Алоха, Мин Юнджи!

«Может, свечи зажечь, чтоб Чонгуку комфортно было? Да нет, ванильщина же редкостная, да и парень сшибанет минимум одну обязательно и устроит костерок прямо в своей спальне». Ах да, насчет спальни Гука. Там сейчас и дожидается его в великом предвкушении исполнения своего заветного желания Мин Юнджи в забавной пижамке с изображением многочисленных, но одинаковых котеек, показывающих средний вытянутый вверх палец. Сидит себе спокойно на краю кровати, подергивает ножкой на ножке, да думы думает. — О, может, мне ему рэп наподобие баллады зачитать, как прелюдию? Что-то типа: В твои глаза я окунуся, В них изваляюсь, очернюся. На носик лягу загорать, И там начну я засыпать. Затем, чтоб освежится, я в твой рот еще нырну, А там уж и спокойненько помру. Заебися я поэт, прям в Юнгешу талантом пошла… или же он в меня… — шепчет себе под нос Джи, закатывая глаза к потолку. А затем, слыша тихий звук открывающейся двери, переводит взгляд на вошедшего и хищно улыбается. Чонгук стоит на пороге бледный-бледный, глаза его за пару секунд успевают пробежать стометровку в поисках спасения, которого нет. Сам ведь пришел. Сам и соглашался, а теперь страшно. Нет, и до этого не зашибца было, но сейчас, видя этот хитрюжный оскал, сбежать хочется… желательно в Россию. Там вряд ли найдет, она ж большая. Но вопреки своим мыслям проходит вперед, становится напротив Юнджи… Юнги. напротив своего хена, о котором никогда раньше не думал в сексуальном плане, ибо: а нафига? Да и парень у Гука уже как бы есть. «Как бы» — это потому что они с Кимом до сих пор толком ничего не обговаривали. Ведь тоже: а нафига? Так, говорится, и живем. Юнджи встает с кровати неспешно, чтобы не спугнуть напряженного в края Чона, обходит парня, становясь напротив лицом к лицу и с чувством облизывается, от чего ее губки становятся влажными, а сердце Чонгука тем временем нахреначивается об грудную клетку со звонким «еблысь-еблысь». — Встань прямо, закрой глаза и не вздумай сопротивляться, иначе уговор нарушишь, — мурчит Юнджи, приближаясь почти вплотную к макнэ. Чонгук уже морально готов, что сейчас чужие губы его губ коснутся. Но, вот, чего он совсем не ожидает, так это того, что с него вдруг пижамные штаны начинают стягивать. Да на колени перед ним встают, как он успевает увидеть, на секунду приоткрыв глаза. Чон Чонгуку за всю свою жизнь так страшно еще никогда не было. Он аж дышать перестает, да и в голове совсем пусто вмиг становится, так что Чон даже и не задумывается о том, чтобы сбежать. Вдруг дверь в комнату младшего резко распахивается, ударяясь об стену, и на пороге нарисовывается Тэхён, что неверяще смотрит на развернувшееся перед его глазами действие, шумно сглатывая и спрашивая с нескрываемой яростью в голосе: — Какого хрена ты творишь? Мин Юнджи уже по привычке закатывает свои глаза, оборачиваясь к парню: — Я всего лишь хотела чмокнуть святые ляжки Чонгука. А ты что подумал, нлошка отъетая? — Ля… что? — Чонгук испуганным кроликом взирает на Мина, что перед ним на коленях расселся. — Сучьи тупни, — ворчит Юнджи, а после поочередно слегка прикладывается влажными губами к ногам Чона, целуя чуть выше колен. — Оох, — испуганно смотрит на шокированного Кима макнэ. — Моя прелесть, — проводит ладонями после этого Юнджи по выбритым ножкам Гука, а затем внезапно хлопает по ним, да так что звук кажется нереально громким в мертвецкой тишине комнаты. Удовлетворенно хмыкнув, она натягивает обратно на ноги Чонгука пижамные штаны и с блаженной улыбкой на губах молча удаляется через дверь, будто бы случайно ощутимо пихнув плечом в плечо стоявшего на ее пути Тэхена. — Мои девственные ляжки, — шепчет Чон, пяля в одну точку чуть выше плинтуса. — Уже нет, — раздается холодное рядом. Чонгук не слышит, продолжая ныть: — Я ведь даже тебе запрещал их целовать. — Ага, вот именно. А ей за просто так позволил. Может, у вас все же взаимно, Чонгуки? Макнэ наконец-то приходит в себя, поднимая взгляд и натыкаясь на опущенную светлую макушку Кима. — ТэТэ, — тянет он к нему руки, понимая, что парень расстроен и обижен. Тот отходит назад, избегая прикосновения. — Спокойной ночи, Гуки. Желаю тебе приятных снов и Юнджи сверху аки вишенку на торте, — не глядя на него произносит Тэхен и порывается уйти, но ловкий Чон перехватывает его за талию, крепко обнимая со спины, и чмокает в шею со словами: — Ну че ты, как дурак? Спереди пыхтят: — Еще и обзываешься. А с Юнджи ты милашка-стесняшка, что аж блевать мармеладными мишками хочется. — Ревнивый дурак, — поворачивает к себе лицом Тэхена, заглядывает в его большие карие глаза, что сейчас чуть прищурены в неком подозрении, и губами к губам тычется. Его дальше пропускать и не думают. Обида ведь ебаная. Хоть и хочется уже поддаться и втянуть в настоящий поцелуй мелкого, но гордость же превыше всего. Да, Ким Тэхен? Да нихуя, — плюет в ответ светловолосый и приоткрывает рот, сплетаясь языками с Чонгуком. Тот довольный, что аж словно светиться начинает, особенно когда в его темные волосы длинные тонкие пальцы пробираются, да пропускают его пряди между собой, чуть оттягивая. — Может, с ляжками ты и вторым будешь, зато во всем остальном первый, — между поцелуями успокаивает его Чон, убирая пальцами длинную челку с глаз своего хена. — Тебя, что, родители в детстве не целовали? — картинно изображает удивление блондин. — Да тьфу на тебя, Ким Тэхен, я же не об этом, — хихикает Чонгук, утаскивая старшего за собой в сторону своей кровати, садясь и утраивая его попку на своих коленях. Тэхен пижаму свою по-быстрому расстегнуть пытается, пока его лицо расцеловывают мягкие теплые губы. Так торопится, что даже случайно пуговку одну отдирает. Шипит змеюшкой, потому что кофта-то новая и недешевая, но сразу же забывает о ней, когда руки Чонгука оказываются на его обнаженной груди. Поглаживают его плоское пузико, затем напролом (через резинку пижамных штанов то есть) в трусы пихаются, находя там свою пробудившуюся добычу. Ким стонет низко, вонзая короткие ноготки в плечи Чона и не догоняет, почему мелкий еще не голышком под ним? Тот все же стягивает все оставшееся шмотье с Тэхена и начинает активно водить по его эрекции, затягивая одновременно с этим блондина в мокрый поцелуй. За этим действием, увлеченные друг другом парни совсем не замечают открывшуюся дверь пару секунд назад и осуждающее мотание головой. А как слышат голос, то оба пристыжено вздрагивают. Старший неосознанно жмется ближе, а Гук обнимает его одной рукой, ведь вторая все еще остается занятой. — Позорные трахоморды. Я только за порог, а они уже шкурки свои поскидывали, — скрежещет зубами Юнджи, но следом охает, отмечая, — А нет, оппочка, все же не расчехлился, а жаль… И о, Тэхрен, не зря я все-таки за телефоном своим вернулась. Хотя бы узнала еще один твой плюс — ты все-таки не баба. А то было бы обидно за мой пол. Закончив и схватив телефон со стола, она эффектно оборачивается и выходит, захлопнув за собой дверь. Чонгук и Тэхен находятся в немом ахуе. Первым заговаривает Ким, ежась от прохладного воздуха из не до конца закрытого окна. — Гуки, ты или отпусти, или продолжай уже, а то мне надувает вообще-то. Чон ойкает, аккуратно берет старшего на руки, перекладывая на кровать и нависая сверху со словами почти губы в губы: — Сейчас отогрею. — Трахни лучше. — Я это и имел в виду вообще-то, — поясняет младший. — Йа, я сейчас вас сам обоих выебу, если будете и дальше тянуть. Тут к вам зрители порываются, оповещенные Юнджи о намечающейся картине рейтинга восемнадцать плюс, а у меня не десять рук, чтоб их всех держать, — слышат они громкий голос Сокджина и заливаются оба краской от пяток до макушки. — Кха-кха, Гуки, чего-то спать так резко захотелось… — тянет Тэ. — Мне тоже, хен, — чересчур громко зевает Чон, — давай тогда спать. Слышат за дверью несколько разочарованных вздохов, удаляющиеся шаги и Сокджиновское: «блядские извращенцы» и хихикают еле слышно: — Теперь грей, Чонгуки, — обнажает Тэхен свои зубки в любимой Гуком четырехугольной улыбке. — А мне ведь спать реально захотелось… — Айщ, по шее хочешь? — Тебя хочу, — беззвучно смеется парень, целуя блондина в надутые губы.

***

«Привет, моя любимая лапулечка-пиздюличка, Мин Юнгеша. Конечно, этот день был прикольным. Но, блин, если завтра снова проснусь Я, то в скором времени ты узнаешь, что засосал Чонгука-оппу, надавал от всей души пиздюлей Петухену и обматерил на заморском Намджуна, а еще дал пожамкать свою аппетитную сракетку Хосоку, чтобы потом не без причинно отхлестать его по рукам, заклеил чем-нибудь рот чересчур шуткотливому Сокджину, а Чимина… этот сученыш такой лапочка, что я пока не решила, что сотворю с ним. Но это не отменяет того факта, что ОНИ МЕНЯ ВСЕ БЕСЯТ! (Даже мой Гуки. Потому что, каким надо быть глупеньким, чтобы отвергать такую прелесть, как я?) Теперь я понимаю, почему у них нет девушек и они тусуются друг с другом. Не, не так. ПОТОМУ ЧТО они «тусуются» друг с другом. Вот, теперь норм. Я шипперю только себя с Чонгуком, а остальной поебени мне не надо (особенно той, что сейчас за стенкой жамкается). Короче, расхлебывайся сам. Отдохнул и хватит. Саранхую, хоть ты и редкостный сучий затупок. Твоя сестренка Юнджи: *» п.с. чтобы в следующий раз я нашла в шкафу хоть одну цветастую шмотку, иначе я буду ходить голышом ;)