о яблоках и тепле

Соломонова волосы, что назойливо в глаза лезут, за уши убирает и лицо своё бледное под лучи июньского солнца подставляет и греется-греется-греется. Её мантия с эмблемой пуффендуя уже валяется где-то рядом с сумкой на траве, а Илона никак не может заставить себя идти обратно в школу. «Да и зачем?» — проносится в голове, ведь пропустить такой момент она никак не может. Может уже завтра ливни начнутся, кто знает. Это все-таки туманная и пасмурная Англия, такая привычная к этому. А Илона вот непривычная. Не хватает ей солнца тёплого и игривого. Не хватает солнечных зайчиков на уроках трансфигурации, которые пускал Дэни, когда они были на третьем курсе. Соломонова тепло всей своей душой любит, светлой и ласковой, точно такой же как сегодняшнее солнышко. И как можно уйти с уютной полянки в душную, скучную библиотеку? Нет, конечно, она обещала помочь Бурцеву с историей магии, в которой разбиралась так же хорошо, как Дэни в той же трансфигурации и астрологии. Но за опоздание в пятнадцать-двадцать-двадцать пять минут парень её не убьёт же, верно? Тем более Бурцев прекрасно знает, как девушка дорожит такими моментами. Илона растягивает губы в улыбке, думая о многолетней дружбе с парнем. Вместе с первого курса и вот уже пятый год подходит к концу, несданными остаётся лишь парочка предметов, включая ту самую историю магии, в которой Бурцев плавает. Хотя даже не плавает. Барахтается, как брошенная рыба на берег, в надежде вернуться обратно в море. Вот так и Даня надеется на свою подругу Соломонову, которая в данный момент обещает себе, что встанет и пойдёт помогать. — Нежишься, малявка? — слышится назойливый голос прямо над ухом и Илона распахивает глаза, всего лишь на пару градусов поворачивая голову влево и узнавая небрежную щетину. Хотя и по голосу понятно было, что идиллию пришёл нарушить самый раздражающий человек в Хогвартсе (или вообще в Мире) — Никита Лукашев с гриффиндора. С шестого курса, чем обуславливалось такое обращение к Илоне. Спокойно и молча отсев на пару метров вперёд, Илона надеется, что Никита не глупый мальчик, сам все поймёт. А Лукашев яблоко из мантии достаёт и рядом садится, отдавая фрукт. Илона, конечно же, замечает жест парня, но зеленое, спелое и сочное яблоко (которое именно в этот момент захотелось) не берет и в противоположную сторону от парня отворачивается. Никита смеется, тихо так, даже сказать лучше посмеивается. Над такой горделивой пятнадцатилетней особой. Девочки-девочки такой, старающиеся показаться ему грубой и холодной. На змею похожей. И Никита в какой-то момент года даже верит в такую Илону, пока вновь не обводит взглядом светлые волосы, румянец детский, но такой завораживающий на щеках и шарф желто-чёрный. Добрая она. Добро другу своему Дане улыбается, смеется искренне над шутками Макса с их факультета и сильнее в себя влюбляет. А змеюкой (Никита в голове всегда меняет на змейка, ибо Соломонова не змеюка точно) казаться хочет, ибо Лукашев дружит с Олегом, что друга её трогает. А та защищает его пламенно, преданно и верно так, что Никита восхищения сдержать не может. — Ты же любишь яблоки, — «и мандарины» — пролетает в голове у Никиты, но он решает, что добавлять это не стоит. Илона голову в его сторону поворачивает и подборок гордо задирает, смех вызывая. Но Лукашев держится. Если посмеётся, Соломонова уйдёт точно. А вместе с тем и шанс. У Никиты перед выпуском три несданных экзамена и желание поцеловать Илону такое сильное, что второе мешает подготовке к первому. Ну не сможет он уйти из Хогвартса, даже не попытав судьбу, понимаете? Поэтому смех сдерживает и свободной рукой руки Илоны касается, ладошку раскрывая и яблоко туда кладя. Руки у Соломоновой тёплые, мягкие и он не может не коснуться её ещё хотя бы раз. И касается. Подушечкой большого пальца тыльную сторону ладони поглаживает, когда Илона яблоко принимает и в руке его сжимает. Сердце удар пропускает, а яблоко из её рук катится по траве. Но Никита даже не подрывается за ним, не смея разорвать зрительный контакт. Лукашев в зелёных глазах с таким изысканным ободком вокруг читает непонимание, сомнение и волнение. Но не видит отторжения и, осмелев (не зря же шляпа на Гриффиндор отправляла), аккуратно её ладошку в своё сжимает, пальцы переплетая. А Соломонова уже ни о яблоках, ни о Дэни, ни о долгожданном солнце не думает. Думает о самом раздражающем гриффиндорце, что в этом учебном году на бал приглашал, а потом просил хотя бы один танец. А Илона хмурилась, руки на груди складывала, как Женя Майер со Слизерина, надеясь во взгляд всю обиду за Бурцева вложить и самое главное не дать заметить. Заметить искреннее сожаление и огромное желание хоть один танец станцевать. Соломонова ведь не может с другом врага её друга танцевать, так ведь? Так ведь в кодексе у хороших друзей написано? Илона взгляд в сторону отводит, на руки глядит и обратно на Никите внимание фокусирует. Тот же руки отпускает и поднимается с травы, а потом яблоко поднимает. Об мантию заботливо вытирает и, поворачиваясь к девушке, дабы вернуть ей «пропажу», заложником оказывается. Соломонова его за руку к себе подтягивает и, на носочки вставая, свой первый поцелуй дарит. Короткий, воздушный и трепетный. — Тебе идёт солнце, — смеясь, произносит парень и крепко ладошку Илоны в своей сжимает, на что та фыркает, а потом смеется, волосы за уши заправляя.