***
Утро его встречает, как всегда - двумя часами дня. Двумя часами дня и слугой, ну, или как это правильно называется в двадцать первом веке? Для простоты повествования, полагаю, что действительно самым верным решением будет называть этого пожилого человека слугой. Этот самый слуга Константин был приставлен к нашему герою, когда тот не умел ещё толком ходить. Родители, вернее отец, ибо существование матери героя было весьма абстрактным, считал, что ребёнку всё же нужно внимание, забота и все прочие радости жизни, однако они вполне себе могут исходить и от несколько постороннего человека, коим и стал Константин. Этот человек был чрезвычайно спокойным, правильным, мягким, а главное не нудным, за что его и ценил, если уж так можно выразиться, наш герой. Однако, не смотря на наличие слуги-гувернёра с его несколько архаичным образом жизни и мышления, ребёнок не был обделён и вниманием родителя, а, по мнению самого главы семейства, он даже получал это самое внимание в изобилии - каждую пятницу ребёнок обедал у отца. Этот обряд был неизменным на протяжении долгих лет и никогда не подвергался изменениям. Отец был доволен, что с сыном всё в порядке, то есть он жив; собственно, этого было достаточно. Ребёнок был недоволен своим положением только лишь в период пресловутого «подросткового максимализма». Но когда это время прошло, он вновь зажил счастливо, ибо ничего кроме отцовских денег его не связывало со своей семьёй. А для получения этих самых денег надо было только раз в неделю появиться в трезвом и несколько приличном виде в столовой у отца. Всё остальное время наш герой, хотя, пожалуй, читатель уже достаточно о нём знает, чтобы его представить... Всё остальное время Антон Шастун был предоставлен себе - всем своим слабостям и желаниям. Частная школа, для таких же, как он - детей очень обеспеченных и важных родителей, а затем и такой же факультет в институте, к слову сказать, Антон вероятнее всего сейчас даже не смог бы вспомнить название своего блатного высшего учебного заведения, не особо мешали ему вести развязный образ жизни. Тем более, что по его окончании Антон просто получал деньги от отца и ничего не делал. Ну, как ничего? Постоянные бары, тусовки, выпивка, девушки и не только, наркотики конечно не в счёт... Так вот, Антон наконец проснулся. Константин лишь безмолвно положил перед юношей белую таблетку и поставил воду, а затем прошёл к гардеробу, чтобы извлечь оттуда чистую одежду для юного повесы. Антон принял лекарство, что было для него уже привычным делом, и, покачиваясь принял сидячее положение. - Что-нибудь ещё? - почти прошептал Константин, прекрасно понимая, что Антон сейчас ощущает, и не желая причинять больших страданий, хотя стоило бы. Старик давно хотел настучать по мозгам этому почти что мальчишке, который так необдуманно убивал себя всё больше. Константин давно уже хотел донести отцу Антона о всех похождениях юноши, которые Константин, в силу возложенных на него службой обязанностей, знал почти что досконально. Но он этого не делал. Сложно было сказать почему. Наверное, Константин сам бы не ответил на этот вопрос. Отец Антона, если бы узнал о том, что творил его сын показал бы молодому человеку Ад на земле, он это мог и ещё как. Константин и это понимал. И старику было жалко мальчика, которого он любил, как родного. А ведь все мы не хотим причинять вред родным, которых любим. Вероятно, именно поэтому он до сих пор ничего, ни слова не сказал отцу Антона. Хотя возможно это и было ошибкой, пусть читатель уж сам решает это. - Нет, иди, - Антон призадумался, - хотя постой, - Константин обернулся в дверях, - вызови мне машину. - Хорошо. Через четверть часа Антон уже ехал в тонированной машине, угрюмо смотря на город, обступивший его со всех сторон. Вообще-то молодой человек любил современную архитектуру. Совершенные формы, закругляющиеся фасады, отражающие в себе город и бездонное небо... хотя нет. Нихрена не бездонное. Это была серая, грязная, беспросветная каша. Она била по и так больной голове парня. Но вскоре все гадкие чувства, навеянные болотным городом исчезли. Это случилось в тот момент, когда Антон вышел из машины около одного небезызвестного в кругах господ особо распальцованных заведения. Парень зашёл внутрь и попал в свой рай. В свете бирюзово-голубых и марганцовых ламп на темном столе несколько поодаль поблескивал, преломляя свет шара mille-glace*, белесый порошок, аккуратно разложенный небольшими порциями. Рядом с этим сидела девушка, Шастун даже не смотрел на её лицо - дело в том, что верхний и нижний края её платья располагались, казалось максимально близко друг к другу, отчего найти на этой особе прикрытую тканью часть тела было довольно таки проблематично. Это и были все цели Антона на весь день...***
Прошла неделя. Пожалуй воздержусь от сомнительной перспективы описывать в деталях жизнь этого молодого человека поскольку более уже всё равно сказать будет нечего. Других занятий у него не было. Могу только сказать, что за это время Антон ещё четыре раза выпроваживал сомнительных дам из своей квартиры, хотя сам наверное и не всех вспомнил бы... Но как бы ему не нравился подобный образ жизни, пятница приближалась весьма стремительно. Каждую пятницу Антон ровно в два часа пополудни должен был обедать у своего отца, а это значило, что он должен был несколько меньше пить и кутить всевозможными способами в предыдущий день, чтобы предстать перед отцом хотя бы в немного приличном виде. Всё утро Антон с помощью слуги тщательно приводил себя в порядок. Константин с невероятным отчаянием отмечал для себя, что с каждым разом юношу всё сложнее привести в хоть сколько-нибудь приличное состояние. Пожилой человек, многое повидавший и переживший и наконец, казалось бы, получивший возможность выложить всю накопившуюся заботу в пусть и не родного, но любимого мальчика, стремительно терял надежду, что юноша одумается, что будет чувствовать, что спасёт самого себя, что он хотя бы доживёт до тридцати... говорить с Антоном было бесполезно. Он уже давно не слышал. И увы, что самое страшное Константин не знал, что можно было бы сделать. Он чувствовал себя беспомощным и слабым и считал себя отчасти виноватым в происходившем. Ровно в два часа дня, вместе с первым ударом тяжелых настенных часов, Антон Андреевич Шастун зашёл в столовую комнату отца. Шастун старший поприветствовал сына и указал на стул. - Как твои дела? - формальность била по ушам юноши, но он уже привык, вернее сказать: последние года четыре, ему уже было плевать. - Хорошо, - голос совсем хрипел. Табак выкуриваемый в гигантских количествах давал о себе знать. - Я рад. Несколько минут в помещении стояла тишина. Просто тишина. Ничто её не нарушало и не должно было нарушать. Всё было в рамках правил этого пресловуто вежливого мира, в который Антоша вступил в ту секунду, когда появился на свет. -К нам сегодня присоединится Борис и Сергей, - спокойно оповестил отец. Это было нормальным явлением. Они никогда не оставались за обедом одинокими, поскольку было слишком уж много различных важных и нужных людей, общением с которыми не стоило пренебрегать из-за необходимого внимания к сыну. Итак, сегодня на обеде присутствовал друг отца Антона со своим сыном Сергеем. Серёжа с Антоном были давно знакомы, но круг их интересов пресекался правда только в клубах и на шумных бесшабашных мероприятиях, надо отметить, что Сергей не был, как Антон приверженцем многочисленных человеческих слабостей, он просто любил веселиться. Весь обед говорили отцы, но когда же они окончили и удалились дабы поговорить с глазу на глаз, Серёжа тут же радостно пихнул в бок Антона: - Я сегодня организую одно очень весёленькое мероприятие, - начал он поведя широкими бровями, - в общем намечается неплохая тусня. - Во сколько? - «утопить вновь свою печень в алкоголе? - да запросто!» - Часам к семи, думаю. - Ок. Где? - Я скину адрес. Более Антон ничего не слушал. Просто развернулся и пошёл, а Серёжа уже и не особо пытался что-либо сказать - он понимал, что парня теперь и чудо-то наверное не спасёт. Антон до отъезда в клуб просто сидел и читал. Жизнь настолько задолбала, что свалить куда-нибудь хотелось сильно, умереть же не позволяла настойчиво засевшая в голову мысль, что сегодня вечером намечается веселенькое времяпрепровождение, пропускать которое было крайне нежелательно. Книга же на пару часов создала иллюзию хорошей жизни. Курьёз же был в том, что книгу Антон открыл на середине и окончив сеанс «окультуривания» не потрудился положить закладку или даже варварски загнуть уголок. Он просто не собирался ни вникать в сюжет, ни размышлять над содержанием, ему нужно было занять чём-то ещё не до конца потерянный разум. Зато вот в клуб парень всегда приходил, как по часам. «Зачем же опаздывать туда, где тебе будет хорошо?» Всё очень быстро стало смешиваться в какую-то непонятную Шастуну последовательность событий: шум, музыка, свет, стакан, Серега, стакан, красивая [обладающая отменной фигурой и прочим] девушка, флирт, бокал, самодовольная улыбка, «жаль, что здесь нет наркотиков», стакан, Серега, танцы, толпа, девушка прямо по курсу [может уже и не та, что была пятью минутами ранее - а есть ли разница?], курс сбит - алкоголь, произведение искусства перед глазами, глаза в глаза, глаза синие, хочется послушать, что скажет, у него наверное красивый голос... у него...? Нет, не так: у НЕГО!!! Чё ему надо? Антон не был пьян, ну разве чуть-чуть, ну, может, и не чуть-чуть, но в данный момент голова работала относительно ясно, по крайней мере могла воспринимать происходящее. Какой-то парень сидел напротив Антона и уже долго смотрел на него. Смотрел, не отрываясь. Глаза в глаза. И, видно, заметив, что собеседник немного пришёл в себя, он тут же пересел на соседний стул и тихо, но чрезвычайно внятно заговорил: - Я Арсений. Имею более сотни снимков чрезвычайно личного характера, которые иллюстрируют ваши связи с несколькими мужчинами и употребление наркотиков. Доказать подлинность снимков труда не составит. Хочу девять миллионов. Время на «подумать» нужно? Шастун некоторое время сидел даже не особо входя в курс дела. Он просто слушал голос. Но когда до его сознания начал доходить смысл слов неизвестного... - Чего? - только и смог выдавить он. - Мне сначала всё повторить? - немного удивлённо, видимо, не ожидая такой реакции, спросил незнакомец. Антон только отрицательно помотал головой. На лице же его собеседника выразилось искреннее непонимание, но вперемешку с непоборимой надменностью. Антон же, уловив непонимание, лишь добавил тише. - Девять миллионов чего? В какой денежной единице? Превосходство и гордость в глазах загадочного человека сменили непонимание. - Ну не рублей же... я предпочитаю английские фунты. Антон тихо усмехнулся и, выставив перед собеседником правую руку с известной комбинацией пальцев, встал и направился к невыполненной цели - какой-нибудь красивой девушке. Антон даже смог ровно пройти шага четыре, но жесткая рука на плече вынудила его развернуться. Опять он. Этот тупой «якобы-вымогатель». Но на этот раз у мужчины в руке был большой пухлый конверт, из которого он быстро выдернул один из листов и пихнул Антону. Да, парень был пьян, да, он плохо соображал, но от того, что он увидел, уши его вспыхнули, и ноги резко отказали. На листе была распечатана фотография. На ней был Антон и его уже давно бывший молодой человек. Со стороны на фотографию было просто стыдно смотреть, учитывая то, что Шастун был ещё и участником происходившего... - Вообщем так, либо деньги, либо это будет у твоего отца на столе. Мы ведь знаем, что он тогда не посмотрит, что ты его сын, - чуть ли не пел от радости этот синеглазый урод, ну на самом деле совсем и не урод, а очень даже... В этот момент Антона с головой накрыла невероятная злоба. Но он не понимал, куда её выплеснуть. Он был как рыба на суше, в прямом смысле - он просто молча открывал и закрывал рот. Хотя это было только пару секунд. Затем изо рта юноши полезли особенно яркие и красноречивые выражения. - Я даю тебе неделю. Ровно неделю. Думай, только хорошенько... а то знаешь ли безнаказанность окрыляет... а тебе это не идёт. Незнакомец исчез и вернулась прежняя череда событий: алкоголь и очередная девушка.... На утро, Антон проснулся один, но это его не особо волновало. Он долго лежал созерцая потолок и пытаясь вспомнить, что же было вчера - это стало уже своеобразным ритуалом. В общей массе событий вчерашнего вечера особенно ярко выделялся синий цвет. Сначала он был бесформенным пятном, затем принял форму человеческих глаз. Через минуту Антон вспомнил весь разговор с этим Арсением... он подскочил с кровати, невзирая на головную боль и судорожно пытаясь придумать выход. Деньги у него были... фонд отцовской помощи был большой. Но это был не вариант. Нельзя было делать это. Отец бы заметил, да и Антону не хотелось жить впроголодь, ну ладно не совсем уж так… Скорее он просто уже привык вести широкую жизнь. В общем, каша в голове у молодого человека была знатная. Некоторое время он просто сидел – смотрел в стену и ничего не хотел предпринимать. В комнату после едва уловимого слухом стука вошёл Константин. Он был удивлён, что Антон уже не спит. На секунду в нём даже проснулась надежда, что молодой человек хоть чуть-чуть одумался, но нет… Всё ещё расширенные зрачки лучше чего бы то ни было иллюстрировали вчерашний вечер парня. Увы. Константин всё равно улыбнулся. Своей доброй и любящей старческой улыбкой. Он не мог иначе. Только вот было одно но: Антон уже давно не обращал на эту самую улыбку внимания. Какое ему дело до этого старика? Шастун не эгоист! Нет! Он просто сам затуманил свой разум и не видел ничего вокруг себя. Даже самого себя ему было различить очень трудно. Он слился в одно целое с излишествами своей жизни и терял, терял самого себя. - Ваш чай. - Спасибо. Антон редко разговаривал вне клубов и вечеринок, и это проявление внимания к другому живому существу, было для него крайне не типично. - Ещё что-нибудь? – Константин немного воодушевился. - Одежду. Слуга, выполнив просьбу Антона, вышел. Шастун заговорил, да. Но ему просто отвлечься надо было. И небольшой разговор со слугой на удивление помог. Мозг прояснился (на сколько это вообще было возможно в состоянии парня). Но с относительной ясностью головы пришло лишь понимание. Понимание того, что он не пойдёт на поводу у незнакомца и слабину не даст. Пусть говорит там, что угодно… На него, Шастуна, жизнь это не повлияет. Неопределенная храбрость, накатившая на Антона, словно заставила его напрочь забыть о компромате в виде нехилой папки фотографий… - Отвали от меня! – вслух воскликнул парень, хотя был один в комнате. Нервы его, увы, были ослаблены и он был слишком дёрганым. Поэтому он просто подскочил и бросился к выходу. Ему надо было заглушить страх, панику, которая была ещё лишь в подсознании, однако уже наводила ужас своим безмолвием, как будто кто-то всё время стоит за спиной, но стоит обернуться, и ты ничего не увидишь. Сегодня Антон пил больше обычного. Вообще, строго говоря, пьянел он быстро, а потому не часто “хлестал” алкоголь бутылками, но сейчас был этот самый случай.***
Эта неделя, увы пролетела для парня одним сплошным мутным пятном, серость которого разбавляли яркие и чрезвычайно короткие, в основном кстати синих оттенков (хм… почему же – мозг играл злую шутку с сознанием? А может судьба?) платья “подруг на пару часов”. Забыться получалось с трудом. Но всё же главный эффект был достигнут – про деньги, которые требовал с него странный тип, Антон забыл. Самого то Арсения он ещё как помнил – ночной шантажист порой всплывал в сознании. Но вот что тому было надо? На этот вопрос Антон к счастью или к сожалению не ответил бы. В четверг Антон пил особенно много, а по этому, когда в пятницу ему надо было, наконец, предстать перед отцом, он думал лишь об одном: “Когда же это закончится?!”. Эта мысль сидела в его голове с самого утра. И вот оно пришло. Исчадье Ада. Пытка. Конец. Обед с отцом. Антон, надушенный, причесанный, облаченный во фрак (ой да ладно, просто так было бы круче… пускай будет просто белая рубашка и светло серый костюм), предстал перед Шастуном старшим. Тот сидел как обычно, правда сегодня он подал голос, завидев сына. - Здравствуй. - Здравствуй, - Шастуна немного напрягло излишнее внимание. - Садись, садись. Антон сел и уставился в идеально белую квадратную тарелку, наполненную едой. Есть не хотелось… (да что обманывать то, он теперь вообще ел очень редко, не на уровне заболевания конечно, но всё же…). - Почему мы вдвоём сегодня, - без особого интереса произнесённая фраза, искренне выражала истинные эмоции – пофигизм, и еще раз пофигизм. - Подождем пару минут. Увы наш гость опаздывает… «Наш? А разве не твой?» В дверь постучали. И тихий спокойный голос произнёс: - Я войду? Антон не обернулся – дверь была за его столом, а голова слишком болела, чтобы лишний раз ею шевелить. - Да, конечно, - не медля ответствовал отец Антона, - присоединяйтесь к нам. Антон взглянул на очередного гостя, когда тот, пожав руку Шастуну старшему, сел с ними. Ну, собственно говоря, конец света наверное так и выглядит. Пожалуй, вы и сами уже давно догадались, кого принесло на “званый” обед. Тот самый Арсений с самодовольной улыбкой сидел теперь между двумя Шастунами. Антон вспомнил прошлую пятницу. Ужас на его лице отобразился за считанные секунды. Арсения это позабавило, и он едва заметно ухмыльнулся. - Антон, я должен тебя познакомить с этим молодым человеком. Это Арсений Сергеевич Попов. «С чего такая честь?» - одна единственная гордая и смелая мысль, а затем поток паники. - Мне показалось, что Константин слишком стар для твоего слуги. Да и тебе с ним, наверное, скучно. И я нашёл ему замену, - отец гордо указывает на Арсения. Мат. Просто мат. Непрекращающийся поток ругани. Ор. Истерика. Но только в голове. Он знает, что отец уже всё решил и спорить с ним, увы, бесполезно. Антон кивает. - Ну, и чудно! – восклицает отец, - поверь, Арсений Сергеевич – лучшая кандидатура! Но право, что мог в сложившейся ситуации возразить несчастный, запутавшийся в жизни юноша. Он просто протягивает руку Арсению и бездумно пожимает его кисть. Голова тяжелая, и думать нет сил. И очень хочется наконец выйти отсюда и прямиком направиться туда, где можно напиться и принять запретный порошок. Но обед не окончен… ещё надо высидеть минимум час бок о бок с этим чёртовым шантажистом. Пока Антон путался в своих мыслях, Арсений и Шастун старший завели увлечённую беседу. Эта шантажистская зараза оказался прекрасным собеседником. Это бесило ещё больше. Но на удивление судьба решила, кажется, сжалиться над парнем и обед быстро окончился. Попрощавшись с отцом Антон быстро выскочил из столовой. Арсений последовал за ним. - Ну и что ты тут забыл? – желание покурить, слабые нервы, страх – всё было в этой фразе. - Я - ничего. А ты забыл, кажется… ну… сам знаешь. - Мне была дана неделя. -Ага, - Арсений неимоверно самодовольно тянул это слово, - но вот только обещание ты не выполнил. Мне прямо сейчас фотографии твоему отцу отдать? Или не будем торопиться? - Ладно. «Как же хочется ему врезать, по этой [красивой] роже» - Чудненько, - Арсений легко приобнимает Антона за плечи, разворачивая в сторону выхода. - Мне кажется, ты ошибся, - довольно грубо прерывает его движение молодой человек, - мне в другую сторону. - В какую такую? «Ох, как не нравится мне эта ухмылка!» - Напиться и накуриться, - ну а зачем собственно скрывать свои пристрастия? - Нет. Возможно, где-то очень глубоко в душе Арсений и сожалеет, что сказал это короткое, но роковое слово. Ответный взгляд Антона был страшен и более того, отчасти дик. - Что прости? – разве что молнии не летят из глаз. «Что говорится в таких случаях? – Лучшая атака – это нападение? Попробуем…» - Арсений эту тактику применял часто и сейчас решил, что она тоже будет очень даже кстати. - Я сказал, что мы идем к тебе домой. - Ты вспомни, что ты никто, - улыбчиво пропел в ответ Шаст, - Не лезь. - Дорогой мой, это моя прямая обязанность. - Ни разу! – просто физически ему требовалось либо покурить, либо поорать. Лучше, конечно первое, но здесь было возможно только второе. - Я подписал контракт с твоим отцом. В нём черным по белому написано: “Уберегать от пагубных привычек, от влияния опасных слоёв общества, и от других факторов мешающих жизни А.А. Шастуна, как человека своей социальной группы”. Увы, друг мой, я просто делаю свою работу. - Козёл. - Антош, чаще вспоминай, папочку, которую я тебе показал и, глядишь ругаться, отвыкнешь. «Вот же блин он...»***
Ехали домой они молча. Передняя часть машины и, соответственно, водитель были за перегородкой, поэтому парни находились, можно сказать, без посторонних. Со стороны Антона это было чревато совершением хладнокровного, безжалостного и изощренного убийства, но он держался. Доехать в тишине не удалось. Наверное и правда, только показалось, что судьба пожалела Антона. Всю дорогу Арсений, не смолкая болтал про какие-то здания прошлых веков, мимо которых они ехали. Если честно эти развалюхи Антона никогда не привлекали. Хоть сносили бы их все, он бы бровью не повёл. Парень временами, не переставая правда смотреть в окно, прислушивался к тому, что говорил его новоиспеченный слуга. А говорил тот (зараза такая) красиво, увлечённо и интересно. В основном это были просто многочисленные странные и весёлые истории о нём, перемешанные с какими-то историческими фактами. Антону было не то что стыдно, но немного неловко, от того, что вещи которые Арсений говорил, как всем известные, парень вообще не знал, хотя и жил в Петербурге с самого своего рождения. Но всё же отвращение к этому типу было сильнее его обаяния. Когда наконец доехали, Антон молча вышел на закрытой подземной парковке и сразу же направился к лифту, не заботясь, что Арсений может не поспеть за его широким шагом. И о счастье ему повезло. Лифт закрылся перед носом Арсения. Антон только и крикнул в стремительно сужающийся проход между створок лифта: «Надеюсь, что этаж ты быстро найдёшь!». Шастун жил на семнадцатом... Обрадованный своей маленькой победой он нажал на несколько этажей помимо своего, чтобы слуга не определил на каком его подопечный вышел. Выходя же из кабины на этаже семнадцать, он отправил лифт дальше - вверх. Он был хотя бы немного счастлив. Но он оказался на пороге и осознал, снова, что счастье не вечно... Антон зайдя в квартиру увидел Константина. Тот стоял с небольшим плотно набитым портфелем и таким же кожаным чемоданчиком. И этот человек снова улыбался. Сейчас Антон это заметил, но если бы он посмотрел бы хотя бы раз до этого момента на улыбку пожилого слуги, то без труда бы заметил, что сейчас эта улыбка была другой. Складочки вокруг глаз стали немного глубже, губы немного изогнулись вниз по краям. Старичок не плакал, он даже не жалел себя, хотя теперь по всей видимости он останется без работы, уже насовсем... Константин (нет, я не могу так сейчас его называть! Это так грубо для него. Путь хотя бы на пару минут, пускай только для нас с Вами он будет Костей) Костя любил Антона и боялся за него. И он, знавший его слишком хорошо, понимал, что теперь Антон останется именно тем, кем считал себя все прошлые годы. Он останется брошенным. Больше не будет его, старичка, который единственный Антона любил и давал ему всё, что только нужно оставленному ребёнку, глупенькому подростку, запутавшемуся юноше. Костя не считал, что он исправно выполнял свои обязанности, но он был привязан к мальчику. Это ведь самое трудное отпустить того, к кому привязан. Но одно дело, если человека, за которого готов отдать жизнь, ты отпускаешь к человеку, подобному тебе, и совсем другое, если отпускаешь его в мир соблазнов и безрассудства. Но полно. Антон не стал бы столько молчать. Он просто вместо всех моральных метаний спросил. - Что? - Мне звонил Ваш отец, Антон, - как теперь трудно было назвать своего подопечного по имени. - А, понятно. - Я хотел Вас поблагодарить. За всё... Старичок говорил тараторя и от того чуть громко. Антон поднял руку в останавливающем жесте. Ему трудно было ещё переносить громкие звуки. - Спасибо, - только и прошептал старый слуга. Антон протянул руку: - Благодарю, Константин. Но старичок говорить уже не мог. Лишь судорожно сжал руку юноши, подержал её немного, а потом быстро подхватил свои немногочисленные вещи поспешно ушёл. Антон не стал закрывать дверь. Просто прошёл в гостиную и уселся на диван. Он слышал за дверью какие-то приглушённые голоса. Слов он разобрать не мог, да и не пытался. Спустя минут пятнадцать голоса умолкли. Спустя ещё пять в гостиной появился Арсений. Он, что удивительно, не злился, просто насмешливо смотрел на Антона. Антон же взгляд этот упорно игнорировал. А вот Арсений думал. Он только что встретился с Константином и долго с ним беседовал. Именно их голоса слышал Антон. Арсений всё вдумывался в слова пожилого слуги и всё больше и больше начинал бояться, что может ошибиться... *mille-glace - (от фр.) тысяча стёкол (зеркал)