***
Весь день Хосок получает видео-сообщения от Чимина. Тот устраивает целый челлендж в поддержу «куриного супа» и вместо сна достаёт с мелкими хёнов. Сначала макне-лайн исполняют танец Хосока и Бэкки на панорамном балконе, где на фоне чёрного неба видны только белые майки, как приведения, скачущие в полной темноте под звук редких сигналов машин с дороги. Потом они танцуют в гостиной, в дурацких пижамах со Снуппи, размахивая подушками, под конец дубася ими друг друга. Они танцуют на кухне, гремя в руках сковородками, у Тэхёна на голове металлический дуршлаг, по которому Чимин с Чонгуком поочерёдно ударяют венчиками для взбивания крема. Они танцуют у двери в студию Юнги, топчась на его коврике с приветливым котиком, тщетно барабаня кулаками в дверь и мучая звонок (Юнги давно его отключил). Чимин будит Намджуна с Сокджином, и если первый наотрез отказывается танцевать, зарываясь в одеяло с головой, то второй подыгрывает и отплясывает так, что Хосок сгибается пополам от смеха. В такой позе он добирается до Бэкки, показывая ей видео где Сокджин, не прерывая хаотичных движений и заливаясь краской, зачитывает на сносном испанском строчки: «Куриная лапша или курочка со спагетти, ни у одной из этих девушек нет такого флоу, как у Бэкки, йоу» и посылает свой коронный воздушный поцелуй. На заднем плане Намджун приставляет два пальца к виску и одними губами умоляет «не приезжай». Бэкки смеётся до слёз, опираясь о руку Хосока, тот скулит «итс май бразерс», они трясутся от смеха так, что сталкиваются лбами и Хосок чудом не роняет мобильный. Отдышавшись, Бэкки просит набрать Сокджина и лично благодарит его за дозу веселья, выученные слова и такую поддержку. Сокджин расплывается в ответной улыбке, осыпает её комплиментами и дедовски шутит. Он говорит на английском чуть заикаясь, очень стараясь подбирая нужные слова, но не совсем верно. Бэкки его понимает и машет на прощание ладошкой, получая в ответ ещё один поцелуй. А Сокджин получает в бок от Намджуна за такие заигрывания, показывает ему язык и чмокает в щёку, чтобы лидер не дулся, поправляет его одеяло и, выключая в комнате свет, выходит в коридор, продолжая видеосвязь с Хосоком. Он рассказывает, как они тут справляются, как скучают и ждут его, как мелкие сходят с ума, разнося общежитие, и как усердно готовились к челленджу, что толком не спали. — У нас одиннадцать дня, все только угомонились и улеглись, — подытоживает Сокджин. — Намджуна ты видел, сейчас заглянем к остальным. Хосок, приезжай скорее, Юнги один с детьми уже не справляется, — Джин вдруг замирает, становясь очень серьёзным, — они что, взломали студию Юнги? — удивляется он, наводя камеру на открытую дверь «Genius lab». Несколько секунд на экране ничего не видно и стоит полная тишина, после чего Сокджин выдыхает. — А нет, всё в порядке, можешь не торопиться, Юнги мимикрировал. Сокджин подносит палец к губам, показывая «тише», и направляет камеру в студию. На столе горит монитор с открытыми вкладками, Хосок замечает несколько дорожек музыки, на узком диване напротив Чимин, Чонгук и Тэхён, переплетясь конечностями, тихо посапывают. Хосок не сразу замечает в этой куче-мале торчащую макушку Юнги. Он там вообще дышит? Сокджин ехидно посмеивается, прощается с младшим, делает пару селок на фоне спящего безобразия так, чтобы зажатые щёки Юнги тоже попали в кадр, и, расплетая клубок тел, поочерёдно относит каждого в кровать, заботливо поправляя подушку и одеяло. Юнги он переносит первым, тот почти ничего не весит, совсем не сопротивляется и сквозь едва приоткрытые веки смотрит на него с благодарностью. А вот Тэхён до последнего не хочет отцепляться от Сокджина, он кусает ладони хёна и тому ничего не остаётся, как укусить в ответ. Засыпает Тэхён только после того, как Сокджин приносит Чимина, и младший утягивает его в свои объятия-тиски. Чонгук тоже не может заснуть, хоть и говорит, что всё в порядке, часто моргая, не отводит взгляд от стенки. Сокджин устраивается рядом и обнимает макне, поглаживая ладонью по спине. Чонгук утыкается ему в грудь и принюхивается — пахнет домом, очень знакомо и успокаивающе, но всё равно не Хосоком. Сокджин приподнимает его голову за подбородок, проводит большим пальцем по мягкой щеке, поймав кончиком носа трепет ресниц, целует Чонгука аккуратно и нежно. Поцелуй медленный и тягучий, как что-то совершенно обыденное, и очень горячий — Сокджин тёплый как грелка. Он передаёт младшему спокойствие и уверенность, заверяя своими губами, что всё будет впорядке. Чонгук прижимается ещё ближе и через десять минут засыпает. Даже тогда Сокджин не перестаёт его крепко обнимать, оставляя невесомые поцелуи в висок.***
Хосок прилетает в Сеул в десять вечера, в одиннадцать он прощается с менеджером у общежития, заходя в здание. Измотанный перелётом, он оставляет багаж у двери и тихо проскальзывает в ванную, надеясь не потревожить ребят. Свет в коридоре и прихожей горит лишь боковой, из комнат не доносятся голоса. Хосок рад, что никто не видит его помятым и настолько не в форме. Он долго стоит под горячими струями воды, наслаждаясь массажным эффектом, прикрыв глаза, едва не засыпает, как слышит звук раздвигающихся дверей душевой. Хосок не поворачивается и не открывает глаз, чуть вздрагивая от любопытства и ожидания. Через пару секунд сильные руки прижимают его спину к голому торсу, широкая грудь часто вздымается, обдавая хосокову спину прохладой извне. Он расслабляется, обмякая в родных объятиях, чувствуя позади надёжную опору. Широкие ладони с его груди перемещаются выше, небрежно задевая соски, и тянутся к шее, лаская линию подбородка и щёки, проворные пальцы сминают губы, проникая в рот, разрешая себя покусывать. — С возвращением, — горячий шёпот на ухо заставляет мурашки пробежаться по телу. Хосок чуть всхлипывает, ощущая, как мокрая ладонь касается его дёрнувшегося члена, и откидывает голову на любовно подставленное плечо. — Сокджин, — зовёт он, слабо толкаясь в ладонь, всхлипывая от крепкой хватки и медленных ласковых движений. — Чшш, — шепчет старший, замедляясь, в одно движение перевернув Хосока лицом к себе, впивается в его губы. Они целуются страстно и горячо, как после долгой разлуки, неистово вылизывая друг друга, вжимаются в тела и трутся вставшими членами. Отстраняясь, они прижимаются лбами, часто дыша, почти замирают. Сокджин медленно опускается на колени перед Хосоком, не отрывая взгляда, он целует покрасневшую головку, проводит мокрыми губами по члену, целуя каждый сантиметр, и с придыханием заглатывает. Горячая вода продолжает течь по спине Хосока, но обжигается он от пухлых губ Сокджина, что плотно обхватывают ствол, поглощая по основание. Сокджин держится за его бёдра и стонет, лаская внутри языком, Хосок впивается в его волосы и, закусывая губу, остервенело трахает его рот своим членом. Он вбивается резкими толчками, выходя лишь на половину, упивается стонами Сокджина, его покрасневшим лицом и влажными глазами, в которых абсолютная покорность. Хосоку кажется, что Сокджин высасывает из него жизнь, взамен наполняя раскалённым железом, он горит со всех сторон, снаружи и изнутри, ему нестерпимо горячо и узко, ему так хорошо, что он кончает через пару минут, покрывая лицо Сокджина своей спермой. Тот лишь пошло облизывается, вставая с колен. Наблюдая в широкое зеркало, как одевшийся Сокджин обмокает кожу Хосока полотенцем, заботливо не пропуская ни сантиметра, младший взвизгивает от неожиданной боли в плече — старший с силой кусает его, оставляя красный след от зубов. — За что? — не понимает Хосок, потирая укушенное место. — Зайди на «Старпоп», — Сокджин смотрит на него с укоризной и, ударив полотенцем по попе, скрывается за дверью. Хосок, ещё полностью обнажённый тянется к телефону: все новостные сайты пестрят фотографиями из аэропорта. — Вот чёрт, — выругивается он, откладывая гаджет. На кадрах он в здании аэропорта, в расстёгнутой джинсовке на голое тело с бордовыми засосами по линии ключиц.***
Хосок дважды приглушённо стучит в студию Юнги, уверенный, что старший ещё работает. Звонок тот отключил месяц назад, о чём мелкие пока не успели догадаться. Оказавшись внутри он понимает, что был прав: оборудование на столе включено, на нём же кружка с засохшей кофейной гущей на дне и коричневым налётом по ободку. Юнги кивает на свой диван — свернувшись клубочком на нём спит Чонгук, зажав в руках учебник английского — Хосок кивает в ответ и проницательно смотрит в глаза. Во взгляде Юнги нет разочарования, осуждения или злости, в них тепло, спокойствие и огромная усталость, спрятанная за радужкой, оттеняемая робкой улыбкой. Он протягивает руки и Хосок падает в его объятия, опуская голову на родное плечо. Юнги обнимает крепко, размерено дышит куда-то в шею, Хосок в его руках расслабляется, напряжение стекает таящим комом с плеч, наполняя тело облегчением и утешением. Они стоят практически неподвижно, наслаждаясь тихим присутствием друг друга, их пальцы крепко сжимаются на коже, оставляя красноватые отпечатки: хосоково «не отпускай» и «держу тебя крепко» Юнги. Старший ведёт сухими губами по открытой коже, рассыпая по шее Хосока мурашки горячим дыханием. Скользя по сиреневым разводам, он поднимается выше, касаясь приоткрытых губ своими. У Хосока перехватывает дыхание от тона Юнги — напористого и властного, но такого неторопливого, никуда не спешащего. Старший ведёт, сплетая их языки, изучает своим рот Хосока, вылизывает и покусывает; младший отвечает, полностью отдаваясь, цепляется пальцами за плечи и, задыхаясь, сдавленно стонет. Хосок не сразу чувствует боль, ощущая на кончике языка привкус металла. Он отстраняется, дотрагиваясь до нижней губы, прокушенной Юнги. — Это тебе вместо удара в челюсть, не хочу зря стирать костяшки, — говорит он спокойно, но Хосок понимает: Юнги знает всё, больше, чем может рассказать его разукрашенная засосами шея. Он стоит как вкопанный, покусывая разбитую губу, боль ощущается на периферии, точечными разрядами возвращая в реальность. Юнги достаёт из шкафа чёрную водолазку, помогает стянуть с Хосока футболку и переодеться. Хосок может и сам, но ладони Юнги задерживаются на обнажённой груди, спускаются к кромке штанов, переходят за спину, уверенные поглаживающие движения успокаивают. Он поправляет хосоковы волосы, пуша не до конца высохшие пряди и проводит по прокушенной губе подушечкой пальца. Хосок ловит тонкие пальцы Юнги ладонями и подносит к губам, прижимается к ним, горячо дышит, трётся щекой. Юнги целует его, показывая, что всё в порядке. С дивана доносится копошение и сонный голос Чонгука. Юнги отпускает Хосока и тот оказывается на диване, устраиваясь рядом с младшим. — Хён, ты приехал? — он промаргивается, расплываясь в счастливой улыбке. — Мальчик мой, — тянется к нему Хосок, — привет. Он убирает взъерошенную чёлку, гладит Чонгука по волосам и лицу, притягивает к себе, прижимая тесно, насколько это вообще возможно. Чонгук внюхивается, утыкаясь носом в водолазку: тонкий ворот мешает ему добраться до шеи хёна, не подозревая, что так и задумано. Сквозь запах кондиционера он различает тонкий аромат, сладкий, но не принадлежащий Хосоку. Чонгук морщится и жмётся ещё ближе, впечатываясь в хёна, желая оставить на нём свой след, свой запах и раствориться в крепких руках. Хосок протискивает колено между его ног и сдавливает руками так, что хрустят косточки — Чонгук удовлетворённо урчит, подставляя лицо поцелуям. Хосок прикасается везде: лоб, кончик носа, прикрытые веки, скулы и губы. Он двигается с жаждой дорвавшегося до воды путника, оставляя мокрые следы, шепчет, как сильно скучал и с ноткой вопроса повторяет «мой». Чонгук скулит в поцелуй и трётся о ногу Хосока, цепляется за него пальцами, рвано дыша. «Конечно я твой» кричит каждая клеточка его тела. Хосок запускает ладонь в его штаны, под боксёрами тесно и мокро. Младший скулит в голос от прикосновений — за это время его никто не касался. Хосок медленно оглаживает влажный член, такой красивый и твёрдый, легонько сжимает, направляя коленом толкающегося в ладонь Чонгука. Его тело дрожит, а губы открыты в немой просьбе, Хосок впивается в них, разнося по телу разряды. Чонгуку становится нестерпимо горячо, он даже не замечает, как Юнги обнимает его со спины, протискивая свои руки подмышками, сплетая с младшим пальцы. Чонгук впивается в ладони ногтями, Юнги терпит и крепко держит, шепча что-то неразборчиво-успокаивающее на ухо. Хосок влажным пальцем пытается проникнуть внутрь, но колечко мышц плотно сжимается, не пропуская. Без Хосока Чонгук не прикасался к себе и сам. Старший трётся ребром ладони между ягодиц, ловя с губ Чонгука непрерывные всхлипы и «хён.. хён... хён». Он лижет кончиком языка его шею, Юнги кусает за мочку, и Чонгук кончает, продолжая сотрясаться всем телом. Откидывая голову назад, на плечо Юнги, он получает от него долгий поцелуй в губы, пока Хосок со смаком облизывает собственные пальцы, перемазанные в чонгуковой сперме. — Ты был таким громким, Чонгуки, — Хосок протягивает палец Юнги, тот слизывает белёсые капли. — Хёны будут ругаться? — пугается младший, поджимая колени к груди. — Что ты, малыш, — успокаивает Хосок, убирая прядку волос с его лба, — они захотят тебя попробовать. Но не сегодня. Хосок заправляет в штаны Чонгука выбившуюся футболку, вытерев её кончиком оставшиеся разводы, и устраивается поудобнее, вновь прижимая младшего к себе. Тот утыкается носом в Хосока, расслабленный и довольный. Запах разгорячённого тела мешается с запахом пота Хосока и духами Юнги, старшие крепко обнимают его с двух сторон, прижимаясь губами. Последнее, что слышит Чонгук перед тем как заснуть, это шёпот Хосока «спокойной ночи, любимые».