…Все, избравшие своею жизнью футбол, знают, что в современном мире традиция переродилась в ритуал, согласно которому один из игроков проигравшей в крупнейших турнирах команды должен перейти в полное распоряжение соперника на всю ночь… ©
***
Вскоре после небезызвестных 6:0…
***
… Уснуть — не больше, — и сознать — что сном
Мы заглушим все эти муки сердца,
Которые в наследье бедной плоти
Достались…
Чёртов Вильям наш Шекспир… Жил четыреста лет назад, а писал так, как будто знал о страданиях Серхио Рамоса, которого сегодняшним вечером раздирали вполне себе конкретные противоречия.
Можно ли желать двоих, один из которых — твой давний боевой
пидорас товарищ по команде, а второй,
— Ах, второй! — зеленоглазый светловолосый красавчик из чёртовой
«Севильи», в которой этого чужака до сих пор любят больше, чем севильяно Серхио, «Барселоны»?
Лука или Иван?
Кто из них придёт сегодня ночью в его номер?
Вот в чём вопрос…
Может быть, и впрямь лечь поспать? И сном заглушить… что там дальше-то про бедную плоть?
Он ожесточённо трёт руками лицо, понимая, что кто бы из них не пришел, это
всего лишь ритуал. Эти двое,
и это известно всему миру, давно уже без памяти влюблены друг в друга, и Рамос
всего лишь третий лишний.
Звонок в дверь заставляет Серхио
отложить «Гамлета», внесённого рукой заботливой жёнушки в список книг, обязательных для прочтения, отвлечься от
философских размышлений
о бренности бытия, о капитанах хорватской сборной и рвануть к двери.
На пороге стоят Модрич и Ракитич.
— Почему вдвоём?
Лука в упор смотрит на него ледяными глазами, подчёркнуто вежливо здоровается, как будто расстались они не пару часов назад.
— Двое тут не нужны… — хотя внутри всё переворачивается, Серхио старается, чтобы его голос звучал как можно непринуждённее. — Один остается, второй пошёл прочь отсюда…
Еще не хватало, чтобы узнали, что он нарушил ритуал. В правилах прописано чётко:
«один из игроков…»
Они, не обращая внимания на его слова, одновременно шагают вперёд, и тут же застревают в дверном проёме.
Серхио страдальчески поднимает глаза к потолку, дёргает на себя Ивана, заставляя себя не воспринимать серьезно закаменевшее лицо Луки.
Вздохнув, он идёт обратно в комнату, снова садится в кресло, закинув ногу на ногу, вежливо интересуется:
— Так какого хуя вдвоем-то припёрлись?
У Луки дёргается щека, Иван молча барабанит по столу хорватский гимн.
— Понятно… — тянет Серхио. — Никто не хотел уступать эту честь другому…
— Сомнительную честь… — цедит сквозь зубы Лука.
— Ритуал есть ритуал… — холодно чеканит Иван, — надо выполнять обязательства…
— И кто же из вас будет отдуваться за всю команду?
— Я! — одновременно выкрикивают они, затем синхронно хмурятся, пытаясь взглядами прожечь в нём дыру.
Рамосу внезапно становится смешно.
— Вот что мне с вами, придурками, делать? — насмешливо хмыкает он.
Значит, всё-таки тройничок? Чудесно…
Серхио пожимает плечами, думая, что вряд ли кто-то узнает подробности. Эти двое точно болтать не будут, сам он будет нем как рыба…
Тогда, а почему бы и да?!
Он поднимается с кресла, кивает в сторону двери:
— Пройдёмте…
И уже откровенно ржёт, наблюдая, как, отталкивая друг друга, хорваты устремляются в спальню.
Прислонившись к дверному косяку, с ухмылкой интересуется, кто будет первым, вскидывает в веселом изумлении брови, видя воинственно настроенного Ивана, торопливо избавляющегося от одежды под протестующие вопли Модрича, нарочито наигранно хватается за сердце, наблюдая и за поспешно раздевающимся Лукой.
Иван отважно вскидывает голову, шагает к Серхио.
Модрич хватает его за руку, тянет на себя и что-то негромко бормочет.
Ракитич меняется в лице, но вскоре Рамос видит в глазах прежнюю безумную решимость, с которой он сбрасывает с себя тонкие руки Луки, подходит к Серхио вплотную, поморщившись и закусив губу, начинает поглаживать сквозь штаны его член.
— Иван! — почти с отчаянием за его спиной восклицает Лука.
Ракитич вздрагивает, губы на мгновение кривятся, он поспешно оборачивается, всхлипнув, обхватывает скуластое лицо своего капитана руками, и начинает покрывать горячими поцелуями.
— Про…сти… мм…ня… — невнятно бормочет он.
Лука с готовностью трётся бёдрами об иванов пах, моментально отвечая с не меньшим энтузиазмом.
При одном взгляде на крепкую спину Ивана, в которую впиваются побелевшие от напряжения пальцы Луки, Рамос чувствует острую пульсацию внизу живота.
— Ты, блять, ещё язык мне покажи, идиот… — раздражённо думает он, ловя короткий торжествующий взгляд Модрича.
Рамос успевает надеть маску безразличия, чувствуя себя при этом очень глупо.
Давным-давно еще Икер учил его, молодого и неопытного, что эмоции отвлекают; что он, играя за Фурию и за Королевский клуб, должен держать себя в руках.
На поле это у него, если честно, никогда не получалось. Но сейчас кэп гордился бы им, потому что на его лице, хотя внутри всё плавится от желания, не дёргается ни один мускул.
Хотя… Модричу, кажется, уже абсолютно всё равно, что там на лице у Серхио.
Бедная плоть Рамоса
— вот сука Шекспир, привяжется же! — наливается кровью, приятно тяжелеет, когда он видит, как короткие пальцы Луки, чуть царапая, раздвигают округлые белоснежные ягодицы Ивана, скользят между ними…
Серхио бубнит про себя что-то нечленораздельное, понимая, что именно здесь и сейчас он
всего лишь третий лишний. Настало время признать горькую правду: надеяться на то, что эти двое вспомнят про ритуал
про него, практически невозможно.
Едва держась на ослабевших ногах, он выходит за дверь и аккуратно прикрывает ее за собой, тут же слышит протяжный стон…
Воображение любезно подбрасывает картинки одну пошлее другой.
Член стоит так,
что им можно колоть орехи, забивать гвозди, что больно.
Он запускает руку в штаны, страстно желая сбросить напряжение…
Потом некоторое время пытается отдышаться, чувствуя, как его отпускает…
Битый час лежа с книгой в руках, он слушает ритмичный скрип кровати в соседней комнате, цокая языком при уж слишком откровенно громких стонах.
Вот же блядская парочка…
Прям чем так и убил б паразитов…
Встрепанные, усталые, они появляются на пороге, когда он уже готов наплевать на всё и силой ворваться в спальню, чтобы
…нет, не присоединиться к ним, а выставить их к чёртовой матери вон…
— Серхио… — начинает виновато Лука, нервно теребя руку Ивана, — мы тут…
Рамос окидывает их умиротворённые лица ироничным взглядом, мимоходом замечая и темное пятно на его шее, и явно виновные в этом припухшие губы ебучего блауграна.
— Ну, вот зачем вы пришли сюда, грёбаные хорваты? — спрашивает он вдруг с легким сочувствием. — Потрахаться негде было?
Их щёки начинают полыхать красным, когда они
блятьсновасинхроннокакониэтоделают?! — думает Рамос, согласно кивают головами.
— Охуеть! — подытоживает Серхио и замолкает, просто не представляя, что ещё можно добавить.
