Катакомбы Любви

Не то что бы Бом успела познакомиться со своим коллегой на ближайшие несколько часов. Телефон, оставленный Черин, и в правду был рабочий. С помощью него, Бом договорилась о встрече с одной личностью для того, чтобы спуститься в недры романтического города и узнать его глубину. Статья требовала таких жертв и Пак могла их отдать. — Когда я отодвину люк, быстро спускаемся, пока полиция не видит, — инструктирует Чхве Сын Хён. Этот 30-летний парень уже десять лет каждые выходные проводит под землей. Таких, как он, в Париже называют катафилами («любителями катакомб»). То, что они делают, незаконно. Спускаться в неофициальные катакомбы запрещено с 1955 года. Но штраф в размере 60 евро катафилов не останавливает. Вслед за СынХёном ныряет в шахту и Бом, на глазах удивленных пешеходов. Дрожащими пальцами она хватается за металлические скобы. Фонариком, прикрепленным ко лбу, подсвечивает себе путь — под ногами бездна. Около десяти минут они спускались по ступенькам-скобам на глубину 30 метров. Достигнув дна, оказывались по пояс в воде. Вот зачем нужны были болотные сапоги, которыми Чхве посоветовал обзавестись девушке. В таких здесь щеголяют все катафилы. — Это грунтовые воды, — говорит СынХён. — Мы сейчас ниже подземных паркингов, канализации и метро. Кричи не кричи — никто тебя не услышит. На часах шесть вечера. Чхве включает на всю громкость портативный магнитофон, чтобы было легче ориентироваться — на звуки музыки. Каменные коридоры то уже, то шире. Местами приходится нагибаться, а иногда и вовсе ползти. И хотя я не страдаю клаустрофобией, иногда становится не по себе. Подземный лабиринт разветвляется на множество улиц, которые вьются под городом на 280 км. — Эти карьеры раньше считались далекой окраиной. Отсюда древние римляне стали извлекать камень для строительства Парижа. Он тогда назывался Лютецией, — говорит Топ. Оказывается, из-за его частых посещений катакомб, его стали называть Т.о.п — Ты Определенно Поехавший. Но город рос и требовал все больше камня для строительства. В связи с этим расширялась и сеть каменоломен. А когда шахты истощались, их просто оставляли. Так образовался лабиринт из заброшенных туннелей, поверх которых появлялись улицы и кварталы. Но в Средние века все чаще стали происходить обвалы, в результате под землю уходили дома. Самая крупная катастрофа случилась в 1774 году, когда провалилась целая улица с говорящим названием Ruе d’Еnfer («адская улица»). На ее месте сегодня находится авеню Данфер-Рошро, на которой располагается вход в официальные катакомбы. После этого происшествия Людовик ХVI поручил укрепить подземные карьеры. Эту миссию доверили королевскому архитектору Шарлю-Акселю Гоийомо, который также отвечал за перенос городских кладбищ в катакомбы. При нем создали Генеральную инспекцию каменоломен. Она по сей день следит за прочностью подземных лабиринтов. — Видишь это? — СынХён указывает на выскобленную в каменной стене надпись «96. G. 1779». — Буква G означает, что за реконструкцию стены отвечал Гийома. Справа от буквы год когда он укреплял подземные галереи. Слева — порядковый номер стены, которую архитектор реставрировал в указанном году. Придуманную Гийомо маркировку использовали затем и другие инспекторы. Для удобства на стенах указывали названия улиц, под которыми проходят подземные галереи. Как и в канализационной системе. Синяя керамическая табличка на стене сообщает, что мы сейчас находимся под бульваром Пор-Руаяль — в самом центре Парижа. Еще сегодня утром я здесь гуляла. — Мы попали в Бермудский треугольник, — Сын Хён обводит на карте место, которое менее всего прорисовано на мятой бумажке. — Это одна из самых старых и запутанных частей подземелий. Здесь даже опытные катафилы могут заблудиться и часами искать дорогу. Мы сейчас бродим под кварталом Вальде-Грас, что примыкает к Люксембургскому саду. Под ногами потрескивают осколки. Это остатки посуды, которая вместе с прочим хламом сбрасывалась в катакомбы через шахту — сначала из аббатства Валь-де-Грас, основанного в ХVII веке Анной Австрийской, затем из военного госпиталя, разместавшегося после Французской революции в стенах монастыря. — Должно быть, чашка, — Чхве крутит в руках осколок и кладет его на место. — Мы все оставляем как есть. Можем взять лишь послания, которые прячут в укромных местах другие катафилы. Это всякие рисунки, призывающие охранять подземный мир. В прошлый раз я нашел записку, оставленную кем-то в трещине в стене в 1992 году! А тем временем они в третий раз проходят мимо одного и того же рисунка на стене. Бом с тревогой вспоминает недавние новости о пропаже в катакомбах группы подростков. Ребятам повезло: их нашли через три дня живыми, но сильно истощенными. — - Под землю нужно спускаться подготовленным и с опытным проводником, — объясняет Сын Хён. — В тоннелях много колодцев, и они никак не огорожены. Те, глубину которых не знают даже инспекторы, называют черными дырами. Если случайно упадешь, можно и не выбраться. Подземелья не любят беспечных. А мы не любим чужаков и оберегаем катакомбы от незваных гостей. Для нас, 300 катафилов, эти подземелья как дом. Каждые выходные Топ здесь ночует в принесенном с собой гамаке. В его огромном рюкзаке есть и сменная одежда — иногда сразу отсюда Чхве Сын Хён отправляется на работу в офис. На часах 11 вечера, они провели под землей уже пять часов, а кажется, что в два раза меньше. Сын Хён предлагает передохнуть и подкрепиться. В след за ним Бом сворачивает в галерею с каменными лавочками и граффити на всю стену. — Это сделали мои знакомые. Они таскали сюда отбойные молотки, чтобы высечь скамейки, — говорит Топ. — Они же цементировали трещины в стенах. Мы стараемся поддерживать порядок. Действительно, в катакомбах чисто: нет ни мусора, ни дурных запахов. Разве что иногда ощущается аромат краски, которой расписаны стены. Самый известный рисунок — «Волна» по мотивам гравюры японского художника Хокусая. Она находится в галерее, которую катафилы прозвали «пляжем» из-за песка под ногами. Его специально сюда доставили сверху. По выходным на «пляже» яблоку негде упасть — галерея превращается в ночной клуб для своих. Под землей много подобных галерей. В одних проводят поэтические вечера, в других смотрят фильмы и устраивают вечеринки. Не успев поднести ко рту бутерброд, Бом замечает в прорубленной нише череп. — Настоящий, — опережает Сын Хён. — За стеной находятся целые шахты, заполненные человеческими костями. Отсюда брали скелеты для официальных катакомб. Не бойся‚ ешь если души этих людей еще остались под землегь им должно быть, приятна любая компания. Ближе к полуночи в узких коридорах становится тесно. Из «комнат» раздается громкая музыка. Люди в перепачканной Одежде веселятся: одни танцуют, другие пьют алкоголь, третьи употребляют белый порошок, запрещенный наверху. — Это и есть настоящий Париж. Без шума, без туристов и навязанных обществом правил, — признается Сын Хен. — Здесь каждый катафил находит свою свободу. Которую оберегает от внешнего мира. — Теперь я тоже катафил? — Нет. Пока ты турист. А вот когда тебя понастоящему потянет в этот подзеьшый мир, тогда ты станешь одной из нас. После девяти часов, проведенных в подземельях, Бом, как никогда, радуется белому свету. С особым удовольствием ложится на траву в городском парке, подставив солнцу лицо. Вдыхает воздух, пропитанный романтикой и открыв глаза видит перед собой прекрасное лицо. Искренне улыбается местным жителям, и новому возлюбленному. И все они без стеснения восхищаются своим городом. Интересно, они вообще подозревают, что нахоцится под их ногами?