***
Чонгук встречает его заплаканными глазами и улыбкой на пол лица. — Ты пришёл, хён! — бросается он к Хосоку на шею. — Как я мог не прийти? Ты и мёртвого поднимешь таким шумом. — Ты услышал как я играю? — Чонгук смотрит на него взволнованно и, кажется, не моргает. — Я так скучал, — он снова утыкается Хосоку в грудь. — Конечно слышал, как и весь дом. Давай зайдём внутрь, пока соседи с палками не набежали.***
— Хочешь, я сыграю тебе ещё? — Хосок улыбается и качает головой, показывая пальцем на воображаемые наручные часы. Чонгук весь поникает, опуская голову и плечи. — Мне очень нравится, как ты играешь, Чонгуки. Сделаешь это утром? — Если оно наступит... — вздыхает Чонгук. — Ты чего раскис? А ну-ка иди сюда, — Хосок притягивает младшего к себе, усаживая на край заправленной кровати, и смотрит в большие грустные глаза. Только сейчас замечает припухлость от недосыпа, красные линии в уголках. Лицо Чонгука белое, а губы сухие и обветренные. Ему вдруг нестерпимо сильно хочется наклониться и поцеловать их, своим языком придать им цвета. Хосок сглатывает ком в горле, в следующую секунду раскрывая объятия для младшего. Чонгук обвивает его руками, утыкается носом в шею, слишком громко вдыхая хосоков запах. — Ты опять плакал? — Хосок успокаивающе водит ладонями по слегка подрагивающей спине цепляющегося за него парня. Он уже не помнит, когда видел Чонгука не с красными глазами и не в ночные часы. Когда они виделись в последний раз днём? Что Хосок делал перед этим? А после? — Я слышу, как ты думаешь. Не нужно вспоминать, хён, — Чонгук трёт глаза кулаком и у Хосока сжимается что-то в груди. — Просто побудь со мной как можно дольше, пожалуйста.***
Они удобнее устраиваются на кровати, Чонгук, не отлепляясь от Хосока, заводит на ноутбуке фильм: громкость на минимум, картинка фоном, тусклое свечение экрана вместо освещения. Хосок зарывается рукой в мягкие волосы Чонгука, перебирает их пальцами, почти невесомо массируя кожу. Он видит чёрную макушку и их сплетённые ноги. Хосоку спокойно и уютно. Он чувствует себя дома, тяжесть в конечностях от беспокойного сна проходит. Только немного холодно. Странно, ведь сейчас лето. — У тебя открыто окно, Чонгука? — тот поднимает обеспокоенный взгляд. — Ты замёрз? Я открывал проветрить полчаса назад. Сейчас я согрею тебя, хён, секунду. Чонгук тянется к стулу за сложенным на нём шерстяным пледом, укрывает обоих, подпихивая концы внутрь ("конвертик, хён"), обнимает Хосока и греет его ладони в своих, нежно поглаживая хрупкие пальцы. Хосок улыбается и, наклоняясь ближе, целует Чонгука в щёку, после прижимается к ней своей. Кожа у Чонгука мягкая и прохладная. Хосок постепенно согревается и начинает проваливаться в сон. Ему стыдно, что он не поговорил с Чонгуком как следует, не расспросил о тревожащих младшего вещах. Он чувствует, что с ним что-то происходит, боится, что это что-то нехорошее. В попытке не заснуть, Хосок дёргается, каждый раз проваливаясь, ощущая, как внезапно земля уходит из под ног. Чонгук гладит его по руке и плечу, целуя в кончик носа, Хосок вспоминает, где он находится и, успокаиваясь, снова проваливается в дрёму. Сквозь дымку и поглощающую тишину сновидения, он слышит, как Чонгук чуть нашёптывает ему на ухо: "Я люблю тебя, хён. Завтра я сыграю тебе новую мелодию. Только ты услышь её, и приходи. Пожалуйста, приходи ко мне снова". Чонгук не смыкает глаз до самого утра, не выпускает из рук прижимающегося к нему спящего Хосока. Всматривается в любимые черты до тех пор, пока они окончательно не растворяются с первыми лучами солнца. Тогда Чонгук, ещё немного посмотрев на смятую рядом пустую постель, позволяет себе закрыть глаза, чтобы, проснувшись ночью, снова играть самую печальную из всех мелодий и делиться теплом своего тела с Хосоком.