Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода, Всё того же ждут самолёты. Девочка с глазами из самого синего льда Тает под огнём пулемёта. Должен же растаять хоть кто-то… Где-то мы расстались, не помню, в каких городах, Словно это было в похмелье. Через мои песни идут, и идут поезда, Исчезая в тёмном тоннеле. Лишь бы мы проснулись с тобой в одной постели. Скоро рассвет, выхода нет, Ключ поверни и полетели. Нужно вписать в чью-то тетрадь Кровью, как в метрополитене: «Выхода нет». Сплин «Выхода нет»
На базе сборной в Новогорске было непривычно тихо и пусто. Тренировка давно закончилась, и большинство футболистов использовали этот последний вечер перед встречей с именитым соперником по одной восьмой финала, чтобы отдохнуть и настроиться на игру. С поля все еще доносились окрики тренеров, проводящих индивидуальные занятия для вратарей и травмированных, но, долетая до жилого комплекса, они терялись в общей атмосфере сосредоточенной тишины и напряженной задумчивости. Кира сидела на краешке дивана в холле второго этажа и стеклянным взглядом смотрела на лежащую перед ней черную коробочку с логотипом «Эппл». — Я взял посерьезнее объем памяти в этот раз, ты ведь теперь большой начальник — пригодится! — с ласковой улыбкой проговорил Артём, сидевший перед ней на корточках, и пододвинул коробочку к ней поближе. — Спасибо, Тёмка, — тихо сказала девушка, проводя рукой по тиснению матовой упаковки. — Обязательно пригодится. — Давай откроем? — воодушевленно предложил футболист, заглядывая ей в глаза и пытаясь уловить тот самый блеск, который всегда загорался в них при виде подарка. — Давай, — покорно ответила Громова, продолжая вяло поглаживать коробку, но даже не выказывая намерения вскрыть ее. — Сим-карту твою восстановили уже, синхронизацию сейчас проведем, и будет лучше прежнего! — делая вид, что не замечает ее отстраненности, сказал Дзюба и сам принялся распаковывать новенький гаджет. Кира задумчиво наблюдала за тем, как мужчина возится с Айфоном, снимая фабричные защитные пленки и вытряхивая из коробки аксессуары, пока память вяло проталкивала ей в сознание картинки событий последних суток. Все воспоминания, начиная с того момента, когда она выбежала из квартиры Макса, и заканчивая поездкой в Москву и проведенным здесь рабочим днем, были словно в тумане, будто она прожила это время на автопилоте, безвольно подчиняясь предлагаемым маршрутам, людям, обстоятельствам. Громова помнила, как вчера чудом доехала до дома, едва различая дорогу сквозь застилавшую глаза пелену слез, как купила в круглосуточном магазине во дворе бутылку «Джек Дениэлс» сомнительного происхождения, как открыла ее еще в лифте, пытаясь сквозь защитный клапан вылить огненное содержимое себе в рот. Отрывочными вспышками всплывало в памяти, как она сидела на полу в углу кухни, ревела в голос и старалась с помощью виски стереть из сознания эту изогнутую злую бровь на его лице, этот взгляд больших зеленых глаз, устремленный на нее с таким пренебрежением и усталым безразличием. Она плакала и кричала, не заботясь о том, что ее могут услышать соседи, о том, что глаза к утру превратятся в маленькие щелки, которые не реанимировать никакими корейскими средствами, о том, что вся ее связь с внешним миром потеряна вместе с выброшенным в окно телефоном, и никто, включая родителей, сейчас не сможет дозвониться до нее. Она была одна в своей маленькой квартирке в многоэтажке спального района, одна в этом городе, одна в целом мире. Боль тонкими холодными струйками растекалась по всему телу, заменяя собой кровь, уничтожая здравый смысл и чувство самосохранения. Разум блокировал любые попытки проанализировать его поведение, хотя бы попробовать понять его мотивы или логику поступков, упиваясь страданием и изысканным, почти гурманским, удовольствием саморазрушения. Девушка думала только о том, как заставить себя перестать чувствовать что-либо, и каждый выпитый стакан крепкого алкоголя приближал ее к этой цели, наполняя голову желанной ватной пустотой. Кира помнила, как рано утром к ней вломился взъерошенный и заспанный Диего, которого явно сняли с очередной несовершеннолетней протеже. Оказалось, что тревогу забила Олечка, когда начальница не явилась на вокзал к отправлению поезда, а на все ее звонки отвечал лишь равнодушно-приветливый автоматический голос. Девушка позвонила Вадиму и тот, изрядно перепугавшись за подругу, которая при любых обстоятельствах была на связи двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, тут же снарядил к ней спасательную экспедицию. Вася не стал задавать ей вопросов, да и вряд ли Громова смогла бы на них ответить что-то вразумительное. Он лишь собственноручно засунул ее под прохладный душ, влил две чашки невероятной крепости кофе, кое-как одел и сам собрал сумку с вещами для командировки. — Вадя взял тебе билет на дневной поезд. За четыре часа как раз оклемаешься, — сказал он, небрежно кидая собранную сумку в коридор и оглядывая фигуру девушки в узких черных джинсах и черной толстовке, стоящей к нему спиной у окна и жадно втягивающей в себя сигаретный дым. - Поехали, отвезу на вокзал. — Я не поеду, — глухо отозвалась Кира, не оборачиваясь на него. — Пошли они все… Диего едва заметно дернул головой в сторону, как боксер на ринге от неожиданно пропущенного удара, и подошел ближе. — Эй, — тихо проговорил мужчина, поворачивая ее лицо к себе за подбородок и вглядываясь в ее распухшие покрасневшие глаза. — Возьми себя в руки, дочь самурая… Громова задержала на нем взгляд, который на несколько мгновений стал более осмысленным, а затем потушила сигарету. — Мне не стоило знакомить тебя с Климовым, он делает из тебя националиста, — без улыбки произнесла девушка и вышла за ним в прихожую. Вася привез подругу на вокзал к отправлению дневного «Сапсана», где с чувством выполненного долга передал в руки Кристине, принявшей на себя обязательство доставить распадающегося на части пиар-директора сборной в столицу. Громова не могла вспомнить, о чем они разговаривали в поезде и разговаривали ли вообще, лишь сохранила ощущение прикосновения руки Кристины, которую она всю дорогу держала на ее колене, словно пытаясь этим жестом снять с подруги эту стеклянную немую пелену. Олечка сидела напротив, уткнувшись в телефон, и боялась поднять на начальницу глаза, старательно притворяясь невидимой, но вместе с тем полезной, периодически исполняя маленькие поручения. Как прошел остаток рабочего дня, Кира тоже с трудом могла припомнить. Было несколько встреч, на которых говорил в основном Вадим, огромное количество задач, которые она поставила сотрудникам, не запоминая, кому и что велела делать, несчетное число выпитых чашек кофе и одна дорожка кокаина, которая немного сняла тяжелое похмелье и стала лучшим событием прошедших суток. Сейчас, сидя напротив Артёма и застывшим взглядом наблюдая за тем, как он с энтузиазмом распаковывает новый телефон, она была ему по-настоящему благодарна, но сил выразить это внутри не находилось. Он все понял с первого взгляда, ему не нужно было ничего рассказывать или объяснять, он чувствовал ее состояние без слов и лишних вопросов. Громова видела в его светлом ласковом взгляде страстное желание помочь, бескрайнюю нежность, смешанную с лютой ненавистью к тому, кто имел над ней столько власти, которой у него самого никогда не было и, скорее всего, уже не будет. Дзюба пытался поднять ей настроение, доставить удовольствие, не требуя даже улыбки взамен, но ей все равно было неловко перед ним за то, что она не может отблагодарить его так, как он того заслуживает. — Очень красивый, — промямлила девушка, когда Артём передал ей в руки включенный гаджет с просьбой ввести пароль для синхронизации информации. Кира ввела все предложенные системой данные, выполнила все рекомендованные действия и вздохнула, увидев знакомый рабочий стол, возвращающий ее к привычной жизни. — Спасибо, — снова повторила она, блокируя смартфон и откладывая его на стол рядом с коробкой, и устало опустила глаза. — Все норм, снимай переадресацию. Она на связи, — услышала она голос Вадима, который все это время сидел на соседнем диване с Макбуком в руках и вполголоса разговаривал с кем-то по телефону. — Только это… Пусть на меня копии падают ближайшие пару дней, на всякий случай. — Я в порядке, не нужно, — твердо сказала девушка, поднимая взгляд на парня, присутствия которого она до того, как он заговорил, даже не заметила. Громова была благодарна друзьям за заботу, но в их сочувствующих взглядах, в бескорыстном стремлении взять на себя решение бытовых и рабочих задач, на которые у нее не хватало сейчас сил, помочь, поддержать, облегчить ее состояние любым доступным способом сквозила какая-то удушливая тоска, от которой ей становилось еще хуже. Она чувствовала себя такой слабой и униженной, неспособной хоть сколько-нибудь противостоять испытаниям, которыми Вселенная проверяла ее на прочность, а от их внимания казалась себе и вовсе ничтожной. — И перестаньте на меня так смотреть, — сурово добавила она, переводя взгляд на Дзюбу. — Никто не умер. — Что за чушь, я всегда смотрю на тебя одинаково! — отмахнулся Артём, фальшиво разыгрывая недоумение, и нежно провел кончиком пальцев по ее опухшим нижним векам, которые некрасиво подпирали глаза и делали их совсем узкими. — Все будет хорошо, родная… — Смотря, что называть «хорошо», Дзю, — еле слышно прошептала она, наклоняясь вперед и опираясь локтями о колени, и низко опустила голову. — Но это ничего не меняет. Я справлюсь, соберусь, нужно только. Не знаю… Нормально все со мной, короче. — Конечно, справишься, — уверенно подтвердил мужчина, легко касаясь ее предплечья и осторожно сжимая его в руке. — Поспишь, отдохнешь хорошенько, завтра будет новый день, уже станет легче. Скоро Крис приедет, заберет тебя к себе. — Зачем это? — насторожилась девушка, не меняя позы и поднимая на него взгляд исподлобья. — Ну, зачем тебе одной ночевать, — улыбнулся Дзюба, касаясь ее второй рукой и слегка наклоняя голову, чтобы поймать ее взгляд. — Вместе вам лучше будет, а мне — спокойнее. — Думаешь, я с собой что-нибудь сделаю? — хмыкнула Кира, кривя рот в жалком подобии усмешки. — Думаю, что тебе не стоит оставаться одной сегодня, — неопределенно ответил Артём, наклоняясь ниже, забирая ее руки в свои и касаясь их губами. — Я останусь здесь, — тихо, но твердо произнесла Громова, равнодушно наблюдая за ним сверху. — Девочка моя, — прошептал футболист, целуя ее холодные пальцы, теряющиеся в его больших ладонях, и вдруг резко добавил. — К черту, блин! Я к себе тебя заберу, плевать, что будет… Ты не останешься одна, не сегодня. — Тёмка, не надо, — вяло возразила Кира, глядя куда-то сквозь него, — правда… Он только отрицательно покачал головой, твердо выражая намерение делать так, как считает нужным, а не слушать ее бессмысленный лепет, и еще глубже зарылся лицом в ее безжизненные ладони. Громова вздохнула и отвернулась в сторону. По сути, ей было все равно, где сегодня ночевать, — ехать в уютно обставленную московскую квартиру семейства Дзюбы вместе с Кристиной, уснуть на плече Артёма в его комнате на базе, съежиться под одеялом в своем пустом номере. Все это ничего не меняло, — он все равно будет внутри нее, немой ядовитой тенью отражаясь в каждом жесте и взгляде, и никто не справится с ним, какими бы искренними и самоотверженными ни были намерения ее друзей. Все, чего ей на самом деле хотелось, — это исчезнуть, раствориться в воздухе, чтобы через некоторое время — завтра, через год или спустя вечность - вновь собраться в очертания человека, только уже из абсолютно новых молекул, на которых не будет и следа ее прошлого, тяжелым клеймом сейчас отпечатывающимся в каждой клеточке тела. Стать фениксом, обрести волшебную способность сгорать и возрождаться из пепла, становясь от этого лишь прекраснее и ярче, — вот какое желание нужно было загадывать в новогоднюю ночь, а не талдычить надоевшую Вселенной просьбу о взаимной любви. Что ж, желание исполнено, а счет за услуги судьба, как обычно, выставляла с отсрочкой. В конце коридора послышался легкий стук каблучков, и через несколько секунд в холле показалась миниатюрная фигурка Кристины Дзюба. Кира бросила взгляд на подругу и замерла, переводя взгляд на человека, который сопровождал ее, и о котором она абсолютно забыла. Громовой показалось, что она не видела Дениса целую вечность. Он совершенно не изменился, но в то же время был каким-то другим — более сосредоточенным, более серьезным и каким-то вдруг повзрослевшим. Эта забавная детскость и непосредственность его улыбчивого лица, которая равнозначно и импонировала ей, и раздражала, куда-то испарилась, сменяясь глубоким и задумчивым выражением взгляда взрослого и мудрого человека. Черышев остановился в нескольких шагах от нее, пристально всматриваясь в ее опухшие глаза. Ничего не говоря и даже не здороваясь, он просто смотрел, будто оценивая ситуацию и масштабы бедствия, хотя ему, скорее всего, уже все рассказали заботливые друзья. Кира тоже смотрела на него, не отрываясь, пытаясь разглядеть в голубых глазах закономерные осуждение, жалость или хотя бы сочувствие, но видела только мягкий свет, который исходил от него настолько явно, что казалось, другие тоже не могут не замечать его. Громова оторвала от него взгляд, только когда Кристина подошла ближе и заговорила с ней, вынуждая переключить внимание на нее. По ее лицу, жестам и даже манере говорить Кира сразу поняла, что ее внезапный системный сбой окончательно вытеснил конфликт друзей на второй план, ускорив примирение и объединяя их общей миссией спасения нерадивой подруги. Мысль об этом промелькнула в голове и моментально растаяла в вязком тумане болезненного сознания, не оставляя ни радости, ни хотя бы чувства удовлетворения от результата реализации продуманного плана. Сейчас все это казалось уже не важным. — Ну что, поехали, милая? — с улыбкой сказала Кристина, кладя руку на плечо Артёма. — Я там детей внизу с Миранчуками оставила, как бы они у них всю охоту к семейной жизни не отбили! Их подружки мне этого не простят! Пойдем скорей. — Она не хочет, — понуро ответил за Киру Артём, вставая и оборачиваясь к жене. — Почему? — искренне удивилась девушка, ласково глядя на подругу. — Поехали, Кирюш. Посидим, поболтаем, я «Мартини» купила. Как в старые добрые времена, помнишь? — Я останусь здесь, — не глядя на друзей, снова пробубнила Громова себе под нос, сама не понимая, почему так настаивает на этом. Мозг не давал ни одного здравого аргумента даже для себя самой, кроме интуитивного стремления не совершать лишних движений и видеть как можно меньше людей. — Все нормально, я с ней побуду, — подал голос Климов, не поднимая головы из-за ноутбука и продолжая ритмично стучать по клавиатуре. — Ага, тебя только не хватало, мини-версия Эскобара! — огрызнулся Дзюба, оборачиваясь к парню. — Знаю я твои методы! — Ой, только не надо тут из себя святую невинность строить! — моментально вспыхнул Климов. — Мои методы, по крайней мере, работают — быстро и эффективно! — Эта эффективность на «два два восемь» тянет, ничего? — рявкнул в ответ Артём. — Ребята, прекратите! Что вы устроили? — нахмурилась Кристина, переводя взгляд с одного на другого. — Сейчас не время все это выяснять! Они еще что-то говорили, но Кира уже не слушала. Ей просто хотелось, чтобы ее оставили в покое, и сил на то, чтобы участвовать в этом ничего не значащем споре, принимать чью-либо сторону или как-то комментировать настойчивую заботливость своих друзей, она не находила. — Пойдем, — тихо проговорил Денис, который неслышно подошел к ней, пока остальные выясняли отношения, и протянул ей руку. Кира посмотрела на его открытую ладонь и, не задумываясь, вложила в нее свою руку. Он мягко потянул ее на себя и молча повел по коридору в сторону лестницы. У Черышева не было никакого готового плана, никаких особенных слов для нее, никаких гениальных идей. Но и сомнений у него тоже не было. В ту же секунду, как он столкнулся с ней взглядом, увидел эти покрытые ледяной пылью глаза, которые обычно искрились таким обжигающим и озорным блеском, мужчина услышал безмолвную, едва различимую на фоне ее слабого сердцебиения, но ясную для него просьбу о помощи. Только он мог услышать, только ему под силу было принять и отогреть разбитое другим сердце, только он мог простить то, за что она никогда бы не стала просить прощения. И Денис был уверен, что Кира это знает, чувствует. — Эй, Черышев, ты ничего не попутал? — крикнул им вслед Дзюба, который за спором с Вадимом не заметил, как они успели отойти на приличное расстояние. Денис ничего не ответил и даже не обернулся, лишь крепче сжал руку девушки, которая казалось, даже не слышала окрика друга, полностью погруженная в свои мысли. — Тёмка, оставь, — касаясь плеча мужа, проговорила Кристина, глядя вслед удаляющейся паре. — Пусть, так будет лучше. — Кому лучше? — не унимался Артём, переключая внимание на жену и заводясь все сильнее с каждым собственным словом. — Ты не понимаешь, что ли? С ней сейчас должен быть кто-то близкий. Я или ты! На худой конец, этот гламурный наркодилер в итальянском хлопке! Но не парень, которого она знает без году неделю! — Он близкий, — ласково проговорила девушка, притягивая его к себе и устало касаясь лбом его груди. — Просто она еще не понимает, насколько.***
Кира толкнула дверь, вошла в темную комнату и, не включая свет, подошла к кровати, на краю которой стояла собранная руками Диего сумка. Скинув нераспакованный багаж на пол, она легла на аккуратно заправленную постель прямо поверх покрывала и свернулась калачиком. Глаза довольно быстро привыкли к темноте, и девушка застывшим взглядом смотрела на причудливый узор, который отбрасывал на пол свет уличных фонарей, смешиваясь с тенью от листвы редких деревьев в окружении жилого комплекса базы. Денис так и не сказал ей ни слова, да и Громова не особо задавалась вопросами, зачем он отвел ее в номер, хотя она не просила, зачем вошел вслед за ней, почему молчит и ни о чем не спрашивает. Она была рада оказаться в этой тишине и темноте, в которой нет сочувствующих взглядов и настойчивых уверений в том, что все будет хорошо, быть там, где никто не смотрит на нее и не пытается угадать ее желания, самоотверженно сражаясь за нее в войне, которая была проиграна еще вчера. Черышев обошел кровать и сел на пол лицом к окну, прислонившись к ней спиной и задумчиво глядя на движущиеся от ветра тени листвы на полу. Кира перевела взгляд на мужчину, разглядывая очертания его профиля в тусклом свете уличных фонарей, — маленький аккуратный нос, морщинки на лбу, благодаря многолетней привычке уже почти не покидающие его лицо, удивительно пушистые ресницы, которые были настолько светлыми, что она не замечала их при свете дня, четкая резкая линия коротко стриженого затылка, до которого так и тянуло дотронуться. Денис не делал ровным счетом ничего, но при этом сделал больше, чем все ее друзья вместе взятые. Одним своим присутствием, этим спокойным и не тяготящим никого из них двоих молчанием он прогревал ее изнутри, давая единственное, что ей было сейчас нужно, — покой. Громова закрыла глаза и почувствовала, как мышцы постепенно расслабляются. Впервые за сегодняшний день лютый холод, который сковывал все ее внутренности, не давая нормально дышать, постепенно отступал, принося долгожданное облегчение. Боль не ушла, продолжая неторопливо скрести изнутри грудную клетку, но на свежие раны будто наложили теплую повязку, притупляя ощущения и позволяя хоть ненадолго забыться. Девушка сама не заметила, как провалилась в сон, отключившись буквально на несколько минут. Она дернулась во сне и проснулась от собственного резкого движения. Испуганно оглядев темную комнату и возвращая сознание к реальности, она столкнулась взглядом с Черышевым, который сидел в той же позе, что она помнила. Он смотрел спокойно и мягко, ровным дыханием успокаивая ее разогнавшийся от внезапного пробуждения сердечный ритм. Он не говорил, что все будет хорошо, он сам был олицетворением этого абстрактного понятия, о котором ей без умолку твердили сегодня весь день. — Полежи со мной, — тихо сказала Кира, протягивая к нему руку и дотрагиваясь до его плеча. — Пожалуйста. — Под одеяло залезай, — ответил Денис, вставая и осторожно вытаскивая из-под нее покрывало вместе с одеялом. — Нужно переодеться. У тебя в сумке есть пижама? Громова села в кровати, позволяя мужчине расстелить постель, и подтянула колени к груди. Она молча смотрела на него, будто не слышала вопроса или не поняла его. На мгновенье ей показалось, что она увидела за его спиной светлый отблеск невидимых другим крыльев, и это было намного важнее, чем то, додумался ли Диего сунуть ей в сумку одежду для сна или забыл об этом. — Не знаю, — еле слышно прошептала девушка, не сводя с Дениса расфокусированный взгляд. Черышев едва заметно улыбнулся, оставив этот странный факт без комментариев, и, сняв с себя футболку, протянул ей. — Это подойдет? — полушепотом спросил он. Кира кивнула, сжимая в ладонях мягкую ткань, пропитанную ароматом его спокойствия и уверенности, который окутал ее моментально. Она инстинктивно, не задумываясь, поднесла ее к лицу, погружаясь все глубже в запах чужого тела, казавшийся сейчас таким целительным. Понаблюдав за ее неподвижной позой несколько минут и не увидев никаких предпосылок для дальнейших действий, Денис присел рядом с ней и осторожно потянул за низ ее толстовки. Кира вскинула на него взгляд и покорно подняла обе руки верх, не выпуская из сжатых ладоней свой артефакт. Черышев бережно снял с нее одежду, оставляя лишь черное кружево белья, ярко выделяющееся на бледной коже. Кира не помогала ему, но и не мешала, все это время сосредоточенно глядя на него, будто видела в нем что-то свое, но не желала делиться этим даже с ним самим. Она не могла не услышать, как он непроизвольно сглотнул, скользя взглядом по изгибам ее тела, не могла не почувствовать, как его ладони мягко коснулись ее плеч, скидывая с них бретельки и медленно, будто боясь спугнуть потянулись к застежке на спине, но никак не реагировала на это. Выражение ее лица не изменилось, даже когда, обнажив ее грудь, он выдохнул так шумно и откровенно, что ему самому стало неловко. Поедая глазами округлые формы, увенчанные четко очерченными вишневыми сосками, Денис сделал над собой усилие, чтобы не задерживать взгляд на маленькой витиеватой букве «М», темным клеймом отпечатанной на ее груди, но не смог удержаться от того, чтобы провести рукой по ее предплечью, будто случайно касаясь ребром ладони манящей упругой плоти. Ее близость сбивала дыхание, заставляя сердце колотиться быстрее, с удвоенной силой разгоняя по телу кровь, а аромат ее кожи, наполнивший комнату, лишал остатков самообладания. Сотни раз он представлял себе этот момент, как впервые увидит ее обнаженной, как коснется ее атласной кожи, как припадет губами к ее груди, лаская и сжимая в ладонях податливое желанное тело. Только в его фантазиях она сама хотела этого не меньше, тянулась к нему всем своим естеством, взрываясь огненными вспышками на каждое прикосновения, отпуская на свободу таившуюся внутри пламенную страсть. Непреодолимое желание обладания этим нагим женским телом, таким прекрасным в тусклом свете уличных фонарей и таким беззащитным перед ним, требовало немедленного удовлетворения, но безжизненный пустой взгляд отрешенных глаз любимой немым укором стоял перед ним, не давая перейти границу. Черышев отвел глаза в сторону и, поджав губы, расправил перед ней футболку. — Давай ручки, — хрипло прошептал он, ловя рукавами ее хрупкие запястья. Облачившись в мягкий, приятный телу хлопок, Кира опустила голову на подушку и закрыла глаза. Усталость, жалость к себе и отвращение к собственной слабости накатили с новой силой, пробивая крупные слезинки сквозь плотно сомкнутые веки. Она почувствовала, как Денис накрыл ее одеялом, бережно оборачивая, словно ребенка, как лег рядом с ней, обнимая сзади и прижимая к себе всем телом, пропитывая своим теплом и нежностью. Девушка развернулась, своим движением заставляя мужчину повернуться на спину, и положила голову ему на грудь, прижимаясь щекой к горячей коже. — Можно я так полежу? — едва различимо прошептала Кира, закидывая на него ногу и прижимаясь еще плотнее. — Никогда не спрашивай о таком, никогда… — прошептал в ответ Черышев, обнимая ее еще крепче, будто пытался стать с ней одним целым. Громова окончательно расслабилась. И заплакала. Слезы беззвучно полились на его обнаженную грудь, выплескивая всю тяжесть сегодняшнего дня, который ей чудом удалось пережить, всю боль внутренней пустоты от потерянного счастья, весь тайный страх одиночества. Денис не пытался ее успокоить или утешить, лишь ласково гладил по голове и дрожащим плечам до тех пор, пока она не затихла в его руках, погружаясь в тревожный и поверхностный сон. Он не мог исцелить ее, вырвать из ее груди эту кровоточащую рану, избавить от мучений. Все, что было в его силах, — это просто быть рядом, позволяя ей быть слабой и испуганной, быть собой и любить ее такой, какая она есть. Даже если сейчас она этого не заметит.***
Кира проснулась от чужого будильника, недовольно морщась от света и садясь в постели. Потирая слипшиеся от высохших прямо на ресницах слез глаза, она обернулась на мужчину, чье тепло согревало ее сегодня ночью. Черышев выключил назойливую мелодию на будильнике, сел и ласково улыбнулся девушке, заправляя ей за ухо падающую на глаза прядь растрепанных волос. — Доброе утро, родная, — проговорил он, вглядываясь в ее лицо и пытаясь без лишних вопросов оценить ее состояние. — Прости, что разбудил. У меня тренировка. Громова молча кивнула, поправляя снова выпавшую от этого движения прядь и опуская глаза, и вдруг, повинуясь какому-то внутреннему порыву, неожиданно не только для него, но и для самой себя, бросилась ему на шею, ловко усаживаясь на него, обвивая его тело ногами и прижимаясь к нему грудью. — Маленькая моя, — прошептал Денис, обхватывая ее руками и целуя в рассыпавшиеся по плечам волосы. Кира молчала, с силой вдавливая себя в него, будто старалась напитать свое тело его теплом, будто этой ночи, проведенной вместе, не хватило, чтобы запастись энергией, достаточной, чтобы пережить новый день, и она пыталась получить еще хоть чуть-чуть этой защиты от самой себя. Она прикасалась к нему не только телом, но и всей душой, становясь ближе, чем когда-либо до этого. Ближе, чем когда он целовал ее впервые в раздевалке «Лужников», ближе, чем когда держал ее на руках на берегу Финского залива, ближе чем, когда она стояла перед ним на коленях в самарском ночном клубе, даря долгожданное наслаждение. Сейчас они оба чувствовали эту новую связь, рожденную на совсем другом уровне, пока еще тонкую и едва различимую, но уже способную на спасение жизни. Ей было страшно отпустить его, лишиться этого надежного щита, заслоняющего от демона, живущего внутри нее, остаться наедине с собой и вновь оказаться во власти другого человека. — Мне надо на тренировку, — слегка извиняющимся тоном проговорил Черышев спустя несколько минут молчаливых объятий. — Иди, — пробубнила Громова ему в шею, не меняя позы. — Не могу, ты меня держишь, — улыбнулся мужчина, мягко поглаживая ее по спине. Кира немного отстранилась, ослабляя хватку, и тихо сказала, не поднимая на него взгляд: — Забьешь сегодня гол? — Все, что захочет моя принцесса, — еще шире улыбнулся Черышев, наклоняясь, чтобы заглянуть ей в глаза. — Ну, иди, — сказала девушка, отползая к изголовью кровати и натягивая на себя одеяло. — Футболку не отдам. Кира почувствовала его присутствие сразу же, как за Денисом закрылась дверь. Покалывающий холодок мягким дуновением прошелся по ее голой руке, поднимаясь к шее и щекам, сжимая горло невидимыми ледяными пальцами. Он был здесь, ее злой гений, бессменный и единоличный хозяин, властно заявляющий о своих правах и не прощающий даже попытки измены. Он смеялся ей в лицо, железной хваткой сдавливая грудь, растекаясь по венам ядовитой смолой, потешаясь над ее наивной попыткой защититься от него с помощью чьих-то добрых рук и светлых голубых глаз. От него ничего нельзя было спрятать, его нельзя было обмануть, от него нельзя было укрыться, потому что он был частью ее самой. — Отпусти меня, — прошептала она, дрожащими руками натягивая одеяло на моментально продрогшие плечи. — Пожалуйста, отпусти… Короткий и звонкий стук нарушил напряженную тишину и заставил обернуться к входу, после чего дверь сразу отворилась, впуская в комнату благоухающего тонким и элегантным парфюмом Вадима. — Громик, я за тобой, — оглядывая съежившуюся в углу кровати подругу, деловито произнес Климов. — Сегодня великий день! — Есть что-нибудь, что позволит мне его пережить? — понуро проговорила девушка, с надеждой глядя на парня. — Набор юного копирайтера, — улыбнулся Вадик, аккуратно выставляя на тумбочку рядом с ней стаканчик с кофе, глазные капли и маленькую серебряную коробочку с резной крышкой. — Копирайт — это наше все, — хмыкнула Громова, хватая со стола коробочку и жадно открывая ее. — Ты всегда знаешь, что мне нужно. — Я просто очень давно в литературном клубе, — хихикнул Климов, отходя к окну пока девушка аккуратно выкладывала полоску белого порошка на зеркальном обороте крышки его сделанной на заказ миниатюрной шкатулки, полностью погружаясь в этот процесс. — У тебя на почте письмо от «Регион-медиа», они предлагают перекупить последний пул по пунктам рейтинга. Я сказал, что финальное слово за тобой, но попросил придержать под нас пятьдесят процентов прайма. — Если пройдем дальше, цены увеличатся вдвое, — отозвалась Кира, втягивая в себя волшебную россыпь хорошего настроения и работоспособности и тщательно собирая кончиком пальца остатки на крышке. — Соображаешь, — улыбнулся парень, не оборачиваясь на нее и открывая балкон. — Бери семьдесят, — сказала Громова, вылезая из постели и выходя вслед за другом на балкон с бумажным стаканчиком в руке. — Пригодится при любом исходе матча. — Окей, — кивнул Вадик и сразу же отстучал ответное сообщение сейлеру, параллельно прикуривая сигарету, передавая ее Кире и переходя к другим новостям. — Диего забрал твой чемодан у этого человека, чтобы тебе не пришлось с ним ради этого встречаться. А мне тем временем удалось выяснить, что в тебе заинтересованы «БиБиДиО», как я и говорил, кстати. И, как это ни странно, сеть «Магнит». Зачем федеральному ритейлеру креативщик твоего уровня я не совсем понимаю, но они хотят предложить тебе должность директора по маркетингу. Кросс пока в тени. — Мне повезло, что у меня есть такие друзья, как вы, — улыбнулась Громова, глубоко затягиваясь и глядя на залитую утренним солнцем базу. — Нет, твоим настоящим другом могу считаться только я, — самоуверенно заявил Климов, выдувая струйку дыма вверх. — Потому что со мной у тебя не было секса! — Не зарекайся, Вадька, — усмехнулась девушка, хитро поглядывая на друга. — Когда-нибудь, когда мое одиночество достигнет апогея и наступит тотальный бесперспективняк, я предложу тебе заделать мне ребеночка. — Сексом ты меня вряд ли напугаешь, — равнодушно проговорил Вадик, насмешливо кривя губы. — Но вот азиатские дети… Кира рассмеялась и толкнула друга в бок локтем. — Ты невыносим, — притворно возмутилась она, потирая зудящий нос. — Мои дети будут красивы, как олимпийские боги! — Ага, только если Олимпиада была в Сеуле, — захихикал парень, ловко отскакивая в сторону и избегая очередного тычка. Громова нахмурилась, скорее для проформы, чем по-настоящему злясь, и, залпом допив кофе, кинула в стаканчик окурок сигареты. Эти извечные шуточки, веселый смех друга, яркий солнечный свет, а главное, крошечные белые кристаллы, которые кровь уже разогнала по всему телу, давали чувство радостного предвкушения и подъема, возвращая к привычной жизни. Страх отступил, уступая место знакомому ощущению прохлады на десне и желанию действовать. Вадим был прав, сегодня действительно был великий день — для команды, для болельщиков, для всей страны, и свою роль в этой пьесе Кира знала наизусть.***
День пролетел стремительно, и Кира сама не заметила, когда успела переделать невероятное количество дел и оказаться в тесном подсобном помещении для пиарщиков стадиона «Лужники». Воодушевленная энергией волшебного порошка, изящная и неиссякаемая шкатулка с которым надежно покоилась во внутреннем кармане стильного пиджака ее лучшего, и как он считал, единственного друга, девушка чувствовала себя полной сил и идей, умело подчиняя обстоятельства и людей своей воле и неизменно добиваясь цели в каждой новой затее. К тому моменту, как начался матч, пиар-кампания была практически готова, ожидая лишь актуальных визуалов с игры и свежих, рожденных в онлайне, комментариев к ним. Команда специалистов была заряжена на победу не меньше, чем игроки на поле, будто все мотиваторы и имиджы, которые они с таким профессиональным равнодушием распространяли все последние дни, подействовали и на своих создателей, рождая в них простые человеческие эмоции. Вся страна была охвачена этой умело подогретой правительственным заказом надеждой на чудо, все глубже погружаясь в состояние радостного предвкушения и волнительного трепета, являя собой самую благодатную почву для любых агитационных мероприятий. Громова давно научилась не употреблять свой собственный продукт, оставаясь немного в стороне и наблюдая за действием кампании сверху. Это позволяло яснее оценить результаты, вовремя скорректировать огрехи, увидеть неразличимые инсайдерам нюансы. Сегодня она с каким-то особенным пренебрежением наблюдала за чуждыми ей эмоциями людей, которые она же сама и стремилась вызвать в их сердцах. Результат превосходил ожидания, но вместо радости в ней бурлило только желание еще большей эффективности. Анестезирующее действие кокаина успешно притупляло все чувства, спасая не только от утомительной ноющей боли, но и от любых других волнений. Кире было абсолютно все равно — выиграет Россия этот матч или проиграет, у нее было все готово на любой исход игры. Ее задачей было заставить народ рыдать, и она знала, как это сделать, независимо от ситуации на поле. Это было так приятно — ничего не чувствовать. Четкая работоспособность, отсутствие лишних эмоций, ощущение полета, не омраченное мыслями о последствиях, легкость в теле и поразительная резкость ума — Громова казалась сама себе сверх-человеком, преодолевшим законы природы, возвысившимся над толпой, наделенным правом управлять ею. Ее не тронул автогол Игнашевича, заставивший застонать всю страну, — она умело высмеяла эту ситуацию, использовав ее для снятия напряженного ожидания. Ее сердце не забилось чаще, когда Дзюба сравнял счет с пенальти, взрывая ревом стадион так, что стены их коморки под трибунами затряслись, — девушка лишь подметила про себя, что это поможет сделать из ее друга национального героя, как она и планировала изначально. Кира не кусала ногти в тревожном ожидании, когда добавленное время подошло к концу, и команды начали готовиться к серии пенальти, хотя в этот момент даже вечно непроницаемый Жора начал моргать в два раза чаще, что говорило о высшей степени возбуждения лучшего копирайтера и графика агентства. Климов не выдержал и побежал на поле, чтобы воочию стать свидетелем этого исторического момента — первой в истории современной сборной серии пенальти. Весь стадион, да и вся страна у экранов телевизоров, наблюдала за этим волнительным событием стоя и затаив дыхание. Кира устало опустилась в единственное кресло в комнате за спинами сидящих за компьютерами сотрудников и посмотрела на свои длинные тонкие пальцы. Они слегка подрагивали, но не от волнения, а от большой дозы кокаина, нужный уровень которого в крови она поддерживала весь день. Его действие начинало постепенно слабеть, и она уже чувствовала на себе нависающую тень неподъемной тоски, готовой в любую секунду свалиться ей на плечи. Пока вся страна молилась за победу сборной, она думала о том, что совсем не планировала превращать легкую стимуляцию свой работоспособности в марафон, но и возвращаться к себе желания тоже не было. За нелегким выбором между болью «сейчас» и болью «потом» ее застал свисток судьи, возвещающий о старте серии. Девушка встала за спиной Жоры и, облокотившись на его стул, равнодушно посмотрела на экран с трансляцией. — Работаем! — кинула она сотрудникам, призывая их сосредоточиться на деле. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она наблюдала за действиями игроков, по очереди выходящими на одиннадцатиметровую отметку, каждый удар которых взрывал трибуны ликующим ревом. Она улыбнулась один-единственный раз, едва заметно, лишь заостренными уголками глаз, когда Акинфеев отбил последний удар в свои ворота, выводя команду в четвертьфинал Чемпионата мира. «Так даже проще», — подумала она, наблюдая за тем, как футболисты и администрация сборной высыпали на поле, в неистовом вопле празднуя победу над великим соперником, над стереотипами и недоверием, над самими собой. Переведя взгляд на своих ребят, уже начавших хлюпать носами, Кира нахмурилась. — Сопли подбери, — отвесив знатный подзатыльник внезапно расклеившемуся Жоре, злобно прорычала Громова и кивнула на экран. — Топи в онлайн ногу Акинфеева! Я сама все должна делать? Ребята сосредоточенно заступали по клавишам, но этот услаждающий слух начальницы звук тонул в скандировании трибун стадиона, наполненного неподдельными искренними эмоциями. Вглядываясь в лица футболистов на экране, которые по очереди выхватывал оператор трансляции, Кира одновременно завидовала их эмоциям и вместе с тем боялась, что они захватят и ее. Ей было так спокойно и безопасно в своем холодном равнодушии, так уютно в отстранении от чужих и своих переживаний, что происходящее на поле стало казаться больше опасным, нежели увлекательным. На экране мелькнуло лицо Дениса, и девушка поспешно отвела взгляд. Она схватилась за пачку сигарет, чтобы хоть чем-то занять руки и голову, не допуская в себя этот праздник народного триумфа и пытаясь защититься от эмоций человека, чьи слезы без усилий пробивали брешь в ее сияющих доспехах. В комнату ворвался Климов, с порога подхватывая ее на руки и целуя, куда придется. — Победили! Победили, Громидзе! — вопил он ей в ухо, неистово кружа, будто в танце. — Мы в четвертьфинале! Когда он поставил ее на пол и посмотрел такими сияющими счастьем глазами, Кира окончательно поняла, что не хочет в этом участвовать. Она сделала свою работу, запустила кампанию, остальное — дело техники. Девушка не готова была разделить их радость, не могла позволить их празднику проникнуть за стену тишины, которую ей удалось возвести вокруг себя, нарушить хрупкое равновесие. — Дай ключи от машины, — тихо сказала она Вадиму, протягивая ему руку. — Мне нужно кое-куда съездить. — Сейчас? — удивленно воскликнул парень. — Пойдем к ребятам! — Ключи дай! — рявкнула Громова и, получив желаемое из рук ошарашенного друга, кинула уходя. — Если будут спрашивать, скажи, что у меня появились срочные дела. За рулем вишневой «Ауди» Кира выдохнула и почувствовала себя в относительной безопасности. Железная оболочка надежно закрывала ее от чужих глаз, выступая барьером между ней и остальным миром. Выбравшись со служебной парковки стадиона, она поехала, куда глаза глядят, не имея конкретной цели и направления маршрута. Все, что ей было нужно — это оказаться подальше от этого взрыва радости и эмоциональной экспансии, попытаться сохранить внутреннюю гармонию тишины и пустоты. Проездив по городу полчаса, Громова поняла, что это была самая глупая затея в ее жизни. Спрятаться от праздничной эйфории в Москве в день победы сборной над Испанией было категорически невозможно. Все улицы столицы были заполнены ликующими болельщиками, размахивавшими флагами и орущими гимн страны и «Катюшу», автомобили встали в многокилометровые пробки, гудели и сигналили на все лады, приветствуя друг друга и чествуя победителей. Это было наглядной демонстрацией эффективности ее работы, не голые цифры измеримых показателей, а живое доказательство достижения поставленных целей — народ был един в своем триумфе, выполняя установку государственного заказа, он был искренен и открыт в своих эмоциях, он был счастлив. — Девушка! Девушка! — услышала она сквозь приоткрытое окно окрик из соседней машины и обернулась. Улыбающийся парень лет двадцати пяти, везущий на капоте мигающего габаритами «Ниссана» двоих нетрезвых друзей с флагами, помахал ей рукой и несколько раз посигналил, имитируя мотив футбольных кричалок. — С победой вас, девушка! — прокричал он, возбужденно сверкая глазами и жестами призывая ее последовать его примеру. — Россия, вперед! — Спасибо! — улыбнулась в ответ Кира и нехотя посигналила. — Вас тоже с победой!***
Громова доехала до Новогорска только к ночи, с трудом выбравшись из бесконечных заторов, которые устроили болельщики по всему городу. Все эти искренние улыбки, радость в глазах простых людей, ради которых все и делалось, эта атмосфера праздника, объединяющего всех от мала до велика, заставили ее почувствовать себя частью этого мира, как бы сильно она ни старалась себя ему противопоставить. На какое-то мгновение, это счастье в сотнях пар глаз встреченных ею людей заставило ее забыть о своих установках, позволяя всеобщей радости коснуться лучиком света и ее темного и закрытого от всех мира. Незаметно пробравшись на базу, Кира поспешила к своему номеру, минуя шумный холл, в котором полным ходом шло празднование победы. В этом городе должно было быть хоть одно место, где можно было спрятаться от праздника, и Громова рассчитывала найти его в своей пустой комнате. Вот только она совсем забыла, что она никогда не бывает пустой. Едва открыв дверь, Кира почувствовала его присутствие. Он ждал ее, терпеливо и преданно — ждал, когда она останется одна, без отупляющего действия кокаина, без беснующейся толпы вокруг, без поглощающего все внимание дела, без любой помощи или защиты. Он ждал, чтобы снова начать разрывать ее душу на мелкие кровоточащие кусочки, упиваясь ее болью и своей властью. Кира испуганно отшатнулась и захлопнула дверь. Не задумавшись ни на секунду, девушка почти бегом спустилась на первый этаж, стремительно пролетела мимо распивающих шампанское футболистов и, на ходу чмокнув уже порядком захмелевшего Дзюбу, остановилась у диванов, на которых восседала большая часть команды и тренерского штаба. Громова растерянно огляделась, пытаясь отыскать в суматохе смеющихся лиц знакомые черты единственного человека, в котором видела свое спасение. — Я искал тебя. Где ты была? — услышала она за спиной мелодичный голос с акцентом и резко обернулась. — Ты обычно целуешь меня после матча, я уже привык. Кира ничего не ответила, лишь слабо улыбнулась и аккуратно поцеловала Дениса в уголок губ. — Пойдем спать, — торопливо произнесла девушка, без стеснения глядя ему прямо в глаза. — Пойдем, — запросто согласился он, не выказывая ни капли удивления такому неожиданному предложению. Они незамеченными поднялись по лестнице и, держась за руки, вошли в темную комнату. Кира обвела взглядом номер и включила лампу на тумбочке у кровати. Демон был здесь, она кожей чувствовала его холодное дыхание, но он не решался показаться. — Мне страшно оставаться одной, понимаешь? — проговорила Кира, садясь на кровать и глядя на Дениса испуганным взглядом. — Он следит за мной, ждет ошибки. — Понимаю, — тихо ответил Черышев, присаживаясь рядом и накрывая ее руку своей. Ему трудно было понять, что происходит в голове и в душе девушки. Но он интуитивно чувствовал, что ее эмоциональное и психическое состояние далеко от стабильного, и наркотики, которые, он точно знал, она продолжает принимать, играли в этом не последнюю роль. Денис не знал, чем может помочь ей, кроме того, чтобы быть рядом и постараться не дать ей окончательно упасть в бездну. — Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая, — будто читая его мысли, грустно усмехнулась Громова. — И еще, что я использую тебя. И ты прав, это некрасиво с моей стороны, но… — Кир, перестань, — перебил ее мужчина. — Я сам хочу быть рядом. — Ты просто сказочный принц, Черышев, — улыбнулась девушка, откидывая волосы назад и наклоняя голову набок. — Все девушки о таком мечтают. — Я обычный человек, такой же, как все, не хуже и не лучше, — пожал плечами Денис. — Все станет проще, когда ты это поймешь. — И все равно, ты лучший из всех, кого я знаю, — настаивала на своем Кира. — Поэтому я единственный, кого ты не допускаешь в свою жизнь? — приподнимая брови, обреченно спросил футболист. Кира хмыкнула и, покачав головой, уселась на кровати поудобнее, поджимая под себя ноги. — Черри, ты был когда-нибудь в Диснейленде? — неожиданно меняя тему, спросила она, пристально глядя на него. — Да, в парижском, несколько раз, — осторожно ответил Денис, не понимая, к чему она клонит. — А я нет, но в детстве прям мечтала, — с улыбкой проговорила Громова и продолжила, мечтательно глядя куда-то в сторону. — Когда я была маленькая, по телевизору по воскресеньям показывали диснеевские мультики. Я обожала их смотреть! Перед началом всегда передавали короткий сюжет из Диснейленда. Как же там было чудесно! Другой мир, сказочный, веселый, яркий… У моих родителей не было возможности отвезти меня туда, но, глядя на эти кадры, я часто представляла себе, как катаюсь на этих безумных каруселях, как меня обнимает Микки Маус, как я танцую с персонажами любимых мультфильмов… Кира на несколько секунд замолчала, словно восстанавливая в памяти детские воспоминания, пытаясь заново пережить счастливые мгновения минувших лет. Денис улыбался, открыто любуясь ясным светом, которым озарилось ее лицо, когда она говорила о своем детстве. Это было верным признаком того, что оно было счастливым, несмотря на несбывшиеся мечты и финансовые трудности семьи. — Сейчас я могу просто купить себе билет и поехать туда, практически в любой момент, — продолжила девушка, возвращаясь к своему собеседнику из мира грез. — Но знаешь, мне это уже не нужно. Я выросла, и мечта поблекла, теряя свое очарование, так и оставшись навсегда всего лишь детским воспоминанием, красивой мечтой. Понимаешь? Она снова замолчала, пристально вглядываясь в его глаза. — Ты мой Диснейленд, Черри, — произнесла Кира, сжимая его руку и улыбаясь куда-то внутрь себя. — Ты слишком хороший, чтобы быть правдой, мечта, которой лучше оставаться мечтой… — Я знал, что ты эгоистка, но не думал, что настолько, — усмехнулся Денис. — Мои желания вообще тут учитываются? — Конечно, учитываются! — воскликнула девушка. — Так будет лучше в первую очередь для тебя самого. — А вот это я уж как-нибудь сам решу, — категорично заявил Черышев и, забравшись на кровать с ногами, уселся прямо напротив нее. — Расскажи мне что-нибудь еще о своем детстве! Тебе нравились мультики Диснея? Какой твой любимый? — Русалочка. Всегда хотела быть похожей на Ариэль, она такая красивая и смелая… — воодушевленно ответила Громова, с легкостью отвлекаясь от бессмысленного спора на приятную для себя тему детских воспоминаний. — Мы с девчонками часто играли в диснеевских принцесс. Разыгрывали разные сценки из любимых мультфильмов, смешивали сюжеты, придумывали свои. У нас в одной истории могли быть и Золушка, и Русалочка, и даже Скрудж МакДак! Такой бред на самом деле, если вспомнить… Но нам нравилось! — И кем была ты? Ариэль? — с интересом спросил футболист. — Нет, мне все время доставалась другая роль. Не догадываешься, какая? — хихикнула Кира. — Я, наверное, не так хорошо разбираюсь в принцессах, — задумчиво протянул Денис. — Мулан, естественно, — вздохнула девушка. — Я была просто обречена на этого персонажа. — Не знал, что она принцесса… — сказал мужчина, почесывая подбородок, и словно всерьез задумался о социальном положении героини мультфильма. — Но тебе подходит! Насколько я помню, она была настоящей хулиганкой. — Их всех просто принято называть принцессами, — пояснила Кира, которая в свое время была настоящим гуру в вопросах диснеевских героев. — Хотя Мулан, конечно, не особо дотягивает… — Для меня ты настоящая принцесса, — улыбнулся Черышев, ласково проводя кончиками пальцев по ее щеке. — Самая красивая… — Черри, ты даже не представляешь, насколько ты ошибаешься, — хмыкнула девушка, опуская глаза. — Насколько вы все ошибаетесь. -Тогда расскажи мне, — серьезно глядя на нее, сказал Денис. — Покажи то, чего я не вижу. Я хочу узнать о тебе то, чего не знают другие. — А если после этого твое отношение ко мне изменится на противоположное? — не поднимая глаз, тихо произнесла Кира. — Реальность всегда лучше иллюзии, даже если ложь выглядит красивее, — уверенно проговорил мужчина. — Даже если реальность уродлива? — поднимая на него испуганный по непонятной ему причине взгляд, спросила Громова. — О чем ты? — окончательно теряя нить разговора, проговорил Денис. — Я уже говорил, что не вижу в тебе изъянов, и это не изменится. — Пока не видишь… — пожала плечами Кира и глухо добавила. — Закрой дверь, пожалуйста. И свет включи. Она встала и, пока он запирал на замок дверь комнаты, отошла к своей сумке, стоявшей на тумбочке. Громова сама не понимала, зачем делает это — чтобы доказать свою правоту, оттолкнуть его от себя, ради его спасения или собственного уничтожения, но одно она знала точно — она никогда не сможет поверить ему, пока не откроет ему свой секрет. Кира никогда раньше так не поступала, не прибегала к этой крайней мере, но сейчас это казалось единственно правильным решением, хотя и излишне драматичным для ее склада характера. Девушка достала из сумки маленький белый контейнер и, стоя спиной к Денису, аккуратно вынула из глаз линзы, бережно складывая в отделения футляра. Захлопнув крышку и отложив его на тумбочку, Громова глубоко вздохнула, как перед прыжком в холодную воду, и медленно повернулась к Черышеву. У нее ушло еще несколько секунд колебаний и сомнений, прежде чем она решилась, наконец, поднять на него взгляд. У Дениса перехватило дыхание. Ее правый глаз совсем не изменился, разве что стал на полтона темнее, в этом освещении казался темно-ореховым, почти карим. Зато второй, левый, оказался голубым, немного светлее, чем у него самого, и пронизанный искрящимися, словно ледяные кристаллы, белыми прожилками. От этой разницы в цвете ее лицо приобретало дополнительную асимметрию, делало один глаз значительно больше другого, взгляд еще более отстраненным и потерянным, чем обычно. Черышев шумно выдохнул, не в силах ни оторвать от нее взгляд, ни сказать хоть что-то. — Вот, на самом деле такая… Цирковой уродец, — первой заговорила девушка, так и не дождавшись вербальной реакции от мужчины и смущенно прикрывая глаза ресницами. — Никто не знает, даже Вадик. Я ношу линзы с десяти лет, хотя вообще-то детям не разрешают. В курсе только родители и школьные друзья. Ну и ты теперь… Что, не узнаешь девушку, которая… — Громова, помолчи, а? — перебил ее Денис, обхватывая ее лицо ладонями и поднимая к себе. — Ты прекрасна. Я знал, что ты не такая, как все, неземная, волшебная… — Денис, что ты говоришь… Это уродство! — прошептала Кира, глядя на него наполнившимися слезами глазами. — Знаешь, как меня в школе называли? Киборг! — Дети боятся того, чего не понимают, — тихо отозвался мужчина, с восторгом наблюдая, как по краю голубой радужки скользит слезинка, миллиардами отблесков отражаясь в белых льдинках. — Теперь ты взрослая, и я не видел в своей жизни женщины красивее. — Ты сумасшедший, Черышев, честное слово, — сквозь слезы улыбнулась Громова, небрежно смахивая заворожившую его капельку. — Обещай мне кое-что, — улыбнулся в ответ Денис и, получив сдержанный кивок, добавил. — У нас дома ты не будешь носить линзы. Я хочу иметь возможность любоваться тобой, когда мы вдвоем. — Черри, блин! Ты опять за свое! — возмутилась Громова, давясь смехом. — Что значит «у нас дома»? — Ты создана для меня, теперь я в этом окончательно убедился. Просто Бог выбрал для нас трудный путь друг к другу, чтобы мы научились ценить его дары, — спокойно пояснил Черышев таким тоном, будто объяснял ей элементарные вещи. — Какая удобная позиция, — упираясь руками в бока, продолжила с улыбкой возмущаться Кира. — И вообще, религиозные обоснования — это запрещенный прием! — Твои глаза — это тоже запрещенный прием, — ласково улыбнулся Денис и поцеловал ее в краешек левого глаза, снимая с ресниц оставшиеся слезинки. — Я рассчитывала на немного другую реакцию. Думала, ты испугаешься… — искренне призналась девушка. — Испугаюсь чего? Красоты? — картинно удивился мужчина и скрестил руки на груди. — Странного ты обо мне мнения. — Ну ладно, ладно, — хмыкнула Громова, отходя к кровати и присаживаясь на край. — Ты только… Это… Не говори никому, пожалуйста. Я все равно считаю, что это сомнительная такая особенность. — Я подумаю, — пожал плечами Денис и растянулся на кровати рядом с ней, закинув руки за голову. — Что? — воскликнула Кира и запрыгнула на него сверху. — У тебя совесть есть? Не раздумывая ни секунды, Денис обхватил ее за спину и резким движением перевернул, подминая под себя. — Мое молчание будет тебе дорого стоить, — прошептал он, обдавая ее лицо горячим дыханием. — Вот и вскрылась истинная личина Дениса Черышева! Наконец-то! — обличительным тоном воскликнула Громова, пытаясь освободить руку, чтобы ткнуть пальцем ему в грудь в показательно жесте, которого не хватало для антуража. — Ну, знаешь, ты такая вредина, что уже все средства хороши, — хмыкнул Денис, прижимая ее ближе и окончательно лишая возможности двигаться. Кира дернулась еще несколько раз, безуспешно пытаясь освободить руки и продолжить игру, но довольно быстро сдалась ему. Она смотрела на него открыто и доверчиво, без привычных масок и барьеров, настоящая, живая, неправильная, и Денис не мог поверить, что все это происходит с ним. Теперь он своими глазами видел эту странную двойственность, которую почувствовал в ней с самого начала, эти полярные личности, дававшие на выходе завораживающую ядерную смесь ее натуры, такой близкой и, вместе с тем, такой непостижимой. — Черри, мне страшно, — вдруг прошептала она, касаясь щекой его скулы. — Я слабее, намного слабее, чем может показаться со стороны. — Зато я сильнее, чем ты думаешь, — уверенно ответил Денис. — Я смогу тебя защитить. Ты мне веришь? — Верю, — тихо отозвалась Кира, беспокоясь лишь о том, как бы он не услышал, как зловеще смеется над их наивностью ее хитрый демон, внимательным взглядом зеленых глаз наблюдая за ними из темного угла комнаты.