грозился закопать бедного Ричарда живьём. Завидев шевелюру Уриса, Ричи притормозил и решил понаблюдать издалека, не нарываясь на упрёки с его стороны. Рядом со Стэном ожидаемо оказался Билл, тихо говорящий нечто нечленораздельное, запинаясь и активно жестикулируя руками. Тозиер прыснул в кулак, представив, будто Большой Билл признаётся Стэну в любви, и — о чёрт! — Денбро резко замолк и начал ошарашенно озираться по сторонам. Стэн, насколько понял Ричи, потёр глаза тонкими пальцами и повторил за другом. В оленьих глазах застыло удивление вперемешку с диким восторгом, и Урис разворернулся обратно, падая в объятия своего соулмейта. Ричи тогда убедился в своих способностях экстрасенса и в том, что злосчастный комикс про Бэтмена полежит у него на полке ещё какое-то время. Ричард не имел ничего против своего цвета, скорее, наоборот — он ему очень даже нравился. У его родственной души действительно красивые (наверняка большие) карие глаза, и почему-то Ричи надеялся, что у неё будут тёмные волосы и россыпь веснушек на аккуратном лице. Ему нравилось различать цвет древесной коры, кофе со сливочной пенкой, чёрного чая, корицы, шоколада, даже цвет сырой земли нравится, вот же глупость. Не очень нравилось только то, что последний кареглазый одиночка из Клуба лузеров и единственного круга общения Ричи по совместительству — это Майк, чёрт его побери, Хэнлон, чернокожий парнишка с окраины Дэрри. Проблема не в этом, конечно: цвет кожи никак не влияет на связь родственных душ. Ни на что не влияет, на самом-то деле . Просто не тянуло Тозиера к Майку, ну, никак. Да и если бы тянуло, ничего не изменилось бы. Последний, к слову, без конца трещал о прекрасном лазурном небе.***
Последние недели счастливой жизни школьников пролетали незаметно, сентябрь стремительно приближался. И чем больше оторванных календарных листков собралось в мусорном ведре, тем сильнее Ричи накрывала паника. Он и так не пользовался особой репутацией в школе, слыл неудачником и разгильдяем, отчего попадал под атаки Бауэрса и его приближённых чаще своих друзей. Страшно было даже думать, что будет, если Генри, Патрик, Виктор, или, что ещё хуже, Гретта узнают о не найденной родственной душе Тозиера. До конца учебного года ему сулило вариться в адском котле на огне из издёвок и сплетен. А что, если соулмейтом окажется Лукас? Или Джейн? Это ещё хуже, чем не иметь никого… Ричи зажмурился и мотнул кучерявой головой, отгоняя дурные мысли. Ничего. На поиски спасения оставалось восемнадцать суток.***
Пятнадцатого августа всё пошло наперекосяк. Настойчивый стук в дверь в половину девятого утра — это точно не то, от чего хотелось бы просыпаться летом. Середина августа — время отсыпаться перед школьными пытками. Настырный гость, очевидно, этого не понимал, и переставать ломиться явно не собирался. Этот кошмар был слышен даже в спальне родителей в западной части дома. В самой дальней от входа комнате. Ещё дальше только задний двор, где огромного дверного дятла заменят ранние пташки на машинах, что куда хуже. Ретироваться было некуда. Ричи уже всерьёз подумывал, где можно спрятать труп. Пристрелить ублюдка из отцовского ружья или вырубить монтировкой, а потом скинуть в карьер казалось отличной идеей. Будет знать, засранец, как выдёргивать ни в чем не повинных из царства Морфея. Шлёпая босыми ногами по паркету, вооружённый кулаками и самоуверенностью, Ричи на ходу натягивал шорты и, спотыкаясь, приближался к источнику дикого грохота. И впрямь неугомонный, кому ж приспичило… Заспанный балабол, открывая злосчастную дверь нараспашку, ожидал увидеть кого угодно, но только не запыхавшегося Стэна. Славная битва откладывалась на потом. — Воу, Стэнли. Чем обязан столь раннему визиту? Хотя, можешь не отвечать и тихо свалить нахер. — Натянув скептичную ухмылку, Ричи уже собирался уйти обратно в дом и отоспаться, но захлопнуть дверь не получилось: у кучерявого еврея по ту сторону чертовски хорошая реакция! Тозиер вскинул густые брови в ожидании подробных разъяснений. Разъяснений не последовало. — Ричард, ты всех подводишь, одевайся и гашетку в пол. — Возмущенный Стэн схватил Тозиера за острые плечи с какой-то аномальной силой. Должно быть, Стэнли превратился в терминатора. Вообще, балабол задался вопросом, почему бы Урису просто не научиться пользоваться телефоном, но, видимо, причины есть. Кто знает, что у евреев под запретом кроме свинины. Под сжигающим взглядом Стэнли картинка начинала по кусочкам складываться, и чем яснее все становилось, тем сильнее Ричи хотелось провалиться под землю. Утро, недосып злобный Урис, и… Тозиер жмурился и медленно поворачивал голову на стену, где целую вечность висели древние деревянные часы и, казалось, такой же древний бумажный календарь. Ричи не удержался от гулкого шлепка ладонью по собственному лицу. Утро, недосып, злобный Урис и, багровой вишенкой на торте, пятнадцатое августа. — Твою-то мать. Стэн выдохнул, добившись возвращения воспоминаний, и отпустил наконец плечи Ричарда. Он развернулся, встряхнув забавными кудряшками, кинул озлобленное «Не явишься через двадцать минут с едой — предложу новенькому стейк из ричатины» и ушел в закат, или, скорее, в рассвет. Ричи спешно закрыл дверь, и, следуя примеру Стэна, понёсся обратно в комнату, проклиная всё, что приходило на ум. — Милый, пятнадцатого числа по соседству заселяется женщина с сыном примерно твоего возраста. Слышала, парень робкий, встретили бы его с ребятами, — твердила мать Ричи буквально весь вечер пару недель назад. — Да, мам, ты уже говорила. И Стэн тоже. Мне «пятнадцать» будет в кошмарах сниться, — ворчал Ричи, дочитывая последние страницы комикса. Мэгги улыбнулась, глядя на сына, и бледная кожа в уголках больших глаз собралась в мелкие морщинки. — Может, оно и к лучшему. Я приготовлю печенье, угостишь. — Тозиер-младший готов был держать пари, что это то самое печенье с шоколадной крошкой, тающее во рту, и его потрескавшиеся губы скривились в довольной улыбке. Эти разговоры как ветром сдуло, и Ричи невольно подумал, что остатки ума сдуло следом. Он довольно быстро оказался у огромного шкафа с одеждой, перепрыгнув через препятствия в виде мятых футболок, перекочевавших на пол, и отправился на поиски любимой рубашки в мелкую клетку. Ричи почему-то был уверен, что она небесного цвета, хотя, по сути, понятия не имел, что это. Опираясь на интуицию, Ричи давал вещам предположительный оттенок, и иногда записывал в блокнот с Существом из Фантастической Четвёрки, зарекаясь однажды проверить свои невероятные теории. Через несколько минут рубашка действительно была найдена, и Ричи, недовольно пыхтя, натягивал её по пути на кухню. Ткань на рукавах в три четверти смялась от длительного нахождения под другой одеждой. Залитая солнечным светом кухня встретила Тозиера запахом жареного бекона, тёплого хлеба и свежей яичницы, заставляя пустить слюнки. Встань Ричи пораньше, эти вкусняшки принадлежали бы его желудку. На секунду в сознании всплыло, как Ричи, блаженно прикрыв глаза, медленно пережевывает пищу. Видно, карма существует, и мальчишке пришлось пробегать мимо накрытого стола, взяв курс на светлую, наверняка белую, или что-то вроде того, коробку у плиты. Ричи схватил её изящными пальцами, молясь, что у него в запасе ещё есть время на дорогу.***
Тозиер действительно хотел добираться на своих двух, чтобы тащить печенье было удобнее и, в конце концов, безопаснее, но адское пекло на улице передвинуло выбор на старенький велосипед. Длинные шнурки поношенных кед путались в цепи, и Ричи действительно удивлялся, как его все ещё не размазало по асфальту. Спицы ослепительно блестели под летним солнцем, ветер охлаждал лицо, мимо пролетали до боли знакомые улицы и дома, а Ричи то и дело вскидывал голову к небу, стараясь поправить очки с толстыми линзами. Травяное море Пустоши уже теряло свою яркость, и Тозиер мог различить жухлую охру, окрашивающую потихоньку растения. Приближающаяся осень готова была отнимать последние летние недели, но август все ещё держался. Тёплый ветер разгонял ряды травы и полыни, превращая их в полевые волны. Ричи слез с велосипеда, и, придерживая свободной рукой от коробочки с печеньем за руль, тащил его рядом с собой. Шаркая ногами по сухим растениям, Ричи вышел на дорожку, протоптанную им самим и ребятами из клуба. Путь был проложен к огромному дубу, величаво раскинувшему замысловатые ветви с густой листвой, где проводились «собрания». «Собраниями» это недоразумение назвал Майк, хотя, по сути, обсудить что-то серьёзное на них было просто невозможно, в частности из-за существования Ричи. Завидев Неудачников сквозь высокую траву, Тозиер пустился на бег. Беверли сидела рядом с Биллом на дряхлой деревяшке, заменяющей скамью, опустив голову на руки; Стэн — о, боже! — улыбался, сложив руки на груди и упираясь спиной в массивный ствол; Бен и Майк, судя по всему, рассказывали что-то абсолютно дикое пареньку, которого Ричи не знал. Новенький сейчас наконец обретёт имя. Брошенный на землю велосипед заставил всех обратить внимание на пришедшего. — Здрасте. — Ричи поднял руку с бесконечным количеством браслетов в знак приветствия, принимая кивки и «Объявился наш родной» в свою сторону. Новенький обернулся тоже. Бен шепнул что-то ему на ухо и слегка подтолкнул к балаболу. Ричи сразу отметил аккуратно уложенные тёмно-каштановые волосы, проводя параллель со своим кучерявым гнездом, и почему-то стало очень-очень неловко. Мальчик-без-имени подходил неуверенно, то и дело поправляя сумку на пояснице. Он сделал ещё несколько маленьких шагов, встав почти вплотную к Тозиеру, и, наконец, оторвал взгляд от травы под ногами. Из-под густых ресниц показались огромные глаза цвета крепкого чёрного чая. Крапинки чуть светлее обрамляли зрачок, делая взгляд потрясающе выразительным, и Ричи понадобилось ещё несколько секунд, чтобы осознать, что ему протянули маленькую ладонь. Ричи торопливо освободил правую руку от коробки и поздоровался с новым жителем Дерри. — Эдди. Эдди Каспбрак, — произнёс тот с лёгкой улыбкой на пухлых губах. Ричард надеялся, что не выглядит полным идиотом, и улыбнулся в ответ. — Я Ричи. Простите, что задержал церемонию жертвоприношения молодых и зелёных Богу полей. — Он с ухмылкой оглядел друзей и возвратился к Эдди, встречая полное ужаса лицо. Билл, словно ангел-проповедник, пришёл бедняге на помощь, закрывая от засранца-Тозиера своими крыльями невинности. — Н-не волнуйся. Рич-чард любит пош-шутить, и это п-получается так себе, но он, на самом д-деле, к-классный п-п-парень. «Вот уж спасибо» — хотел вякнуть Ричи, но решил, что для первых пяти минут достаточно. Беверли закивала кудрявой головой, Стэн что-то пробурчал себе под нос и осел на траву — видимо, устал барабанить по двери дома Тозиеров. Бен зачем-то открыл свой блокнот, куда обычно записывал идеи для новых стихотворений. Ричи поднял взгляд к небу. Солнечные лучи просачивались сквозь пробелы листвы. Он вдруг вспомнил маму, просившую надеть что-нибудь лёгкое, а заодно и про печенье с шоколадом и, встрепенувшись, поспешил отдать его Эдварду. — Добро пожаловать в клуб Неудачников, Эдс.***
Знаете, иногда какое-то слово так нещадно долго крутится в голове, что уже тошно. И чем больше думаешь об этом, тем абсурднее становится ситуация. Эдс. Отчего-то Ричи безумно нравилась эта кличка. Возможно, потому что Эдди с неё ужасно бесился и выглядел по-детски забавно, крича о том, чтобы Тозиер немедленно прекратил «этот бессмысленный идиотизм» и вспомнил, наконец, его имя. Возможно, потому что собственничество Ричи набралось безграничных сил и проснулось пятнадцатого августа, а придуманную им кличку никто, на счастье этому самому собственничеству, не использовал. Возможно, потому что нравилась совсем не кличка, а её, черт возьми, обладатель.***
С судного дня прошло уже две недели, и новый член клуба успел влиться в коллектив. Ричи ловил себя на мысли, что подсознательно запоминает какие-то случайные факты о новом друге. Например, он любил фантастику и боевики, но не смог посмотреть ни одного такого фильма целиком — Соня сваливалась, словно снег на голову, протестовала, запрещала, волновалась и совершенно забывала, что её дорогому Эддичке давно не три года. Ричарду было странно об этом слышать — родители за ним не особо-то и следили, разве что мама интересовалась, чем сын занимался во время её работы, но не более того. В свои пятнадцать (кажется, это проклятое число) парень успел попробовать несколько сортов темного пива, не один раз разбить костяшки рук и все равно выйти из мордобоя проигравшим и вдохнуть тяжёлые облака сизого сигаретного дыма. Тозиер поставил себе цель во что бы то ни стало показать Каспбраку Бегущего по лезвию. Ещё Эдди был помешан на лекарствах и всяких заумных словечках. Он был до глупости идеальным, таскал цветные, как заметила Беверли, таблетки в пластиковой коробочке и принимал их по сигналу будильника. А ещё всегда носил в кармане шорт блестящий ингалятор. Ричи пообещал себе, что непременно купит такой же. На всякий случай. Ночью двадцать девятого числа случилась охренеть какая странная херня. Листы блокнота с Существом заполнялись не только списками вещей, расцветку которых непременно нужно узнать в будущем, но и небольшими рисунками. Ричи нравилось рисовать, хоть и выходило, мягко говоря, не очень. Угловатые линии изрезали бумагу, выстраиваясь в абстрактные картинки, смысл которых был понятен разве что самому Ричарду. Тем вечером, если половину первого можно так назвать, Ричи калякал что-то отдалённо напоминающее Человека-Паука в свете тусклой настольной лампы, отбивая ногами ритм какой-то приставучей песни с радиостанции. Когда краем глаза Ричи заметил движение у окна, он был готов провалиться сквозь землю или молиться Богу. Или и то, и другое. Но только не поворачиваться и не смотреть, что происходит. Нет-нет-нет, только не это. И, черт подери, конечно же он повернулся и посмотрел, что происходит, ведь это Ричи, мать его, Тозиер. За стеклом качались ветви дерева, что стояло тут ещё до переезда Тозиеров в этот дом, и было обречено служить Ричи тайным путем на волю. Оперевшись на подоконник, Ричи усиленно начал вглядываться в ночной сумрак, и вдруг остолбенел. На уровне его глаз находился Эдс. Маленький, такой хрупкий и ранимый Эдди обвил руками ствол и, очевидно, прокладывал путь к комнате Ричи, но, завидев хозяина комнаты, прижался к коре ещё сильнее и отвел взгляд. Ричард спешно поднял раму и высунулся в прохладу летней ночи. — Эдс, ты долбанулся, — то ли спросил, то ли утвердил он, стараясь говорить не очень громко. Эдди недовольно сдвинул брови к переносице и аккуратно шагнул по ветке вперёд. Закатив глаза, Ричи протянул гостю руки, помогая перебраться на подоконник. Эдвард помощь с удовольствием принял, вкладывая свои ладони в руки Тозиера, спешно дернувшего Эдди на себя. Эдвард забрался в комнату Ричи Тозиера. Ночью. Через окно. По дереву. Просто взрыв мозга. Настольная лампа освещала часть лица Каспбрака, и только теперь Ричи заметил слёзы в уголках глаз. Эдди опустился на пол, Ричард сел рядом. — Что стряслось? — Ричи шептал, чтобы ненароком не разбудить родителей, и всматривался в веснушчатое лицо. «Большие глаза, тёмные волосы и россыпь веснушек на аккуратном лице», — вдруг вспомнилось Ричарду и он еле заметно тряхнул кудряшками. — Она знает, — тихо сказал Эдди, поднимая взгляд на обитатели комнаты. — Я рассказал ей, всё рассказал, Ричи, представляешь? Рассказал же, вот болван… Ричи смотрел на трясущегося Эдварда и не понимал ровным счётом ничего. — Кто знает? Что? Что ты рассказал? — Рука с браслетами осторожно опустилась на острое плечо. — Эдс, успокойся и объясни, что произошло. Эдди замотал головой, рвано вдохнул и зажал рот, сдерживая всхлип. Ричи не торопил. Каспбрак выговорится, если ему самому это будет нужно. Рука ободряюще двинулась вверх-вниз и замерла на сведенных лопатках. — Моя мама. Она знает, что я… Я… — Эдди тихо всхлипнул. — Ненормальный. Неправильный, отвратительный… Балабол нахмурился и несильно треснул Эдса по спине. — Прекрати, дебил. Ты не такой. — Да? А какой же я? Мне не нравятся девушки, не нравятся, слышишь? — Голос Эдди стал неприятно звенеть, переходя на ультразвук. — Моя мать готова сдать меня в психушку! Каспбрак снова зашелся плачем, и Ричи притянул его к себе, прижимая к широкой груди. Он уткнулся носом в макушку, пахнущую чем-то цитрусовым. — Не позволю. — Ричард прикрыл глаза, позволяя себе глубоко вздохнуть. Эдди размяк в его руках тряпичной куклой, все ещё всхлипывая и дрожа. — Я ужасен. Ричи покачал головой: — Вовсе нет. Каспбрак вдруг отстранился, взглянув на Тозиера снизу вверх. — А если я сделаю так… — Эдс положил руки на холодные скулы Ричи, огладил их пальцами, и резко дёрнулся вперёд. Ричард лишь удивленно вскинул брови, когда Эдди накрыл его губы своими, но скоро опомнился и слегка приоткрыл рот, позволяя Каспбраку коснуться кромки белых зубов языком. Ричи наклонился вперёд, обхватив плечи Эдди, наклонил голову, ища своими губами губы Каспбрака, углубляя поцелуй. Эдди счастливо улыбнулся и зарылся руками в кудри Ричи, нежно пропуская их между пальцами. Лёгкие противно жгло от нехватки кислорода, и Тозиеру пришлось разорвать поцелуй и закончить фразу. — … Я скажу, что люблю тебя. Эдди ощутимо вздрогнул. — Скажи это ещё раз. Ричи ухмыльнулся краешком рта, наклонился к уху Эдди, и прошептал: — Я. Люблю. Тебя. Каспбрак закрыл глаза и положил подбородок на угловатое, как те странные глупо ватные рисунки, плечо балабола. — Я люблю тебя, Ричи. Тозиера будто обдало электрическим разрядом, в уголках глаз защипало, и он с надеждой поднял взгляд на стену, завешанную плакатами музыкальных групп. По изображениям поползли акварельные пятна, молнии на лице Дэвид Боуи окрасились в свои нормальные цвета. Постер с Pink Floyd теперь смотрелся просто потрясающе, и Ричи с удовольствием носил бы такую футболку. Тозиер восторженно метал взгляды по помещению и крепче сжимал Эдди в объятиях. — О, Господи, Рич, ты видишь это? — подал голос тот. Ричард ответил не сразу — хотелось просто смотреть, смотреть, смотреть, как стираются границы, как вселенная обретает цвета. — Чёрт возьми, это так красиво… — наконец воскликнул он. — Но на улице должно быть интереснее! Ричи вскочил с пола, потянув Эдса за собой. Парень полез в окно, вновь ощущая холодный ветер и, кажется, запах свободы. Он перебрался на дерево, помогая вылезти Эдди следом. Мелкие сучки ломались под торопливыми мальчишками, желающими увидеть все и сразу. Ребята бежали по дороге, крича что-то невнятное, наплевав на позднее время, и махали руками всем недовольным соседям, проснувшимся из-за их балагана. Эдди и Ричард валялись на сырой от вечерней росы траве, переплетая пальцы и тяжело дыша, смеялись и чувствовали яркий вкус счастливой жизни, начавшейся, как оказалось, пятнадцатого августа.