Croatian swamp

Ракидричи тут, один за другим, с небольшим интервалом сгоняли на Восток, а Йосип и Лука очень уж неплохо взаимодействовали в игре против Уэльса, к тому же, у Брекало на футболке был номер «7», что не могло остаться незамеченным.

fem! Иван       Даже здесь, в изумрудном оазисе посреди плавящихся песков не было спасения от палящего солнца. Раскаленный огненно-белый шар медленно полз в зенит по безоблачному небу. Со стороны безбрежной великой пустыни дул беспощадно обжигающий ветер, который трепал занавеси во дворце. Маленькая чашка с горьким, подобно цвету цикория, кофе была равнодушно отставлена в сторону, и Лука-паша, бейлербей* Канижи, развалясь на мягких подушках, вспоминал про свое недавнее нападение на старый приморский город, окруженный горами, заросшими фруктовыми деревьями. Полуобнаженный до пояса, одетый лишь в белые с красным шелковые шаровары, с красовавшимся на левой руке выше локтя золотым браслетом, символом власти, он был подобен прекрасному цветку, белой розе, недавно распустившей свой ароматный бутон.       Равнодушно поглядывая на темнокожего раба, обмахивающего его опахалом из павлиньих перьев, он насмешливо думал о том, что письмо с известием об очередном достославном завоевании, отправленное султану Златко Великолепному, было несколько, хм, неточно. Кызляр-ага** Матео, сочиняя его, конечно же, восхищенно описал, что сам паша в одиночку всего за тридцать семь минут победил сто воинов. Но капудан-паша***, и, по совместительству, кровный брат Иван-ага, которому было всегда позволено чуть больше, чем остальным, фыркнув, сказал, чтобы он врал, да не завирался. Откуда, мол, сто, если вся армия Омиша насчитывала от силы человек тридцать. Лука-паша, пребывая в прекрасном настроении после богатой добычи, милостиво признал правоту капудан-паши. Но когда Бруно-бей, видя благодушную улыбку своего повелителя, осмелился попросить особую награду, как отличившийся дважды, Лука, нахмурив брови, ответил, что его верные соратники не слишком уж напрягались на поле боя, и что хватило всего пяти ударов из пушки, один из которых нанесла и его блистательная рука, и жители Омиша**** сами приглашающе распахнули ворота, отдав город на разграбление. Но, продолжил он, сурово оглядывая наглеца, если через неделю Бруно-бей добудет в честном бою валлийского дракона, и привезет его домой в качестве трофея, тогда, так и быть, за наградой дело не постоит.       Лениво блуждающий по комнате взгляд повелителя остановился на маленькой шкатулке, инкрустированной слоновой костью, что стояла на роскошном черного дерева столике. — Подай мне ее, — лениво произнес он, — и позови сюда Матео.       Раб с поклоном протянул Луке-паше требуемое, и, торопясь выполнить повеление, выбежал вон.       Повелитель открыл крышку и вынул из шкатулки изящное колье, на изготовление которого пошли самые лучшие драгоценные камни — красные рубины, оранжевые топазы, желтые бериллы, зеленые изумруды, синие сапфиры и фиолетовые аметисты. Паша подержал колье на весу, в очередной раз удивляясь его тяжести и великолепию.       Месяц назад это ожерелье, вместе с другими великолепными подношениями, было прислано ему в дар старинным другом из Аль-Андалуса. В сопроводительном письме, правда, Серхио аль-Рамос выражал надежду, что оно будет украшать белоснежную шейку любимой жены повелителя, луноликой зеленоглазой Иван-ханум. Но Лука-паша, немного поразмыслив, спрятал подарок в шкатулку, с ключом от которой он никогда не расставался. И, как ему казалось, не прогадал.       — Господин, во дворец прибыли новые невольники, будете ли вы их смотреть? — две недели назад, учтиво кланяясь, спросил его кизляр-ага. И Лука-паша, благосклонно кивнув головой, отправился с ним осматривать наложников, долженствующих пополнить его гарем. Его скучающий взгляд, скользивший по юным лицам, вдруг зацепился за стройного черноволосого юношу, от силы лет двадцати от роду.       — Кто таков? Как тебя зовут? — задумчиво закидывая в рот крупную виноградину, спросил он.       — Йосип из Алемании****, — пробормотал тот, с ненавистью глядя в янтарные глаза богоподобного бейлербея.       Юноша этот был необычайно красив, и Лука-паша, осторожно оглянувшись по сторонам, отдал приказание, чтобы он был как следует вымыт, накормлен, одет в шелка, и готов в любую минуту доставить радость своему повелителю. Но этот момент все никак не наступал, потому что луноликая Иван-ханум, словно подозревая что-то, наотрез отказывалась навестить свою родню в соседнем эялете*****. И повелитель, в душе сильно гневаясь, но стараясь не выказывать этот гнев в присутствии своей возлюбленной супруги, с нетерпением ждал, когда же он сможет насладиться горячим грациозным телом юного наложника.       Наконец, этот день настал. Всего час назад Иван-ханум, надев на себя белоснежные одежды, и прихватив маленьких дочерей, покинула дворец, и Лука-паша, выждав приличия, решил позвать в свои комнаты молодого прелестника, одарив его в знак своего внимания разноцветным, словно радуга, ожерельем.       Отдав приказание спешно прибежавшему Матео, он снова откинулся на подушки, зажмурившись в упоительном ожидании пленительного наложника, и поэтому не заметил, как в комнату проскользнула, гневно сверкнув зелеными очами, высокая стройная фигура, закутанная в белоснежное покрывало, и спряталась за плотными занавесями.       Через несколько минут кизляр-ага ввел в комнату прекрасного алеманна, почтительно остановившись на пороге. Вернее сказать, юношу втащили под руки темнокожие рабы, коих у бейлербея было много в услужении.       — Ты очень темпераментный отрок, — усмехнувшись, заметил Лука-паша, — мне нравятся такие… И я обещаю, что сделаю твой первый раз незабываемым… Посмотри, какой подарок я хочу повесить тебе на шею…       Он щелкнул пальцем, и рабы только собрались подвести его ближе, как вдруг наложник стал отчаянно вырываться из крепких рук:       — Нет, нет, только не это разноцветное языческое убожество… Не надевайте его на меня… Лучше продайте и накормите сирых и убогих…       Лука-паша, нахмурившись, раздраженно кивнул головой, и кизляр-ага, несильно размахнувшись, ударил того в живот. Алеманн дернулся было, пытаясь ответить тем же, но следующий удар заставил его расслабленно повиснуть на руках темнокожих рабов.       — Чертов ублюдок, не ценящий милости своего повелителя… Я прощу тебя в первый раз… Но, если такое повторится еще раз, ты будешь выпорот плетьми, — сверкнул глазами Лука-паша, но вдруг испуганно дернулся, почувствовав тонкую руку, которая опустилась ему на плечо.       — Это больше не повторится, Золото души моей, что озарил блеском всю землю… — приветливо улыбнувшись, сказала, как отрезала, луноликая Иван-ханум, кивнув кизляр-аге. — Обезглавьте негодяя, посмевшего отказать богоподобному бейлербею…       Взгляд ее зеленых глаз, казалось, проник в самую душу Луки-паши, в горле у него внезапно пересохло, и он сумел, осмелившись, лишь выдавить из себя:       — О, блистательная Иван-ханум, я так рад тебя видеть… Что заставило тебя вернуться во дворец?       Любимая жена с небывалой тревогой склонила голову:       — Беспокойство о Вашем здоровье, Не знающий себе равных… Вы нервничали последние две недели, и я поняла, что не смогу расстаться с Вами даже на день…       Через несколько мгновений он с удивлением понял, что ничего никогда не желал так страстно, как крепко прижать к себе соблазнительное тело любимой жены, с наслаждением ощутив в паху сладкую тяжесть.       Вечером луноликая Иван-ханум, направляясь в свои покои, с удовлетворением прошептала, поправив на шее колье:       — Мактуб******