Гори ясно
6 августа 2018 г. в 20:38
— А у религии есть срок годности?
— Срок годности есть лишь у имен, которые она превозносит. Через каждую тысячу лет приходится придумывать новые.
Он шел по улице, слушая музыку в наушниках, которые держатся уже лишь исключительно на честном слове, левый наушник под нужным углом не работал вообще, и старался не думать о том, как из-за тяжести рюкзака начинают ныть плечи и спина.
В нем была сравнительно небольшая канистра слитого у кого-то бензина. Парень с грустной улыбкой подумал о том, что хоть в этот раз нормально слил, прокачал «скилл», если можно так сказать. В прошлый раз он наглотался топлива, и его тошнило еще около недели. Тогда еще пришлось выдумывать неправдоподобную историю про друга с мотоциклом, которому вдруг понадобилось слить собственный бензин, а Карелин, по собственной дурости и человеколюбию, решил помочь. Естественно, в это никто не поверил, но все по крайней мере сделали вид, что довольны этой версии. На самом деле, им похуй.
Он подошел к зданию, напоминающему староверческие церкви, только без куполов и белых стен, а в остальном — тоже самое. Тот же размах, вычурность, о которой буквально кричит выступающая позолота из-под обдершейся бордовой краски. Слава усмехнулся и содрал ногтем еще немного краски, чтобы лучше увидеть, что под ней. Старая, казалось бы, ушедшая эпоха Иисуса продолжала жить, только под новым именем, другой одеждой и декорациями. По сути, людям-то и плевать, во что и кого верить, главное, что в центре был какой-нибудь великомученик, которым можно будет попрекать остальных, и он наобещал им ту самую вечность, за которой все гонятся. Этакая конфетка в конце пути.
Слава обошел храм и оказался на неком подобии заднего дворика, огороженного низким заборчиком. Уже нет страха и предвкушения, которые были в первый раз. Сейчас остались лишь разочарование и злость, протест. Он протестовал даже не против общества, которое с удивительной легкостью и удовольствием встало на колени перед новым искусственным богом, «великим Оксимироном», а самому Окси. И важным моментов являлось то, что Слава, в отличие от остальных многочисленных дебоширов, примерно представлял, что скажет, если на его вызов ответят. Он был уверен, что ответят.
«Не пироман, а радикальный верующий»
Карелин облил стену осторожно, чтобы ни капли не попало на одежду. Достал коробок спичек, который валялся в кармане от поджога до поджога, потому что ими прикуривать он мог, вот хоть убей. Он бросил спичку в лужу бензина, что стекла со стены, и огонь стал моментально расползаться по стене, освещая дворик.
— Да святится имя Твое, — с усмешкой сказал парень и побежал прочь, перепрыгнув заборчик. Через кусты, задворками, он отдалялся от сияющего в ночи храма. Слава всегда жалел о том, что не мог увидеть то, как знамя Оксимирона — три икса и игрек, вписанные в чуть кривой круг, съедал огонь, сантиметр за сантиметром, как на нем пузырилась и облезала краска от температуры. Он лишь мог услышать, как истошно ревут пожарные машины и люди, мгновенно сбегающие поглазеть на пожар.
Когда ж они начнут реветь не потому, что сожгли очередной сарай, а из-за того, что их Богу плевать на это?
Слава оказался дом лишь спустя полтора часа, так как домой шел пешком. В квартиру старался войти максимально тихо, чтобы не разбудить Ваню, друга, с которым вместе снимает жилье, потому что так легче и веселее. Все же не одному в квартире загоняться.
Сняв куртку и ботинки, он поставил рюкзак с пустой канистрой и только было собрался идти в свою комнату, как выполз Светло, почему-то одетый, и с таким лицом, будто готов зарезать Славу прямо в коридоре, причем тем самым тупым ножом, который завалился куда-то за кухонный ящик.
— Карелин, какого хуя? — спросил он, глядя на друга исподлобья. Слава решил тактично промолчать, потому что сейчас нет такого ответа, который удовлетворил бы Фаллена. Но тот не остановился на вопросе, а лишь подошел ближе и пнул рюкзак, который тут же отозвался глухим стуком. — Опять?
Карелин сжал губы в тонкую полоску и пожал плечами, после чего пошел на кухню, слишком громко шаркая тапочками о пол.
«Будто ты, блять, не знаешь»
— Славян, да пойми ты уже, даже если, — «если» Ваня особенно выделил голосом, — Оксимирон существует, то ему глубоко похуй на тебя, твои выходки. Как будто ты один такой. Некоторые по первости не только храмы жечь пытались.
Светло сел на стул около стены и как-то обреченно смотрел за тем, как Слава заваривал себе чай.
— Предлагаешь сжигать священников? — спросил Карелин, обернувшись. Он примерно представлял, какая реакция на слова может последовать, но иначе Ваня со своими нравоучениями не отстанет совсем.
Фаллен тут же поднялся снова на ноги и неверяще посмотрел на него. Несколько секунд он вовсе не сводил взгляда с друга, даже, кажется, дышать перестал.
— Да ты вообще уже ебанулся, — сказал Ваня, словно плюнул, и вышел из кухни широкими шагами.
Слава протяжно выдохнул, закрыв лицо ладонями. Моментально стало стыдно перед парнем, захотелось тут же сорваться с места, пойти за ним, попросить прощения, но гордость вкупе с дикой усталостью не позволила дернуться с места.
Карелин отлично знал, что Ванечка контачил с каким-то парнем, который являлся священником в одном из местных храмов. Слава видел его лишь однажды и был вообще не впечатлен: самый обычный человек, только с кучей татуировок и ебанутой работой. Светло ужасно переживал за этого «святого отца», объясняя волнение тем, что идея сжигать храмы и прочая ересь могла прийти в голову не только Славе. И его слова имели почву под ногами, староверцы до сих пор пытались дебоширить самыми разными способами, хотя их осталось не так уж много. Ну, те единицы, которых еще не выловила власть и не отправила места не в столько отдаленные. Она вообще очень быстро поняла, что старая вера в Иисуса изжила себя, экономически стала не выгодным продуктом, и быстренько выдула, словно из стекла фигурку, новую религию. Крещение проходило не так красочно, как в 988 году при Владимире, но с новыми «язычниками» поступали похоже, было на что посмотреть. По словам некоторых, дело доходило до казней, но Слава старался не верить слухам, хотя было бы вообще не удивительно. Власть старалась оставить исключительно одну религию, и плевать, какими методами — страхом казни или силой убеждения. Молодым плотно приседали на уши, а более старшему поколению просто объясняли то, что в случае дебоша они могут сесть на некоторое количество лет, явно переваливающее за десятку. Главное, что со стороны все выглядело, как и было задумано изначально — все послушно ходили в храмы, восхищались «Горгородом» и рисовали везде этот ущербный символ. Со старой верой разделались достаточно быстро, просто поддакивая многим деланным атеистам, мол, все для вас, даже Иисуса запретим как выдумку и сказку, отравляющую народ. Рейтинг власти в глазах молодежи вырос, выгодная инвестиция для последующих выборов.
Через несколько минут гнетущей тишины в квартире, которую разрушал лишь звон ложки о стенки чашки, парень не выдержал и пошел за Ваней, но уперся в закрытую дверь.
Детский сад, честное слово.
— Вань, серьезно? — он еще раз дернул за ручку, словно в первый раз ему могло показаться, что дверь заперта. — Да не собираюсь я трогать твоего ебнутого, нужен мне больно. Да и вообще людей. Просто хуевая шутка, не впервые. Прости.
Вообще, Карелин был не особо силен в подобных речах, так что решил замолчать, пока не наговорил того, что вообще испортит ситуацию. Да и говорить-то больше нечего было.
Спустя минуту, или около того, старый замок все же скрипнул, и дверь открылась.
— Слава, ты же понимаешь, что никто не придет? На твой якобы протест плевать всем, кроме тебя и, возможно, городской полиции. И даже если некий Оксимирон действительно есть, то нахуй ты ему со своими пепелищами? Ты себя «избранным» почувствовал, что ли? Так вот, таких избранных реально дохуя, и мы оба знаем, что с ними происходит. Спускайся на землю уже, — Светло стоял перед ним и говорил тихо, словно заученный надоедливый текст. Возможно, он слишком часто повторял его у себя в голове, что действительно заучил.
— А сейчас спать иди, поздно уже, — парень тяжело выдохнул и, еще раз взглянув на Славу, закрыл перед его носом дверь, только на этот раз не запираясь.
А Карелин в свою очередь стоял, словно на него ведро воды вылили, сжавшийся, с потерянным выражением лица. Он думал об этом раньше, часто, но теперь, когда Ваня озвучил все его мысли, это стало не просто мыслями, которые загоняли, а истиной. Вот еще одна особенность человека — он никогда не верит самому себе, зато другим — охотно. За тем и есть так называемые «лидеры мнений» — чтобы озвучивать то, что у людей в головах. Но это не мешает им врать, выдавая очередной бред за истину. Каждый просто подумает о том, что он просто был не прав, и с легкостью примет эту ложь.
Карелин уснул на удивление быстро, но в голове до последнего крутились слова Вани. Он настолько устал за день, что уснул на полумысли, словно провалился в глубокую кроличью нору.