Juego

— Что скажешь? — спросил младший, запыхавшись. А Юнги растерянно хлопал ресницами, не в силах вымолвить и слова. Попал. В какой момент его жизнь перевернулась настолько, чтобы в данное мгновение он был полностью опустошён лишь только от осознания того, насколько поразительны возможности человеческого тела? Никогда прежде Мин не задумывался о технической составляющей танца. Несмотря на то, что обучение в академии подразумевало под собой взаимодействие не только с сокурсниками музыкального отделения. Он и прежде становился невольным свидетелем репетиций ребят с балетного отделения, но никогда до этого не был настолько близок, осязаемо близок к искусству. Чимин танцевал рядом с ним и до этого, Юнги даже видел выступление младшего для их совместного проекта, хотя находиться и пришлось в зале, где места были не самыми лучшими, потому как первые ряды были заняты преподавателями и агентами крупных балетных площадок. Но сейчас перед ним представал какой-то новый совершенно таинственный, неизведанный и манящий мир. Мир, который открывал для него танцор. Чимин не делал по существу ничего особенного. Для него каждый из элементов был чем-то настолько плотно укрепившимся в ежедневном ритуале жизни, что ему и в голову не приходило, что кто-то извне может считать это настоящим героизмом. А Юнги вот считал. Повороты, прыжки, слишком сложные для произношения на французском элементы, значений которых Мин просто не знал — всё это было для Юнги актом неповиновения системе. Разве может кто-то противостоять природе? Мальчик, не знающий, что такое гравитация. Именно таким со стороны музыкант видел Чимина. Хрупкий, но в то же время невероятно выносливый, подтянутый и мягкий, грациозный и стойкий. В Чимине так много всего умещалось и так много таилось, чего он сам возможно в себе и не видел, но зато видел Юнги. Невероятное стремление во всем и всегда быть первым не говорило о самолюбии и эгоизме. Танцор не плёл интриг за спинами сокурсников, не применял грязные приемы для получения главных ролей в постановках и никогда и ни у кого не становился на пути. Он просто был таким: слишком ответственным, слишком правильным, слишком упертым и трудолюбивым. Он был весь в этом большом СЛИШКОМ. Весь его мир буквально состоял из изнурительных тренировок, травм слёз и боли. Но он любил этот мир за его возможности, за отдачу, за эмоции от выступлений на сцене. И если бы когда-либо Чимину пришлось выбирать, становиться на пуанты или нет, он бы, не раздумывая, даже тогда выбрал балетный станок. Юнги отчётливо видел подтверждение этому в ярко сияющих тёмных глазах напротив. Жизнью Чимина был балет, а жизнью Юнги, кажется, впервые за недолгий жизненный путь становилась не музыка. И это откровение почему-то совсем не пугало. — Скажешь что-нибудь или так и будешь сидеть с открытым ртом? — Чимин улыбнулся старшему и, подхватив со скамейки полотенце, вытер лицо и шею. Волосы после небольшой тренировки сбились, и несколько влажных прядей прилипли ко лбу. Неаккуратным движением Чимин смахнул челку, зачесав пальцами непослушные вихры назад, и откинул полотенце на пол, приземляясь рядом с Юнги. — Выглядишь так, будто увидел призрака, — толкнув в старшего в плечо, выдохнул Чимин. Дыхание восстановилось ещё не полностью, и звуки выходили с некоторой задержкой. Грудь по-прежнему тяжело вздымалась, и на лице был отпечаток лёгкой сонливости. Так обычно бывает, когда плотно покушаешь или хорошенько потренируешься. И в том и другом случае тело окутывала приятная нега. — Смотрю на тебя и думаю, что невозможно настолько сильно отдаваться любимому делу. — Ты это понял по нескольким прыжкам и пируэтам? — Чимин улыбнулся, опираясь на руки, заведённые за спину. Спина была напряжена: хотелось чуть сбавить нагрузку на мышцы пояса. — Знаешь, могу сказать о тебе то же самое. Юнги непонимающе распахнул глаза и любопытно дёрнул бровью. А ведь для него занятия музыкой значили столь же много, как и для Чимина паркет в танцевальном зале. — Ты просто никогда не видел со стороны, насколько погружён в себя, когда работаешь, — прозвучало от Чимина в ответ на неозвученный вопрос. — В такие моменты тебя не хочется трогать, потому что ты полностью в этом, — разведя руки в стороны, пояснил младший. — Это так прочно сидит внутри тебя: мелодия, семплы, сочетание инструментов, текст. Для меня жизнь — танец. Для тебя — твои инструменты и ты сам. Потому что ты и есть музыка. — Прозвучало весьма пафосно, — тишину зала разбавил хриплый смех старшего. Впервые кто-то настолько серьезно отнёсся к тому, чем он занимается. Никогда прежде в словах о творческой составляющей Юнги не было столько неприкрытого восхищения. Это по-своему льстило. — Зато откровенно, — Чимин пожал плечами и внимательно посмотрел на Юнги. — Сойдёмся на том, что мы оба преданы своему любимому делу и прекрасно справляемся с задачами, которые необходимо решать по мере движения по творческому пути. — Сегодня ты прямо невероятно красноречив, я поражен, — старший потрепал ещё чуть влажные волосы на макушке танцора и начал подниматься с места. — Ты куда? — Чимин встрепенулся и встал следом. — А как же отзыв о моем восхитительном танце и невероятной грации? — Обсудим где-нибудь в другом месте, — Юнги протянул руки за сумкой младшего, сложил разбросанные вокруг вещи в открытое отделение и повесил себе на плечо. — Пойдём поедим, на сытый желудок и соображается лучше. — Так и скажи, что не нашлось слов. — Нет, просто хочу накормить тебя. Знаю же, что скорее всего ты нормально не ел. Или ты решил и дальше терзать ногу? — Даже если и решил, тебя не переспорить. — Скажи, что тебе это не нравится? Чимин икнул от смеха, ударив старшего в плечо, и не стал отвечать на удачный выпад в свою сторону. Правда нравилось. Даже если эта забота перечила упрямству младшего. А его ему было не занимать. Уже в коридоре оба стали тише, перестав обмениваться игривыми репликами. Кое-где в академии все ещё шли занятия, и нарушать общественный порядок совершенно не хотелось. Если для Чимина на сегодня занятия завершились, то у Юнги оставалось ещё одно нерешенное дело на кафедре, которое он не успел выполнить до встречи с младшим. — Зайдём по пути ко мне в отделение, отнесу несколько работ на кафедру, — Юнги дёрнул младшего за запястье, уводя в другое крыло академии. — Ты же хотел отнести сразу, как приехал? — Планировал, но тебя увидеть хотелось больше, — Юнги обернулся назад и смешливо подмигнул, вгоняя младшего в краску. — До сих пор поверить не могу, что ты бываешь таким дурашливым, — Чимину пришлось обогнать старшего, чтобы скрыть от того степень своего смущения. Иногда танцору казалось, что он встречается с двумя совершенно разными людьми. Ибо объяснить самому себе не мог, как настолько сдержанный и с виду холодный и безэмоциональный Юнги может говорить такие трогающие сердце Чимина вещи с поразительной невозмутимостью. Несколько пролетов и два длинных коридора спустя, Юнги попросил Чимина подождать его снаружи, пока он разбирается с бумажной волокитой. Чтобы попусту не тратить время, танцор достал из кармана брюк мобильный и включил звук, отмечая, что за то время, пока телефон был на беззвучном, успело прийти несколько сообщений. Одно из них было от Тэхена. Друг интересовался делами и спрашивал найдётся ли в столь плотном графике балетной звезды хоть немного времени для старого верного приятеля. Чимин рассмеялся и в ответ отправил что-то об окне в расписании через пару дней. Танцор предлагал посидеть вместе где-то на территории кампуса, если Ким найдёт возможность увидеться с ним в это же время. Ответ Тэхена не заставил себя ждать. Парень утверждал, что время выкроит даже в том случае, если в расписании у него будет стоять пара. На этом и решили. Оба пожелали друг другу хорошего вечера и свернули диалог. Чимин вышел из чата с другом и увидел, что помимо этого ему писал еще и Чонгук. Ровно в то время, когда он тренировался в зале вместе с Юнги. Пак пробежался глазами по тексту, пролистал диалог вниз и свернул приложение. Младший отправил ему несколько новых видео для разборки, которые, как ему казалось, отлично подошли бы в тему их выступления. Чимин ничего отвечать не стал и мысленно сделал себе пометку показать материалы Юнги. Танцору хотелось максимально вовлечь музыканта в свой номер. Во-первых, потому что он не желал скрывать своего общения с Чонгуком, а во-вторых, просто потому что надеялся, что со своей стороны старший может дать независимую оценку. Даже если тот мало что на самом деле понимал в поддержках и прыжках. Чимину хотелось честного мнения со стороны. И Юнги, как никто другой, мог ему его дать. Ну и ко всему прочему старший обещал помочь с аранжировкой. Вот тут-то ему точно не было равных, и Чимин не готов был доверить кому бы то ни было еще эту роль.