Часть 1
6 августа 2018 г. в 00:05
Я, находясь в глубокой апатии, прогуливался по берегу Черного озера. А чему радоваться, если весь Хогвартс считает меня обманщиком? И ведь не в первый раз такое происходит. Если подумать, то всю жизнь все вокруг только и делали, что бросали меня.
Вначале родители, хоть и понятно, что не по своей вине они погибли. Но почему, почему они доверились этому Петтигрю? У него даже кличка — «крыса». Разве сразу не была видна его гнилая натура? Почему не переехали? Почему отдали мантию Дамблдору в то время, когда их по какой-то причине искал сумасшедший Темный Лорд? Тысяча «почему» без ответа. Хотя я понимал, что, возможно, в то время все это не было таким уж очевидным. Однако детская обида, взращенная голодными днями и ночами в чулане под лестницей, так просто уходить не хотела. Почему одноклассники в школе, пообщавшись день-два, бросали меня? Даже не старались общаться тайно, если уж они так боялись Дадли и его подпевал? Почему на первом курсе Макгонагалл не поверила мне? Пусть мы были первокурсниками, но уже, хоть и чудом, победили тролля. Почему на втором курсе все считали меня наследником Слизерина? Да, я владею парсенталгом. Ну и что? Я никогда не просил об этом. И вот снова никто не поверил, когда я сказал, что не бросал свое имя в кубок огня и никого не просил этого делать вместо меня. За что? Я ведь не сделал за все время учебы ничего плохого: хорошо играю в квиддич, помогаю, когда меня просят, первым ни к кому не лезу. Так почему ко мне такое отношение? Потому что я чертов мальчик-который-не-сдох? Почему Драко любят на его факультете, хотя он ведет себя, как свинья? Или почему любят близнецов Уизли, хотя каждый второй первокурсник и второкурсник лежал в больничном крыле из-за их розыгрышей?
И ладно, в принципе, меня всегда до этого поддерживали друзья. Но не теперь, когда Рон обвинил меня в обмане и том, что не сказал, как я «обошел» ограничительный круг вокруг кубка. Гермиона… Гермиона на словах поддерживает, но нет-нет, да и в ее глазах видны сомнения. Видимо, только нежелание потерять друзей заставляет подругу разрываться между мной и Роном. И мало мне только этих проблем, так я стал по утрам замечать странную реакцию своего Поттера-младшего. Кто бы мне объяснил, что это значит? Не подходить же с этим вопросом к Гермионе?
Внезапно я увидел книгу в красном кожаном переплете. Подойдя ближе, я поднял ее с пожелтевшей травы и смахнул налипшие осенние листья. На обложке золотыми буквами было написано: «Sex Note». Тетрадь пола? Что за странное название? (В моем фанфике Гарри никто не рассказывал о сексе, и слово «sex» может переводится именно так. Часто указывают в анкетах). Открыв книгу, я увидел только пустые страницы и примечание в самом конце, написанное красным, готическим шрифтом:
*Люди, чьи имена будут записаны в тетрадь секса, займутся им.
*Тетрадь не подействует, если пишущий имя, не будет знать лица того, кто должен совокупиться. Таким образом, людям с одинаковыми именами ничего не грозит.
*Если причина секса написана в течение 69 секунд после записи имени, то так оно и случится.
*Если причина секса не указана, то через 69 секунд, заданный вторым направится или будет принудительно телепортирован к первому, и они займутся случайным видом секса, где пассив — указанный вторым. Если же упомянут только один человек, то он начнет мастурбировать до момента наступления оргазма. Если несколько раз обозначен один и тот же человек, он будет мастурбировать столько раз, сколько раз было написано его имя.
*После написания причины секса есть ещё 6 минут и 69 секунд для написания обстоятельств секса.
*Секс считается исполненным после однократного оргазма всех людей, вписанных в тетрадь, если не указано обратного.
И что это за бред? Как можно заняться полом? Наверняка это одна из шуточек близнецов. Да и последняя странная книга, что я держал в руках, оказалась в итоге воспоминанием Волан-де-Морта. Надо бы показать ее директору. Но что делать, если это обычная тетрадь? Подумает, что я просто выдумываю, лишь бы оправдаться. Точно, сначала надо у Гермионы выяснить, что такое секс! Ведь не о поле же здесь говорится? А подруга умная — должна знать.
Вернувшись в гостиную, я вспомнил, почему ушел гулять подальше от Хогвартса — везде презрительные, недоверчивые взгляды, будто я им в тыквенный сок плюнул, а не участником турнира стал. Не обращая на них внимания, привык уже к изменчивому настроению толпы, я подошел к Гермионе:
— Гермиона, ты можешь мне помочь с одним вопросом? Это по поводу значения слова, — как-то неловко спрашивать о таком, наверняка я что-то не так понял, и она будет смеяться надо мной.
— Да, конечно, о чем ты хотел спросить? Это о сегодняшнем уроке чар? — когда дело касается учебы, Гермиона становится предельно серьезной и собранной.
— Нет, я хотел спросить о сексе. Это ведь не только «пол», верно? — спросил я. Э, а почему на меня так все пялятся и ржут в кулак?
— Гарри, а ну-ка выйдем, и ты мне все расскажешь. Особенно о том, кто надоумил тебя спросить такой идиотский вопрос. Рон? Близнецы? Это ведь они, верно? — не давая мне и слова вставить, удивительно сильно для такой хрупкой девушки, потащила меня на выход из башни Гермиона. За спиной послышался громогласный хохот. Неужели я сказал что-то смешное?
Заведя меня в один из пустых кабинетов, где мы часто отрабатывали втроем практику новых чар, Гермиона хмуро на меня уставилась и уперла руки в бока. Она всегда так делает, когда очень недовольна мной или Роном.
— Гарри Джеймс Поттер, я жду объяснений! По какой причине ты выставил нас обоих на посмешище всему Гриффиндору? — недовольно произнесла подруга и гневно начала топать ножкой. Если я сейчас ничего не скажу в свое оправдание, то в лучшем случае — меня ждет нотация, часа на полтора, о моем безрассудном поведении, а в худшем — она обидится и уйдет.
— Гермиона, понимаешь, я тут тетрадку нашел странную и в ней сказано, что если написать имена людей, то они займутся сексом, вот я и… — однако, не успел я договорить, как меня перебили.
— То есть, ты нашел какую-то дурацкую тетрадку и опозорил нас на всю школу? Гарри, не существует таких тетрадок! Тем более таких, которые могут заставлять людей заниматься сс…сек… постыдством. Я ни в одной книге такого не видела. Даже дневник Сам-Знаешь-Кого не мог просто так взять и подчинить. Ему целый год понадобился, чтобы взять под власть Джинни. Знаешь, Гарри, мог бы придумать и другой способ оправдаться перед факультетом, а не срамиться самому и срамить меня заодно. Поговорим, когда скажешь правду, а не отговорку, — она уже развернулась и собиралась уходить, гордо вздернув носик, но я, в страхе потерять единственного оставшегося друга, крикнул:
— Гермиона, подожди, я тебе докажу… — так, где же она! Блин, это учебник зелий, а это чар. О, вот она! Так, теперь перо и чернила, обмакнуть и написать: «Гермиона Грейнджер». Фух, коряво, однако наспех лучше бы и не вышло. Надеюсь, сработает, и уж теперь она мне поверит.
— Ну и, чего мне теперь ждать? Что ты там пишешь в тетрадке? — Гермиона подошла, но…
— Гарри, и что я должна увидеть в пустой тетрадке? — что, она ничего не видит? Как же так? Странно. Там что-то говорилось про 69 секунд вроде бы. Может что-то произойдет после этого времени?
— Поверь мне, вот тут я написал твое имя. В тетради написано, что ты что-то будешь делать после 69 секунд. Я так и не понял что — слово странное, — объяснил я скептически выглядящей Гермионе.
— Ладно, я подожду. Однако, если ничего не случится, пеняй на себя, — нехотя согласилась девушка.
Прошло чуть больше минуты:
— Гарри, со мной что-то странное, все мое тело горит изнутри! Аааах, я не могу больше терпеть! — внезапно Гермиона упала на пол, будто ее ноги не держали.
— Гермиона, ты в порядке? Что с тобой? Да ты вся красная, я позову мадам Помфри! — я уже собрался бежать, как девушка, протяжно застонав, выдавила из себя:
— Ох, нет, Гарри, стой! Мне не плохо, скорее совсем наоборот. Никогда не испытывала такого возбуждения! Аааах! Все, больше не могу! — что, зачем она трусы снимает? Да она описалась! Все ее трусы промокли насквозь. Теперь понятно, почему она никого звать не хочет. Но почему она раздевается передо мной? Ей не стыдно? Я отвернулся и услышал за спиной стоны — но не от боли, а какие-то другие. От удовольствия? И почему у меня так туго стало в штанах?
— Ах, ах, ах, да, да, как же хорошо! Поттер, я тебя расцелую! Ах. Нет, убью, сотворить такое бесстыдство! Ах, ааах. Да, вот здесь классно! Ах, сначала расцелую, а потом убью! — я не смог сдержать любопытства и посмотрел, что там делает подруга. А она делала что-то странное — терла свою промежность и извивалась. Под нею натекла небольшая лужица липкой, судя по ее рукам, жидкости. У меня такая иногда утром бывает в трусах. Другой рукой она сжимала свою небольшую, но и немаленькую, если сравнивать с другими, грудь, засунув руку под распахнувшуюся блузку.
— Герми, ты что такое делаешь? И почему так стонешь? Может ты пописать хочешь?
— Гарри, засранец, не сокращай мое имя. Ах! И не смотри на меня, ох, дааа! Почему, почему когда смотришь, мне так хорошо? ААААААХ! — протяжно застонала подруга, смотря на меня затуманенным взором, в котором была злость на меня и что-то еще, непонятное. Из-под нее брызнуло еще больше жидкости. Неужели пописала наконец? А сама гриффиндорка выгнулось дугой и задрожала. Я подхватил ее, чтобы девушка головой не ударилась. Вовремя, она обмякла прямо у меня на руках.
— Ааах. Гарри, это было самое приятное, что я перенесла за всю свою жизнь, — нежно произнесла она и сладко поцеловала меня в губы. Ммм, приятные ощущения и на вкус, как клубничка.
— А это тебе за самый позорный момент в моей жизни, — разорвав поцелуй, гневно выкрикнула подруга и врезала нехилую такую пощечину, отчего даже мои очки слетели. Когда я на ощупь нашел очки и надел их, Гермионы уже не было. Впрочем, как и трусиков, лежащих до этого на парте. Только лужица жидкости на полу и тетрадь в красной обложке говорили о том, что все происходящее здесь мне не приснилось.