Последняя война Республики

      В Риме мало что поменялось за прошедшие недели. Но главное, что заметил сам Цезарь, так это то, что даже в близкой ему Субурре практически исчезли голодающие. Зерно подаренное царицей Египта по новым соглашениям с Римом позволило накормить жителей Вечного Города к неудовольствию многих аристократов, особенно крупных рабовладельцев. Цезарь хорошо знал эту породу, что скорее утопит лишнее зерно в Тибре или затопит им себе жаровни, нежели накормит им голодных.       К некоторому удивлению и даже легкой ревности Цезаря, почти все внимание было приковано отныне к его египетской союзнице. Хотя для диктатора это был даже небольшой плюс, можно было отдохнуть от излишнего внимания. Конечно, о ней стали говорить еще со времен их знакомства, но теперь весь город утонул в разнообразных слухах, порой поражавших своей фантастичностью. Шептались и об объединении Рима и Египта, о некоем указе Цезаря, который позволил бы ему многоженство, само собой и о колдовстве шептались и о бедствиях, что вскоре обрушатся на Рим. Цезарь естественно этим слухам не верил и с удовольствием их игнорировал, но их становилось уж очень много и их источник вычислить не представлялось возможным.       Но сейчас, чувствуя свежий насыщенный морем ветерок мысли Цезаря В окружении пары десятков ликторов он прибыл в Остию — морские врата Вечного Города, где заканчивались последние приготовление к отплытию египетских гостей. Освежающий морской бриз сейчас не утешал Цезаря, скорее наоборот, напоминал ему о скорой и неизбежной разлуке с египетской царицей. Жителям города, который посещали все торговцы Маре Нострум наверное еще никогда не видели столько иноземцев на пристани, которые торопливо сновали туда-сюда с многочисленными грузами, а матросы готовились поднимать паруса и налегать на весла. Роскошная делегация египетской правительницы, армии ее слуг и стражей требовала десятка два больших кораблей, что готовились к отплытию. И от вида поднимающихся египетских парусов на душе римского правителя скребла кошка.       Клеопатра как и всегда сохраняла свое самообладание, не выражая своих истинных эмоций, но сейчас в ее взгляде, в ее душе тяжесть, досада и горечь от предстоящей разлуки с Цезарем. Время в Египте и в Риме сильно сблизило их, пожалуй даже слишком сильно. Египетская царица старалась сохранять величественный облик, заставляя местных зевак лицезреть ее и ее слуг во всем великолепии, будто бы это она, а вовсе не Цезарь сейчас была их повелительницей.       Юлий прекрасно понимал, что Клеопатра не может надолго задержаться здесь. Цезарю и самому вскоре предстояло вновь покинуть Вечный Город, в границах республики еще пылала гражданская война, а всякие соседи-интервенты с радостью пользовались ситуацией, вторгаясь в пределы республики. Однако Цезарь не мог разорваться на несколько частей и вопрос о приоритетах волновал и беспокоил его больше всего. - Я должна вернуться, я правительница Египта, а не Рима. Там мой дом и мои подданные, к которым я обязана вернуться. Не хочу надолго оставлять их без присмотра, — произнесла Клеопатра, как всегда стараясь не показывать своих эмоций, однако небольшая нотка грусти все же слышалась. — Я понимаю, что о нас будут говорить гадости и мерзости, но все же, я хотела бы попрощаться с тобой не здесь под прицелами завистников и клеветников, а на моем корабле в уединении. Приготовления были по большому счету завершены и после разговора с одним из слуг, Клеопатра предложила Цезарю взойти на борт ее роскошного, тяжелого корабля, больше походившего на плавучую крепость. Лишь вступив на него и, уединившись в покоях самой Клеопатры, Цезарь почувствовал, что сможет выговориться и попрощаться с царицей так, как она этого заслуживает, а не так как это официально должно было выглядеть.       Сами покои царицы на корабле не блистали той роскошью, что ее дворец в Александрии, но тоже демонстрировал статус владелицы. Правда тут повсюду были разложены таблички, свитки папирусов и даже пергамента, порой на непонятных Цезарю восточных языках. Клеопатра явно любила читать и посвящала этому свободное время. Для правительницы в чьем городе была крупнейшая библиотека мира это неудивительно. Удобная мебель и приглушенный свет из-за занавески лишь располагал к разговору по душам. - Да, здесь нет посторонних ушей и глаз, здесь мы можем побыть самими собой. Признаться тебе, те недели что ты провела здесь со мной были лучшими за последние годы. Я давно не видел столь близкого, столь понимающего меня человека, — довольно неожиданно возобновил прерванный разговор именно Юлий, который хотел как-нибудь поблагодарить Клеопатру за поддержку, что та оказала ему в столь непростой период.       Это было абсолютной правдой, лишь первая жена Цезаря, ради которой тот не побоялся бросить вызов всесильному Сулле была ему ближе Клеопатры. Кальпурния же, хоть и была им любима, но она была немного чужой для него, она не могла помочь ему в его делах и деяниях полезным советом или поделиться опытом. Антоний же его лучший друг был чрезмерно прямолинеен, а его круг интересов довольно узок, с таким можно было часами говорить о войнах и политике, но на разговорах об искусстве или истории Антоний будто глотал язык. Клеопатра же была идеальной собеседницей, очень близкой Цезарю по духу. Не говоря уже о близости, которой они предавались в эти дни. - Позволю не согласиться, наша первая встреча и время, что мы провели тогда в Египте, вот что было по-настоящему прекрасно. Я бы многое отдала, чтобы испытать это снова, — мечтательно и сентиментально произнесла египетская царица. Если бы ее такую увидели бы посторонние люди они ни за что не поверили бы, что эта молодая романтичная натура грозная и величественная царица Египта, считающая себя живой богиней. Но здесь, вдали от посторонних глаз, Клеопатра могла себе это позволить, побыть самой собой. — Как жаль, что все хорошее и прекрасное так быстро заканчивается.       Со стороны было бы забавно видеть правительницу Египта такой - немножко мечтательной, романтичной. Будто юная девушка, нашедшая свою первую любовь. Но главное, она была живой и человечной. Совсем не то, что представляла собой Клеопатра на людях и особенно перед своими подданными. В общении с ними, да и с иноземцами, она всегда была правительницей, если не богиней в теле человека - безжалостной к врагам и милосердной к нуждающимся, но всегда выше обычных людей. - Я знаю, но ты всегда можешь прибыть сюда снова. Здесь, в Риме ты можешь чувствовать себя как дома. Ты будешь здесь под моей защитой, — пообещал Цезарь, подойдя ближе к романтичной, но погрустневшей царице. Царица напротив него без своего привычного образа выглядела уязвимой, нуждающейся в защите и поддержке, хотя Юлий знал ее силу воли и духа.       От предложения Цезаря царица Египта чуть помрачнела и отвела взгляд. Она несмотря на свою важность и высокомерие, все же не питала иллюзий относительно отношения к ней римлян. И если простые жители хорошо к ней отнеслись, то вот аристократия и в целом местная элита приняли ее холодно. И Клеопатра прекрасно это чувствовала. За время интриг в своем дворце, где смерть могла прийти с любым глотком воды или куском пищи, царица научилась чувствовать настроения вокруг и вот римская аристократия явно ее проверку не прошла. - Я не чувствую, что здесь меня принимают как свою, чувствую ненависть и презрение со стороны этих высокородных особ, — последнее Клеопатра произнесла с ядовитым презрением, вспоминая как на ее прибытие отреагировали многие сенаторы и прочая римская элита. — Если бы я только могла казнить самых мерзких из них и приструнить оставшихся. Жаль, что здесь у меня нет никакого влияния. В Египте все должны служить фараону, независимо от происхождения и статуса. А тут... - С тобой все в порядке, Клеопатра? Не припомню тебя такой сентиментальной, — все же высказал вслух замечания Цезарь, однако царица никак не отреагировала на них. - Я не вижу в этом ничего постыдного, ты единственный кому я могу показать свои истинные чувства… Другие, они недостойны этого. Мы же с тобой не просто люди, а потомки богов, Цезарь, нам самой судьбой решено быть вместе, единым целым, — с нескрываемым восхищением и нотками любви проговорила Клеопатра, приблизившись к правителю Рима и взяв его за руку. - Всегда любил твою амбициозность, Клеопатра. Ты ненасытна, в хорошем смысле этого слова, ты не остановишься на достигнутом и всегда найдешь себе новую цель. Ты понимаешь и осознаешь тяжесть власть и диадема у тебя явно не для красоты, — положив свою ладонь сверху, произнес правитель Рима, что видел в египетской царице родственную душу.       Клеопатра невольно улыбнулась такой оценке. Да, она была не без изъянов, но Цезарю была ближе совершенно непритязательной Кальпурнии и при этом понимала Юлия лучше Марка Антония. Все это сближало куда крепче власти, которой они обладали. - Я сейчас читаю историю великого Геродота и я уверена, что о нас будут писать ничуть не хуже в будущем. Мы обязаны быть образцом для большинства людей, которым не понять нашего величия, — призналась Клеопатра, бросив взгляд на развернутый свиток папируса, что лежал на ее столе. — Мне понравилась история вавилонских цариц Семирамиды и Нитокрис, их мудрость, их деяния... Ах, хотелось бы, чтобы про нас с тобой вспоминали не хуже. - Ты читала про великого Кира, создателя Ахеменидской державы? — поинтересовался Цезарь, как бы намекая царице на того, кто был ему близок в геродотовой истории. Юлия подкупала отнюдь не по-восточному деспотическая власть Кира, а его военные победы, походы и гуманность с милосердием. - Нет к сожалению, дальше я пока не успела прочитать, но обязательно до этого доберусь, — игриво пообещала Клеопатра, улыбаясь Цезарю.       Так неожиданно рассуждения Клеопатры пришли к разговору об Истории Геродота. Цезарь видел как египетская правительница пытается с умом поддержать любой его разговор, будто бы желая оттянуть неприятный и грустный момент их расставания. Клеопатра даже сейчас явно не хотела вновь оставаться одинокой. Да, в своем дворце она окружена многочисленными слугами и вельможами, многие из которых поклоняются ей как живой богине. Но от того она была лишь больше одинока и лишь с Цезарем, которого признавала равным себе, египетская правительница давала волю эмоциям и своим истинным чувствам, что многие годы тщательно от всех скрывала, не желая показывать слабость. - Я уверена, что нас ожидает великое будущее. Наши страны самые сильные и великие в мире и истории, а нам с тобой нет равных. И я считаю, что мы должны поделиться нашим величием, нашими достижениями со всем остальным миром и принести ему свет. Эх, только представь, если бы мы обладали силой настоящих богов, как бы мы изменили этот мир к лучшему. Наша общая империя смогла бы преодолеть голод и нищету, найти место каждому, справедливо воздать по заслугам всем негодяям и принести мир на эту землю, — мечтательно произнесла Клеопатра с нескрываемым сожалением. Она ощущала себя богиней, она и была ей — Исидой, но скованная человеческим телом. - Не сомневаюсь, но сначала надо довести до конца дела в Риме, дабы он стал тем образцом, на который захотят равняться остальные народы. Не только из страха перед его могуществом, но и из уважения к его культуре, его развитию и процветанию, что он дает всем своим гражданам, а не только своре богачей, — согласился с ней Цезарь, правда не торопясь пока вместе с Клеопатрой завоевывать мир. Его собственный дом — Рим разваливался на части, помпеянцы рвали его на куски, а с разных сторон слетались всякие стервятники-интервенты вроде Фарнака, что желали поживиться римскими землями. И это не говоря о новых чудовищах.       И Клеопатра и Цезарь чувствовали искренность слов друг друга. Для каждого из них власть во многом была не самоцелью, и не способом утопать в роскоши, а способом изменить жизнь к лучшему. И заодно огромная ответственность. Клеопатра не могла без отвращения вспоминать про деяния Потина и его шайки, что растаскивали казну, земли, рабов ее отца, а заодно были не против избавиться и от нее. Жгучая ненависть поднималась в ней, когда кто-то прикрываясь ее именем творил бесчинства, как и всякие попытки манипулировать ей, как это делал Потин с ее недалеким братцем. Она с удовольствием царствовала одна, без всяких вельмож, если бы это было возможно, но делиться с ними властью у нее точно не было в мыслях. Они были лишь ее слугами, исполнителями ее царской воли.       Цезарю же хорошо были знакомы нищета и бедность. Юность прошла не в самом приятном районе Рима — Субурре, где приличных или просто обеспеченных людей можно было пересчитать по пальцам одной руки. Зато иноземцев, бедняков и падших женщин там было в достатке и никогда не убавлялось, несмотря на зашкаливающее количество преступлений. Наоборот, их с каждым днем становилось все больше, все чаще туда приходили потерявшие свои земли крестьяне как римляне, так и латиняне, как и ветераны из-за каких-то махинаций оставшиеся без заслуженной земли. На фоне этого можно было видеть немногочисленных сенаторов и богатых рабовладельцев и ростовщиков, утопавших в роскоши и попиравших традиционные римские законы. Это и сближало столь разных по географии и характерам правителей. - Я буду ждать, когда ты наведешь порядок в Риме. Но в тебе есть еще кое-что, — Клеопатра подошла ближе, словно пытаясь услышать сердце Цезаря. Она конечно замечала, что в последнее время правителя Рима что-то гнетет, но не могла понять что. А сам Цезарь не делился с ней, поскольку сам не нашел решения и сомневался, что совет Клеопатры ему поможет. Правда царица Египта и так решила его поддержать. — Я чувствую в твоей душе тревогу и сомнения, я вижу как какой-то туман окутал твой разум. Я не знаю его причины, но это гнетет тебя. Это связано с теми неведомыми тварями?       Цезарю не хотелось это признавать, но ему бы хотелось, чтобы Клеопатра осталась здесь подольше. Да, он прекрасно понимал, как это будет выглядеть со стороны, но в ней была по-настоящему родственная душа, они отлично понимали друг друга. Такого у Гая не было ни с Антонием, ни с Кальпурнией. - Не переживай, ты победишь. Я это знаю, что мы снова встретимся, я не знаю, где и когда это произойдет, но мы снова увидимся однажды в прекрасный день, как сегодня, - сентиментально и мечтательно произнесла царица Египта, подарив волю своим эмоциям и бросившись в объятия к своему любимому.       Цезарь заключил Клеопатру в теплые объятия, понимая, что увидит ее еще очень нескоро. Обычно правитель Рима предпочитал не думать о неудачах, особенно если они еще не случились, но вот сейчас с этими порождениями Ехидны даже его уверенность оказалась под сомнением. - Прошу, будь осторожен, постарайся не посрамить мою уверенность... Я не сомневаюсь в твоей победе, но будь осторожен с этими знатными змеями. Они будто бы... Какой-то... Огромный спрут, — попросила напоследок Клеопатра, не желая разрывать обрывать приятных объятий с любимым человеком - единственном, кому она могла довериться и открыться. - Постараюсь, но и ты не забывай про осторожность, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, пока меня нет, — Цезарь не меньше переживал за Клеопатру и ее безопасность. Она была для него куда больше, чем верным союзником. По сути только с ней, да с Марком Антонием он мог быть до самого конца откровенен. И Юлий не хотел допустить, чтобы с египетской царицей что-то случилось. — Ты всегда можешь положиться на Руфиона и его войска, они защитят тебя от любой беды. - Поверь, я всегда осторожна, на моей страже стоят десятки, если не сотни достойных людей, готовых защитить меня как от кинжала, так и от яда... И я тебе бы советовала такими обзавестись. Пусть мы боги, Цезарь, но тела наши смертны, — Клеопатра будто бы пропустила совет Цезаря мимо ушей, поскольку она была уверена в собственной безопасности. Ее дворец был надежной крепостью, а попасть в него могли лишь те, в чьей преданности и безопасности царица нисколько не сомневалась.       Цезарь ничего не ответил, лишь крепче сжал свои объятия. Ему не хотелось отпускать от себя прекрасную Клеопатру, хотелось бы, чтобы она осталась с ним хоть на лишний день, час, пусть даже мгновение. С ней он мог приглушить бурю в своей душе, она же, несмотря на юность, могла поделиться с ним своим опытом и своей практической мудростью и знаниями. Однако их теплую идиллию прервало появление знакомой служанки Хармион, что держала на руках кошку. Будь это кто-нибудь еще, царица могла бы показать ей свой гнев и свою ярость, но Хармион была скорее помощницей и даже подругой Клеопатры, а не обычной прислугой. - Моя царица, моряки говорят что ветер нам благоприятствует, не стоит задерживаться с отплытием, — предупредила Хармион, поглаживая кошку на своих руках. Ее появление напомнило и Клеопатре и Цезарю о том, что они на царском корабле, которому уже надо отправляться обратно в Египет. - Помни, что я тебе говорила, Цезарь, будь осторожен. Я хочу снова увидеть тебя, — понимая, что пора расставаться, предупредила на прощание Клеопатра, вновь сливаясь с правителем Рима в прощальном поцелуе и наслаждаясь последними мгновениями в его объятиях. - Мы обязательно встретимся вновь, не важно, где и когда, Клеопатра. Не забывай об осторожности, в случае чего обязательно пиши мне, — также попрощался с царицей диктатор Рима, считавший себя отчасти ее защитником. Потеря Клеопатры была бы для Цезаря огромной, невосполнимой утратой и расставаться с ней не хотелось, но пришлось разорвать и прощальный поцелуй и объятия.       Попрощавшись с царицей, диктатор Рима вернулся к ожидавшим его ликторам, дабы вернуться в Рим. Путь домой не занял много времени и прошел без приключений. На удивление сегодня даже просителей было куда меньше чем обычно, учитывая сколько у его раба-секретаря собралось писем. Вернувшись, Цезарь первым делом поинтересовался у него, что произошло, пока он прощался с Клеопатрой. - Поска, я вернулся, проводив домой египетскую царицу. Ничего интересного или нового? Нет ли вестей с северной границы? Может Курион наконец-то написал и прислал хоть что-нибудь? — поинтересовался уставший после расставания с Клеопатрой правитель Рима. Да и неизвестность терзаний только добавляла. - Да ничего нового, господин, жители жалуются на притеснения и поборы, крестьяне на огромные долги и принудительные аренды земли, а часть ветеранов на то, что не могут получить обещанную землю. А и еще, часть кредиторов требует повременить с вашим указом о кассации, — развел руками Поска, перед которым лежали рассортированные стопки посланий и прошений. — Поверьте, господин, появились бы нужные вам письма, я бы не дожидаясь возвращения, побежал бы к вам с ними. - Хорошо, Поска, разберемся со всем этим. И будь начеку, будет что-то интересное, сразу говори мне, — предупредил секретаря диктатор Рима, у которого в руках была теперь огромная власть и оттого нужно было быстро реагировать на любые изменения обстановки. Но пока вечер обещал свестись к очередному разбору прошений.       Видя стопку писем у своего секретаря, Цезарь, вздохнув, принялся их вместе с Поской разбирать. Каждый раз, когда он видел и читал эти жалобы, диктатора волей-неволей а подмывало покритиковать себя за бессилие. Он получил столь большую власть, официально в Риме ему был никто не указ, но его планы, его распоряжения исполнялись со страшным скрипом, будто в колесе оказалась не палка, а целое бревно. Системно решить проблемы нищеты, бедности и притеснений у Цезаря пока не получалось, лишь помогать тем, чьи просьбы до него дошли, да надеяться, что реформы рано или поздно дадут свой результат.       Отбытие Клеопатры оставляло неприятную пустоту в душе. Диктатор поссорился со своей женой и время, проведенное с правительницей Египта сглаживало все неприятности и невзгоды. Да, Юлий понимал что его репутация может пострадать из-за египетской царицы, но плебеям было откровенно наплевать на измены и интрижки, да и благодаря Клеопатре на рынках вновь было в достатке зерна и хлеба. А мнение части сенаторов и всадников, которые не любили Цезаря, его самого не сильно интересовали. Был бы объект ненависти, а повод найдется.       Однако подумать о своих семейных и других делах и даже немного поскорбеть о них не дал его Поска. Он в какой-то момент разбора прошений вышел из кабинета, чтобы проверить, не появились ли новые послания, а теперь он зашел обратно с важным объявлением. - Господин Цезарь, вас желает видеть ваш друг Марк Туллий Цицерон. Говорит у него есть какие-то важные сведения для вас, — объявил Поска, который несколько раз видел великого оратора в хозяйском доме и оттого не сомневаясь, пропустил его в дом диктатора. - Друг Марк Цицерон? Что же, пусть приходит, — Цезарь не был особо настроен на подобные встречи, особенно сейчас. С другой стороны, хуже от них уж точно не станет, тем более гостей и просителей все-равно надо было принимать и Цицерон был не худшим вариантом.       Оратор вновь вошел в дом правителя Рима. Первым делом он коротко огляделся по сторонам и к счастью для себя отметил, что египетское убранство пропало, ибо находится в одном доме с царицей Египта ему совсем не хотелось. Но Цезарь, хоть и был в раздумьях, заметил, как его гость пытается выглядеть уверенным, но в его душе тоже царит какое-то смятение, а ноги не до конца слушаются хозяина. - Приветствую благородный и милосердный Цезарь. Я ждал, когда ты вернешься, потому что у меня есть к тебе неотложное и срочное дело, — подняв для приветствия руку, поздоровался Цицерон, нервно переминаясь с ноги на ногу. - Я тоже рад тебя видеть Цицерон. Не думал сегодня увидеться здесь. Что привело тебя? — диктатору и так было непросто, а тут еще и приходилось принимать такого гостя. Однако, несмотря на все внутренние терзания, Цезарь постарался проявить радушие к уважаемому и известному в Риме гражданину. — Вообще у меня есть Поска, передал бы свои дела ему. - Признаться, я тоже этого не ожидал, все думал идти к тебе или нет. Я знаю, как много дел у диктатора могущественного Рима и что не стоит тратить его время по пустякам. Я долго решался, но понял, что если я буду дальше молчать это будет преступлением против долга и идеалов римского гражданина, — Цицерон пока ходил вокруг да около, подготавливая диктатора к тому, что он хочет до него донести. — Письмо же... Не смогло бы выразить все мои мысли, все что я хотел сказать великому Цезарю. К тому же, при всем уважении к Поске, надежнее было передать его тебе лично. - Пойми, благородный Цезарь, я действительно долго был твоим врагом, более того, от того что я говорил во времена твоей вражды с Помпеем считаю правильным. Я не собираюсь брать свои слова назад, сказанные о тебе в то время, подобно Кальпурнию Пизону, что сначала объявил тебя врагом народа, а потом провозгласил диктатором. Я не отрекаюсь и от своих взглядов на Республику и от своих идей, которые не всегда сходятся с твоими, Цезарь. Но все же я в первую очередь гражданин Рима, а не подданный Помпея, я всегда считал и считаю, что перед лицом опасности римляне должны быть едины. Что граждане и патриоты Рима должны отбросить свои разногласия, сплотиться перед лицом общей для всех нас угрозы, — Цицерон постарался говорить прямо, но пока еще не переходя е делу. Он грамотно и аккуратно подходил издалека к сути того, что он хотел сказать. - Наши предки не раз и не два отбрасывали разногласия в сторону в борьбе с общим врагом, подобно Сципиону Африканскому, Клавдию Марцеллу и Фабию Кунктатору. Они не были друзьями, не были союзниками, они выступали друг против друга и все же им хватило сознательности забыть об этом и объединиться против Ганнибала. Я считаю, что мы должны быть достойны великих предков и поэтому я пришел к тебе, к диктатору Рима, которого избрал Сенат и Народ Рима. Именно поэтому я решил рассказать тебе, Цезарь, все что узнал за последнее время.       Цицерон ходил вокруг да около, прощупывая собеседника. Хотя он и растекался в своей речи, но притом внимательно следил за реакцией Цезаря, ловко выдерживал короткие паузы для обдумывания следующих слов. Диктатору Рима от такого подхода стало немного не по себе, от подобного прощупывания. К тому же его слегка раздражал столь долгий подход Цицерона к теме, но стоило признать, что в чем-то Цезарь был с ним согласен. Действительно в минуты опасности граждане Рима забывали о своих личных амбициях и о своей вражде ради спасения своего общего дома, общего дела. - Дело в том, благородный Цезарь, что у меня имеются, пусть и небольшие, но все же связи на Понте Эвксинском. Они утверждают что Буребиста собирает всех вождей и все свои племена для того, чтобы напасть на Рим и на наших фракийских союзников. Он хочет воспользоваться внутренней распрей, он рассчитывает что Цезарь будет занят и не пойдет против него, — стал, перейдя практически на шепот, говорить Цицерон, показывая одно из писем, которое ему пришло из далекой колонии. — Но еще... Мне недавно написали твои враги, Цезарь, а именно пират Секст Помпей и Тит Лабиен. Предлагали бежать в Испанию или Африку и присоединиться к их борьбе против тебя, Цезарь. А все потому, что они слишком слабы, им нужен любой союзник, любой помощник, дабы продлить их агонию. - Почему ты скрыл от меня это, Цицерон? — с недоумением и даже недоверием поинтересовался Цезарь, ведь представленные знаменитым оратором сведения полностью меняли положение дел. Если конечно были правдивы. - Потому что я и сам не знал, что с этим делать, я не знал, можно ли вообще этому верить. Но теперь мои сомнения насчет Буребисты и особенно этих чудовищ развеялись. Да и твои внутренние враги явно в отчаянии, раз попытались снова затянуть меня в свои сети. Но сейчас совершенно другая ситуация, вопрос стоит не о том, оптиматы или популяры наберут больше голосов и займут больше должностей. Вопрос здесь стоит о будущем Рима, а Помпей и Лабиен этого понять не могут, но могу я, — заверил своего правителя Цицерон, всячески демонстрируя словами свою искренность и преданность. Не показывая правда раскаяния за прошлую борьбу против диктатора, но готовый теперь быть под его знаменами ради общего дела.       Снова Цезарю пришлось вспомнить груз судьбоносных решений. В своей жизни он их напринимал достаточно, но привыкнуть к этому ощущению было невозможно и каждый раз он терзался по-новой. Он был словно между двух огней — с одной стороны неоконченная война со сторонниками Помпея, которые еще обладали легионами в Испании и Африки. А с другой была огромная орда свирепых даков, с которыми теперь еще могут выступить и их новые союзники.       Юлий чувствовал, что он не имеет права ошибиться с этим решением, хотя сомнения грызли и терзали его, наверное, как никогда до этого. Ждать когда ситуация проясниться и ничего не делать, понадеявшись, что Буребиста собирает вождей просто так? Но это даже хуже, чем принять ошибочное решение, Цезарь сердцем чувствовал, что Дакия что-то затевает. Но что делать тогда?       Отправить туда пару дополнительных легионов, а самому заняться Африкой и Испанией, доверив Дакию, например Марку Антонию? Это была неплохая мысль, что имела право на жизнь, вот только у даков были многочисленные и могущественные союзники. Цезарь и сам только познакомился с ними и отправка во Фракию даже Марка Антония могла не сработать, элементарно не хватит сил справиться с объединившимся врагом. - Защита Рима для меня не пустой звук, в отличие от некоторых и ты это прекрасно знаешь. Я защищал Вечный Город рискуя своей жизнью, конечно не так, как ты, я разоблачал воров и жуликов, раскрывал заговоры, которые должны были погубить Республику. И я ни на минуту не отказываюсь от своего долга гражданина Рима и всех к этому призываю, — если до сего момента Цицерон больше был похож на оратора, выступавшего перед толпой, то теперь он обратился напрямую к задумчивому Цезарю. — Цезарь, ты победил самого Великого Помпея, ты разбил огромные армии Верцингеторикса, ты покорил Галлию – давнего и страшного врага Рима, за два часа разбил боспорского царя до того не проигрывавшего битв. Кому как ни тебе быть защитником Рима? Других достойных этого звания я просто не могу найти. Я готов помочь всем необходимым, я целиком и полностью в твоем распоряжении. Да, я не забываю нашей прошлой вражды, но даже я вынужден признать, что нет более никого достойного, чтобы защитить Рим от внешней угрозы. И как солдат обязан подчиняться командиру, даже если тот ему не нравится, я буду делать все, что прикажет мне диктатор и защитник Рима.       Цезарю было приятно слушать Цицерона, но сама ситуация выглядела со стороны дико. Бывший враг будто читает лекцию могущественному правителю, пытаясь вытащить его из ямы сомнений. Оратор говорил с уважением и почтением, но притом жестко, поскольку осознавал вместе с собеседником важность момента. Пользуясь тем, что Цезарь молча обдумывал сказанное, Цицерон продолжил. Он был похож на человека, что пытался подобрать подходящий ключ из связки к замку. - Не мне, Цезарь рассказывать тебе и про великого Фабия Кунктатора, чья медлительность спасла Рим от Ганнибала или про Сципиона, что покончил с ним. Как и про Клавдия Марцелла, которого заслуженно прозвали Мечом Рима. Но ты достоин быть наравне с ними или даже... Превзойти их, — продолжал убеждать Цезаря Цицерон, склонившись перед его столом. — Речь тут не о гордости, а о долге, который есть и на мне и на тебе, долге римского гражданина. Но сейчас именно тебя призвало наше отечество для защиты. Да, конечно всегда есть шанс проиграть, всегда есть шанс ошибиться, но бездействие еще хуже. В конце-концов, вместе с тобой ошибусь я и многие сотни и тысячи граждан Рима. Поэтому я прошу тебя, ты должен защитить нас и сам Вечный Город. После трагической смерти Помпея я не знаю ни одного человека, который способен был стать вровень с величайшими героями Рима, как Марк Фурий Камилл или Сципион Африканский. - Ты всегда красиво говорил, Цицерон, не зря к тебе идут самые богатые граждане дабы познать ораторское искусство. Я и сам хотел бы обучаться у тебя, но здесь не дебаты, не споры о законах. Здесь война, где говорит оружие и стратегия, где несмотря на ярость битвы надо хранить холодный ум, подобно Минерве. Как командир ты должен это понимать, Цицерон и также то, как дорого может стоить неверный выбор, — взял наконец слово Цезарь после долгой тирады Цицерона. Это больше походило на философскую беседу, нежели планирование стратегии, но цена здесь была высока.- И я не хотел бы конца Вечного Города из-за того, что Цезарь доверился не тому человеку. Любой гражданин мечтает встать вровень с более великими согражданами и я не исключение. Но делать это надо правильно и с умом, дабы не погубить всех из-за лучших побуждений, как это сделал Варрон при Каннах. - Я понимаю, что ты мне не доверяешь, великий Цезарь и имеешь на то полное право. Я действительно был твоим врагом, я говорил про тебя то, что думал и не отрекаюсь от этого. Я догадываюсь что про меня шепчут тебе твои друзья, но это ложь, я благодарен тебе за сохранение жизни и понимаю, что ты был по-настоящему достоин, а не Помпей. Для защиты отечества от такой напасти человек, убежавший из Рима при виде одного лишь легиона не подошел бы, при всем моем уважении к величию Помпея. Все что я делал, я делаю лишь в интересах Рима и в его интересах прошу тебя исполнить свой долг и защитить его. Сенат и народ Рима дали тебе самую высшую власть, какую только возможно, — продолжал убеждать правителя Рима Цицерон, уже выпрямившись. Теперь оратор пару раз прошелся взад-вперед, а затем поднял руку, как будто собираясь дать клятву. — Я готов отдаться полностью в твое распоряжение и на твою волю Цезарь, но ты должен защитить нас всех. Больше это сделать никому не под силу. Ты правильно говоришь про ответственность за ошибки, но сомнения тоже дорого стоят.       Цицерон явно почувствовал себя в своей стихии, он поправил осанку и стал говорить куда четче и увереннее. Оратор занимался своим любимым и привычным делом, которое принесло ему славу. Пусть слушатель у него был всего один, в каком-то смысле это было даже проще. Цезарь выслушивал все доводы и аргументы со стороны Туллия, правда пока они не могли сильно зацепить его. - Верно говоришь, Цицерон, все мы сыны Рима и обязаны отдать жизнь защищая наше отечестве без вопросов и раздумий. И защищать его надо железом, а не золотом, имея перед глазами храмы богов, с мыслью о жёнах, детях, о родной земле, — процитировал высказывание легендарного Фурия Камилла Цезарь, вспомнив великого защитника Рима от варваров и этрусков. — Но кто большая угроза отечеству сейчас? Эти отродья Ехидны и их возможные союзники из Дакии и Боспора? Или какие-нибудь друзья Помпея, что не смирились с поражением и теперь играют на руку нашим внешним врагам? С кем стоит покончить раньше?       Вопрос застал Цицерона врасплох, отчего он на минутку опустил взгляд на свою запись. Выждав небольшую паузу, Цицерон продолжил, правда решив пойти немного издалека. - Ты пошел на Рим с одним легионом и победил, неужели имея в своем распоряжении лучшую армию мира ты не сможешь выйти на бой с ордой варваров и победить? Да, судя по тому, что я слышал даки это совсем не подарок, но ты же одолел галлов, наших извечных врагов, единственных, кто почти взял Вечный Город. Неужели эти варвары востока намного страшнее северных? — непонимающе вопрошал Цицерон, улавливая колебания внутри диктатора, пытаясь убедить его, склонить на свою сторону. — Помпей мертв, Цезарь, его сторонники уже не так сильны, многие сложили оружие. А враг снаружи лишь набирает силу. Буребиста собирает огромную орду, которой под силу опустошить Грецию и все Эгейское море. Вот кто наш главный враг сейчас и я думаю Сенат с этим согласится. - Были бы там только варвары Цицерон, а что насчет этих тварей? Ты видел их только здесь, уже побежденных, а я видел их там, на поле боя. И видят боги, их может быть гораздо больше, а уж какие могут встретиться я даже представить себе не могу. Я сразился с ними и победил, но мы слишком мало знаем о них, не знаем как они сражаются и для чего, как их победить, можно ли расколоть их вождей изнутри, — аргументировал свою позицию Цезарь, которому любая крупица информации об этих чудовищах была нужна как воздух. А от пленных гарпий в этом плане особого проку не было за исключением каких-то бредней о любви и заботе, а также мужчин ради которых они и пошли на помощь к Фарнаку. - Да, я видел их Цезарь, признаться я и сам думал, что это всего лишь красивый миф и легенда, в которую сейчас всерьез верят наверное лишь мальчишки. Но посмотри на это с другой стороны, Цезарь. Римлянам никогда не доводилось побеждать чудовищ, это был удел древних греческих героев, Геркулеса или Беллерофонта. Ни один, даже самый великий римский полководец не побеждал гарпий или минотавров, — Цицерон довольно быстро парировал сомнения Цезаря, будто заранее готовился к тому, что всплывет этот вопрос. — Ты потомок Венеры, Цезарь, кому как ни тебе защищать людей от всяких тварей? И кому, если не тебе войти не то, что в историю, а в легенды. По-моему Гай Юлий Цезарь Победитель Монстров звучит лучше, чем победитель галлов или даков. Но я знаю, что ты будешь делать это не для себя, не ради гордыни, но ради своего отечества, которое призвало тебя на защиту. Слава для тебя, я знаю лишь награда, а не цель. Твоей целью всегда было благополучие и защита Рима.       Вопрос Цицерона заставил Цезаря замолчать. Да, было бы глупо обманывать себя ложной скромностью, Цезарь и вправду был не против славы, тем более такой, которая поставила бы его в один ряд со Сципионом Африканским или Мечом Рима Марцеллом, а может и позволила бы их превзойти. А тут у него был шанс быть на равных с поистине легендарными героями вроде Персея и Геркулеса, которых знают во всем цивилизованном мире. Мысль о таком величии запросто могла вскружить голову, ведь даже великий Александр побеждал всего лишь восточных людей, а здесь Цезарю выпал уникальный шанс победить тех же чудовищ, что и легендарные герои древности. Правда, холодный рассудок подсказывал, что тут права на ошибку может уже не быть. - Хм, может быть в твоих словах действительно есть истина, действительно, за почти семь веков Вечного Города ничего подобного не было. Но проблема не только в даках и этих детях Ехидны, она куда глубже и куда сложнее, — Цезарь неожиданно для собеседника взял паузу. В его голове всплыло все то, что Антоний ему доносил на Цицерона, на его окружение и в целом на многих прощенных им людей. Юлий некоторое время сомневался, стоит ли раскрывать Цицерону свои опасения или нет, но все же решение было принято. — Ты же знаешь, что у меня есть недруги не только на севере и востоке, но и на западе с югом. Я не уверен, что могу снова оставить Рим без присмотра, пока не покончено с мятежом помпеянцев, пока еще есть легионы, присягающие им.       Цицерон помрачнел, ибо аргумент Цезаря был весомым и его едва ли можно было оспорить. Оратор даже взял небольшую паузу в раздумьях склонив голову и взявшись за грудь, будто пытаясь из себя что-то выдавить и было видно, с каким трудом ему это давалось. - Благородный Цезарь, я прекрасно понимаю твои опасения и на твоем месте я тоже опасался бы этого... Я могу положиться на твое милосердие и твое молчание? Не пойми меня неправильно, но есть люди, жаждущие моей крови, жаждущие когда я оступлюсь, попадусь на чем-нибудь и меня можно будет притащить на твой суд Я надеюсь, что диктатор не поддался этим параноидальным сплетням и я могу кое-что доверить? — теперь настала очередь Цицерона почувствовать себя неуютно, он чуть ли не выдавливал из себя каждое слово, тщательно подбирая формулировки ходя вокруг да около, прощупывая настроения Цезаря в отношении себя. - Для чего оно нужно тебе Цицерон, тебе известно что-то о чем я не знаю? Так расскажи мне об этом, покажи, что доверяешь мне и я доверюсь тебе. Я не Сулла и не буду рубить тебе голову только за то, что у тебя есть что-то личное. Если конечно это личное не несет угрозы Риму, — на этот раз Цезарь даже повернулся к Цицерону, хотя до того сидел в пол-оборота, демонстрируя свою готовность выслушать и принять бывшего врага. - Понимаешь, Цезарь, я был твоим врагом и я не намерен в этом каяться или стыдливо об этом умалчивать, подобно некоторым. Я понимаю, что трудно мне доверять, но я попрошу о доверии. Антоний не может этого понять, того что я более не враг тебе, Гай. Я был им и не считаю это злом, но сейчас быть твоим врагом это преступление против Рима. Дело в том, что у меня еще остались некоторые связи с помпеянцами в Африке и Испании. И если ты хорошо их знаешь, то понимаешь, сколько среди них обманутых патриотов, которые просто не понимают всей нависшей над Римом угрозы, необходимости сплочения. Со дня твоего прощения я не имел с ними никаких дел, опасаясь навлечь твой гнев и попасть в сети твоих доносчиков, но если это поможет тебе и Риму, то я готов написать им снова, — голос и действия Юлия успокоили волновавшегося оратора и он, пусть еще и с некой опаской, но смог открыть диктатору свою тайну. - Ты действительно веришь, что благородный, но крайне упрямый Катон, пиратствующий сын великого Помпея и наконец этот ренегат Тит Лабиен захотят меня слушать. Они же не видели с чем я столкнулся и от кого мне пришлось защищать Рим на востоке. Они все еще сражаются против меня, против Рима в Африке и Испании. Даже если я уйду из Рима на сражение с даками, упустят ли они такой шанс вернуть себе власть, пока я буду защищать наше отечество от вторженцев? — справедливо вопрошал Цезарь, Катона он знал слишком уж хорошо, чтобы не надеяться на мир с ним, а уж о Лабиене — единственном из командиров, кто предал его и речи не могло идти. Эти люди были готовы отдать жизни, как они думали за республику, а на деле за торжество несправедливости и нищеты для большинства населения. - Я понимаю твои сомнения и опасения, Цезарь, тебя они действительно слушать не захотят, а вот меня послушают, как и всех прощенных тобой помпеянцев, своими глазами видевших какая опасность нависла над Римом. Я не смогу остановить это жестокое братоубийство, но я мог бы его хоть немного приостановить, дай мне шанс достучаться до их совести, до их чувства долга и патриотизма. Да, они пошли против тебя, но они действовали из лучших побуждения, позволь мне поделиться с ними правдой, которая открылась мне, — просил настойчиво, стараясь убедить диктатора дать ему шанс Цицерон, показывая однако, что не испытывает вины за свою позицию в начале гражданской войны.       Вновь воцарилась тишина. Цицерон взволнованно стоял перед столом диктатора, чуть склонившись, не позволяя себе никаких лишних движений. Цезарь же, щупая лоб, хранил молчание. Идея была неплохой, по крайней мере хуже от этого точно не станет. Но что-то во всем этом не давало Юлию покоя, заставляло сомневаться и раздумывать о решении необычайно долго.       Все же в словах Цицерона было зерно истины, надо было собраться с силами и вышвырнуть завоевателей из пределов Рима и союзных ему земель. Но… Действительно ли эта угроза была серьезнее его врагов в Испании и Африке, что до сих пор не сложили оружие и могли в перспективе атаковать Италию в его отсутствие Какой же враг был опаснее – внутренний или внешний? И может, снаружи он видел лишь угрозы и бряцанье оружием со стороны дакийских вождей и на самом деле это просто какой-то один огромный обман.       От обилия мыслей у диктатора кружило голову, он не понимал как это произошло, но сейчас он оказался на развилке, на распутье и выбор был куда труднее, чем у Рубикона. Там по сути у Цезаря и выбора особо не было – погибнуть наверняка или рискнуть и погибнуть в бою, сейчас тот судьбоносный выбор казался до смешного очевидным. А здесь… Здесь будто бы не было правильного выбора. Чтобы сделать его стоило подождать, когда туман рассеется, но к тому моменту могло быть уже поздно. Как не упустить правильный момент и не совершить ошибку? Но с каждым мгновением думать Цезарю становилось все труднее и труднее. Голову резко пронзила жгучая боль, которая едва затихнув, разгорелась снова. Диктатор Рима с огромным трудом сдержался, чтобы не показывать свою боль и слабость гостю. Тяжесть прошедшего дня давала о себе знать - сначала тяжелое расставание с Клеопатрой, а теперь еще и непростой разговор с Цицероном, все это вызывало приступы боли в голове, которые сдерживать было все сложнее и сложнее. - Что же... Я подумаю над этим один, а ты приходи завтра или послезавтра. Не задерживай меня сегодня, — с трудом удерживая себя от стонов произнес Цезарь, решив вот так резко оборвать разговор. Он даже не стал прикладывать рук к голове, несмотря на вспышки боли. Цицерон даже слегка растерялся, не знаю что решил диктатор и для чего так резко тот решил оборвать разговор. - Хорошо, благородный Цезарь. Я как порядочный гражданин поддержу любой выбор и приду по твоему приглашению, да... — Туллий выглядел более чем смятенным и удивленным, в глазах при желании можно было уловить нотку страха. Однако в своей речи Цицерон этого не показывал и торопливо засобирался на выход со спутанными мыслями в голове, оставив диктатора наедине с его болью.       Цезарь был благодарен Цицерону за столь быстрый уход и за то, что тот не стал допытываться о его состоянии. Обхватив руками голову, диктатор Рима поспешил покинуть свой кабинет, даже не закончив разбор всех прошений. Ему хотелось броситься на свое ложе, переждать, перетерпеть эту жгучую мигрень, которая принялась изводить его в и без того тяжелый день.       Но уже ввалившись в свои покои, держась рукой за больную голову, диктатор с ужасом почувствовал, что тело вновь перестало его слушаться. Как каждую частичку его тела пронзила судорога, свалившая Цезаря на пол, возле его ложа. Опять накрыла его «геркулесова болезнь», что считалась даром богов, но для Цезаря, особенно во время приступов она была проклятием. Он ощущал как его тело перестало подчиняться, как судорога заставила его извиваться на полу его дома, как взор затуманивался из-за боли, а сознание угасало.       Огонь, что горел в жаровне в этот момент будто разлетелся по всей комнате, охватив ее целиком. Пламя вплотную подобралось к лежащему на полу правителю Рима, сжигая все вокруг него, вызывая еще большую боль в голове. Но, уже собиравшийся поглотить диктатора огонь резко застыл, как застыла и боль в его голове. Все еще оцепеневший Юлий мог лишь бессильно наблюдать, как огонь стал постепенно исчезать, пока наконец не пропал совсем, явив диктатору странную картину.       Цезарь оказался на улице, точнее на форуме, неподалеку от здания Сената в окружении толп людей. Он был будто бы выше всех остальных и благодаря этому мог осмотреться. В воздухе развевались знамена и парили орлы, многочисленные безликие легионеры грозно шагали вслед за своим предводителем к Сенатской курии. Цезарь не мог разглядеть лиц, но хуже было то, что он узнал того, кто возглавлял процессию. На худом коне восседал седой и высохший человек, больше похожий на мертвеца. Его бы Цезарь узнал из тысячи – Луций Корнелий Сулла перед которым ему однажды пришлось предстать и оказаться одним из немногих, кто осмелился отказать ему. Лидер оптиматов требовал развода с дочерью предавшего его Цинны и Цезарь осмелился ему отказать, после чего отправился в изгнание, попав в проскрипционный список. Более с того дня Цезарь Суллу не видел и встреча с ним, пусть даже в странном видении, встревожила его. Нехорошее предчувствие грызло нынешнего правителя Рима, зная методы и взгляды его предшественника.       Его встречал человек, что погиб задолго до рождения Цезаря, но и его он узнал без труда – народный трибун Тиберий Гракх, один из знаменитых братьев-реформаторов, боровшихся с засильем олигархии и требовавший справедливого передела общественной земли, за что и был убит. Он гордо стоял на ступенях курии, спокойно взирая на входящие в город войска. Внизу также были его немногочисленные сторонники с дубинками и красными повязками на рукавах. Хотя их и было мало, но Цезарь видел в их глазах решимость и ненависть к неторопливо приближающемуся Сулле. - Я прибыл сюда так скоро как только смог. Я слышал, в Риме требуется навести порядок и защитить его от смутьянов, а достойных граждан от грабежей и несправедливостей, — Сулла даже не стал приветствовать Гракха и, встав на ступень выше него, сразу перешел к делу, высыпав на трибуна град обвинений. Легионеры Суллы и ополченцы Тиберия были готовы в любую секунду ринуться друг на друга в бой, однако движением руки Гракх успокоил своих взволнованных подчиненных, после чего смерив Суллу недовольным взглядом, поднялся по лестнице повыше. - В городе стало безопасно ходить хотя бы по главным улицам, людям больше не приходится заниматься разбоем, теперь они работают на земле, которая когда-то им и принадлежала. Ремесленники, освобожденные от кабалы как и крестьяне могут вздохнуть спокойно. - Во имя защиты Республики. Мы обязаны беспощадно и без всякой жалости истребить всех, кто подрывал устои римского государства, кто возмущал народ, натравливая менее успешных граждан на более успешных, потакая Мариевым ублюдкам и вручившим им власть. Они не способны защитить Рим, как не способны были выполнить хоть что-то из обещанного. Популяры вели Республику к гибели, порабощению и хаосы, мы оптиматы, спасем ее. Мы восстановим мир между римскими гражданами и не позволим осквернять более этот священный статус, как это делают популяры, раздавая права направо и налево всяким варварам, — Сулла был крайне недоволен, с трудом сдерживая гнев в отношении своих врагов, однако ему удавалось хранить ледяное спокойствие. А точнее, ярость.       Тиберий, несмотря на проигрышную позицию и угрозы диктатора вовсе не стал отступать. А только опустился на одну ступень ниже, дабы встать вровень со своим оппонентом. Цезарь чувствовал, что это ничем хорошим не кончится, однако он был будто скован и не в силах никак повлиять на происходящее, даже крик не мог вырваться из груди. - Ты всего лишь поборник своих дружков. Тебе наплевать на Рим и на всех, кто решил присягнуть ему. Своими мерами ты обречешь многих и без того небогатых жителей нашей страны на нищету, а может и голод. Ты говоришь о том, что восстановишь мир между гражданами, но ты это сделаешь лишь узаконив несправедливость и неравенство. Я взываю к твоему разуму, Сулла, как и к разуму и сердцу твоих воинов, довольно крови и жестокостей, Тибр не повернешь вспять, программа популяров работает, тысячи людей получили шанс на достойное существование, вместо того, чтобы жить в нищете и промышлять разбоем, просить подаяние, — попытался воззвать к сердцу и разуму своего оппонента народный трибун, не желая разжигать конфликт еще сильнее. - Вы не популяры, а популисты, взявшие власть не более чем обманом. Ради нее вы готовы на все, нарушить любые римские традиции и законы, осквернить и втоптать в грязь почетный статус римского гражданина. Вы даете эти права кому ни попадя, открывая двери во власть иноземцам и варварам, раскалывая при этом своей демагогией римское общество, пробуждая зависть и ненависть к лучшим людям Вечного Города. И все ради того, чтобы получить власть, которой вы недостойны, — Сулла пока сдерживал свой гнев и лишь огонь в глазах говорил о пламени, что бушевало в душе жестокого диктатора. - Власть принадлежит народу Рима, а не каким-то конкретным богатеям, которые закабаляли своих менее удачливых соседей и отбирали их землю, напустив на нее рабов. Мы хотим лучшего будущего для Рима и это оно уже здесь, нужно просто посмотреть на это не с сенатской скамьи. Луций, ты вернулся в Рим, неужели ты не видишь как он уже успел перемениться, оглянись, мы решаем те проблемы, которые вели республику к вырождению и гибели, — стоял на своем Тиберий, не желая отступать. Его слова были резкими и полными решимости и притом горячими, что заставили даже славящегося ледяным спокойствием Суллу заскрипеть зубами от злости. - Вырождению и гибели, на которое обрекают Рим твои друзья, Луций. Одумайся, не нужно больше лить братскую кровь.       Насколько наивно и даже как-то по-детски прозвучал этот призыв Тиберия Гракха. Он символически вытянул руки, будто бы для объятий и примирения со своим врагом. Народный трибун не хотел крови и устал от нее настолько, что надеялся на то, что в хладнокровном вояке проснется совесть и он откажется от своих друзей или те в свою очередь отрекутся от своих неправедно нажитых богатств. - Я не желаю слушать тех, кто своими речами пытается сломать наш естественный порядок и натравливать одних римлян на других. Как римский диктатор я первым делом повелеваю. Истребите без всякой пощады опасных смутьянов, всех до одного, не допускайте ошибок как с племянником Мария, стоившего нам власти, очистим Сенат и очистим сам город от наследников Гракхов, от всех этих бунтарей и выродков, - провозглашал Сулла, спуская с цепи своих воинов.       Тиберий даже не успел вскинуть руки и что либо возразить, как один из легионеров рассек его ударом своего меча и кровь народного трибуна заструилась по ступеням Сената. Гракх рухнул и покатился вниз по ступеням к самому подножию лестницы. Крик ужаса и страха разнесся по всей площади, никто из присутствующих не мог поверить в то, что у кого поднялась рука убить народного избранника и заступника, защищенного правом неприкосновенности.       Безликие легионеры с черными щитами с удовольствием ринулись на присутствующих горожан. От их ударов падали как и враги, так и подвернувшиеся под руку. Немногочисленные ветераны, что поддерживали Гракха и бедняки стали осыпать сулланцев градом мелких камней, но были слишком неорганизованны и гораздо хуже вооружены, из-за чего легионеры без труда перебили всех ополченцев и, распаленные яростью, бросились на толпу, окружавшую Форум, стремясь ее разогнать и очистить главную площадь Рима от, как им казалось, скверны. В ярости легионеры рубили всех подряд, видя в каждом врага и защитника Гракхов. Они быстро разгоняли людей и один из легионеров оказался перед самим Цезарем, без раздумий направив на него свой меч. Цезарь не собирался убегать от лезвия гладиуса, стремившегося ему в лицо, но в последний момент сулланский легионер испарился, как и Капитолийский холм, на мгновение отправив диктатора во мрак, но тьма была недолгой и римский правитель стал видеть новые очертания, что быстро вырисовывались перед ним.       Теперь Юлий стоял на воротах, и судя по виду, который открывался за ними на . Только вот за ними была выжженная пустыня, покрытая пеплом вилл и деревень, которая сыпалась на улицы Рима как дождь. А у самих ворот кипел яростный бой. Снизу к ним рвалась многочисленная толпа, вооруженная чем попало от мечей и дубин до серпов и мотыг. С таранами наперевес об ворота бились галлы, африканцы, иберийцы, греки и фракийцы вместе с обозленными италиками. Всех их объединяло знамя с разорванной цепью и Цезарь к своему ужасу понял, что видит восстание рабов и штурм ими Рима – оплота своих господ и угнетателей.       Римские легионеры были немногочисленны и изнурены осадой, но тем не менее давали достойный отпор значительно превосходящим по численности врагам. Но на них обрушилась лавина всесокрушающей ненависти, что кипела в душах рабов. Им не хотелось снова возвращаться в оковы, для них это было страшнее смерти, поэтому они самозабвенно, не жалея ни себя, ни врагов шли в бой, накатываясь бесконечными волнами.       Смятые сразу с нескольких сторон легионеры падали один за другим, не в силах противостоять напору озлобленных рабов и бедняков. Немногие счастливчики могли отступить дальше по улицам к Форуму или спрятаться среди многочисленных узких улочек Вечного Города. На самом Форуме будто был последний рубеж, седой и высохший диктатор Сулла пытался организовать оборону немногочисленных оставшихся римских отрядов, в то время как знатные жители, патриции и прочие пытались бежать со всех ног как можно дальше.       С первого раза рабам не удалось прорваться на главную площадь города. Они десятками, сотнями погибали, пытаясь преодолеть импровизированные баррикады. Но ряды защитников редели, они погибали один за одним, размен был слишком неравным. Второго удара легионеры не выдержали и были отброшены на площадь, которую мгновенно заполонили многочисленные рабы, теперь без труда расправлявшиеся с защитниками города. Сам Сулла пытался сражаться и своим мечом даже убил нескольких рабов, что пытались подобраться к нему, но вот удар огромного гладиатора свалил и его.       Это был Спартак. Цезарь, конечно, никогда вживую не видел легендарного предводителя рабов, что в свое время перепугал Рим не меньше Пирра и Ганнибала. Но стоя перед ним и поверженным Суллой он прекрасно понимал, что это великий предводитель рабов, мечтавший сокрушить Рим, разрушить его как главный оплот рабства до последнего камешка. И теперь его мечта смогла осуществиться. Он победоносно стоял над поверженным правителем Рима, которого рабы быстро поставили на колени. - Вечный Город наш. Наша последняя битва окончена! – победно провозгласил Спартак со ступеней курии Сената, высоко поднимая окровавленный меч. Радостный гул, от которого у Цезаря даже закладывало уши был ему ответом. Рабы ликовали, наверное ничто не могло сделать их счастливее. А немногочисленные уцелевшие римляне в страхе пытались убраться отсюда подальше или, оцепенев, ожидали своей судьбы. - Не пришлось бы мне возвращать власть у этих ничтожных популяров, вы бы никогда не вылезли из шахт, не ушли бы с полей, не сбросили бы свои цепи. Были бы и дальше говорящим скотом, которым вы и являетесь. – с нескрываемой злобой плевался ядом диктатор в одночасье лишившийся власти, причем лишили ее и поставили на колени его даже не римляне, а какие-то восставшие рабы, вылезшие из под хозяйских кнутов. Гнилая кровь медленно вытекала из зияющей раны, заставляя павшего диктатора сжать зубы. Он не хотел доставлять хоть какого-то удовольствия этим животным, которые даже не могли считаться людьми.       Очевидно, собравшиеся рабы не понимали, почему их лидер решил церемониться с павшим правителем Рима, почему он прямо сейчас не прикончил его или не отдал приказа это сделать своим подчиненным. Но Спартак сохранял спокойствие, позволяя бессильному диктатору плеваться ядом. - А вы… Вы выродки еще хуже рабов, из зависти к более успешным вы предали свое отечество, свой город, отдавая его на растерзание иноземным варварам, – пользуясь возможностью бросил упрек Сулла тем, кто предпочел перейти на сторону рабов. - Не тебе судить нас мерзавец, ты со своей сворой богачей и убийц обрек нас на нищету и голод, по твоим приказам убивали наших вождей, народных заступников. И это ты отнимал землю у крестьян, отдавая ее своим дружкам-рабовладельцам, так получи по заслугам. Вам эти рабы были дороже нас, свободных граждан Рима, – раздался из толпы неодобрительный и озлобленный крик, который тут же поддержал одобрительный гул.       Сулла молча сплюнул от бессилия и злости, но в его взгляде не было ни раскаяния, ни страха, ни даже надежды на пощаду, лишь всепоглощающая ненависть как к восставшим рабам, так и тем, кто за еду и землю продал Вечный Город. Рана, нанесенная вождем рабов подкосила его и диктатор был вынужден зажимать ее рукой, оставаясь в этой унизительной позе. - Лучше бы ты признал нас людьми, не стыдно ли проигрывать своему же имуществу и принимать от них смерть? – с ехидством поинтересовался Спартак у поверженного диктатора, медленно, словно хищник, кружа вокруг своей добычи. Но несмотря на торжество и надменность, в голосе царя рабов чувствовалась боль, горечь и ненависть за все перенесенное от господ зло. - Я жалею о том, что не было достаточно времени подготовиться и подавить вас и оставил слишком много черни, перебежавшей к врагам Рима за кусок хлеба, – последние слова диктатора были холодными и сухими. Его много в чем можно было обвинить и упрекнуть, но все же свои последние минуты он предпочел провести достойно, презрев смерть. – Вечный Город все равно победит вас и повесит бунтарей и предателей на место! - Это мы еще посмотрим, кто кого и куда повесит. Я любезно предоставлю тебе самый лучший вид, - лаконично бросил в ответ Спартак, вставая поудобнее и поднимая огромный меч над головой правителя Рима. – Насчет остальных господ, которых ты защищал можешь не переживать, они скоро присоединятся к тебе все до единого. Засверкал на мгновение гигантский меч, со смаком обрушившийся на голову Сулле, перерубив шею и вонзившись в каменные ступени, тут же окропившись черной кровью.       Спартак довольно взял голову правителя Рима за немногочисленные седые волосы и, подняв как можно выше, показал ее толпе своих подданных под ликующие крики. Рабы искренне торжествовали, видя судьбу своего главного угнетателя и палача, а вот оказавшиеся в их руках жители Рима замерли в страхе, ожидая своей судьбы. - Пусть все господа, что держали вас в цепях, прибивали к крестам, насиловали ваших жен, дочерей, сестер видят, что теперь мы сильнее их. Столетиями мы отдавали свои жизни, чтобы эти паразиты ни в чем не нуждались. Наша кровь стала их вином, а наш пот их золотом, на наших горбах они возвели свои дворцы, нажили свои состояния. Теперь пусть они познают наш справедливый гнев, пусть торжествует наша справедливость! – громогласно провозгласил Спартак, демонстративно швырнув в сторону отрубленную голову, будто бы какой-то мусор.       С этого началась кровавая оргия победителей. Немногочисленных пленных заставляли сражаться между собой, будто бы гладиаторов, обещая сохранить победителю жизнь. Однако после победы рабы поднимали «счастливчиков» на кресты, лишь немногим посчастливилось испытать настоящее «милосердие» победителей и погибнуть от их клинков, серпов или дубин.       Ничто не могло помочь, никакие мольбы квиритов не могли спасти их от гнева рабов, что желали насытиться кровью своих господ. Хуже было то, что часть горожан, оборванных и голодных с радостью присоединилась к захватчикам в их кровавом победном празднике. Порой эти бедняки убивали плененных легионеров и защитников города, как и его более богатых жителей даже с большей яростью, чем рабы.       Кровь буквально текла рекой по улицам Вечного города, повсюду лежали обезглавленные тела, завернутые в окровавленные тоги. Форум же оказался украшен крестами, к котором были прибиты или примотаны сенаторы, которым посчастливилось победить в поединках, а также другие хоть сколько-нибудь богатые и влиятельные люди. Единственные, кого рабы не отправляли к паромщику сразу были женщины, но возможно, смерть была бы для них лучшим исходом. Кровавая оргия не прекращалась, а только усиливалась, поглощая собой весь Рим целиком. Но тут захваченный рабами город исчез перед глазами Цезаря, открыв ему новое видение.       Это был уже даже не Рим, скорее предместье Рима или какой-то из многочисленных италийских городов, Цезарь не мог сказать точно. На сей раз не было ни побоищ, ни крови, ни жутких оргий или пожаров, было обычное, на первый взгляд собрание. По одну сторону находились несколько взволнованных и перепуганных сенаторов, которых возглавлял какой-то юнец в синем плаще, в котором угадывался сын великого Помпея, а вот с другой… С другой был старый «знакомый» Цезаря царь Фарнак, столь же заносчивый и высокомерный как и обычно, какой-то безликий фараон с вельможей за спиной. С самого краю сидел правитель Нумидии – царь Юба, по крайней мере каким Цезарь его видел очень давно. Обстановка выглядела мирной и даже дружелюбной, что позволяло после всех увиденных ужасов перевести дух. Однако на душе все-равно было тревожно от этой сцены, было в ней что-то не то, что-то неправильное и Цезарь очень быстро понял, что именно. - Разумеется, мы готовы протянуть Риму руку помощи в борьбе с восставшими рабами. Не хотелось бы, чтобы они взбунтовались и у нас, узнав о победе невольников над Римом. Дурные примеры они заразительны, – заговорил восточный царь, в котором легко угадывался недавно разбитый Фарнак. Здесь он опять был таким же высокомерным и заносчивым, каким Цезарь его и запомнил. - Рим еще не проиграл, пока еще нет, но теперь мне нужна ваша помощь для восстановления порядка, мы щедры и оставшиеся сенаторы сполна отблагодарят союзников за помощь. Нет большей ценности, чем восстановить порядок и закон на Маре Нострум, – слегка поправил восточного царя Секст Помпей, однако не стал как-то спорить и наоборот, охотно принимал обещаемую помощь. - Это превосходно, потому что мой отец – великий царь Митридат Евпатор мечтал объединить под своей властью эллинистический мир, так что мы готовы прислать свое войско, если Сенат согласится отдать мне все то, что принадлежало моему отцу, а также в качестве компенсации римским гарнизонам предлагаю покинуть Анатолию. Они явно нужнее в борьбе со Спартаком, - Фарнак был доволен обещанным Секстом вознаграждением и решил сразу же запросить свою цену. - Кроме Кипра и Крита, эти острова испокон веков принадлежали великим фараонам, так что будет справедливо вернуть их законным властителям. Помимо этого еще при великом Тутмосе нам принадлежала Сирия и Палестина. Мы сражались за них с потомками Селевка, а ныне этим землям грозят парфяне. Позвольте Египту и здесь помочь Риму и взять эти земли под свою защиту, – стал настаивать фараон, побыстрее вставив свое требование и предложение о помощи, не желая упускать такой шанс. Наглость и настойчивость союзников, что спешили наперегонки предложить Риму свою помощь даже чуть смутила Секста и присутствовавших с ним сенаторов. Однако Цезарь по ним видел, что не они были в том положении, чтобы торговаться или, тем более чего-то требовать. Молодой Помпей поднял руку, прося тишины, дабы пару минут подумать. - Я очень благодарен вам за предложение помощи, но пока египетская поддержка нам не нужна, хватит дружбы и союза с Боспором, – попытался отказаться от предложения египетского царя юный Помпей, однако уверенности в его голосе не просматривалось, чем собеседник активно пользовался. - Спартак контролирует Сицилию, а Италия выжжена войной с рабами и крестьянами. Вернете ее вы нескоро, а мы готовы помочь в борьбе с голодом и даже отправить корабли к Сицилии, но, конечно за это придется как следует заплатить. По-моему это будет справедливо, – продолжал требовать и настаивать египетский фараон, не собираясь отступать и четко показывая, что на меньшее он не согласен. - Не стоит забывать и про нас. Рабы захватили города в Северной Африке и препятствуют нашей торговле. Позвольте мне самому решить проблему с ними и навести порядок в соседних землях Нумидии. Разумеется я тоже хотел бы определенного вознаграждения и власть над Северной Африкой вплоть до владений Птолемеев кажется мне идеальным соглашением, – не стал упускать свой кусок пирога правитель Нумидии, поспешив выдвинуть условия Римскому Сенату или скорее тому, что от него осталось.       Придавленный доводами остальных правителей Помпей снова замолчал, размышляя о том, что ему делать. Цезарь видел в его душе колебания и растерянность, которые отнюдь не испытывали стоявшие рядом сенаторы. Молодой римлянин вновь отвел взгляд в сторону, смотря теперь прямо на карту с просторами огромного государства, которое было не в силах самостоятельно задавить бунт рабов и многочисленной недовольной черни. - Хорошо, ваши требования полностью справедливы и Сенат готов их принять, от имени Сената и римского народа я признаю эти соглашения и надеюсь, они положат начало нашему новому плодотворному сотрудничеству, – довольно произнес молодой римлянин. Он долго колебался, но сейчас, судя по тону принял волевое решение.       Со всех сторон послышались возгласы одобрения, перераставшие в гул поддержки такого решения. Дальше уже следовали какие-то формальности, Секст Помпей с согласия Сената принялся заключать необходимые договора с правителями окрестных стран, однако Цезарь не успел увидеть и первую клятву, как помещение вокруг него растворилось, как и присутствовавшие в нем люди.       И вот снова Цезарь был у ворот многострадального Рима, но теперь… Теперь снова все было по-другому. Изрядно потрепанный город окружили орды варваров – даков, германцев, недобитых галлов и кажется даже скифов, но не это было самым страшным. Хуже были их союзники, Цезарь уже раньше встречал их, но не в таких количествах и не в таком разнообразии, отчего ему даже стало немного страшно.       Перед стенами у северных Коллинских ворот были готовые к бою колонны и отряды многочисленных тварей, каких только мог знать мир. В небе же парили уже знакомые Цезарю гарпии вместе с еще какими-то большими крылатыми бестиями. - Значит так все кончится… Подумать только, Вечный Город погибнет, из-за смутьяна, что посчитал себя достойным править им, но не сумел этого сделать, – тяжело и уже как-то опустошенно произнес какой-то поседевший сенатор, которого Цезарь даже не знал. – Оставьте меня, бегите если можете или сражайтесь. Дезертиров все-равно наказывать будет некому. - Даже этот выкормыш Помпея и тот убежал куда-то, – с обреченным презрением бросил еще один защитник стены. Сил злиться на предавшего их и сбежавшего лидера попросту не было.       В одном из прошлых видений Рим брали рабы, в основном за счет численности и всепоглощающей ненависти к своим господам. Теперь же, враги Рима были просто в разы, в несколько раз сильнее любых римских солдат, сколь хорошо подготовленными они не были. Бой кипел на стенах, но стих довольно быстро, варвары давили защитников Вечного города, а их жуткие союзницы использовали какое-то черное колдовство, которое подходило более слугам темной богини Гекаты.       Ворота быстро пали вслед за стенами, будучи выбитыми какими-то гигантскими минотаврами, что без труда крушили огромными молотами все на своем пути. Даже узкие улочки Рима, на которых можно было бы долго сдерживать врагов, быстро превращались в пыль. Гиганты-монстры легко крушили римские дома, обрушивая их на защитников Вечного Города. Над испуганными защитниками и горожанами летали крылатые чудовища и уносили в небеса оставшихся поодиночке легионеров, а огромные крылатые чудовища своим огнем буквально прожигали римские построения, точнее то что от них осталось.       Конечно легионерам и жителям, защищающим свой город отваги было не занимать и даже когда ситуация была безнадежна они продолжали сражаться. Римляне взывали к богам, прося их о помощи и о защите, к великим римским героям, чтобы хоть кто-то из них помог им одолеть неведомых монстров. Но все их мольбы и просьбы остались без ответа, а монстры продолжали напор. Остроухие воительницы осыпали защитников градом стрел с уцелевших крыш и стен, закованные в броню кентаврицы врезались в пехотинцев, втаптывая их в мостовую, по крышам ползали жуткого вида огромные пауки, что словно рыбаки, ловили в свои сети защитников, вырывая их из строя. Едва одетые воительницы с рогами и крыльями кромсали легионеров мерцающими мечами, а тех что уцелели добивали шипастыми дубинами огры и орки.       Как бы ни был высок боевой дух защитников Вечного Города, справиться с напором порождений тьмы было выше их сил. Видя всю безнадежность ситуации, часть воинов бросила оружие и попыталась сдаться на милость победительниц, а остальные, забыв о сражении бросились наутек, ища убежище от неодолимого врага. Были то попытки выбраться из осажденного города или же спрятаться среди новообразованных руин Рима, не было разницы. Многие из беглецов поспешили к варварам что штурмовали Вечный Город с другой стороны, дабы сдаться им и не попасть в лапы неведомых чудовищ.       Оборона римлян была разорвана даже не в клочья, а в клочки. Атакованные со всех сторон защитники, даже с неба, разваливались на небольшие группы, изолированные на холмах Рима или у каких-нибудь важных зданий, где их без труда поодиночке истребляли захватчики. В суматохе, хаосе и панике Цезарь сам не понял, как очутился в храме Юпитера Капитолийского – единственного места, куда за всю историю никогда не ступала нога врагов Рима. Здесь оставался лишь десяток другой солдат, что еще не сдались и не попытались сбежать.       Импровизированные баррикады из мебели ничего не могли поделать с напирающим вражеским войском. Тем более, что храм стал целью атаки именно этих страшных чудовищ. Здесь были бледные, словно живые мертвецы воительницы, которые не обращали внимания на наносимые им раны, были и змеедевы, что оплетали жертв хвостами и давили с невероятной силой. Возглавляла всю эту процессию огромная крылатая ящерица с огненным мечом рассекала оставшихся защитников не испытывая сложностей вместе с их доспехами и оружием, будто в руках у нее было перышко.       Демонстративно перешагнув через поверженного римлянина предводительница монстров твердой поступью вошла в храм, в который по какой-то причине не спешили входить ее подчиненные, оставшиеся снаружи. Скорее всего они присоединились к чинимым в городе бесчинствам и грабежам. Правитель Рима безмолвно и бездвижно стоял в стороне, смотря на то, как она медленно и размеренно приближалась к статуе Юпитера Капитолийского, смотря на павших воинов, что остались позади нее.       В этот момент все переменилось, неведомая сила вышвырнула Цезаря из-за массивной храмовой колонны, за которой можно было укрыться от людских глаз. Хотя драконица явно его не видела, но Юлий не был участником происходящего, а скорее лишь безмолвным зрителем, будто бы перед ним разворачивалась театральная трагедия. Но теперь он ощущал себя немного по иному, от чего становилось не по себе. - Пришел ваш час! Теперь мы будем новыми богами, а эти цивилизованные людишки отправятся к своим бронзовым и медным собратьям в Тартар! – драконица теперь вальяжно стояла перед статуей Юпитера, опираясь на свой огромный меч. Она говорила с презрением и надменно, готовясь вынести, а затем и исполнить некий приговор. – Ваш Вечный Город, как и греческие города лишь пылинки перед нашей силой, о вас больше никто и не вспомнит!       После этих слов монстр вновь подняла свой пылающий огнем меч, совершено не затрачивая усилий одним легким взмахом снесла голову статуи Юпитера, заодно перерубив его посох. Массивная мраморная голова с грохотом рухнула на пол и разлетелась в мелкие кусочки, в то время как драконица торжествующе опустила свой меч и уже собиралась покинуть храм с чувством выполненного долга.       Однако как только герой Рима был вышвырнут из-за колонны своими предшественниками, чудовище с огромным мечом неожиданно обернулось и посмотрело своими огненными глазами прямо на Цезаря. Внутри у римского диктатора все заледенело, он с ужасом для себя понял, что эта драконица теперь слышит и видит его. Она уже и не думала кого-то здесь найти, но замедлила шаг и остановилась. - О, я тебя не заметила. Не совсем тот, кого бы я хотела себе забрать, но вполне сойдет. Не бойся меня, долго ты страдать у меня не будешь, – по лицу драконицы проскользнула чуть заметная улыбка, а скорее насмешка. Она без труда расправлялась с вооруженными воинами Рима, а тут был безоружный человек без доспехов. Видя, как страх сковал ее жертву, она медленно и торжествующе приближалась к нему, предвкушая удовольствие и уже принялась вновь вытаскивать огненный меч.       Уже готовая было сразить Цезаря драконица внезапно исчезла в клубах дыма вместе со своим огромным огненным клинком. Голову вновь пронзила жгучая боль, от которой диктатор схватился за голову и был не в силах даже убежать от монстра. Не успел Юлий перевести дух, как пространство стала поглощать тьма, поедая все, как сам храм, в котором была битва, тела его защитников, а также захватчиц и даже призраки великих римлян, говорившие с ним растворились, как будто бы их и не было.       Вокруг все снова потемнело, но на сей раз окончательно. Даже боль в голове и та улетучилась, будто ее и не было, оставив истерзанный ум в покое. Диктатор провалился в пустоту, он ожидал увидеть еще какое-нибудь жуткое видение, но ничего так и не появилось, ни силуэтов, ни образов. Цезарь не понимал, как он вообще остался цел, после всех этих кошмарных видений, от которых разорвалось бы сердце даже самого крепкого стоика. И царившая вокруг мрачная тишина не сильно успокаивала. Лишь слабый, но очень знакомый голос обращался к нему будто издалека. - Гай Юлий Цезарь, слышишь ли ты мой голос? – теплый и приятный голос, отчасти шепчущий теперь обращался к правителю Рима. Цезарь слышал этот голос всего несколько раз, но он узнал бы его из миллионов. - Да, я слышу тебя прекрасная Богиня Венера! – бросил ответ диктатор Рима в пустоту и тьму, откуда доносился голос. Цезарь быстро пришел в себя и его слова казались твердыми и практически невозмутимыми.       В глаза диктатору ударил ослепительно яркий свет, будто само солнце опустилось к нему. Но теперь в свете, точнее даже из света возникла фигура прекраснейшей девушки в белоснежном одеянии. Все тревоги и страхи, которые терзали Цезаря испарились перед явившемся божество, принося покой и умиротворение. После всех кошмарных видений, которые кому угодно добавили бы седых волос это чувство успокоения было нужно как никогда прежде. - Я видела твои терзания и твои сомнения, мой герой и я прибыла, чтобы помочь тебе, – голос Венеры был чарующим и успокаивающим, но даже в нем ощущалась тревога и волнение. Пока с ее слов было не ясно, сама ли она навела это видение и образы или же лишь незримо наблюдала их вместе со своим потомком. - Я видел все это, этот бесконечный кошмар, будто бы наяву, – заговорил сбивчиво уже успокоившийся Цезарь. Трусом его конечно было не назвать, но увиденное было способно нагнать ужаса даже на самого смелого человека и вогнать в отчаяние самого твердого воина. Но сейчас ужасные видения развеялись и в присутствии Венеры, римский правитель чувствовал себя куда спокойнее и увереннее. - Я знаю, что ты видел, мой герой. Я видела все что было, начиная с моего рождения, но я не могу увидеть что будет или чему не дано совершиться. Я не мойра и не мне предсказывать судьбы богов и людей, – размеренно говорила Венера, видя тревогу своего подопечного и желая помочь ему по мере своих возможностей. - Но это же не был простой припадок и видения, я знаю. Я видел их сотни и помню десятки, но этот отличается. Ты показывала мне будущее? – не нужно было быть гением или прорицателем, чтобы понимать приблизительный смысл этих видений. Постепенный упадок и гибель Рима – вот что предвещало необычное сновидение. Правда вопросы к увиденному оставались. - Как я уже сказала, я не мойра. Но здесь и не нужен дар прорицания, чтобы увидеть что произойдет, если Ехидна и ее отродья победят. То, что ты видел… Это может случиться, если мой герой потерпит неудачу, - продолжила Венера, вот только в успокаивающем голосе читались тревожные нотки, очевидно она сама считала, что видения Цезаря могут оказаться пророческими. - Эти чудовища, я уже сражался с ними, но я знаю, что их там будет еще больше и они будут куда сильнее крылатых гарпий. В этом видении кого я только не видел, крылатые монстры, какие-то минотавры, остроухие воительницы, ящерицы... Откуда у этой Ехидны столько потомства? – задавался вопросами Цезарь, который раньше вообще не верил в существование чудовищ, а тут пришлось с ними сражаться. – С гарпиями-то справиться было непросто, а как быть с остальными. Как их побеждать? - Я прекрасно тебя знаю, может даже лучше тебя самого. Тебя никогда не пугали трудности и вместе с тем, ты никогда не был против славы. Не тебе ли хотелось встать в один ряд с Великим Александром и превзойти его? Не ты ли жаловался, что к тридцати годам он почти покорил весь мир? – заговорила как обычно мягко Венера, пытаясь приободрить своего подопечного, помочь ему в принятии судьбоносных решений. – С порождениями Ехидны тоже можно справиться, да они необычны и сильны. Но ты уже одержал над ними одну победу. Герои прошлого тоже побеждали их. И Рим на это способен, будет тяжело, но вы можете их одолеть. - Сейчас по-другому, раньше я рисковал лишь собой, позднее своими воинами, которые были готовы пойти ради меня на смерть, но теперь… Теперь на кону стоит Рим, город которому больше семисот лет может закончится… При мне. Одно дело видеть это со стороны и совсем другое быть участником. Нет быть главным виновником произошедшего, – Юлий долго молчал, но все же дал ответ Венере, признавшись в том, что гнетет и пугает его больше всего на свете. – Мой разум окутан туманом, слишком много неясного, слишком много вопросов, порождающий сомнения.       Пожалуй, это действительно пугало Цезаря больше всего на свете. Все же одно дело погибнуть во славу Рима, защищая его от врагов, подобно консулу Эмилию Павлу, принявшему смерть от коварства Ганнибала в Каннах. Но совершенно иное стать главным виновником гибели Рима. Вечный Город не раз и не два был на грани гибели, его чуть не захватили галлы с Бренном, ему угрожали этруски и беглый царь Тарквиний. Покорить город на семи холмах мечтали и Пирр и Ганнибал, стоявший у ворот Рима, но так и не решившийся его штурмовать. И наконец этот смутьян и разбойник Спартак, покусившийся на божественные законы и порядки, подняв рабов на войну против господ.       И все же тогда Рим выстоял, возвращаясь еще более могущественным и сильным, превратившись из небольшого италийского города в столицу крупнейшей державы на Маре Нострум. И сейчас, едва ли не в момент его высшей славы Вечный Город мог погибнуть от внутренних противоречий и атак интервентов снаружи, к которым теперь прибавились и эти чудовища. И все это выпадало на долю Юлия Цезаря. - Если не можешь положиться на свой разум, то спроси свое сердце, пусть оно подскажет тебе правильный выбор, – подала совет богиня любви, видя как терзается в нерешительности ее подопечный. Она никогда в нем не сомневалась и знала, что после долгих раздумий будет принято нужное решение.       Цезарь не мог не вспомнить своих печально известных сограждан Гая Теренция Варрона и Квинта Сервилия Цепиона, чьи ошибки стоили жизни десяткам тысяч римлян, а сам Вечный Город оказывался на краю пропасти. Встать в один ряд с этими ничтожествами, войти в историю как и получить вечную ненависть от потомков римлян, вот что было для Цезаря действительно страшным. Он-то видел себя в одном ряду с Александром Македонским, а сейчас мог запросто оказаться рядом с Дарием Третьим Кодоманом, при котором погибла Персидская Империя, во многом из-за его собственной трусости и нерешительности. Даже при борьбе с Помпеем цена ошибки не была бы столь велика, ведь у Рима сменился правитель, но сейчас мог исчезнуть и сам Вечный Город. - В столь важных делах опасно полагаться на сердце. Нужно все взвесить, просчитать, обдумать. Я всегда так делал и добивался успеха, а сейчас... Я будто должен сначала делать, а потом думать, – посетовал на совет Венеры Цезарь. Он имел смысл, но вот сам диктатор больше предпочитал расчет и уверенность фанатизму и эмоциям. А здесь ему катастрофически не хватало информации, определенности. - Холодный рассудок ничто без души, без сердца. Даже самый трезвый разум может оказаться обманут, ошибиться, допустить просчет. Ты не знаешь, что делать и не можешь разумом отыскать правильный выбор, тогда положись на свое сердце, на свои чувства, – невозмутимо парировала богиня любви, будто взяв пару уроков у красноречивого Меркурия.       Цезарь не стал отвечать своей покровительнице, погрузившись в свои мысли. Он попробовал внять ее совету, но на первый взгляд, даже его чувства, его сердце и душа колебались, не зная что выбрать. Но здесь надо было уметь слушать свою душу, свое сердце, положиться на интуицию. И все это говорило ему о том, что стоит сначала обезопасить Рим, изгнав иноземцев с римской земли. Богиня любви будто это почувствовала и слегка приободрилась, а на ее прекрасном лице просияла улыбка. - И будь осторожен, враг идет не только снаружи далеко на Истре. Опасность ждет тебя в самом Риме. Для правителя нет места опаснее, чем его дворец и его собственный дом, что пронизаны заговорами и предательством, те, кому ты доверяешь могут обернуться против тебя. И возможно, что настоящий враг будет куда ближе к тебе, чем ты думаешь, Великий Цезарь, – загадочно и многозначительно произнесла Венера, будто бы она сама не была в этом уверена и скорее делилась своими опасениями с подопечным героем. Последнее прозвучало настолько смутно и неопределенно, насколько это было возможно, сбив Цезаря с толку. Неужто Антоний со своими списками врагов был прав и действительно стоит опасаться удара с их стороны. Или тут речь шла о чем-то еще? О рабах, что были повсюду или об изменчивом плебсе столицы республики? Юлия слова Венеры погрузили в новые размышления, да такие глубокие, что он даже не стал уточнять, пытаясь самостоятельно добраться до истины. - Ты всегда можешь поговорить со мной, нужно лишь правильно попросить… – произнесла напоследок Венера, уже уходя. Но сделав шага два, она все же обернулась к обдумывавшему разговор Цезарю – Тяжелая участь выпала на твою долю. Я верю в тебя, мой герой и только на тебя я могу положиться. Потому что если с этим не справится мой потомок, не справится никто.       Бросив последний взгляд на Цезаря, полный надежды и какого-то сострадания, Венера рассыпалась на тысячу светящихся искр, которые унесло порывом легкого ветерка, не оставив и следа. Будто бы богини любви здесь и не было. Огонь, в котором Юлий искал ответы давно погас, даже угольки уже дотлевали в жаровне, устав ждать пробуждения диктатора. Ничто не намекало на то, что здесь только что побывала богиня Венера.       Да, это было видение, наваждение, что пришли к нему после припадка, но не совсем обычные. Цезарь будто бы получил ответы на все интересующие его вопросы, некоторые из которых правда запутали дело еще сильнее. Если она права, то в военном лагере было безопаснее, чем дома. Хотя был и не ясно, откуда исходила угроза от близких друзей или от столь же близких недругов. Но главное, он наконец-то принял решение. Терзаниям настал конец и настало время пойти навстречу своей судьбе, какой бы она ни была.

******

      В этот вечер в одном из поместий близ Капуи было крайне неспокойно. Это место, где жил Марк Клавдий Марцелл, лишь недавно вернувшийся из изгнания после прощения Цезаря. Этого человека ранее можно было по праву назвать одним из действительных хозяев Рима, которому довелось занимать пост консула и выступить одним из застрельщиков открытой войны оптиматов против Цезаря. За время проведенное в изгнании роскошное по римским меркам поместье ничуть не утратило своего блеска. И сегодня здесь снова собирались друзья Марцелла, не сумевшие отказаться от борьбы с Цезарем.       Цицерону было крайне не по себе от всей обстановки, что царила в этом месте и это была тихая паника. Он никогда не видел стольких людей, расхаживающих по территории большого имения с дубинками или кинжалами наперевес. Несколько стояли в дозоре, смотря на тропу, что вела к воротам поместья, словно выискивая лазутчиков. Всего их насчитывалось десятка три, что зорко наблюдали за окрестностями. Конечно слова Цезаря в Сенате прозвучали грозно и они попали в тех, в кого метили, но вряд ли кто-либо, даже диктатор мог предвидеть такую реакцию. В поместье бывшего консула Марцелла спешно собирались его соратники, кто успевал прибыть к этому вечеру. Часть из них предпочла сбежать на свои виллы, кто-то и вовсе принялся лихорадочно искать повода покинуть Италию, боясь гнева Цезаря. Но Цицерон был здесь, не собираясь бежать из Италии снова… Одна только мысль об этом вызывала тошноту.       На сей раз для собравшихся не было даже традиционного для собиравшихся роскошного пира, и дело тут не в жадности хозяина, сколько в настроении его гостей. Многие вообще не стали приходить, боясь навлечь на себя подозрение шпионов Цезаря. Пройдя внутрь роскошного по римским меркам поместья и оказавшись перед обеденным залом, Цицерон за весьма скромным ужином видел лишь еще троих, из десятков тех, кто был посвящен в готовившийся заговор.       Пусть Марцелл и оказал гостям радушный прием, который большая часть римлян и представить себе не могла, настроение собравшихся оставляло желать лучшего. Кассий отстраненно отрезал от яблока кусок за куском, иногда играясь пальцами с острием ножа, народный трибун Руф осушал уже четвертый кубок вина, желая утопить в нем свои тревоги и волнения. Даже приветствий не прозвучало, слишком все были поглощены своими мыслями. Пройдя внутрь, Цицерон тут же уткнулся в свои записи, перебирая их, будто бы желая найти в них ответ, хоть какую подсказку. Марцелл тем временем запер дверь, чтобы даже рабы не смели его беспокоить - А где все остальные? – окинув двух гостей непонимающим взглядом поинтересовался Цицерон, нарушив висящее в помещении молчание. Он ожидал увидеть куда больше людей, хотя бы десяток, но не было никакого намека, что кто-то еще собирается присоединиться к сегодняшнему собранию. - Остальных не будет, – сухо отчеканил Марцелл, будучи сам в легком замешательстве. Даже на первом собрании людей было больше, а сейчас помимо него самого лишь троим хватило смелости прибыть в его дом на совещание. - Не сработала твоя идея, Цицерон. Подумать только, сколько времени и сил впустую пришлось потратить на то, чтобы попытаться побудить римский народ подняться против тирана, – без особых приветствий с порога бросил упрек своему хорошему другу народный трибун Руф, развалившись на своем месте. И хотя он пытался казаться расслабленным и спокойным, его напряжение прекрасно чувствовалось.       Марцелл едва заметно улыбнулся, Руф действительно быть может впустую потратил время на исполнение плана Цицерона, но точно не он сам. Оратор правда этого жеста не обнаружил, его слишком грызла досада от того, что его, на самом деле неплохая идея провалилась из-за непредвиденного обстоятельства. - Я знаю, мне казалось, что костлявая рука голода сможет пробудить людей, показать им тиранию Цезаря. И мой план бы удался, если бы не его египетская шлюха, которой зерна хватит на все побережье Маре Нострум, – Цицерон обычно был не вспыльчив, но тут не сдержался и стукнул по столу от раздражения. Причем злило его больше не сама неудача, а воспоминания о прибытии царицы в Рим.       В это было сложно поверить, но Клеопатра злила и раздражала всех присутствующих здесь куда больше Цезаря. Конечно, немало работы сделали распускаемые о ней слухи, но ее появление разозлило многих. В Риме и раньше бывали цари, но тут был особый случай – Клеопатра была больше, чем просто союзница Цезаря и кто знал, какие мысли она ему внушала. Еще больше раздражало то, как ее приветствовал плебс, в основном за то, что она привела десятки барж с зерном в Рим. И от этого мысли у Цицерона были мрачные – как скоро люди изберут себе нового царя, ради того, чтобы он дал им хоть немного насытиться. - Клянусь Юпитером я лучше снова пойду в Парфию, чем стану ее подданным. Она уже смотрит на римлян как на подвластных ей рабов, – добавил от себя Кассий, состроив при упоминании Клеопатры такую гримасу, будто его сейчас вывернет. – Ее счастье, что я был далеко от нее, не то бы выпустил этой змее кишки. - А так и будет, если так пойдет дальше и тебе придется поклоняться ей как живому божеству Кассий, а заодно и ее супругу Цезарю. Мы уже превращаемся в его рабов, а он становится нашим царем. Восточные деспотии развратили его и теперь он хочет быть фараоном Рима и живым богом, перед которым будем ничтожные мы. Перед тиранами все равны в своем бесправии, аристократы и чернь, богатые и нищие. И нас ждет нечто подобное, – мрачной философией подытожил обсуждение Клеопатры Цицерон. Перспективы республики казались ему более чем туманными и хорошо, если они вообще были.       Пожалуй это и был главный страх собравшихся сенаторов – окончательно потерять свою власть и вернуться к монархии, когда даже самые знатные и богатые граждане вынуждены склониться перед царем, уступив ему свою власть. Римляне изгнали последнего царя почти 500 лет назад и тем страшнее было для присутствующих, что они увидят возрождение казалось уже давно забытых порядков. - Никогда он мне не нравился. Этот патриций всегда презирал Сенат и ни во что не ставил республиканские порядки. Помните консульство Юлия и Цезаря, когда он запугал второго консула Бибула своими головорезами и правил в одиночку? А сейчас ему мало единоличного консульства, да и диктатура явно неспособна удовлетворить его аппетиты. Воистину, даже Гракхи и Гай Марий не несли такой угрозы республике как Цезарь, – с нескрываемой ненавистью процедил Марцелл, проклиная сейчас наверное оплошность Суллы, которая позволила этому выродку выжить и захватить власть. Приятного было мало, да и в текущей ситуации быть не могло. В отличие от остальных Цицерон был не столько напуган, сколько подавлен. Ему хотелось увидеть какой-то проблеск, хоть где-нибудь, какое-то чудо, которое сможет защитить Рим от угасания и гибели. Его соратники тоже не излучали оптимизма, обдумывая как свои дальнейшие планы, так и собственную судьбу. На этом фоне неожиданно энергично повел себя Руф, резко хлопнув себя по лбу. - Проклятье, из-за этого Цезаря я чуть не забыл про письмо от Катона. Оказывается, есть и хорошие новости. Все же есть царь нумидийский теперь на нашей стороне и Секст Помпей собрал флот почти в сто трирем, либурн и квадрирем, так что можно подумать об освобождении Сицилии. Правда этот варварский царек Юба посмел потребовать у Рима земли в Африке вплоть до Карфагена и это не считая торговых привилегий, – Целий Руф вышел из-за стола и через минуту вернулся, положив перед присутствующими послание Катона. Порций писал, что не считает себя вправе торговать землями Рима и потому просил своих тайных друзей решить этот вопрос. - Пусть забирает хоть всю Африку. Югурту разбили и этого потом разобьем, когда придет время. Ради победы над Цезарем и его дружками не жалко на время отдать засыпанные солью земли. Мне даже интересно посмотреть какое применение этот пустынный варвар сумеет им найти, – даже как-то насмешливо произнес Клавдий. Римские владения в Африке, за которые приходилось сражаться больше ста лет не особо волновали Марцелла, особенно если их можно было разменять на избавление от Цезаря.       Цицерон промолчал, представляя как тяжело Катону дались эти переговоры с нумидийцами. Старый республиканец мыслил иными категориями, нежели Клавдий Марцелл и из принципа не отдал бы варварам и югера римской земли. С другой стороны, бывший консул был прав, если они проиграют, эта земля и так попадет под власть рождающегося на глазах у всех деспота Рима, который мало чем будет отличаться от царя Нумидии или фараона Египта. Скорее даже в худшую сторону. Оратор незаметно для всех горько усмехнулся, Вечный Город покорил весь мир, разбив десятки армий и сотни полководцев но при этом ничего не мог поделать с одним выскочкой До чего же Рим прогнил или ослаб, что ему для освобождения от тирании нужна помощь иноземных царей. - Я вообще не понимаю, зачем нам церемонится с этим? Мы должны одолеть его любой ценой, иначе он попросту покончит с нами сам. Вы же все слышали, что он сказал в Сенате? У вас есть понимание того, что если мы не разберемся с ним, то он рано или поздно доберется до каждого из нас? – пробурчал недовольный пассивностью и нерешительностью своих соратников Кассий, крутя в пальцах кинжал.       Конечно все присутствующие слышали слова Цезаря, да и в любом случае им бы их передали. Странные заявления и завуалированные обвинения, выглядящие как последнее предупреждение взбудоражили многих сенаторов, ведь никто не знал, о ком конкретно идет речь, потому помимо присутствующих заволновались и те, за кем числились меньшие грешки, да и остальным тоже было как-то не по себе в тот момент. - Честно, когда он заговорил о своих подозрениях внутри стало так холодно, будто с Ганнибалом Альпы переходил. Думал все, конец мне и всем нам, но потом... Он не стал ничего говорить конкретно. Может он что-то знает о нашей деятельности, но не знает, кто в нем состоит? – признался Руф, для которого, как наверное для всех странное заявление Цезаря было как гром среди ясного неба. - Я думаю он знает, но не до конца и понятия не имеет, насколько далеко могут идти наши намерения. Цезарь не Сулла, чтобы подозревать заговор в том, что несколько людей собрались на вилле у друга поболтать вечерком о тои о сем, – предложил объяснение странному поведению диктатора уже Цицерон. Он не раз и не два говорил с ним лично и видел, что нынешний правитель не сторонник превентивного террора, а значит пока они сами не дадут явных поводов для расправы над собой, бояться им нечего. - Нет, он знает, он просто играет с нами как с добычей. Сидите тихо и я вас не трону, нет он так нас запугивает, требуя чтобы мы сдались на его милость без борьбы. Как бы не так! Если он любезно предупредил нас о своих намерениях, мы обязаны ему ответить и чем скорее, тем лучше, – бескомпромиссно заявил Марцелл, который увидел в выступлении Цезаря не предложение мира и попытку договориться, но предупреждение о расправе. - Иначе потом он еще примет какой-нибудь закон, чтобы породниться со своей египетской потаскухой, заведет от нее наследника и мы будем почитать до конца своих дней не только самого Цезаря, но и его выродков!       Сообщники переглядывались между собой, будто спрашивая, чья версия правильная. Как бы то ни было, резкое заявление Цезаря встревожило их настолько, что на этом собрании оказались лишь они вчетвером, включая хозяина виллы. У всех в глазах читалось странное сочетание неопределенности и решимости. Нужно было как-то отвечать, но вот как именно никто пока не придумал. - Согласен, что-то делать надо, вот только что? Плебс все еще радуется тирану и его египетской змее, лояльных нам солдат в Италии я не вижу, а все наши друзья и союзники за морем сражаются против цезаревых командиров в Африке и Испании, – подал первым голос Кассий, надеясь хоть как-то сдвинуть дело с мертвой точки. Он даже пожалел, что завел речь про выступление Цезаря и тем самым потратил драгоценное время впустую вместо обсуждения реальных действий. - И еще этот Марк Антоний все никак не уймется. Я попытался его осадить и дискредитировать перед Цезарем, но этот пьянчуга не успокоится пока не покончит с нами и персонально со мной. Он такой же враг Республики как его ненаглядный отчим-заговорщик, – поддержал рассуждения Кассия Цицерон, также прекрасно понимая, что одним только Цезарем их проблемы отнюдь не исчерпываются. – Но нам надо что-то сделать с Цезарем, как-нибудь разобраться с ним, опираясь на наш закон, на наши правила, судить его как врага Отечества. Иначе Республику будет уже не спасти. - Это как опираясь на закон победить его? Он же диктатор и его слово закон. Или ты хочешь, Цицерон, поставить перед Сенатом вопрос об его отстранении и суда над ним? Кто за такое голосовать будет. Я уж не говорю о том, что половина Сената кормится с его рук, как и народные трибуны, которые просто наложат вето на подобное, – издевательски произнес Кассий, явно не понимая, как Цицерон собрался при помощи законов победить главного законотворца. - Не обязательно, мы будем и дальше доносить до народа правду, о том, что этот тиран собирается отобрать у них. Расскажем им истину об этой египетской ведьме, что собирается сделать их своими рабами, обратить в таких же варваров, что и в ее стране. Что Цезарь погубит все наши традиции, все, что делает нас римлянами, дабы сделать покорных рабов, как в восточных царствах, – Цицерон чуть оскорбился такой колкости, но не растерялся и предложил другой план. – Мы попробуем и дальше мешать Цезарю, тормозить все его законы, срывать его задумки. - Марк, я тебя уважаю, но настроения плебса я знаю гораздо лучше тебя, иначе я бы не оказался народным трибуном. А им наплевать на то, тиран Цезарь или нет, хочет он свободу отобрать или нет. Им даже на эту иноземную змею наплевать. Более того, ради зерна, которое она им может дать, они запросто и царицей ее признают и даже живой богиней, а купленные сенаторы с радостью их поддержат. Плебс спит и одурачен Цезарем, им наплевать на то, что будет в будущем, поскольку этот тиран внушил им, что может обеспечить им настоящее, – осадил оратора Руф, которому изначально не слишком нравилась ставка на плебс у Цицерона и народный трибун мог бы часами перечислять причины, почему эта идея провальная изначально.       Цицерон замолчал, пришибленный аргументацией Руфа, который о настроениях черни знал побольше оратора. На несколько минут в помещении воцарилось молчание, прерываемое разве что треском огня в жаровне, да редкими постукиваниями по столу немного взволнованного Руфа. Наконец в какой-то момент хозяин виллы – Клавдий поднялся на ноги и, слегка прокашлявшись, заговорил. - Коль уж сложилась такая ситуация, думаю у нас нет выхода, господа. Если народ Рима не желает сам избавить себя от тирании, нам придется взять дело в свои руки. Кассий прав, когда упрекает нас в недостаточной смелости. Я всегда говорил, что великий человек Сулла в своей жизни допустил лишь одну ошибку. И наш долг исправить ее, убрав Цезаря, – было видно, как Марцелл волновался, когда произносил слова, которые должны были стать приговором для римского диктатора. Отступать Клавдий не был намерен, не в этот раз. - Да, и как ты предлагаешь это сделать, Клавдий? Может быть у тебя есть план лучше моего? – интереса ради спросил Цицерон неуместно ехидным тоном. Да, это было не слишком-то красиво со стороны оратора, но напряжению нужно было выплеснутся, пусть даже в такой насмешливой форме.       Ответом был зловещий блеск в желтых глазах, от которого Цицерону стало слегка не по себе. Цицерон предчувствовал, какой ответ он услышит и это бросало его в легкую дрожь. Он молился, что его друзьям и союзникам хватит благоразумия быть осторожнее и не столь прямолинейными. - Очень легко, точно так же, как Сенат убрал Гракхов, Сатурнина, Сульпиция и других смутьянов. Как Сулла расправился со своими врагами, кроме одного. Или как отправили к паромщику бандита Клодия, вот так, – с этими словами бывший консул взял лежавший на столе нож и с размахом вонзил его в доску, на которой лежали яблоки.       Решительный жест произвел впечатление на всех присутствующих. Кто-то, вроде Руфа еле заметно улыбались, будто не понимая, как раньше сами до этого не додумались. Другим же, как например Цицерону стало не по себе и он стал нервно теребить тогу на плече и вытирать выступавший пот. Кассий наоборот только приободрился и достал из-под стола свой кинжал, будто в знак солидарности. - Погодите, вы в своем уме? Убить диктатора Рима?! Вы понимаете, что с вами сделают одураченные Цезарем люди, когда узнают кто именно убил их кумира?! К тому же… Я настаиваю, что избавиться от него надо законными методами, – оратор явно не ожидал столь радикального предложения и даже слегка растерялся. Нет, он не испытывал любви или жалости к правителю Рима, но он прекрасно представлял собственную участь, если Цезарю или Антонию станет об этом известно. К тому же, теперь были еще и монстры, выступавшие против Рима и Туллий хотел удержать соратников от поспешных и радикальных решений. - А что не так, оратор? Ты, когда отдавал приказ убить без суда катилинариев не особо волновался о законности, для тебя важнее было убить врагов Республики и спасти ее, так и для нас тоже, – решил напомнить Цицерону о его главной заслуге перед Римом Кассий Лонгин, не понимая, почему тот так упирается и вертится. – Если республике грозит опасность долг гражданина отдать жизнь или забрать ее, но спасти свободу. А то, что Цезарь диктатор ничего не значит, поскольку он враг республики, опаснее Пирра и Ганнибала. Разве кто-то в здравом уме осудил бы того, кто избавил бы от них Рим? Не были ли врагами Рима смутьяны вроде Гракхов и Сатурнина или разбойника и убийцы Мария с предателем Цинной? - Верно, друг мой Марк, этот человек, нет, тиран подобный деспоту Сарданапалу отравляет Италию одним своим существованием. Договариваться бесполезно и стоило бы нам убрать его, пока он не убрал нас, – поддакивая, проговорил Целий Руф, играясь кончиками пальцев со своим кинжалом, будто проверяя его остроту. – Господа, я даже удивлен, как такая простая мысль не пришла нам в голову или то, что ранее никто не рискнул озвучить ее. - За свободу Рима и за Республику не страшно отдать жизнь. Если вам нужен новый Гармодий или Аристогитон я готов повторить их подвиг, чего бы мне это не стоило, – подключился к обсуждению выживший в парфянской авантюре Красса Кассий, обнажая клинок, словно готовясь принести клятву. – Только скажите, и я убью Цезаря, чего бы мне это не стоило. - Это похвально, Кассий, но у меня уже есть идея, как избавиться от Цезаря. Я знаю одного человека, мастера всяких трав и зелий, который может приготовить такую отраву, что за минуту изведет самого сильного воина. Яд самый безопасный вариант и к тому же какой символичный. Учитывая как на Востоке, откуда прибыла его ненаглядная шлюха подобная смерть отлично подойдет этому восточному деспоту, которым он так стремиться стать, – на правах неформального лидера стал излагать задумку Марцелл, который был не прочь предать театральности и ироничности такому великому делу. - Я не соглашусь с тобой, Марцелл, мы римляне и не должны уподобляться восточным варварам. У нас есть история, есть традиция, у нас был свой Гармодий - Луций Юний Брут наш первый консул, убивший одного из Тарквиниев. Дайте мне кинжал, дайте мне подобраться к Цезарю и я убью его, – стал предлагать свой вариант Кассий, который будто бы завидовал славе великого римлянина тираноборца и мечтал ему уподобиться. – Да, я знаю, что иду на смерть, но жизнь ничего не стоит без защиты идеалов, отечества. Может меня осудят и казнят, но когда республика возродиться, она по достоинству оценит эту жертву. - Друзья, это хорошие идеи, но давайте лучше выберем что-то более безопасное. Избавимся от Цезаря так, чтобы это посчитали трагедией, несчастным случаем. Ваши планы хороши, господа. Но они могут поставить нас под угрозу. Давайте лучше испортим его триумфальную колесницу так, чтобы она погребла его под собой. Никто и не подумает о том, что мы к этому причастны, – добавил свой, более осторожный план Руф, не желая попасться на обвинении в убийстве. Конечно, быть героем-тираноборцем хорошо, но продажный трибун в отличие от прямолинейного идеалиста Кассия был не против пожить подольше.       Оратор сидел молча, не зная что сказать, смотря на то, как его соратники принялись спорить об идеальном убийстве. За пару минут идея о необходимости убить Цезаря переросла в обсуждение конкретных планов этого деяния. Цицерон замялся и замолчал, желая выиграть немного времени на обдумывание ответа. Ситуация выходила из-под контроля, он видел как в глазах даже относительно спокойного Руфа просыпается животная жажда крови. Еще хорошо, что они не в Риме собрались, а то чего доброго прямо сейчас выскочили бы из-за стола и помчались вершить свое правосудие над тираном. Люди вокруг все более напоминали диких зверей, обезумевших от голода и готовых разорвать в клочья ту несчастную жертву, что попадется на их пути. - Я полностью согласен с тобой, Руф, с тобой Марцелл и я искренне восхищен тем, Кассий, что гражданский долг для тебя не пустой звук. Но... – на этом моменте обычно уверенно выступавший оратор неожиданно сбился и продолжил лишь после глотка воды. – Я много думал над этим и мне кажется, мы все недооцениваем угрозу, что надвигается на наши восточные границы. Я говорю не только о Боспоре или Даках, которые напали на наши земли, но и про этих мифических тварей, которых каждый из вас видел. Неужели их появление никак на вас не повлияло? - Друг мой, а как это должно на нас влиять? Да, есть какие-то крылатые бестии, но нам-то что? Они отсюда в десятках тысяч стадий, а Цезарь в каких-то сотнях. Не кажется ли тебе, Цицерон, что сначала нам стоит навести порядок в собственном доме, а уже потом думать о каких-то варварах. К тому же, может с ними и договориться можно, а с Цезарем не договоришься. Может они и вовсе не угроза для Рима и мы могли бы найти с ними общий язык, – предположил Марцелл, не понимая опасений Цицерона по поводу неизвестно откуда взявшихся монстров. - Я согласен. Тем более в Македонии осталось достаточное количество воинов, которые способны отбить любую атаку варваров, да и местные цари побаиваются даков и поддержат нас. Наплевать, будет Цезарь диктатором или его не будет вовсе Рим не проиграет каким-то пернатым тварям, – добавил Кассий, для которого необычные существа были далекой и безопасной диковинкой вроде каких-нибудь скифов. - Да, к тому же Цезарь знает о наших делах, но неизвестно, насколько много. Он главный враг Рима и чем скорее его не станет тем лучше для нас. Главное отправить Цезаря в Тибр, а с этими тварями как-нибудь уж справимся. Рим побеждал Пирра и Ганнибала, остановил Митридата, уничтожил пиратов, бил галлов, что ему какие-то крылатые красотки? - Вы рассуждаете правильно, я нисколько не сомневаюсь в силе и величия Рима, который справится с любым врагом и без Цезаря... Но я бы хотел воззвать к разуму каждого из вас. Люди одурачены и очарованы им, гибель тирана будет спасением как для нас, так и для этих несчастных. Но что если мы не будем пачкать тоги его кровью? Что если дать ему самому погубить себя? – Цицерон, хоть и был взволнован, тем не менее четко чеканил каждое слово холодным и спокойным тоном, желая остудить пыл собравшихся.       План Цицерона не вызвал особого восторга среди присутствующих, жаждавших крови ненавистного диктатора, да еще и оратор начал говорить загадками, будто бы опасаясь, что здесь сидит какой-нибудь доносчик. Однако своего Туллий добился и присутствующие всерьез заинтересовались его планом, желая узнать его поподробнее. Градус ненависти и возбуждения потихоньку спадал и это давало надежду трезво обсудить и оценить новый план Цицерона. - Что значит сам себя погубит? Неужто ты расскажешь Цезарю страшную правду о том, кто он такой и он, прозрев, сгорит от стыда или бросится на свой меч? – с ехидством подметил Кассий, чем вызвал смех со стороны присутствующих. Смеялись они охотно, горя от напряжения и страха заговорщикам пригодилась подобная острота, чтобы разрядиться. - Нет, есть идея получше. Мы не станем убивать его, по крайней мере сейчас. Но мы поможем ему сделать шаг в пропасть. Если этот грек из Херсонеса не обманул, то из Дакии идет просто огромное войско этих тварей и лояльных им даков и скифов. Так пусть Цезарь докажет, что он достойный защитник Рима. Пусть он идет сражаться с ними, а не с младшим Помпеем, Лабиеном или Катоном. У него сейчас не так много войск и шансов победить такого врага, у него немного, – стал неторопливо, не обращая внимания на насмешки, излагать свой план Цицерон.       Теперь над ним уже не посмеивались, а напротив, всерьез задумались. Цицерон опять предложил план, который позволил бы им формально остаться в стороне и при этом выиграть Конечно прошлая затея Туллия с голодом не получилась, но новая пришлась по душе. Все же мало кто из присутствующих, кроме Кассия, был готов беззаветно отдать свою жизнь ради победы над тираном. - Дело говоришь. Пусть этот любимец удачи снова испытает ее. Но как быть, если он все же победит и вернется с фракийских границ живым? Он невероятно везучий, будто бы потомок Фортуны, а не Венеры, спасся от Суллы, от пиратов, от галлов, а теперь еще и от египтян. У тебя есть хотя бы уверенность, что он не выберется и на сей раз? – с долей недоверия поинтересовался Марцелл, который уже настолько привык к победам Цезаря на поле боя, что уже не верил в какие-то иные исходы для него. - Если он вернется оттуда живым, то всегда можно обнажить клинки и пронзить черное сердце этого тирана, – уверенно и сухо отчеканил Цицерон, хотя ему совсем не хотелось лично оказаться замешанным в чем-то подобном. К тому же, отсутствие Цезаря в Риме в любом случае было им только на руку и даже если поход закончится победой диктатора, будет больше времени подготовить ему прием. – Кто согласен?       Руф мгновенно поднял руку, поддерживая своего хорошего друга. Марцелл же в раздумьях уставился в свой кубок вина, будто бы пытаясь разглядеть его дно. А вот Кассий был совсем недоволен, видимо идея просто убить Цезаря привлекала его куда больше сложного, но несомненно более изощренного и коварного плана Цицерона. - Не нравится мне этот план, мы опять вынуждены полагаться на каких-то варваров в борьбе против нового царя, что вообще-то долг и обязанность каждого гражданина. Я думаю Марцелл прав и нам стоит покончить с ним так, чтобы это было уроком для всех. А ты предлагаешь сделать из него героя и мученика, павшего в борьбе за Рим против иноземцев?! И получается, что это даки с какими-то чудищами из мифов освободят Рим от тирании, а не сами римляне? – после небольшой паузы резко высказался Кассий, ударив кулаком по столу. Его глаза горели ненавистью, так будто он хоть сейчас был готов прийти с кинжалом к Цезарю и убить его. - Уймись, Кассий. И со столом поосторожнее, он подороже тебя может стоить, – осадил вспыльчивого соратника Марцелл. – Я не против твоей идеи, Марк, но я бы хотел узнать о рисках с ним связанных. - Марцелл, не переживай, при таком варианте мы ничем не рискуем. Более того, если он погибнет там в бою или не только в нем, мы будем вне всяких подозрений. Как бы мы все не презирали Цезаря, но стоит объективно признать что плебеи в основном за него, как и его войска. И будет куда проще получить власть над ними, если ничто не будет указывать на нашу помощь в смерти Цезаря, – стал подробно излагать тонкости своего плана Цицерон. Он еще немного волновался, но теперь он чувствовал себя в своей тарелке, в центре внимания. - Идея-то у тебя хорошая, друг мой, они у тебя всегда хороши. Но вот только захочет ли этого сам Цезарь? Захочет ли он слушать нас с тобой? – на сей раз роль скептика решил исполнить Руф, что до сей поры долго сохранял молчание. - Даже у сильнейших есть слабые места, у честнейших пороки и зная их, можно использовать в своих целях. Как говорил один мудрый грек – дайте мне точку опоры и я переверну Землю. Здесь же нужно перевернуть, нет, помочь перевернуться одному человеку. И у каждого внутри такой рычаг есть, нужно лишь найти его и грамотно на него нажать. Это я и сделаю, – убедительно отстаивал свой план Цицерон. Успокоившись он даже позволил себе чуть свободнее устроиться на своем месте и отпить немного вина из кубка. - Хорошо, но ты уверен, что он пойдет на войну сам, а не отправит, скажем Марка Антония? Если он сделает так, то твой гениальный план Цицерон отправится туда же, где оказался предыдущий, – теперь уже Кассий решил исполнить роль скептика, а заодно слегка поехидствовать, припоминая чем закончилась предыдущая затея Цицерона с голодом и саботажем. - Я смогу его убедить. А если я не смогу, то мы сможем сделать это все вместе. Мы будем самыми верными, ярыми и радикальными сторонниками Цезаря в этом вопросе и сделаем так, что у него не останется выбора кроме как пойти в Дакию самому. Достопочтенный гражданин Кассий, оказавшись с Цезарем у пропасти, просто толкнул бы его в нее. Мы же будем умнее и убедим его туда прыгнуть. Я хорошо его знаю, он к сожалению, не трус и слишком горд чтобы делиться триумфом с кем-либо еще. Это позволило ему стать тем Цезарем, каким мы его знаем, так пусть же это его и погубит, – закончил свои рассуждения Цицерон, надеясь что был достаточно убедителен и сумел развеять скепсис присутствующих. - Ты предлагаешь нам славить тирана?! Я скорее себе язык вырежу, чем скажу хоть одно хорошее слово в его адрес. А еще лучше отрежу сначала его собственный язык, а затем и голову, – вспылил Кассий, услышав столь крамольные для себя рассуждения. Он даже подскочил со своего места, но все же быстро на него вернулся, немного успокоившись. - Терпение, мой друг, терпение. Если это поможет его прикончить, Кассий, то да. Мы не можем победить его в открытом бою, уже пробовали. Нам надо пойти другим путем, не столь простым и очевидным. Да, благородный Кассий, это грязный и неприятный путь, но мы прежде всего думаем о спасении Республики и если ради спасения Республики нам надо восславить Цезаря, что же, я первым это сделаю, – на сей раз Цицерон не просто парировал выпад Кассия, а перешел в наступление, решив как следует растолковать ему свою позицию и ее логику.       Рассуждения оратора ненадолго заставили всех замолчать, чтобы усвоить сказанное. Энтузиазма затея Цицерона не вызвала, хотя какой-то ярой критики и возражений на нее не последовало, поскольку присутствующие видели в рассуждениях оратора логику. План был надежным, но при этом довольно мерзким, что многим, особенно Кассию, было неуютно даже об этом думать. - Тебе-то это не впервой, восславлять тирана, – с ехидством и презрением бросил Кассий. Он очевидно, хотел сказать еще пару ласковых слов в адрес изменчивого оратора, но удержался. Правда Цицерон подобную дерзость попросту проигнорировал. - Это неплохая идея, Цицерон, но может быть, нам стоит немного помочь ему? Этому баловню Фортуны слишком часто везет в сражениях. Может на этот раз стоит найти кого-нибудь, кто поможет ему проиграть? – поинтересовался Руф. Будучи долгое время в лагере сторонников Цезаря он много слышал о его победах, в том числе тогда, когда ситуация казалась безвыходной и потому не верил, что диктатора могут просто победить в сражении. - Давайте сначала убедим его выступить в поход, а уже потом будем искать помощников, – отрезал подобные рассуждения Туллий, не желая снова уходить в сторону от основной темы обсуждения.       В помещении снова воцарилась тишина, в которой даже было слышно как Руф выпивает очередной кубок вина. Все были погружены в раздумья, выбирая между идеей Марцелла избавиться от Цезаря как можно быстрее и более сложным планом Цицерона. Молчание могло царить долго, Руф и Кассий все-таки немного колебались, но конец ему положил Клавдий. - Хорошо, будь по твоему, Цицерон сыграем роль сторонников Цезаря и потребуем от него исполнить долг защитника Республики. Надо будет предупредить остальных о нашем решении, чтобы не наделали глупостей. Но учти, провалится и этот твой план, будем действовать по-моему, – подытожил Марцелл, все же решив уступить рассуждениям Цицерона. Тем более где-то вдали постепенно начинал розоветь горизонт. Ночь за спорами пролетела совершенно незаметно. - Я соглашусь с планом Цицерона, но избавьте меня от этих восхвалений, – недовольно пробурчал Кассий, который пошел на компромисс со своей ненавистью и все же одобрил принятый план. Правда действовать согласно ему он вряд ли собирался.       Встреча прошла совсем не так, как ожидалось за несколько дней до этого. Внезапно резкое заявление Цезаря спугнуло большинство участников, но самые важные остались на месте и все же смогли ответить на главные для себя вопросы.       Оставшееся время прошло все же за обсуждением более мелких и второстепенных вопросов, да и просто разговорах обо всем. К тому же ночь практически заканчивалась и всем присутствующим стоило покинуть дом Марцелла. Потихоньку, уже ближе к рассвету, который наступил незаметно за жаркими спорами, присутствующие стали расходиться, чтобы вернуться к себе. Кассий ушел самым первым, даже толком не попрощавшись, а Цицерон собрал со стола все заметки, которые он успел набросать за время совещания и также ушел из помещения. Наконец в комнате остался хозяин Марцелл и уже собравшиеся было уйти трибун Руф. - Руф, постой на минутку, ты мне нужен, – попросил владелец поместья, который и сам был не против полежать и отдохнуть после столь бурной ночи, но была одна вещь, которую он хотел обсудить наедине с народным трибуном. - Ладно, говори Марцелл, что тебе нужно от меня? Опять проголосовать против какого-то закона? – предположил Руф, потому что обычно именно этого от него просили такие люди как Клавдий, само собой за вознаграждение. - Нет. Руф, сделай милость, отправляйся на юг в Самний и Калабрию, к детям ветеранов Суллы, передай им, что Цезарь планирует закон о возвращении имущества проскрибированным. И найди Милона, пусть как можно быстрее возрождает свои боевые отряды. Я чувствую, близится час битвы и мы должны быть к нему готовы, – настойчиво потребовал от народного трибуна Марцелл, пользуясь тем, что они оказались наедине. - Но погоди, Марцелл, разве мы не решили следовать плану Цицерона? Подождем пока враг снаружи избавит нас от тирана, победит его, как там красиво оратор наш излагал, – подивился не на шутку Целий Руф. Он понимал к чему клонит его собеседник, но ведь буквально только что они все договорились действовать по плану коварного оратора. - Решили, но Цезарь... Он же не один там, вся эта плебейская чернь, Антоний, его подстилка Фульвия и все их бандиты-клодианцы останутся. Риму нужно очищение, нужно избавить его от возмутителей порядка. Даже если Цезарь падет, они могут попытаться занять его место и уничтожить нас. Да и поганец сам по себе везучий, лучше взять дело в свои руки, – заговорщески произнес Марцелл, который явно придерживался какого-то своего плана, несмотря на согласие с Цицероном. – Ты согласен со мной?       Трибун взял паузу на раздумья, очевидно Марцелл вел какую-то свою игру, в которую не спешил посвящать остальных заговорщиков, в общем-то соглашаясь с их планами. Все это не могло не волновать Руфа, пусть и немного. Однако с другой стороны, бывший консул был по-своему прав. Народный трибун видел недовольство плебеев аристократией и накопившимися долгами перед немногочисленными ростовщиками-толстосумами и был вынужден подыгрывать избирателям своей риторикой. И что еще хуже, он видел, насколько Цезарь популярнее среди них, чем все присутствовавшие на этой вилле вместе взятые.       Даже избавление от Цезаря не спасло бы Руфа и его коллег по заговору от большого числа обедневших римлян, которые могли бы стать грозной силой в руках того же Марка Антония и Руф понимал, что единственное, кто удерживает этого пьяницу от кровавых расправ, так это сам Цезарь. С ними тоже нужно было что-то делать, а в идеале самим возглавить недовольных римлян, что собственно Руф и пытался сделать, из-за чего недавно угодил в перепалку с Антонием. - Хорошо, Марцелл, я сделаю как ты скажешь, но… Почему об этом ты просишь только меня? И почему ты не сказал об этом никому на собрании? Что это за тайный сбор армии? Не задумал ли ты чего отдельно от нас? – аккуратно поинтересовался Руф, не высказывая напрямую свои опасения, а боятся было чего. Вдруг Марцелл решит предать их и сам стать единоличным правителем Рима, избавившись сначала от Цезаря, а потом и от своих собственных соратников. - Ни в коем случае, друг мой, просто понимаешь, я не хочу остаться с пустыми руками, если план Цицерона провалится. Этот Цезарь со своими дружками так надоел, что сил нет. И я не намерен полагаться в этом деле на варваров или крылатых чудовищ. Хочешь что-то сделать, сделай это сам, понимаешь? – поспешил успокоить своего коллегу Марцелл, видя колебания и опасения Руфа. - Я понимаю, Клавдий. Не волнуйся, я сделаю все как надо и в срок, – пообещал успокоившийся и разобравшийся в ситуации народный трибун. Он все еще сомневался в правильности действий Марцелла отдельно от остальных участников заговора, но теперь он по крайней мере был спокоен за себя. - Будь готов, Руф, мы должны выступить при первых известиях из Македонии, не важно, победит Цезарь или проиграет. Власть должна перейти в руки достойнейших, иначе Рим погибнет, – с важным видом произнес Клавдий, напутствуя своего соратника перед прощанием. - В руки достойнейших, – сухо повторил Руф, показывая полную готовность исполнить замысел хозяина дома, который оставался в тайне от всех остальных участников их заговора против Цезаря.       Марцелл не стал уведомлять Цицерона и остальных о подготовке сил для выступления. Заказанные им гладиаторы должны были уже скоро быть готовы, как возрождающиеся отряды Милона. А уж если Секст Помпей сумеет перевезти хотя бы пару когорт и предоставить своих пиратов, то в руках оптиматов будет достаточно людей, чтобы взять Рим силой и уничтожить многочисленных врагов. Цицерон и другие уже не смогут вертеться, как сейчас и, оказавшись перед фактом выступления поддержат его. Или же если им не хватит духу этого сделать всегда можно от них избавиться.

******

      Переполненный корабль наконец-то прибыл к пристани Одессоса. Немногие уцелевшие жители Калатиса, включая нескольких легионеров спаслись из города накануне его штурма. Никто не знал, что с их городом, их родными и близкими, друзьями и соратниками. Кто-то возносил мольбу богам о своих близких, но многие оставили надежду, как разведчик Сервий. Он помнил, как смотрел на него и что говорил центурион Фабий, когда приказал садиться на корабль с его записями. То был взгляд и голос человека увидевшего перед собой смерть, но не пытающегося от нее убежать, но встречая гордо и в полный рост. И если не сегодня, так завтра Калатис падет под ударами превосходящего врага.       Одессос же был поистине большим городом, на фоне которого Калатис казался большой деревней с каменным забором. Если в городке севернее жила от силы тысяча человек, то здесь только с пристани Сервий мог увидеть несколько сотен работающих возле моря горожан. В самом порту непрерывно кипела работа, торговые суда загружались и разгружались. Даже распутные женщины, готовые одарить своей лаской мореходов тут находились. Город явно жил своей жизнью и понятия не имел что творилась в каких-то двух днях плаванья севернее. Тем удивительнее было видеть перепуганных женщин, детей и нескольких понурых легионеров, их сопровождавших.       Про войну севернее в городе не говорили, даже намеков на это не было. Сервий несколько раз бывал в Одессосе по тем или иным делам и каждый раз он видел одну и ту же картину. И эта же картина повторялась и сегодня. Пристань города ломилась от обилия товаров и купцов, да так что надо было еще постараться пройти в город. Там же, у берега слышалась трель свирели и мелодии арфы, в местном одеоне явно соревновались какие-то музыканты. На улицах города жители и редкие солдаты говорили о чем угодно, о ценах, о предстоящих праздниках, спорили о гладиаторах, делились мелкими новостями, но только не о вторжении даков. Видимо здесь никто даже не предполагал такой возможности или не желал этого делать. Знали бы здешние жители, какая опасность им угрожает с севера, были бы они также довольны и беспечны?       Сервий тяжело вздохнул, понимая как скоро этой идиллии и неведенью придет конец и зашагал через пристань, минуя многочисленных купцов со всего Эвксинского Понта, пробираясь между обильных грузов. До крепости, что возвышалась на городском холме еще предстояло добраться через улочки, заполненные горожанами и торговцами. Лонг устало плелся по улицам, минуя на сей раз какой-то постоялый двор, откуда доносился аромат готовящихся блюд и жарящегося мяса. - Я говорю, были такие. Вы можете смеяться, но помяните мое слово, они и до вас доберутся, тогда посмотрим, как вы посмеетесь, – долетел до ушей Сервия полупьяный голос какого-то старика. Такое римлянину часто приходилось слышать и он бы не обратил на это внимания если бы не странное описание. Лонг тут же обернулся и посмотрел в сторону постоялого двора, откуда доносилась пьяная ругань.       Перед глазами Сервия оказался немолодой, но и не старый на вид мужчина в потрепанной тунике и потертым луком с колчаном. Правда, выпивающий очередной кубок вина мужчина явно себя запустил за последние несколько дней, а может и недель и от того выглядел заметно старше, чем казалось. Сервий скорее всего прошел бы мимо и не обратил на него никакого внимания, приняв за очередного пьяницу, но его описания и слова звучали до боли знакомо спасшемуся римлянину. - Вот я и говорю, глаза такие, будто раскаленные угли, что сжигают твою душу. Я слышал, конечно, про пропажи людей в последнее время в этих лесах, но грешил на разбойников, а тут эти твари, волчицы, ходящие на задних лапах, – горячо убеждал своих слушателей старый охотник, высушив практически до дна свой кубок. – Теперь к моей сторожке я больше ни ногой. И вообще к этому лесу Гекаты ни ногой, лучше сопьюсь и умру здесь от безденежья, чем стану обедом для какой-нибудь неведомой твари, выбравшейся из глубин Тартара. - Ха, Андроник, ну ты и сказал. Может в этом лесу тебе заодно Лернейская гидра встретилась и сам Цербер из царства Плутона впридачу? – посмеялся над выдумками пьянчуги его сосед по столу. Очевидно ему нравилось слушать эти, как ему казалось, бредни, но естественно верить в них он не собирался.       Сервий так и прошел бы мимо постоялого двора, даже не посмотрев на него, но вот слова старого охотника показались крайне знакомыми. Он видел похожих существ в ту ночь, когда они атаковали их лагерь на Истре. Ему пришлось сломя голову бежать от них, отстать от остальной когорты и пару дней пробираться через лес, который наверняка кишел этими тварями. Но охотник явно жил неподалеку и выходит монстры забредают уже в окрестности Одессоса? От этой мысли у Лонга внутри все замерло и он, позабыв про цитадель, накинулся с вопросом на охотника. - Погоди, ты сказал, следы волчиц, передвигающихся на задних лапах? – пробравшись через людей тут же, даже не поздоровавшись, потребовал ответа Сервий. Он не стал садиться за стол и ждал ответа старого Андроника за его спиной. - Истинно так, клянусь Зевсом и всеми существующими богами! Я не первый десяток лет занимаюсь охотой, как и мой отец, а до того и его отец... Да, никогда я о подобным не слышал и не видел, – развернувшись к Сервию, поклялся старый охотник откусив кусок хлеба. Его вторая рука, державшая кубок задрожала и отпустила его, на лбу стал проступать пот. Очевидно само воспоминание старика об этих событиях могло лишить его пары седых волос. - Да, видел… Следы я видел и раньше, самое большее месяц назад, но тогда я думал что мне это почудилось, в конце-концов я же старый Андроник, но вот несколько дней назад… Я увидел их ночью, когда шел к своей сторожке. Я видел их вдалеке, мне казалось сначала что это какие-то охотники, на худой конец какие-то даки. Но клянусь Зевсом, лучше бы это были даки. Эти твари были с какой-то фиолетовой шерстью, они ходили на задних лапах возле моей сторожки, будто выискивая там... Добычу, – продолжил свой рассказ Андроник после небольшой паузы, очевидно это было не лучшее событие в его жизни и рассказ о нем с кубком вина как-то позволял преодолеть увиденный кошмар. – Клыки их и когти как кинжалы блистали при свете звезд и луны. Но там была еще одна тварь, с черной, как сама тьма шерстью. Она будто отдавала остальным распоряжения. А потом я увидел... Увидел ее глаза, пылавшие огнем, в которых ты видишь лишь свою страшную смерть.       Андроник задрожал как осиновый лист при воспоминаниях, что нахлынули на него и начал бормотать себе под нос что-то невнятное. Лишь новая порция вина из заполненного до краев кубка вернула его к жизни и заставила продолжить рассказ. - Я упал на траву как убитый и не смел пошевелиться. В эти минуты я молил всех богов, каких только мог вспомнить и всех, про которых слышал от варваров, моля лишь об одном, о спасении. Я видел как та черная громадина повернулась ко мне и я увидел эти огненные глаза… Как будто я заглянул в жерло вулкана или того хуже и это было последнее, что я увидел… – на этих словах старый охотник снова затрясся и машинально захотел было отпить еще вина из уже пустого кубка. – Я уж не знаю, какой бог спас меня от мучительной смерти, но когда я очнулся, их уже не было, но их следы, следы лишь задних лап, размером с человеческую стопу оставались. - Ты мне пригодишься, я должен добраться до командира гарнизона и рассказать ему о том, что происходит. Калатис осажден даками и этими чудовищами. Вместе мы сможем им доказать, что это не выдумки и не фантазии, – попросил поддержки у Андроника Лонг, понимая насколько важно донести эти новости до легата, у которого возле города шастали всякие чудовища, вылезшие из самых мрачных мифов. - Так я уже рассказывал, да кто же меня слушать будет. Скажут, опять немолодой Андроник грибов наелся в глуши, вином неразбавленным запивая и видит всякое. Только одному командиру римлянину не наплевать было. Клянусь всеми известными мне богами, я лучше сопьюсь здесь и умру в нищете, чем вернусь туда снова. Постыдно будет охотнику погибнуть став добычей неведомой твари, – отмахнулся как от мухи Андроник, не проявив ни малейшего интереса к предложению легионера.       А вот Сервий наоборот заинтересовался, Напрямую к легату без лишней поддержки идти было глупо, а вот сделать это, заручившись поддержкой какого-нибудь местного командира было куда эффективнее. Поэтому вместо того, чтобы отстать от старого Андроника, спасшийся легионер вцепился в него мертвой хваткой. - Погоди, что за римский командир такой? – стал требовать ответа Сервий, понимая, что ухватился за нужную нить. Пусть Андроник и не пошел бы с ним, но теперь Лонг хотя бы знал к кому обратиться, чтобы попасть напрямую к легату. - Он возле цитадели постоянно бродит, командир какой-то. Оварион вроде, Курием звать. Молодой такой вечно с какими-то дощечками ходит, – вспомнил нужного римского командира Андроник, что, учитывая количество выпитого, далось ему не без труда. - Опциона ты хотел сказать, грек, – поправил старого охотника Лонг, запоминая все сказанное. Теперь он знал куда ему дальше идти и к кому обратиться за поддержкой. - Да, верно. Только он один поверил мне и пообещал рассказать об этом командирам, но судя по всему его посчитали таким же сумасшедшим как и меня. Или же он просто промолчал. Еще бы, если уж мои друзья мне не верят, то будет ли верит начальник гарнизона, которого я и в глаза-то не видел, – посетовал грустный Андроник, стукнув кубком по столу, явно требуя еще вина.       Сервий только сейчас отцепился от охотника и помчался на поиски опциона Курия. Надо было спешить, поскольку постепенно солнце начинало клониться за горизонт и надо было рассказать о произошедшем легату сегодня. Лонг будто марафонец побежал к крепости, зная кого искать и к своему счастью быстро обнаружил помощника центуриона у самых ворот цитадели Одессоса.       Лонг не без удивления смотрел на опциона первой когорты Курий. Молодой темноволосый воин был немногим старше разведчика, а карие глаза выглядели усталыми от постоянного чтения, но внимательными оставались. Сейчас у заместителя центуриона явно выдалась свободная минутка и потому расслаблено расположился на каменной скамье, покусывая красное яблоко. Он был явно погружен в себя и о чем-то размышлял или мечтал и оттого не обратил сначала внимания на Сервия, приняв его за одного из здешних легионеров. - Я Сервий Лонг из шестой когорты, что была отправлена к реке Истр для охраны границы. Мы подверглись нападению армии даков и их чудовищных союзниц. Я встретил Андроника и могу подтвердить, что все, что он вам рассказывал правда. Эти твари не просто существуют, они уже осадили Калатис вместе с даками. Мне срочно нужно к легату, медлить нельзя, – начал наседать спасшийся легионер, рассказывая все, что ему довелось пережить за последние дни. От произошедшего он как будто постарел лет на пять-десять, но по крайней мере пока он был в безопасности, в отличие от своих соратников.       Молодой опцион практически не среагировал, всем видом показывая, что для него это совсем не новость. Курий был куда больше поглощен расчетами своей когорты, то ли жалование отмерял, то ли продовольствие в своей табличке. Правда, для приличия он оторвался от работы и снова посмотрел на нежданного гостя. Было заметно, что опцион хоть и не был в настроении слушать Лонга, какой-то интерес в нем пробудился по мере рассказа Сервия. При словах о чудовищах он слегка отвел глаза, явно стесняясь и немного опасаясь говорить на эту тему. Видя это, Лонг решил проявить настойчивость и добить колеблющегося командира.       Курию нечего было на это возразить. Он терпеливо слушал, не перебивая легионера, хотя ему явно этого хотелось. С каждым словом Сервия, опцион становился все мрачнее и даже растеряннее, хотя всеми силами старался не подавать виду. - Приятно видеть столь смелого и решительного воина. Знаешь, Сервий... Я верю тебе. Не верю я в такие совпадения, что разные люди заговорили о чудовищах, которые идут на нас вместе с даками. Я пропущу тебя в крепость и попробую добиться встречи с легатом. Но сразу предупреждаю тебя, Сервий, не трать на него понапрасну время. Поверь, камень Сизифа толкать проще, чем нашего нового легата, – признался Курий, как следует выслушав рассказ Сервия, сопоставляя это с рассказами охотника Андроника, да и слухами о том, что даки что-то затевают. Правда скепсис на лице опциона в целом оставался. – Мой тебе совет, отправляйся дальше и попробуй добраться до наместника и расскажи ему об этом. - Я здесь по слишком важному делу. Да и я чувствую если падет Калатис, эти чудовища и сюда полезут. Одессосу нужно готовиться уже сейчас, пока есть возможность. Укрепить ворота и стены, собрать запасы... В общем, готовится к самому худшему, что может быть и каждый час на счету, – Сервий ни на секунду не отказывался от своей цели предупредить легата, пусть даже это и будет провал. – Так что я пойду к легату и все ему расскажу как есть. Посмотрим что из этого выйдет. Пусть даже он этого не услышит, так пусть это услышат другие. - Хорошо, я тебя предупредил, – видя настойчивость легионера, Курий сдался и, махнув рукой, пригласил Сервия за собой ворота цитадели. Лонг не мог упрекнуть опциона в безразличии или каком-то наплевательском отношении, тут скорее была видна обреченность и недоверие к собственному командиру.       Изнутри крепость, немного возвышавшаяся над остальным городом выглядела ничуть не менее грозной, чем снаружи И настолько неестественно здесь разливались музыки флейт и арф, а также какие-то очень простые, но такие знакомые песни легионеров, которые правда становились все более и более бессвязными.       В цитадели Одессоса, занятой римским гарнизоном шла хорошая гулянка по случаю какого-то праздника, который Сервий не мог вспомнить. Во дворе всяческие развлечения придумывали себе рядовые легионеры, получившие возможность отдохнуть и повеселиться без надзора центурионов. Не будь у Сервия важного донесения, он бы с радостью присоединился к метавшим кости солдатам и распробовал бы местное вино.       Опцион со своим гостем миновали широкий двор, проходя дальше в крепость. Молодой Курий энергично осматривался по сторонам, будто выискивая кого-то. Так прошло несколько минут, пока взгляд командира не упал на немолодого, уже седеющего центуриона, который притом был в отличной физической форме. Потягивая воду из фляжки, он бросил взор на своего помощника и слегка просиял. - Курий, И кто это с тобой, он из другой когорты? – поинтересовался опытный центурион, посматривая на незнакомого ему легионера. Он явно знал, по крайней мере своих подчиненных в лицо. - Центурион Цезий, это Сервий Лонг, он пришел сообщить важные сведения с северной границы, – доложил опцион, представляя своего спутника командиру. Спасшийся легионер заметил как помрачнело лицо центуриона при этих словах. - С северной границы... Если уж важные сведения, то конечно, надо сообщить командующему. Идем, – закрыв фляжку, центурион поднялся на ноги и жестом руки позвал обратившихся за собой.       Командир гарнизона легат Валерий оказался куда больше похож на типичного сенатора последних лет, еще и разъехавшегося в разные стороны. Окажись такой в прокрустовом ложе, ему бы не только ноги, но и бока пришлось бы обрезать, чтобы поместиться. Да и был ли в римской армии доспех, способный вместить такого борова. Загадка того, как Валерий оказался здесь, да еще и на положении легата была похлеще происхождения неведомых тварей. Но разгадка была простой, помпеянский наместник Фавоний перед своим низложением назначил его, дабы расплатиться за поддержку одной дружеской семьи. Скорее всего, не будь этой гражданской войны сейчас на месте Валерия был кто-то более компетентный, ибо у нового наместника все еще не могли дойти руки до этого легата. - Легат Валерий, я могу занять вас на несколько минут? – поприветствовав командира жестом руки, поинтересовался центурион. Он не заискивал перед своим легатом и стоял прямо, однако и уважение к нему проявлял, хотя тому же Лонгу это сделать было гораздо труднее. - По какому поводу посмели меня побеспокоить? Не видишь, центурион, у нас сегодня день отдыха. Но ладно, кто это с тобой и что ему от меня нужно? – с легким раздражением бросил Валерий, выпивая вино из кубка. Однако легат нашел в себе силы отвлечься от празднества и посмотреть на пришедших к нему подчиненных. Тут Сервий понял, почему тот же опцион предупреждал его о бессмысленности всей этой затеи. - Да, это мой опцион Курий, которому я поручил командовать у ворот, чтобы никто не мог помешать вашему пиршеству, легат, – немолодой центурион говорил еле уловимым снисходительным и, наверное, даже саркастическим тоном, косо посматривая на своего начальника. Однако на вошедших воинов он смотрел дружелюбно, но в постепенно угасающих глазах тлела тревожность. – К нему прибыл воин с северной границы, как говорит с неотложными новостями. - Ладно, что там за новости такие, что ваш командир сам не может с этим справиться? – легат хоть и не проявлял энтузиазма к этому делу, однако и безразличия у него теперь не было. Как никак он и находился здесь для того, чтобы следить за границей с дакийскими племенами. - Враги атакуют, они взяли в осаду Калатис три дня назад. Даки, тысячи даков, а еще эти твари, что помогают им. Гарнизону нужна помощь, если они до сих пор живы. Надо немедленно сообщить наместнику и Риму об этом, – затараторил Сервий, вывалив на скучающего легата все, что произошло с ним за последние дни. К удивлению выжившего разведчика, Валерий практически никак не отреагировал на эти известия, не стал даже высмеивать его.       Наконец, обдумав все услышанное и допив вино до конца, легат соизволил дать ответ. И по глазам и выражению лица Валерия, Лонг успел пожалеть о своем решении, потому что командир явно был не в восторге от сведений, скорее был в замешательстве. - Что за вздор? Буребиста, конечно, не друг Рима, а лишь еще один ничтожный варвар, но он не осмелиться напасть на нас. Знает, что если нападет римляне его не то что за Истр, за Тирас прогонят. Не может такого быть, – резко дал ответ Валерий, чуть приподнявшись со своего ложа. В нем не было злости или раздражения, скорее недоумение и непонимание. Ему явно не по душе пришлось, что что-то могло помешать его отдыху. - Здесь все записи, которые оставил мой командир Фабий. Не верите? Идите в Калатис и спросите его сами, только войско не забудьте взять да побольше. Те, что здесь сидят там и пяти минут не выдержат, повезет если они просто вас слопают, – отбивался от обвинений и упреков Сервий Лонг, демонстрируя присутствующим записи, что успел набросать его центурион.       Обычно спокойный разведчик легиона сейчас прикладывал колоссальные усилия воли, дабы сохранить подобие спокойствие и не начать сыпать бранью и поливать грязью присутствующих солдат. Ползать по ночному лесу с одной фляжкой без еды и боясь каждого куста и необычного дерева было тем еще удовольствием и вряд ли хоть кто-то из тех, кто сейчас его слушал испытал хоть малую долю перечисленного. Пока Лонг еще пытался просто переубедить слушателей, но терпение постепенно иссякало. - Дай-ка посмотреть, – внезапно выхватил записи из рук Сервия какой-то особо наглый легионер, тут же уткнувшийся в них своими игривыми зелеными глазами. – Ха, друзья, только послушайте. Светловолосые девушки с длинными и острыми ушами, стреляющие из лука. Или вот светловолосые прелестницы с выпирающими острыми клыками в темных одеждах и с переливающимися фиолетовыми мечами. Хах, нет, вот это лучше всего, черные волчицы с огненными глазами, умеющие ходить на задних лапах с силой Геркулеса. И ведь рекомендации еще пишет, держаться от этого чуда на расстоянии и закидывать копьями. - Может быть у даков и гетов такая традиция, своих женщин за уши вытягивать? – предположил один из легионеров, который был вынужден сидеть прислонившись к стене и подрагивающими руками держа кубок с вином. – Нений, дай уже посмотреть. Ну или читай хоть погромче. - А, тут в городе какой-то пьянчуга-охотник что-то такое описывал. Может они одними и теми же грибами объелись? – подхватил еще один из легионеров, причем с другого конца большого зала. Читать Нений определенно умел и довольно громко.       Этот смех не на шутку возмутил Сервия, эти дураки даже не понимали какая опасность им грозит и эта опасность была буквально под боком. Ради этих сведений и того, чтобы он передал их другим отдали жизни десятки и уже даже сотни легионеров. А эти гарнизонные крысы потешались над полученными кровью записями. Кипя от возмущения, Сервий резко выхватил записи из рук наглеца Нения, что утащил их. - Я бы посмотрел как ты будешь смеяться, когда ты окажешься ночью посреди леса, кишащего этими тварями. Поверь, ни в одном твоем ночном кошмаре не было ничего подобного. Так что отдай сюда или я тебя так отделаю, что ты сам к ним убежишь от меня, – наглость Нения сильно взбесила Сервия, который лишь усилием воли сдержался, дабы не ударить легионера прямо сейчас. - Может быть вам и не пришлось бы по этим лесам ползать, если бы не пили так много. Или не объедались непонятными грибами, как какие-нибудь друиды, что после них начинают говорить с духами. Так что не надо меня пугать пьяными фантазиями и видениями, – встал в позу нахальный легионер, уже готовый толкнуть Сервия, что забрал обратно записи. Но к чести Нения, он удержался и не стал затевать потасовку первым, активно провоцируя на это Лонга. - Это ты мне еще будешь рассказывать про пьянство и грибы? Да ты... Ты сейчас мать родную не узнаешь и еще меня и моего командира в пьянстве обвиняешь, – закипел и не сдержался Сервий, едва удерживаясь от того, чтобы не пересчитать зубы этому улыбающемуся наглецу Нению, который с соратниками откровенно насмехался над предупреждениями и записями центуриона Фабия, которые тот вел как раз для таких вот неверующих. - Хватит, вы сейчас друг друга перебьете лучших всяких даков и прочих тварей! – попытался взять дело под контроль опцион Курий, явно недовольный тем, как ситуация стала выходить из-под контроля. Не хватало еще здесь начаться драке, в которую еще и его подчиненные полезут.       Обстановка понемногу накалялась. Обозленный на неверие и издевки Сервий был готов броситься с кулаками на обидчика, в то время как тот был зол от того, что у него так грубо вырвали записи. Они уже приготовились к драке, но присутствие центуриона, да и остальных, немного охладило их головы, особенно Сервия. Нет, не для того он ползал по тому лесу, чтобы сейчас сделать какую-то глупость. Его соперник успокаивался чуть дольше, сказывалось выпитое вино, но и он с раздражением махнул рукой и вернулся к своим друзьям. - Вот и хорошо, не пришлось вас разнимать... Так значит, Сервий, ты утверждаешь, что видел чудовищ, как и твой командир? – успокоившись, старый центурион попробовал разговорить разведчика, правда в его голосе читалось недоверие. - Я более чем уверена, что всему этому есть куда более простое объяснение, без всякого колдовства и магии, – Цезий не успел получить ответ от Сервия, как его тут же дал женский голос, доносившийся откуда-то со стороны входа.       В разговор Сервия с командиром гарнизона и легионерами внезапно вклинилась молодая девушка. Она была весьма скромно и небогато одета, а дорожный плащ промок и залепился грязью. Волосы у нее тоже были немного растрепаны, однако вот лицо было довольно красивым, если не считать гримасы раздражения на нем. Девушка явно прибыла откуда-то издалека, но Сервий поразился ее необычной красоте, даже в столь паршивом одеянии, изношенным долгой и непростой дорогой, эта особа выглядела молодой и статной со сверкающими в огне факелов глазами. Присутствующие тоже замолчали, переведя взгляды уже на нее, быстро позабыв про спасшегося легионера, а нежданная гостья, пользуясь этим, продолжила. - Я удивлена, что здесь кто-то рассказывает про магию и чудовищ, будто никто никогда не имел дела с даками. Да, их женщин сложно назвать красавицами, но чтобы они поросли шерстью, отрастили какие-то острые клыки и уши... В это не поверят даже младенцы. Я искренне не понимаю, почему вы слушаете эти сказочки от явного дезертира, который даже не потрудился придумать правдоподобную историю, – не позволяя Сервию вставить свои пять сестерциев, продолжала незнакомка, демонстративно стоя к нему спиной и обращаясь больше к легату и остальным легионерам. - А ты вообще кто? И как проникла сюда? – поинтересовался с недоверием легат. Хотя ему очевидно нравился ее голос, но к чести Валерия, он решил высказать ей свои подозрения. Остальные тоже с трудом понимали, кто эта женщина и что она здесь делала, в цитадели Одессоса, да еще и в таком виде. - Я? Я Алкмена – одна из жительниц Калатиса, которую эти дикие варвары вынудили оставить свой дом и искать спасения под охраной настоящих римских воинов, а не этих трусов, которые оказались возле нашего города. Я не думала, что они сбегут под защиты стен от одного вида этих дакийских варваров и их женщин, – невозмутимо и грамотно отвечала гостья, в которой явно кипело негодование за пережитые дни бегства, все же между городами была пара дней пути. - То есть хочешь сказать, что их разбили не просто варвары, а какие-то варварские женщины? – продолжил разговор с беглянкой Валерий, который очевидно запутался и не знал, кому из двух прибывших верить, взвешивая все за и против. - Да, я видела нескольких из них в той шайке, но пусть Зевс будет мне свидетелем там и в помине не было никаких женщин-волков, остроухих или клыкастых тварей, про которых уже здесь потихоньку начинают говорить. Они такие же люди, как мы с вами, не считая того, что варвары. Да и не так их много на самом деле было. Считаю я не очень, но их не сильно больше, чем римлян в этом городе, – продолжила свой рассказ Алкмена, немного путаясь, но в целом для большинства ее рассказ был довольно убедителен.       У Сервия даже дыхание перехватило от столь наглой и непонятной лжи Алкмены. Он просто не понимал, зачем жительнице Калатиса столь в открытую обманывать присутствующих, притом что тут есть он сам как живой свидетель и даже имеет при себе записи своего центуриона. И пока он, задыхаясь от возмущения придумывал ответ, голос подал легат. - Подождите, я запутался, кто на кого напал, кто там напал, даки или какие-то чудовища или варварские воительницы? Что вы мне все голову морочите и что вы хотите, чтобы я сделал, рассказал об этом наместнику, пришел на помощь? Или вы, Алкмена хотите сказать, что горожане и тамошние легионеры сами справятся? – Валерий совершенно был сбит с толку. Сначала появился легионер с рассказами о чудовищах, а затем заявилась эта особа неизвестно откуда и стала рассказывать совершенно противоположное. - Вы лжете, если бы вы были там, то вы бы сами все видели! И я не припомню тебя на корабле среди беженцев. Варваров было столько, как и этих чудовищ, что спастись из Калатиса можно было только морем, а уж никак не пешком. Все кто пытались так сделать очевидно уже стали кормом для этих тварей, – вспылил Сервий, поймав себя на мысли, что ему действительно не попадалась на глаза эта особа, ни в самом Калатисе, ни на корабле, ни даже в порту. Разведчик легиона имел хорошую память на лица и оттого был совершенно уверен, в том что эта девушка явно не так проста как кажется. - А вы думаете, что из окрестностей Калатиса можно было спастись лишь на корабле? Боги помогли мне и позволили спастись бегством. Мне пришлось пролезать через леса, перебраться через реку и наконец уже по холмам я добралась сюда в Одессос просить помощи для своего города, – начала рассказ Алкмена, даже демонстрируя раны и ссадины на своей прекрасной руке, чтобы ее рассказ о спасении выглядел убедительнее. – Я могла бы без труда выиграть любые состязания в беге при одном лишь виде этих варваров, подбиравшихся к нашему дому. - Тогда объясни, почему я едва ли не единственный приплыл сюда? Где все остальные мои соратники. А я тебе скажу, где они, сражаются, погибают, защищая твой город от разграбления и разорения, а твоих сограждан от смерти или чего похуже. И ты еще смеешь клеветать на них? Да будь они такими трусами, как ты их описываешь, они давно были бы уже здесь. Так что возьми свои слова назад или прикуси свой поганый язык! – Сервий не на шутку завелся. Даже смеявшийся над записями его центуриона легионер не раздражал так, как эта наглая особа, которая совершенно не стесняясь и не краснея клеветала на его друзей и соратников. Причем злила она его так, что рука сама тянулась к пустым ножнам на поясе. - Все просто, вы трусливо сбежали от них и спрятались в Калатисе, отдав округу на разграбление этим разбойникам, хотя вы могли бы победить их своими силами. Но ваш никчемный командир вместо этого посеял панику, выгнал нас из наших домов, а еще и прислал тебя рассказывать небылицы про женщин волчиц к легату. Вот за такую «защиту» моя семья платит Риму налоги? – Алкмена совершенно не смущалась от возмущений и угроз Сервия, продолжая, уже несколько надменно, упрекать римских солдат и персонально легата, правда не обращаясь к нему напрямую.       Лонга аж в дрожь бросило от таких слов. Он совершенно не понимал как эта «беженка» не могла видеть того, что видели все остальные спасшиеся с ним из Калатиса. Как она вообще смела их в чем-то обвинять и так нагло врать перед всеми присутствующими. Сервий и так был зол на некоторых местных легионеров за насмешки, но вот слова этой женщины привели его в настоящую ярость. - Это я рассказываю небылицы?! Я даже не знаю, кто ты такая и думаю если спросить всех беженцев с моего корабля, тебя никто не узнает! – по-настоящему взбесился от слов Алкмены спасшийся римлянин, причем она вывела его из себя настолько, что он чуть ли не с кулаками попытался кинуться на девушку. Настолько он был зол на нее за наглую клевету. - Сервий, угомонись, кулаками ты делу не поможешь, – видя, что сейчас легионер может попасть в неприятности, поспешил осадить его опытный центурион, встав прямо перед разъяренным Лонгом.       Это подействовало и Сервий действительно, переведя дыхание смог немного успокоиться, по крайней мере он не хотел вырвать лживый язык этой неизвестной ему женщины. А та тем временем лишь бросила насмешливый и презренный взгляд в сторону Лонга и как ни в чем не бывало продолжила разговор с Валерием. - Они уже захватили богатую добычу в округе к тому же, они наверняка успели ограбить не только окрестности Калатиса, если поторопитесь, пока они не ушли обратно за Истр, то получите огромную добычу. Я думаю благодарные жители города будут не против оставить вам часть трофеев, – Алкмена теперь даже не смотрела в сторону Лонга, по полной взявшись за легата, продолжая информировать его о происходящих возле Калатиса событиях. - Да, чего же мы сидим, давайте поможем добрым жителям этого города. Командир, давайте собираться, пока эти преступники не ушли от возмездия! – не дожидаясь, когда гостья закончит заорал Нений, да так, что приподнялись даже задремавшие легионеры. - Покажем этим варварам их законное место. Очистим наш берег Истра от дикости! – подхватил еще один легионер, поднимая в знак поддержки свой кубок одной рукой и ножны с мечом другой рукой, распаленный вином.       Предложение легионера тут же бурно поддержали практически все присутствующие, для многих это предложение было чересчур соблазнительным. Появился шанс впервые за долгое время заняться настоящим делом, а не сидеть в гарнизоне, притом, что враг угрозы сильной не представляет, зато можно и трофеями разжиться и славу заработать. К тому же на празднике солдаты уже прилично разгорячились и кипящая в жилах кровь звала на подвиги. - Да, давайте так и сделаем, завтра же начинайте подготовку к походу, возьмем две... Нет, две с половиной когорты и ими вышвырнем врагов за Истр и освободим римские земли от этих варваров, – послушав гул и предложения легионеров, которым явно было здесь скучно, подытожил Валерий, чем вызвал гул одобрения со стороны воинов. Затем он обратился уже напрямую к Алкмене. – Благодарю вас за ценные сведения. Можете быть свободны, я распоряжусь найти и вам место для ночлега. - Вы очень щедры, господин Валерий, но у меня есть где остановиться, по счастью моя давняя подруга живет здесь. Но я буду с нетерпением ждать вашей победы, чтобы я смогла вернуться в свой родной дом, – с низким поклоном поблагодарила римского командира прекрасная Алкмена, после чего предпочла удалится, чтобы не мешать римлянам.       На этом беглянка удалилась из зала, сопровождаемая крайне недоверчивым взглядом Сервия, которому вся эта история казалась крайне странной. Да и Цезий явно не был в восторге от ее рассказа и потому взял на себя смелость, когда та ушла, обратиться напрямую к легату. - Разгром шайки разбойников не принесет славы и тем более не станет ступенькой в карьерной лестнице, командир. Я мог бы заняться ими, мне хватит нескольких манипул или даже одной когорты. Зачем зря гнать по здешним лесам и полям столько людей, легат Валерий? – поинтересовался старый центурион, пытаясь дипломатично и тактично отговорить командира от радикальных и поспешных решений.       В минуту глаза легата налились кровью и он исподлобья посмотрел на центуриона первой когорты, увидев в этом предложении покушение на его собственные лавры. К тому же, Валерий может быть где-то внутри подозревал, что врагов может оказаться довольно много, да и от желающих побить даков отбоя не было. - Станет, если правильно это преподнести, центурион, может поэтому вы еще в этой должности и остаетесь. Можно стать героем, остановившем целое варварское вторжение и я никому не собираюсь отдавать эти лавры. К тому же, эти бандиты наверное неплохо поживились, так что мы ничем не рискуем, а получить можно прилично. Соберем побольше людей, перебьем их, накажем трусов, – довольно уверенно и четко парировал Валерий возражения своего подчиненного. – Тем более многие здесь откровенно засиделись, почему бы не дать им шанс отработать свое жалование. - Позволю себе дерзость, но я бы посоветовал легату, да и вам, мой центурион, прислушаться к словам Сервия, я не вижу смысла не доверять ему. К тому же, я нисколько не претендую на славу, потому что вижу своим долгом защиту границ Рима. Может нам так лезть на рожон? – взял слово опцион Курий, которого не сильно смущал статус его собеседников. -Я тоже считаю что нам лучше подстелить солому и не торопиться с принятием решений, особенно сегодня, – вмешался в диалог уже центурион первой когорты, попытавшись найти компромиссную и разумную позицию. - На что это ты намекаешь, Цезий? – с недовольством и подозрением поинтересовался Валерий, нахмурив брови. - На то, что нам стоит быть осторожными. Может быть, лучше получше все проверить, выслать лазутчиков и уже потом решать, идти нам на этих разбойников или нет. Я не верю в чудовищ, командир, но геты и даки не совсем обычные варвары. Я как начал еще легионером служить, так всю жизнь с ними мучаюсь. Они очень хитры и опасны, а еще их невероятно много и они превосходно знают эти места, – невозмутимо отчеканил опытный центурион, игнорируя недовольство легата. - Твоя осторожность, Цезий, достойна уважения но я не вижу причин для опасений, у нас тут почти две тысячи солдат, этого хватит даже чтобы сдержать атаку большого войска варваров. Так что я уже принял решение, что мы выдвинемся им навстречу, освободим Калатис и вышвырнем этих негодяев восвояси, – правда Валерий был неумолим и твердо вознамерился побыстрее решить проблему с вторженцами. И даже опытный и оттого явно более авторитетный Цезий не мог его переубедить.       Центурион помрачнел, но сдержался и промолчал. Сервий по его лицу видел, как опытный командир относится к предложениям нового легата, однако ему хватило благоразумия промолчать и лезть в заведомо проигрышный спор. Переубедить Валерия, видимо, просто не представлялось возможным и как подчиненный, он был вынужден согласиться. - Особенно, когда этим займутся профессионалы из лучшей первой когорты, а не из шестой, – с ехидством бросил один из присутствующих легионеров, вызвав шквал насмешек со стороны присутствующих. - Да, пойдем и покажем этим варваром, что бывает с теми, кто идет против Рима! – потребовал тот легионер, что выхватывал у Сервия таблички, поднимая вверх очередной кубок вина и тут же по залу прокатился гул одобрения со стороны множества солдат.       Сервий явно был не в восторге и не имел никакого желания присоединяться к этим воплям поддержки, поскольку знал, как обстоят дела на самом деле. Центурион Цезий тоже не разделял энтузиазма своих подчиненных, что-то буркнув себе под нос, оставаясь при этом спокойным, хотя и довольно мрачным. Идея встречаться лишний раз с даками не привлекала его ни в коем виде. - Легат Валерий, позвольте, вы совсем не собираетесь учитывать слова Сервия и тех, кто бежал с ним? Вы не думаете, что это может быть чересчур опасно и приведет к многим жертвам, если хоть капля правды отыщется в его словах. Не лучше ли будет сначала выслать разведчиков и только потом выступать самим? – если центурион не стал возражать авантюрным планам легата, то вот опцион Курий не удержался и полез переубеждать уже было успокоившегося командира легиона.       Переговаривавшиеся поблизости замолчали и перевели удивленные и даже тревожные взгляды в сторону легата и опциона, который решил так вступить в спор с командиром, заметно выше статусом. Причем и слова его казались довольно резкими, от чего было видно, как Валерий чуть ли не зубами заскрипел от злости. - Курий, напомни мне, кто ты, – медленно чеканя каждое слово процедил легат, будто стараясь так сдержать в первую очередь самого себя. От неожиданной критики он чуть не уронил кубок с вином, но часть содержимого все же расплескалась по полу. - Опцион, легат Валерий, – чуть подавленно ответил Курий, явно понимая теперь, что неплохо попал. Его слова явно задели легата за живое и тот не скрывал своей злости и раздражения от того, что какой-то помощник центуриона дает ему указания. - Вот и не забывай об этом, нашелся умник давать советы легату. Может я здесь и недавно, но я не дурак и уж получше тебя разбираюсь в военном деле, именно потому я командую легионом, а ты в нем даже не центурион, – не на шутку разошелся Валерий, ради такого даже поднявшись со своего ложа.       Опцион прикусил губу, понимая, что спорить с командиром себе дороже, хотя он прекрасно знал, как тот оказался у них в качестве легата. Ему хотелось возразить или продолжить полемику, но Курий предпочел промолчать, не желая наживать себе проблем и заодно вносить раскол среди солдат. Молча он опустил голову и сделал шаг назад, символически признавая свою неправоту. - Ладно, сделаем так, как хотят мои воины, поэтому сегодня собирайтесь, а завтра пойдем и разобьем этих варваров, а заодно вы покажете мне, почему именно вы достойны быть первыми, а не последними когортами. А ты, Курий, за то что указывал мне что делать, останешься здесь. И да, найдите того пьяного охотника, нам не помешал бы проводник, знающий эти места, – стал отдавать распоряжения легат, не забыв помянуть и бунтаря Курия, что посмел перечить ему. В Валерии явно был задор и его привлекала идея такой вот легкой славы. - Да, Валерий, я сегодня же этим займусь, но позвольте дать вам совет, отправьте письмо наместнику, чтобы он был в курсе. И я бы посоветовал все же быть с даками поосторожнее, это сильные и очень опасные воины. Вы здесь недавно, а я уже не первый десяток лет и хуже врагов, чем они вы с трудом можете себе представить. Боги, как же я ненавижу даков, – Цезий, обычно спокойный и на удивление даже добродушный для центуриона злился и ожесточался всякий раз, когда речь заходила про северных варваров.       Идея центуриона даже заставила легата, который только было снова улегся с кубком вина, подскочить на ноги, так что чуть сам им не облился им. Причем взлетел он так, будто на ежа лег. Естественно он его обычного спокойствия и даже высокомерия не осталось и следа. - Нет! Никаких наместников, он не должен ничего знать, пока мы не разделаемся с этими бандитами. Узнает о них, когда мы пришлем ему весть о нашей победе над ними, – неожиданно резко возразил Валерий, впечатлив этой реакцией даже бывалого Цезия. Правда легат, поняв как это выглядело убавил пыл и продолжил уже более спокойным голосом.       Очевидно, что легат больше всяких варваров боялся гнева вышестоящих особ, ведь если всплывет вся эта история, как ее описала жительница Калатиса, то самому Валерию может крепко влететь за плохую подготовку войск, которые испугались шайки варваров. Естественно, ему не хотелось, чтобы какая-либо информация ушла дальше Одессоса. - А что насчет беженцев, легат Валерий? Они говорят примерно то же самое, что и спасшийся Сервий про неведомых чудовищ. Пока они в порту под присмотром легионеров, но слухи, ими распускаемые могут быстро забегать по всему городу, – напоследок поинтересовался Цезий, ожидая последнего распоряжения своего командира. – А там глядишь и по окрестным городам слушок гулять пойдет, да и сами беженцы могут поплыть хоть за Геллеспонт. - Собери горожан и передай им, что они бегут из Херсонеса, Евпатории, Ольвии да хоть самого Пантикапея, откуда угодно только не из Калатиса. И самим беглецам это объясни, чтобы не сеяли панику. А то пугают честных горожан из-за какой-то большой шайки разбойников. Надеюсь мы быстро покончим с этим недоразумением и они скоро вернуться по своим домам... Да, вот так им и передай, – пораскинув пару минут мозгами, стал отдавать распоряжение легат, выпив еще вина для спокойствия. По его слегка растерянному, но мрачному лицу, Сервий видел, насколько Валерию неудобно от самой этой истории. - Я тоже очень на это... надеюсь, – как-то без особой надежды и оптимизма произнес старый центурион, хотя нельзя было упрекнуть его в неискренности. Скорее он был уверен в том, что все куда серьезнее, чем думает его командир, но тут уже ничего поделать было нельзя, только готовиться и надеяться на лучшее. Ударив себя в грудь и коротко кивнув, Цезий зашагал к выходу, раздавать приказы, в то время как Валерий вернулся на свое ложе.       Так прием у легата и закончился. Сервий буквально кипел от возмущения, даже не зная на кого злиться больше, на этого непонятного легата, который жил в каком-то своем мире, мало имевшего отношения к реальному. Или эта странная и наглая особа, якобы из Калатиса, которая говорила диаметрально противоположные реальности вещи, а главное - зачем. Опцион тоже не был в восторге, еще бы так поругаться с легатом из-за его же упрямства. Правда утешало то, что Валерий был весьма отходчив и скорее по возвращению в Одессос он и вовсе про это не вспомнит, но осадок оставался, да еще из-за этой ссоры придется сидеть здесь, пока остальные разбираются с бандитами. Курий не проронил более не слова, потому что убедился в бесполезности попытки переубедить легата, да и остальных легионеров. Большинство из них воспринимало чудовищных тварей как шутку и фантазию. Этим они страшно разозлили Сервия, у которого на весь вечер пропало желание с кем-либо говорить, кроме как с Курием.       Опцион проявлял нешуточную заинтересованность в рассказах спасшегося легионера, рассматривая вместе записки центуриона, которые тот успел набросать незадолго до отплытия, пытаясь понять, откуда и зачем они взялись. В такой уединенной беседе они провели вечер, дождавшись когда остальные пирующие оставят зал, где теперь прибирались рабы и несколько местных жителей, решивших заработать таким образом лишний сестерций. Курий и Сервий уже заканчивали и собирались уйти ложиться, но были прерваны появлением центуриона. И судя по взгляду Цезия у него к ним было дело. - Цезий, ты что тут делаешь? Я думал ты уже будешь ложиться перед подготовкой к выступлению, – удивился Курий, увидев своего командира в уже практически опустевшем зале, где и слышно было только треск угасающего пламени, да какие-то еле слышные фразы и жалобы рабов друг другу. - У меня тот же вопрос, опцион, да и к тебе тоже, Сервий. Я смотрю, Курий, не дают тебе покоя эти мифические чудовища. Помню раньше ты всегда при возможности ходил в местный театр посмотреть на эти греческие мифы и легенды, – бросил в ответ командир, глядя в записи, которые изучал его протеже. - Да, потому что они вполне могут существовать, командир, они могли давно спать, а затем пробудиться. Я вижу они вас тоже беспокоят, центурион. Хоть вы-то нам верите? – с робкой надеждой произнес опцион, глядя в глаза опытного центуриона. Курий не видел причин не верить в богов и соответственно чудовищ.       Курий взял небольшую паузу, смотря на своего главного подопечного и на Сервия. Видно было определенное смятение в глазах старого командира и сомнения в его взгляде. Но через пару мгновений они развеялись, сменившись холодной рассудительностью. - Не знаю, я бы поверил но рассказы об этих блохастых и клыкастых тварях... Я давным-давно перестал в это верить, в конце-концов, существуй боги на самом деле этот мир был бы совсем другим и мне не пришлось бы идти в армию, чтобы у моей семьи оказался хоть какой-то клочок земли. – со вздохом, после молчания дал ответ центурион. Он видел, что его ответ разочарует опциона, но все же его решение, как и мнение было твердым. – Но я могу поверить, что там все серьезнее, чем рассказывает эта особа Алкмена или как там ее. Поверь, я очень давно здесь и с даками у меня долгая история отношений. Они правда очень опасны.       Опцион и вправду помрачнел от неверия своего командира, хотя постарался не подавать виду. Он понимал, конечно, что доказывать и надеяться на веру от того, кто давным-давно ее потерял бесполезно, но все-равно пытался это сделать, поскольку грызло молодого командира нехорошее предчувствие. - Курий, не переживай так из-за этого борова. Рано или поздно придет мой черед и тогда ты займешь место центуриона, а там... Я очень хорошо тебя знаю и вижу, что ты многого можешь добиться. К тому же тебе хватило смелости отстоять свою позицию, а затем хватило благоразумия отступить и это похвально. Когда я пойду с Валерием, оставайся здесь за главного, пока мы не вернемся, – стал отдавать наставления и распоряжения старый центурион. Сервию показалось, будто бы Цезий сам чувствует, что может не вернуться и потому решил таким образом передать руководство своему опциону Курию.       Сервий увидел как эти слова отразились на опционе. Если до этого тот подавленно молчал, отводя взгляд из-за неверия своих командиров, то теперь он просто стоял с широко раскрытыми глазами и хлопал ими. Он просто не верил своим ушам, что ему доверяют такую большую ответственность. Да, ему как опциону часто приходилось брать на себя центурионские обязанности в той или иной сфере, но тут решением командира он повышался чуть ли не до коменданта крепости. - Центурион... Я очень рад этому и это огромная честь, но разве вам не нужен будет помощник в борьбе с даками на северной границе? Я всегда вас сопровождал в подобных вылазках и хотел бы снова вам помочь, – опцион слегка растерялся и от неожиданности даже попытался отказаться от такой власти, но выходило это как-то неуверенно. - Других центурионов тут все-равно не будет, так решил Валерий. К тому же, как я уже говорил, я вижу в тебе задатки настоящего лидера, раз уж тебя решили здесь оставить, так поучись командовать самостоятельно, пока есть время. На тебя я могу положиться и знаю, что ты не будешь самодуром, как некоторые, – спокойно объяснился Цезий, явно доверяя своему протеже. - Спасибо, центурион, я... Я постараюсь с достоинством исполнить свои обязанности в этой крепости. Только прошу вас, командир, будьте осторожнее. Я пониманию, что вы не верите в чудовищ, но люди бывают порой страшнее и опаснее их, – согласился с доводами центуриона опцион, немного придя в себя после такой новости. Ему действительно стоило на несколько дней побыть главным. - Ладно, с тебя на сегодня уже хватит, лучше иди ложиться. Руководить на сонную голову не лучшая идея, – успокоил своего восторженного опциона Цезий, снова чуть улыбнувшись и жестом отправив своего помощника отдыхать.       Опцион, заметно приободрился, но все-равно выглядел немного растерянным, поскольку впервые на него свалилась такая ответственность. Ему конечно и раньше доверяли некоторое руководство, но то были всякие административные моменты, да тренировки солдат, на которые у центуриона не было времени. А тут он практически вставал на его место. От такого и голова могла закружиться и потому Курий поспешил покинуть помещение, на ходу продолжая осмысливать произошедшее. Сервий, наблюдавший эту необычную и отчасти даже трогательную картину, также поплелся на выход, ему стоило вернуться на корабль и хоть немного поспать в покое и тишине после последних сумбурных дней. - А ты, Лонг, останься. Перед тем, как пойдешь в царство Морфея, я бы хотел кое-что тебе дать. Протяни руку, Сервий, – настойчиво, негромким голосом попросил старый Цезий, предварительно осмотревшись по сторонам.       В руках старого центуриона был кусок пергамента с каким-то изображением, которое Сервий не смог разглядеть в полумраке. Осмотревшись по сторонам командир буквально втиснул в руки разведчику какой-то небольшой сверток. Ощупав его как следует, Сервий решил что это какая-то записка, но все же стоило уточнить. - Что это? Какое-то послание или вроде того? – не без интереса поинтересовался разведчик, которого уже клонило в сон, но необычная просьба Цезия заставила его проснуться и, пусть и на время, но отогнать Морфея. - Твой пропуск к наместнику Македонии. Запомни, при первой возможности бери коня, а лучше корабль и отправляйся в Фессалоники без промедления завтра же. Там отдашь наместнику, скажешь что тебя сюда послал легат Валерий. И если не будет никаких новостей, то пусть приходит сюда со своим войском, – стал инструктировать своего посланника старый центурион, говоря пусть и негромко, почти шепотом, но очень ясно и четко. - Погодите, легат поверил в мою историю? Как ты смог его убедить? – разведчик даже не поверил своим ушам, ведь всего пару часов назад Валерия особо не интересовали его рассказы, да и угрозу с севера он явно недооценивал. А уж местные легионеры и вовсе поднимали его на смех, читая наброски, которые успел сделать Фабий перед тем как корабль ушел из Калатиса.       Центурион лишь мрачно хмыкнул и неожиданно положил руку на плечо Сервию. Цезий может отличался таким характером, а может просто хорошо повеселился на приеме у легата, но сейчас он напоминал отнюдь не сурового офицера, а старого друга и товарища. - Конечно нет, но… Мне пришлось одолжить пергамент у Валерия и написать просьбу о помощи от его имени. Наместник хоть и новый здесь, но поумнее будет, разберется и не уверен, что его вина, в том, что нам достался такой легат видимо кто-то пропихнул его, пользуясь войной Помпея с Цезарем, – не слишком охотно признался старый центурион. То, что он недолюбливает своего нового командира Сервий замечал и раньше, но все же сейчас Цезий не побоялся что-то написать якобы от легата. - Спасибо, но выходит… ты мне поверил? В то, что я говорю? Эти несчастные, что смеялись надо мной, точно жители Илиона над Кассандрой, вот только им будет не до смеха, когда они действительно столкнуться с этими тварями и окажутся в их когтях. – Сервий до сих пор с содроганием вспоминал, как отстав от основного отряда был вынужден пробираться по лесу, озираясь по сторонам и боясь увидеть за очередным деревом или кустом одну из этих жутких мерзавок.       Центурион отвел взгляд в сторону, но потом снова посмотрел в глаза Сервию. Явно старый командир думал, как дать ответ, который принял бы разведчик. С одной стороны, он уже не раз и не два говорил при самом же Сервии, что не верит в мифических чудовищ, кратко описанных центурионом Фабием, но что-то пыталось поколебать его уверенность в этом. - Нет, все-таки я не верю в эти байки пьяных охотников о женщинах-волчицах, ходящих на задних лапах или остроухих лучницах. Но я верю, что дело очень серьезное и если геты и даки решили начать вторжение, то медлить нельзя. Нужно обязательно сообщить об этом наместнику. Потому что даки... Я ненавижу даков, – объяснился центурион, который действительно хоть и не верил в чудовищ, тем не менее он не сомневался в угрозе с северной границы. - А ты сам? Ты понимаешь, что будет, если вы придете туда хоть всем гарнизоном и в моей истории окажется хоть унция правды? Не надо губить себя понапрасну и оставлять город без серьезной защиты, – Сервий, хоть уже не раз слышал от Цезия слова о том, что тот не верит во всяких мифических монстров и чудовищ все равно не оставлял попыток переубедить его идти на врага за крепостные стены. - А куда я денусь? Пойду завтра с легатом поохотиться на разбойников. – чуть улыбнувшись, ответил центурион, как-то уже философски относясь к вопросу своей судьбы, хотя было видно, что за своих легионеров ему все же тревожно. – За долгие годы службы я повидал многих командиров, умных и не очень, но приказ есть приказ. К тому же, если Валерий пойдет туда без меня, то будет еще хуже, чем со мной, а я не могу бросить своих солдат.       Старый центурион напоследок улыбнулся и неторопливо зашагал прочь, правда Сервий чувствовал, что шаги его уже не очень уверенные. Как бы то ни было, разведчик аккуратно убрал ценный пергамент и отправился на ночлег. Ему предстояла долгая дорога к Фессалоникам, но поручение Фабия нужно было выполнить. И хотя нужно было выспаться, Сервий не мог не терзаться вопросом, что сейчас происходит с его командиром и соратниками, живы они или нет.

******

      Римляне выходили из Одессоса через некоторое время после рассвета. Больше тысячи римлян, две полноценные когорты легиона походным маршем отправились на север к Калатису, дабы разбить дакийских разбойников, посмевших вторгнуться в пределы Республики. Во главе колонны, как и подобает на лошади не торопясь ехал горделивый легат Валерий. Вряд ли он вообще вылез из крепости и сполз со своего ложа, если бы не жажда славы. Разгром варваров, что вторглись в пределы республики был неплохим аргументом для дальнейшей карьеры.       Рядом с легатом в первых рядах колонны чуть пригнувшись и старый охотник с луком и колчаном у пояса. Андроник что обычно ходил чуть вразвалочку, шел с опаской, постоянно озираясь по сторонам. Последние попойки давали о себе знать, но даже в таком состоянии немолодой, но и не дряхлый грек был полезен, ибо хорошо знал местность. Память была крепка и не подводила опытного охотника, который без труда ориентировался в здешнем ландшафте, находя оптимальный маршрут. - Старик, как ты вообще согласился пойти с нами? Вроде же обещал и божился что за стенами города ноги твоей не будет, – колко и с ехидством бросил легионер Нений, не до конца понимая, как охотник, что боялся за ворота выйти теперь вел их через холмы. - А ты думаешь я этого хотел, юнец? Ко мне заявился один из ваших громил от легата, мол проведешь к Калатису, заплатим, нет вышвырнем из города. Что оставалось делать? Так хоть деньги будут, – Андроник и сам не был доволен своей работой проводника, ибо после встречи с чудовищами не желал и носа за городские ворота показывать, а тут его вытащили в небольшой военный поход.       Видя, что его подчиненные слегка разговорились, к ним решил ненадолго присоединиться и легат Валерий. - Далеко еще до этого Калатиса, охотник? – буркнул легат, который немного утомился ль долгой дороги. Он со своими отрядами покинул Одессос еще как только занялась заря, а теперь солнце уже постепенно уходило на запад. Радовало одно: погода хотя бы благоприятствовала – не слишком жаркая и при этом никаких ливней. - Я думаю завтра к обеду и доберемся, – приблизительно ответил охотник, прикидывая в голове расстояние и скорость движения походной колонны. Валерий не стал на это отвечать, было видно что его это скорее раздражало, что придется потратить еще день за пределами привычного и удобного города.       Легионеры продолжали идти походным строем, преодолевая холмы и низины, иногда любуясь с возвышенностей на близкое море, спокойное и гладкое. Для Нения, как и немалой части легионеров этот переход был той еще смертной тоской, особенно после долгого сидения в цитадели, где и попировать можно было и женщин доступных найти, да и сыграть в кости. Легионер с друзьями уже спел наверное все походные песни какие только знал по второму разу, а на третий уже как-то идти не хотелось.       И ладно бы вокруг были приятные глазу виды, но нет, этот бесконечный холмистый, а ближе к морю и болотистый пейзаж уже в зубах навяз. Даже небо и то было ясное, практически без облаков на которые можно было полюбоваться. Однако ни Нений, ни кто либо из его друзей на это не жаловались, такова была их работа и переходы нередко могли быть утомительными, но что еще хуже скучными и тоскливыми. Единственное, что могло хоть как-то приободрить воинов, это мысль о возможной добыче и трофеях. Вокруг как назло ни одной живой души, даже птицы и те не были частыми гостями.       Но вот, преодолевая очередную кручу порядком заскучавший Нений не поверил своим глазам. Травница что-то себе напевала, неторопливо выискивая на холме нужные ей растения и травы, что бережно собирала свою корзину. Наконец, появление незнакомцев, да еще и в таком большом количестве заставили гречанку застыть, будто статую, ведь она просто не знала, чего от них ждать. Однако она быстро спохватилась и после короткого поклона поприветствовала римских легионеров, помахав им собранным букетом трав. - Приветствую доблестных мужей Рима, наконец-то вы появились! – веселым и довольным голосом произнесла местная жительница, которая была по-настоящему рада видеть римских солдат, что шли на бой с варварами. - И тебя приветствую, красавица, скажи, далеко ли еще до Калатиса и не знаешь ли ты, где сейчас дакийские разбойники бродят? – поинтересовался у миловидной крестьянки легат, думая что может подчерпнуть нужные сведения с ее слов.       Травница выглядела молодой и симпатичной, неудивительно, что ей, даже не смотря на закрытую одежду удалось приковать к себе взгляды части легионеров, в том числе и Нения. Центурион же смотрел на нее более чем прохладно. - Отчего же не знать, господин, конечно знаю. Неделю назад мне довелось издали видеть этих нечесаных варваров, облаченных в серые хитоны из бараньих шкур и эти ужасные железки. Хвала богам, что они хоть дальше окрестностей Калатиса не ушли, – подтвердила слова Валерия травница, демонстративно сморщив свое красивое и юное лицо при упоминании о даках. - А почему же ты не убежала отсюда со всех ног и не спряталась в том же Одессосе с прочими жителями окрестных сел? – неожиданно для всех поинтересовался Андроник, чем приковал к себе косой взгляд легата. Охотник просто не понимал, кто в своем уме будет ходить по окрестностям, рискуя наткнуться на варваров, разбойников или кого еще хуже. - Я и мои родители родом из пограничья, нередко видели разных чужеземцев. С чего нам варваров бояться? Мы их не любим, но и не видели от них особой угрозы. Они ведь и Калатису толком не угрожали, понаставили перед ним палаток да горожан пугают. Отец говорил, что у этих дикарей нет осадных орудий и лестниц. К счастью, до нашей хижины им также не добраться, они так далеко не заходят, – невозмутимо ответила травница недоверчивому охотнику. - Андроник, я взял тебя как проводника, а не чтобы ты каждому встречному вопросы задавал. Тебе ли этих варваров бояться, коли рядом с тобой больше тысячи легионеров, – осадил охотника за неумение сдерживать вопросы Валерий. Андроник не стал спорить и молча отошел от легата и незнакомки.       Травница поклонилась и вновь вернулась к своей работе. Валерий уже собрался было продолжить путь, но перед его лошадью выросла фигура старого Цезия. Центурион косо поглядывал в сторону начинающегося леса от которого веяло чем-то очень нехорошим и подозрительным. - Легат Валерий, позволю себе заметить, что дальше по пути нам придется идти через покрытые холмом леса. И я бы не советовал вам идти туда без должной разведки, – вновь попросил скептически настроенный сотник, с недоверием посматривая на начинающуюся недалеко от них теснину. – Я думаю нам не стоит спешить, а в сам лес отправить несколько добровольцев на разведку. Вот например Нений очень хотел бы пойти да разведать, что там в теснине да как, верно? - Конечно, Цезий, я с удовольствием ее осмотрю, – заметно воодушевился Нений, который умирал от скуки в походном строю. А тут возможность сходить в дозор, да еще и командиру своему угодить – сплошная выгода. Неудивительно что легионер так загорелся этим предложением и чуть ли не рвался вперед. - Да брось, Цезий, нам тут торчать час или два, разбивать лагерь, пока разведчики пройдутся по этой небольшой теснине? Мы так и до послезавтра до Калатиса не доберемся, если будем каждый куст проверять. Да и потом, чем мы рискуем, эти варвары нас просто не ждут, тогда как жители приграничья ждать не могут – стал возражать легат, просто не желавший тратить попросту драгоценное время. - Как прикажете, легат Валерий, если таков ваш приказ, то дальше пойдем без задержек, – мог лишь согласиться с приказом центурион. Опытному Цезию не нравилась эта идея, выглядевшая слишком опрометчиво, но пришлось подчиниться. - Вот и правильно. И еще, Цезий, когда будем заходить в лес отправляйся в центр ко второй когорте и веди ее, – отдал приказ Валерий, желая лучше контролировать свою походную колонну, которой теперь пришлось бы сузиться.       Центурион мог лишь принять к исполнению приказ легата и, коротко кивнув пойти назад во главу второй когорты, доверив Валерию безоговорочное лидерство. Нений чуть косо посмотрел на командира, который лишил его возможности пойти на разведку. Чуть вздохнув, легионер вместе с соратниками начал медленно заходить в расселину между холмами, покрытую лесом.       Входя в теснину пришлось сузить и удлинить колонну, поскольку путь пролегал через лес, да еще и между холмов. Нений мог порадоваться, что наконец-то можно было укрыться от этого солнца, да полюбоваться лесными красотами. И действительно место было неплохое. Римляне для удобства шли по низине, по краям которой возвышались небольшие холмы, порой с довольно крутыми склонами. Андроник тоже чуть приободрился, явно чувствуя себя как дома, ведь охотник не один год лазал по этим лесам и знал здесь каждое дерево. Валерий, наверное единственный, кто не менял настроение, желая чтобы этот лес поскорее закончился.       Лес на удивление был довольно тихим, лишь изредка до ушей Нения долетали крики птиц, стрекот каких-то насекомых. Возможно, конечно, походная римская колонна элементарно распугала всю живность на пару стадий в округе, но скудность жизни вокруг вновь заставляла легионера скучать. - Берегись! – от крика, что буквально взорвал тишину, Нений даже подпрыгнул на месте. После чего раздался жуткий треск, а потом грохот от которого задрожала земля. По рядам легионеров пошел нехороший ропот и колонна остановилась. Испуганный резким криком Нений только сейчас посмотрел вперед и увидел чуть впереди, буквально в сотне метров огромное дерево, что рухнуло прямо на тропу, загородив дорогу между двумя холмами. Упади оно минутой позже и вероятно под ним бы упокоился десяток другой римлян. Внезапность и экстраординарность произошедшего подчеркивало и то, что довольно ленивый легат Валерий слез со своей лошади, явно не понимая, что произошло.       Повисла крайне неловкая и тревожная тишина. Римляне боязливо озирались по сторонам, медленно осознавая положение, в котором они очутились. Некоторые, даже без команды, стали торопливо вытаскивать свое снаряжение, готовясь к схватке. Даже Нений поспешил хотя бы щит взять, понимая что сейчас может произойти все что угодно. Но то, что началось было гораздо хуже любых ожиданий. - Боги... Это они! Спасайся кто может! – разлетелся наверное не на одну стадию вопль старого охотника, который снова столкнулся с чудовищами из своих кошмаров. Начавшуюся в рядах легионеров панику можно было бы свалить на Андроника, но его крики были лишь каплей в море, ибо все в один миг провалилось в глубины Тартара. На неподготовленных к бою легионеров с холмов и даже вершин деревьев посыпался ливень стрел, сразу скосивший несколько десятков воинов и лишь чудом ни одна не попала в Нения.       Никто даже не знал что делать в образовавшемся хаосе. Охотник-эллин в начавшейся суматохе куда-то подевался, Валерий растерянно стоял на месте как вкопанный, пытаясь осмыслить происходящее. Знаменосец же получил целых две стрелы в спину и лежал без движения. Остальные легионеры, потеряв управление, бросились врассыпную. С холмов с боевым кличем на них ринулись эти твари с большими дубинами, топорами и мечами. Но еще хуже было то, что сверху на колонну стала стремительно падать развернутая сеть. - Валерий, берегись! – еле успел крикнуть Нений, видя как сейчас на легата и еще десятка три легионеров, которым удалось укрыться за щитами от стрел сверху рухнет сетка.       Нений в этот момент толкнул легата на землю, однако сам отпрыгнуть не успел и тут же упал на землю, запутавшись в паутине вместе с другими легионерами. Отсюда он мог видеть вакханалию, что творилась там, где стояла походная колонна. Десятки легионеров также либо влипли в паутину, либо пользуясь неразберихой, их просто арканили, а затем утягивали к верхушкам деревьев либо пауки-переростки. По одному из стволов быстро спустилась остроухая лучница, начавшая отстреливать пытавшихся сражаться легионеров, будто Артемида мстившая детям Ниобы.       Попытавшихся зарезать ее легионеров она просто секла своим длинным и острым мечом в каком-то изящном, но жутком танце. Женщина-змея, вооруженная мечом увернулась от удара другого римлянина и затем резко обернулась вокруг него, сдавив со всей силой и уже в таком положении, ударив мечом врага. Недалеко от змеедевы рослая женщина-богомол с зеленым хитиновым панцирем пыталась порезать другого уцелевшего знаменосца, что пытался отмахнуться от нее мечом, но та безжалостно и быстро наносила жалящие удары в итоге свалив противника на землю. - Валерий, на помощь! – в отчаянии закричал Нений, пытаясь перекричать шум битвы. Быть участником творящейся вакханалии легионеру не хотелось. Ему хотелось убежать как можно дальше отсюда, спастись. И ведь Валерий был недалеко от него и он единственный, кто пока не подвергся какой-то атаке монстров или не угодил в паутину. Несмотря на шум битвы, Валерий расслышал Нения и через плечо посмотрел на легионера, оказавшегося в липких тенетах. Но надежда римлянина быстро испарилась когда его командир быстро побежал в противоположную сторону, умудрившись сбить с ног одного из воинов, который боролся с чешуйчатой мечницей-ящером. Спасая свою жизнь, легат напоминал загнанного псами вепря, готового продраться, пробиться через любую чащобу и мчаться как можно дальше, не обращая внимания ни на что вокруг. - Помогите! Кто-нибудь помогите! – трепыхался в этой липкой сети легионер, стараясь как-нибудь ее разорвать, но эта зараза по ощущениям была прочностью с корабельный канат.       Нений делал все, чтобы освободиться, но даже немного отклеиться от этой дряни не получалось и легионеру ничего не оставалось как со страхом смотреть на то, как мамоно расправляются с беззащитными римлянами. Легионеру оставалось только надеяться, что о нем забудут и действительно у этих монстров было достаточно жертв помимо Нения. Одна из волчиц ловко напрыгнула прямо на щит одного из воинов Рима, придавив того к земле и принялась кромсать зубами его шею. Крылатая и рогатая воительница выпустила фиолетовое пламя из ладоней, обрушив настоящий факел на оставшегося без щита солдата.       В это время Нений услышал шаги рядом с собой, а мгновением спустя почувствовал, что аидовы путы с него спадают, возвращая свободу рукам и ногам. Это был Андроник, откликнувшийся таки на призыв. Грек явно нервничал, спеша разделать сетку своим охотничьим ножом и высвободить легионера, напоминавшего фазана, пойманного в силки. Пользуясь неразберихой, ему уже удалось вытащить из сетей нескольких римлян и теперь пришел через Нения. - Боги, ты все-таки успел! – Нений даже не поверил своему счастью, когда смог снова подняться на ноги. Ему-то казалось, что охотник сбежал еще в самом начале, но тот вернулся помочь ему и еще нескольким легионерам. - Не заставляй меня об этом жалеть, римлянин, быстро за мной, я знаю как нам выбраться! – выпалил Андроник, который казалось должен был быть уже далеко, но решил спасти невезучего легионера.       Нений был вынужден согласиться в тот раз с эллином и пуститься вместе с Андроником по тому же пути, откуда они и пришли в эту злосчастную западню. Отбросив ставший бесполезный из-за множества вонзившихся стрел щит, Нений поспешил по проторенной дороге, сулившей, как казалось, спасительный выход. На удивление пьянствовавший в последнее время охотник не успел пропить своих навыков и пусть бежал не слишком быстро, но довольно расчетливо, перебегая от одного дерева к другому, избегая приближаться к сражающимся монстрам и легионерам.       Вокруг царствовал хаос практически в первозданном виде. Теперь чудовища, отловив в свои сети и перестреляв немалую часть римлян, по-настоящему ринулись в ближний бой, пользуясь сумятицей и хаосом. Отовсюду летели стрелы, отчего бежать приходилось пригнувшись, постоянно лавируя между деревьями. Они разили всех, кто не мог укрыться или убежать от них, порой в хаосе боя они прилетали и в самих нападавших чудовищ. Пара из них даже просвистела над головой Нения, воткнувшись в дерево.       Ближе к центру колонны кипела не менее жаркая битва, однако тут не было хаотичного избиения римлян как впереди. Цезий быстро сориентировался и успел перестроить часть легионеров в черепаху, в которой легионеры смогли хоть как-то организоваться. Их оставалось сотня или около того, а в щите каждого было как минимум пара-тройка стрел. По счастью удалось найти крутой склон, возле которого можно было встать в оборону, не опасаясь атак с тыла. Но даже так черепаха не была ровной, а ее воины рисковали оказаться вне строя. Десятки легионеров, оставшиеся вне построения, были вынуждены либо разбегаться, либо самостоятельно отбиваться от наседающих монстров. Римляне старались сами стрелять из-за щитов или метать пилумы, от которых толку, однако, было немного из-за общей суматохи.       Монстры, главным образом гоблины с дубинами, ламии с копьями и мечами пытались накатываться, как волна на берег, но раз за разом были вынуждены отходить с легкими ранениями, что наносили им легионеры. Посреди десятков и сотен сраженных римлян иногда попадалась одна или пара сраженных монстриц, да и те чаще оказывались мелкими гоблинами, с которыми легионеры в принципе были в состоянии справиться. Остальные монстры, получив ранение, далеко не всегда отступали с поля битвы, а некоторые, невзирая на боль, продолжали несогласованные и хаотичные атаки. - Держите строй, сомкните щиты и держите их выше, выставить копья какие остались! – раздавал направо и налево приказы Цезий, пытаясь перекричать шум битвы.       Центурион ни секунды не терял зря, мгновенно ориентируясь в хаотично меняющейся обстановке, будто ему подсказывала сама Минерва. Цезий без устали раздавал указания, перекрикивая лязг мечей, стоны и вопли раненых. Теперь он еще и поднял букцину из рук незадачливого трубача, который словил шеей стрелу, и стал подавать сигнал к сбору, желая собрать побольше воинов здесь. - Цезий, берегись! – едва успел предупредить командира Нений, прорывавшийся сквозь деревья вместе с охотником к своим.       Предупреждение было очень кстати. В этот момент из-за деревьев и из-за холма на римлян налетел еще десяток этих тварей с длинными мечами и дубинами, сходу ринувшихся в бой. В этот раз пошли в атаку не коротыши-гоблины, а могучие орки и ловкие ящерицы. Одна орчиха в первых рядах бросилась на самого центуриона, размахивая большим мечом, о чем и кричал Нений командиру, который оказался чуть перед черепахой, пытаясь достать трубу.       Цезий с букциной в руке вместо меча по инерции попытался выставить ее вперед для защиты от обрушивающегося на него клинка. Труба, рассеченная надвое разлетелась по траве, но все же отвела удар массивного меча прямо в скутум, разрезав его где-то на четверть. Свалившийся под силой удара на одно колено сотник вовремя поднял огромный щит и спрятался за ним, на который тут же с грохотом снова обрушилась фиолетовая сталь, попав на сей раз по металлической части и оттого соскочив в сторону.       На помощь центуриону из строя ринулись несколько легионеров, но мамоно только это и надо было. Двух смельчаков тут же поразили стрелы, а одного из них разрезала ящерица. Четвертый храбрец попытался пронзить ее уже своим мечом, но лишь поцарапал ее прочный доспех и сам тут же свалился от колкого удара прямо в грудь.       Видя в какую беду попал Цезий, Андроник тут же выхватил старый и потрепанный лук и, едва прицелившись выстрелил в этого орка, что пыталась пробить щит центуриона. Целился он в крайней спешке и из рук вон плохо, и стрела просвистела мимо, чуть не попав в самого римлянина. Однако, собиравшаяся нанести финальный удар орк с раздражением обернулась к Андронику, на секунду оставив свою жертву без внимания.       Тут же сообразив, что противник отвлекся, Цезий неожиданно и резко ударил своим массивным щитом по ноге этой твари. Хруст и треск, которые перекрыл вопль разлетелись наверное на пару стадий. Орчиха с криком свалилась на землю и, все еще стоявший на одном колене центурион тут же прервал ее недолгие мучения выверенным ударом меча в самое сердце.       Ее разъяренная соратница-ящерица расправилась с еще одним напавшим на нее римлянином и собиралась поразить Цезия со спины. Однако тут на помощь центуриону пришел Нений, вырвав пилум из руки лежащего на земле легионера, тут же метнул прямо в грудь монстра. Копье прилетело точно в живот этой ящерице и, если бы не броня, наверняка пронзило ее насквозь. Ламеллярный доспех спас монстродеву, но заставил ее шатаясь отойти назад, держась за рану и это дало Цезию шанс снова подняться на ноги.       Выждав момент и Андроник и Нений примчались к центуриону, который укрывался от редких стрел за массивным щитом, да и несколько воинов из черепахи пришли ему на подмогу и закрыли с других сторон. - Командир, нам надо бежать отсюда, давайте за мной, я знаю дорогу! – прицепился к центуриону Андроник, предлагая бежать известной ему тропой из этой засады. - Дай собраться всем, отступим вместе и организованно! – отрезал Цезий, не желая создавать панику в и так критической ситуации, да и бросать подчиненных было некрасиво. – Какой командир убежит, бросив подчиненных?! - Вы не понимаете, они вас вот так прикончат, бегите сейчас же! – попытался перекричать центуриона охотник.       От лязга мечей и криков боли закладывало уши, иногда эта какофония прерывалась хаотичными сигналами труб и громом барабанов. Римляне пытались собраться у черепахи, и построиться для рывка, который собирался возглавить центурион. Но ситуация ухудшалась с каждой минутой.       Андроник сильно торопил центуриона и было ясно почему. На поле боя прибывали все новые и новые твари, обилие которых поражало любое воображение. Но хуже всего была она – огромная хищница с темной шерстью, прямо как та, что была в его кошмарах. Эта громадина с большими когтями и огненными глазами, которые будто прожигали насквозь привела с собой еще монстров. Со стороны тыла объявились крепкие минотавры с большими топорами и огры с не менее огромными дубинами. Черепаха была под прицелом десятков лучниц, немало было и гоблинов с внушительными дубинками и орков с топорами и мечами. - Проклятье, бежим! – Андроник еще мог бы задержаться и попытаться вывести остальных, но при виде твари из своего кошмара у старого охотника сдали нервы и он, никого не дожидаясь рванул вверх по крутому склону. Нений, понимая что это единственный шанс спастись, побежал за ним.       При виде этой черной глыбы в легкой и довольно открытой кожаной броне, жутко рычащих минотавров, размахивавших огромными топорами, а также боевые кличи нескольких огров, размахивавших дубинами, от которых могли сломаться деревья, дух римлян дрогнул. Если часть легионеров оставалась в строю и была готова дать последний бой, то другая, большая часть просто кинулась врассыпную, моля богов о том, чтобы именно им удалось спастись. - Ступайте за Андроником, живо бегите отсюда! – еле успел отдать последнее распоряжение центурион, понимая что шансов на организованный прорыв нет и теперь хотел спасти хоть какую-то часть подчиненных, пусть и через откровенное бегство. Сам он остался стоять на месте и тут же пришлось отбивать мечом и щитом дубину гоблина, с которой он правда справился легко, оттолкнув ее в сторону ответным ударом скутума. Оставшиеся римляне в сильно поредевшей черепахе, они собирались дать бой, но часть из них побежала вслед за охотником, а на остальную упала еще одна массивная сеть, придавив к земле. Беглецы пытались забраться по крутому склону, но многим из них в спину прилетали стрелы, либо же до них добирались мамоно с проклятыми мечами и также добивали их в спину. Римские воины оказались сметены буквально парой ударов минотавра и огра и, рассеявшись и разлетевшись по поляне, стали добычей остальных монстров, которые стали их добивать поодиночке.       Старый Цезий застыл на месте как вкопанный, не понимая, почему при всей этой вакханалии жестокости монстры не стали нападать на него. К нему уже приближалась минотавр с большой секирой, но оклик черной гончей остановил ее. Подняв черную лапу, монстр с пылающими глазами остановила их и сделала шаг навстречу центуриону. - Надо же, неужто ли ты не хочешь убежать от меня и от моих подруг со всех ног как твои друзья? – неожиданно заговорила монстр и к невероятному удивлению ее голос был совсем не такой ужасающий и пугающий как ее внешность. – Ты приказал им спасаться, но почему сам этого не сделал?       В голове старого центуриона перемешалось столько всего, что он даже не знал что хуже, то что эта громадина разорвет его на кусочки или то, что она умеет говорить, да еще и так смеется над ним. - Юпитер тебя разрази, как ты был прав, Сервий... Да и ты, Андроник, – проговорил себе под нос сотник, словно извиняясь перед ними за свое неверие. Конечно, Цезий понимал, что поход сюда ничем хорошим не кончится, но он-то думал что увидит даков, а не чудовищ из мифов и всяких насекомых переростков. - Что такое? Ты не хочешь спастись? Тебя так привлекает идея оказаться в моих зубах? – удивленно поинтересовалась Гончая, делая шаг к центуриону. В это время за его спиной монстры добивали остатки его подчиненных, а он стоял как вкопанный, не понимая, почему эта тварь приказала не трогать его и что она вообще говорила. Однако Гончую это волновало мало и она решила сделать центуриону предложение. – Ты настолько смел или настолько безумен? Давай я дам тебе одну минуту, чтобы убежать, как награду за твою доблесть.       Ответом Цезия стала его боевая стойка с выставленным вперед щитом, от которого уже не так и много осталось после битвы, да и обломки стрел торчали. Вокруг него стояли несколько монстров, богомолка, минотавр, эльфийка с луком и даже ламия с суккубом и все с ожиданием смотрели на Гончую, что ими командовала, их подруги в это время добивали оставшихся и за спиной Цезия падали уже последние легионеры. Явно всем им хотелось поживиться такой солидной и статусной жертвой, однако у Гончей теперь были другие идеи. От этого у центуриона возникло нехорошее ощущение, будто он стал бестиарием на арене какого-нибудь амфитеатра. - Хм, ты меня удивляешь, никогда не видела таких как ты. Это заслуживает уважения, – произнесла здоровенная тварь с уважением в голосе, правда не ясно, искренним или наигранным. – Давай так, если победишь меня, то мы позволим тебе уйти на все четыре стороны.       Цезий по-прежнему был безмолвен и Гончая, посчитав это знаком согласия сделала несколько шагов вперед, а затем, резко, с разбега, прыгнула на римлянина, растопырив когтистые лапы.       Центурион понял, еще мгновение и она просто снесет его своей могучей лапой. Тут уж пришлось позабыть про ветеранский возраст и прыгнуть в сторону и как раз вовремя. Дерево, что было за спиной центуриона едва не перерубили когти этой твари. Останься Цезий на месте и возможно ему удалось бы увидеть напоследок все свои внутренности разом.       Гончая не позволила ему отдохнуть, пойдя в яростную атаку. Цезию пришлось закрываться своим массивным щитом, от которого при каждом ударе этой могучей твари отлетали целые куски. В какой-то момент центурион просто бросил его остатки, отскочив назад с одним лишь гладиусом. Ему пришлось отмахиваться им от Гончей, стараясь не столько зацепить ее, сколько отогнать назад, как палками пытаются отгонять собак, но это было бесполезно. Изловчившись, мамоно постаралась снова ринуться в бой, но Цезий прочитал ее атаку и со всей силы обрушил на нее свой меч, когда она оказалась слишком близко.       Гончая взвыла, когда гладиус рассек ей одну лапу заляпав руку центуриона черной кровью. Мамоно, держась за рану, свалилась на землю к удивлению ее подруг и к радости центуриона. Он даже сам не мог поверить, что ему удалось нанести ей столь солидный удар. - Вот и конец тебе, тварь. Пора прикончить тебя! – центурион, чуть пошатываясь, побрел к валяющейся на траве и зажимающей рану Гончей. Цезий собирался нанести ей последний удар и прекратить ее страдания. Римлянин уже прицелился в ее сердце и занес меч для удара. - Не обольщайся, человек, – выдала Гончая уже без капли боли в голосе. Поверженная, казалось бы мамоно, резко перевернулась и во время такого кувырка размашисто ударила Цезия своей когтистой лапой. Цезий лишь в последний момент понял подвох и отпрыгнул назад, однако уклониться от могучей лапы не получилось. И еще чудом было, что он не успел подойти вплотную.       Однако даже касательного удара этих адских когтей хватило чтобы сорвать пластину с брони центуриона и даже чуть порезать кольчугу. От самого удара центурион будто отлетел на несколько шагов назад, выронив заодно и свой меч. И теперь старый центурион стоял без оружия, прислонившись к дереву перед поднимающейся на ноги Гончей, который его дуар был что комариный укус. Даже капли черной крови, что едва вытекали из раны совершенно не заботили монстра. - Да как, Юпитер тебя побери!? Как тебя достать?! – в бессилии крикнул куда-то в небо центурион, выпуская свое отчаяние и слабость. И вот так закончится его жизнь и более двадцати лет службы? Стать ужином для какой-то твари прямиком из Тартара? Ни в коем случае.       Цезий взял себя в руки и, пользуясь неторопливостью Гончей стал бегать глазами по полю брани в поисках оружия, а его тут было навалом. Повсюду лежали римские мечи, пара-тройка больших дубин гоблинов, да некоторые походные инструменты легионеров. Но ближе всего был заманчивый меч из какого-то фиолетового металла. Лелея надежду все же одолеть эту тварь, центурион метнулся к нему и тут же направил клинок на врага.       Этот меч сильно отличался от всех тех, что видел римлянин. Даже у варваров даков было другое оружие. Это было словно легче, изящнее и виртуознее и Цезий понимал, почему монстры могли орудовать им едва ли не в танце. Гончая слегка удивилась выбору оружия центуриона и остановилась на месте.       Цезий, пользуясь этой небольшой заминкой, ринулся в бой, стараясь прирезать наконец эту тварь. Размахивая мечом словно опахалом, центурион держал Гончую на дистанции, которой теперь приходилось отходить назад. Она ловко уклонялась от шквала атак, лавируя между деревьями. Мамоно, видя что до врага не дотянуться, остановилась перед одним деревом и когда Цезий попытался проткнуть ее, быстро перекатилась в сторону.       Меч насквозь проткнул ствол, но застрял в нем, на время лишив Цезия оружия. Гончая в этот момент пришла в себя и оказалась у него за спиной, однако не стала атаковать сразу, вместо этого театрально готовясь к прыжку. Центурион сумел высвободить меч, но Гончая, разогнавшись, уже прыгнула в его сторону.       На сей раз Цезий решил закончить битву, понимая, что по-другому вряд ли одолеет Гончую. Она была сильнее, быстрее и ловчее его, а взять ее измором и вынудить сдаться было невозможно. Да, вряд ли он выживет после такого, но хоть прикончит эту надменную тварь, которой позавидует любой ночной кошмар. Центурион выставил длинный меч вперед на всю длину, какую только возможно и Гончая со всей скоростью на него напоролась. Меч без труда пронзил ее насквозь, да так хорошо, что вошел в эту тварь до упора. Цезий мог бы даже порадоваться победе, если бы не почувствовал, как его самого пронзили когти Гончей.       Его лорика хамата даже с накладными пластинами оказалась в итоге посечена, словно ножом подтаявшее масло, и когти этой твари проникли глубоко под доспех. Силы тотчас начали оставлять тело центуриона и, как он чувствовал, его жизнь покидала его. Но, по крайней мере ему удастся забрать с собой эту тварь, как думал едва стоявший на ногах Цезий.       Руки римлянина ослабли, он словно перестал их чувствовать и старый центурион упал как подкошенный. Клинок выскользнул из его рук, оставив его внутри Гончей по самую рукоять. Едва отползая назад, с уже гаснущим сознанием центурион чувствовал какое-то умиротворение. По крайней мере ему удастся забрать эту тварь с собой.       Гончая, тоже чуть пошатываясь, тем не менее сумела без труда вытащить меч из своей груди, хотя она долетела до его рукоятки. Но еще хуже, уже темнеющим взором Цезий увидел, что на месте предполагаемой раны ничего не было. Даже царапины и той не осталось там, где вошел его меч. Чувствуя неладное и не понимая, что происходит, Цезий посмотрел на свою грудь и живот, которые должны были быть в клочья разорваны когтями Гончей. Но под порванной броней и одеждой были максимум царапины, о крови или каких-нибудь вываливающихся кишках не было и речи. Здесь разум центуриона погас, а сам он провалился во мрак.       Тем временем Нению и Андронику, единственным из более тысячи удалось спастись. Бежали и шли они быстро, без остановок, подгоняемые шумом битвы и вздрагивая от любого шороха или треска. Пришлось преодолеть не один крутой холм и овраг, да и через чащобу тоже пришлось продраться, дабы сделать крюк. Охотник, знавший эту местность, без устали вел охотника за собой до тех пор, пока они не покинули проклятую теснину. Выбравшись туда, где уже было не слышно шума битвы, Нений впервые позволил себе на мгновение остановиться. Жадным глотком он до дна опустошил свою фляжку, переводя дух и пытаясь осмыслить случившееся. Старый охотник едва ли не плюхнулся на траву, ибо такого он не переживал никогда в своей жизни и было видно, как ему тяжело далось все, что он делал в теснине. - Проклятье, это полная, – от души хотел было выругаться легионер, чувствуя как постарел лет этак на десять после пережитого ужаса. Но даже выругаться Нению не позволило появление до боли знакомой фигуры впереди.       Перед выбравшимися из засады предстала их недавняя, но столь хорошая знакомая. И Нений и Андроник в хаосе битвы успели и позабыть про травницу, что убеждала их в безопасности пути через теснину и вот теперь она стояла перед ними. И взгляд у нее был совсем не такой непосредственный и добрый. И пусть она не выглядела опасной, и Нений и Андроник ожидали худшего. - Не думала снова вас увидеть, – заговорила травница приятным, но вот только совсем недружелюбным тоном. Она уже не видела смысла маскироваться и дурить людей. После западни о ее роли в ней все было понятно. - Вот же погань, – только и произнес Нений. Эмоций в засаде он уже оставил много и оттого не стал с испугом реагировать на травницу, скорее он испытывал раздражение от очередного препятствия на пути к спасению. Тем более, в отличие от прочих чудовищ, Нению казалось что перед ним обычная девушка-травница, только переметнувшаяся к врагу.       Правда тут травница вдруг резко позеленела. Но совсем не так, как больной или отравленный человек, нет. Ее кожа стала приобретать приятный салатовый оттенок, волосы стали зелеными, как стебли у растения и на голове вырос благоухающий цветок. И Андроник и Нений хотели было снова дать деру, да вот только эта монстр преграждала им единственный путь к спасению, а возвращаться обратно в теснину спасшиеся люди не стали даже под страхом смерти. - Вы не должны были оттуда выбраться, хотя... Так даже лучше, осталось только выбрать кого из вас оставить себе, – призадумалась принявшая свой истинный облик алрауна. Из нее появилось несколько лоз, что слушались ее как щупальца спрута. - Ты всего лишь огромный сорняк, – устало переводя дух, бросил Андроник, который осознавал что надо встретиться с этим монстром лицом к лицу и только одолев его он сможет спастись. Оттого в нем, обычно убегавшим от монстров, теперь прибавилось смелости, да и отсутствие альтернативы подбадривало.       Нений и Андроник и так достаточно повидавшие теперь стояли перед монстром, что преграждала им путь к свободе. Если от прошлых они сумели просто убежать, то здесь ничего не оставалось, кроме как драться. Лишившийся щита Нений вновь обнажил свой меч, а Андроник натянул тетиву лука и тут же пустил стрелу в очередное порождение Ехидны.       Алрауна ловко и не без изящества уклонилась от стрелы. Однако в долгу растение оставаться не захотело и в ответ из ее руки вылетел приличного размера шип, напоминавший больше иглу ткача и отправился в сторону лучника. Андроник так и словил бы шип, застыв в ступоре, если бы Нений вовремя не толкнул его и снаряд пролетел мимо.       Пользуясь замешательством противников, алрауна сделала несколько шагов навстречу. Легионер тут же снова занял боевую стойку, держа перед собой меч, а старый охотник поднялся на ноги, вытащив на сей раз охотничий нож. Лук при падении улетел куда-то в траву.       Переглянувшись друг с другом, охотник и легионер ринулись в атаку на растение-переросток, атакуя с двух сторон. Это был пожалуй единственный способ одолеть столь непонятного, но оттого не менее опасного противника. Алрауна в свою очередь попыталась отступить назад и лозами защититься от острых клинков. Это помогло, но не сильно и охотничий нож перерубил одну из лоз, заставив мамоно со злобой зашипеть и вновь выстрелить шипом в обидчика.       Острый шип угодил прямиком в шею старому охотнику. У выронившего нож Андроника в глазах поплыло. Эллин потерял контроль над своим телом и сполз на землю как подкошенный, оставив Нения в полном смятении на лице один на один с цветочной мамоно. - Не бойся, будешь хорошо себя вести и шипы не понадобятся. А пока, давай обнимемся, – заигрывающе произнесла алрауна. Она протянула руки к ошеломленному легионеру, желая заключить того в свои объятия и тут же в сторону римлянина устремились несколько лоз.       Нений, несмотря на шок, пришел в себя вовремя и смог уйти в сторону от одной из них, зато другая ухватила его за ногу, да так плотно, что легионер не мог ее освободить. Он несколько раз наступил на схватившую его лозу, но видя бесполезность этих действий, перерубил ее мечом.       Алрауна, еще недавно выглядевшей самодовольно, теперь приняла серьезный и суровый вид и Нений понял, что он только разозлил ее. Прежние игры закончились. В его сторону тотчас полетел шип, который ударил точно в пластину на его груди, а затем еще несколько гибких зеленых отростков. Нений даже не стал их считать и принялся хаотично размахивать мечом так, будто пытался отогнать от себя назойливое насекомое. Со стороны это выглядело как хаотичный танец, ибо от длинных лоз алрауны приходилось не только отбиваться, но и уклоняться. И все же, их было слишком много. В очередной раз махнув мечом, Нений почувствовал, как его ногу вновь обвила лоза монстра. Секундного замешательства хватило, чтобы еще две обхватили руку с клинком и вывернули ее так, что легионеру пришлось бросить гладиус. Запаниковав, Нений попытался просто-напросто разорвать лозу голыми руками, но алрауна это заметила. В секунду то место, за которое захотел схватиться легионер покрылось небольшими, но колючими и сочащимися ядом шипами. И пока Нений решался, вытерпеть шипы или нет, лозы полностью обвили его, схватив и руки и ноги.       Алрауна была более чем довольна результатом, один противник лежал, сраженный ее ядовитым шипом, а второй несмотря на все ухищрения был плотно схвачен ее лозами. Конечности цветочного монстра были гибкими и прочными, и ей не составило труда чуть приподнять римлянина над землей, а затем начать медленно волочь его к себе, растягивая это удовольствие. - Вот и чудненько. От моих шипов можно совсем размякнуть, а я не хочу, чтобы ты пропустил самое интересное, – уже даже проворковала алрауна, притянув к себе жертву как можно ближе, больше походя на какую-нибудь удильщицу.       Нения это никак не успокаивало и он попытался снова разорвать лозы, но алрауна была полностью на нем сосредоточена и потому не давала никакой свободы. Так легионер оказался вплотную прижат к живому растению, пытавшейся спеленать свою добычу в сплошной кокон из подвижного плюща и гибких стеблей.       Облизнувшись в предвкушении, алрауна уже немного успокоилась и принялась лозами стягивать тогу с легионера, который тщетно пытался освободиться. Надежды на спасение не оставалось, но хватка алрауны резко ослабла, позволив обмотанному лозами легионеру грохнуться на траву. Сама алрауна кричала от боли, выгнувшись вперед и пытаясь зажать серьезную рану. За ее спиной пришедший в себя Нений увидел старого Андроника, который едва стоял на ногах, но все равно нанес еще два точных удара по алрауне, разбрызгивая ее сок по поляне. Внезапность атаки решила исход битвы и после еще пары ударов охотничьим ножом, цветочная мамоно рухнула как подкошенная на траву.       Пошатывающийся и готовый в любой момент упасть, охотник стоял со своим большим ножом над поверженной алрауной, которая пыталась больше залечить свою рану, Нений, пользуясь моментом, сорвал с себя ее лозы и освободился, а Андроник опустился на колени и уронил свой нож, пропитанный соком монстра, в траву. - Надо убираться отсюда... Предупредить горожан, – кратко прохрипел старый охотник, что даже на ногах стоять не мог. Видимо яд этой твари действовал сильно и Нений мог лишь поразиться силе воли старого грека, что несмотря на его действие сумел подползти к алрауне сзади и нанести ей сильный удар. - Да, давай помогу тебе, – Нений даже не знал как словами выразить благодарность греку, над которым еще пару часов назад посмеивался за нелепицы, а тот мало того, что оказался прав, так еще и спас ему жизнь. Легионер, собрав все силы, взвалил на себя охотника и торопливо, насколько это было возможно, заковылял в сторону Одессоса.