***
Убрав горячую выпечку в мешок, Юнги протягивает Чонгуку один из трёх стаканчиков кофе, присаживаясь у клумбы напротив магазина. — Как ты вообще нашёл меня? — удивляется он. — На Фейсбуке, у вас там фотка столетней давности, — Юнги неодобрительно на него смотрит, снова хмурясь: это Хосок зарегистрировал его непонятно зачем, Юнги вообще туда не заходит. — Но цвет волос у вас был классный, мне нравится. Сейчас тоже красивый, — из-под панамки старшего торчат пшеничные пряди. — Так почему ты думаешь, что твой отец именно я? — Юнги становятся интересны причины такой убеждённости парня. — Мама рассказала. Я не часто спрашивал её об отце, чтобы она не переживала лишний раз, а потом увидел эти фотографии, вот, — Чонгук достает из бокового кармана рюкзака небольшую стопку чуть потёртых карточек. — Мама говорила, что это была её лучшая поездка в Сеул, она познакомилась с вами, а через неделю вернулась в Осаку, уже со мной. Понимая, что то был всего лишь «курортный роман» она не стала вас искать и беспокоить, но не подумайте, она всегда говорила о вас только хорошее, я очень хотел вырасти достойным вас человеком, познакомиться с вами, увидеть своими глазами. — Чонгук замолкает. Юнги видит, с какой теплотой парень на него смотрит, как любит его, заочно и сильно. Юнги была бы приятна такая любовь, это восхищение в юношеских глазах, но: — Ты знаешь того парня с фотографии, а не меня. Поверь, я не такой хороший и явно не пример для подражания. — Поэтому я здесь: хочу узнать вас не по рассказам, а настоящего, чем вы интересуетесь, какую музыку предпочитаете, хочу услышать, как вы играете на пианино. У вас есть семья? — Чонгук тараторит, заваливая его вопросами. Юнги кивает. — А дети, у меня есть братья и сёстры? — Я же сказал, что у меня нет детей, — Юнги чуть улыбается, этот парнишка такой наивный и добрый, в его глазах столько жизни и интереса к окружающему миру, что Юнги чувствует себя стариком. — Да, точно, простите... — Чонгук смущается, опуская взгляд. Он похож на воробушка, отважного, но всё ещё маленького. — Но теперь у вас есть я? — это звучит так неуверенно и так мило, с такой безумной надеждой, что у Юнги сжимается сердце. Они с Хосоком хотели детей и тяжело пережили отказы каждому из них в усыновлении. Юнги бы забыл об этом, но Хосок до сих пор не оправился, он стал бы замечательным отцом, самым лучшим на свете, а Юнги оберегал бы обоих, но в этой стране они не могут официально называть себя семьёй. Юнги уходит в мысли о Хосоке, на его лице расцветает улыбка, а в груди безграничная нежность. — Расскажите о вашей жене, пожалуйста, — робко просит Чонгук. — Вы о ней сейчас думаете и ей купили кофе? — Который, между прочим, стынет, пока мы тут сидим, — беззлобно поддевает Юнги, готовясь ошарашить Чонгука в надежде, что тот сразу сбежит. — Этот кофе и булочки, и вся моя жизнь для моего мужа, я гей. Вот так, Юнги смотрит с вызовом, но встречает абсолютно не изменившийся интерес и теплоту в глазах Чонгука. — Здорово, и давно вы вместе? — Юнги даже разочарован: японские дети такие современные. — Шестнадцать лет, — Чонгук присвистывает, Юнги смеётся, читая в его взгляде «ну вы и динозавры». — Хосок помнит все даты: когда мы впервые встретились, где и во сколько заговорили, первое свидание и всё такое. Порой мы отмечаем их, но это скорее, как повод лишний раз признаться в чувствах и вкусно покушать, занимаясь весь день ерундой. — Под ерундой он подразумевает приятные романтические мелочи, такие как поцелуи на последнем ряду кинотеатра или прогулку у реки Хан, когда при свете луны можно держаться за руки, не боясь быть замеченными. Чонгуку о них знать не обязательно. — Я, правда, рад за вас, это видно, — Чонгук указывает на его лицо, — видно, что вы счастливы. Мы с мамой тоже были счастливы, а теперь её не стало… Она не курила, даже затяжки за всю жизнь не сделала... Чонгук поникает, отводя взгляд, промаргивается, стряхивая слёзы резким кивком головы и поворачивается обратно, в его робкой улыбке читается грусть. Старший ободряюще улыбается в ответ, он не знает, как вести себя с подростками, а этот мальчишка такой сильный, справится и без него, ведь так? Юнги уверен, что Хосок дал бы ему затрещину, а парня задушил бы в объятиях. — Дай-ка сюда, — просит он, забирая из ладоней Чонгука фотографии, изучает их — на обороте нет даты. — Сколько тебе лет? — Семнадцать, — он снова поражается силе парня, приехавшего в другую страну в поисках отца. Но у Юнги для Чонгука плохие новости: сейчас ему тридцать семь, на фото — восемнадцать, они сделаны за два года до рождения парня. — Твоя мама была замужем? — Нет, у неё было несколько друзей, но они все оказались козлами. Понятно, из всех знакомых козлов, мать Чонгука выбрала наименьшего и живущего за тысячи километров, чтобы наверняка. Юнги тяжело вздыхает, собирая карточки стопочкой, вручает их Чонгуку. Как сказать этому ребёнку, такому удивительному и полному надежд, оставшемуся совсем одному в этом отнюдь не добром мире, что то, во что он верил всю свою жизнь, оказалось ложью? Во благо, ради него самого, но всё же… — Неси хосоков кофе, — Юнги вручает ему чуть тёплый стаканчик и улыбается от опешившего взгляда, — это твоя вина, что он остыл, тебе и извиняться. — И неосознанно протягивает руку, взлохмачивая пушистую макушку парня. Тот морщится и недовольно бубнит, скорее для вида, горящие глаза с открытой улыбкой выдают его истинные чувства. Юнги ведёт их обратно в сторону дома, представляя реакцию Хосока на выпаленное с порога «знакомься, это мой сын», нет, тот точно полезет обнимать этого ребёнка, даже ничего не дослушав. А Юнги... Он не отец Чонгука, но приложит все свои силы, чтобы стать для него родным человеком.Кофе для троих (Юнги/Хосок, Чонгук, G)
22 сентября 2019 г. в 11:30
В семь утра Юнги вываливается из подъезда, накидывая на плечо пустую барсетку. Хосок ещё не проснулся, он так сильно устал вчера и так мило утром обнимал во сне подушку, подсунутую Юнги вместо своего плеча, что старший решил порадовать его на завтрак любимыми булочками из круглосуточного. Юнги по привычке щурится, хоть солнце ещё не взошло, натягивая конец панамки на нос. Краем глаза он замечает парнишку, сидящего на лавочке. Тот вскакивает, увидев Юнги, закидывая на плечо огромный рюкзак болотной окраски. Юнги засовывает руки в карманы шорт и двигается дальше, пока его не окликают.
— Извините, вы Мин Юнги? — обращается к нему тот самый парень. Юнги хмурится и кивает. — Здравствуйте, я Чон Чонгук. Вы мой отец.
— Это вряд ли, парень, — Юнги разворачивается, направляясь в сторону магазина.
— Подождите! — тот его обгоняет, протягивая смятую фотографию. — Вот, это же вы? — Юнги, не удержавшись, хмыкает, увидев себя на двадцать лет моложе, с мятными волосами и тонко подведёнными глазами. — А это Амайа Чон, моя мама. Помните её? — на снимке молодой Юнги обнимает девушку с кудрявой копной длинных волос, они смеются, глядя в объектив.
— Это ничего не меняет и не доказывает, у меня нет детей. Передайте Амайе привет и до свидания.
— Она умерла полгода назад, — с сожалением произносит Чонгук, Юнги чуть сбавляет шаг. — Рак лёгких, без вариантов.
— Слушай, мне жаль твою маму, но ты что-то путаешь, я не могу быть твоим отцом, — Юнги начинает раздражаться.
— Постойте! Пожалуйста... Я просто хочу поговорить, — просит Чонгук. Мин скептически поднимает бровь. — Уделите мне пару минут, прошу вас, уверяю, я приехал не за алиментами.
— Ещё бы, — он смотрит на парня, что на пол головы выше его и значительно шире в плечах, — для них слегка поздновато.
Юнги вглядывается в лицо паренька: глаза большие, карие и добрые, как у его матери, чуть вьющиеся волосы собраны в хвост, он не производит впечатления опасного человека. Но он не может быть сыном Юнги, исключено.
— Ладно, пошли, — сдаётся он, — у тебя есть время до того маркета. — Чонгук радостно улыбается и плетётся за ним.