Облачная рябь

      Когда ветер обдавал тело упругой прохладной волной, а в пальцах оставались клочья мягких белёсых облаков, Сакуре было хорошо. Она любила рассветы, любила закаты, просто любила, когда небо расцветало марко-рыжим, оплывало нежно-фиолетовым, светлело пепельно-розовым.       Головокружительные падения и пьянящие взлёты, когда к плечам льнула дымка наступающего утра, а водопад ярких волос распадался на колыхающиеся в ветре тяжёлые пряди — вот это было чувством абсолютного счастья.       Сакура была готова дрейфовать над мягкими подушками облаков, которые служили нежной кремовой прослойкой между миром людей и миром неба, вечно. И она могла позволить себе это. Пока Сакуру скрывало небо, её жизнь могла длиться сотни лет. Небо напитывало волосы силой, глаза заливало зеленью, дарило свободу — такую же бесконечную, как и жизнь. И Сакура не могла понять людей, которые жили, не видя за каменными длинными домами ничего. Как было им там, внизу, без неба?       Иногда хотелось узнать. Но Сакура никогда не видела людей вблизи. Изредка она зависала над крышами высоких каменных мёртвых зданий, рассматривала серые змеи дорог, плотно опутывавших города. С такой высоты люди были лишь крохотными точками. Песчинками под ногами.       Таким, как они, было незаметно, что происходит сверху. Они не поднимали головы.       Сакура не боялась спускаться ниже облаков, ведь её нельзя было разглядеть. Небо не выдало бы людям, скрыло, обесцветило тело. Небо было частью неё. Разве оно могло навредить? Так Сакура думала ровно до вспыхнувшей совсем неожиданно тяжести, леденящей грудь. Пульсирующая густым дрожащим комом чуть ниже левой груди тяжесть давила книзу.       Иссохшая, старая, испещренная резаными морщинами бабуля Чиё знала всё на свете. Именно около неё маленькая Сакура вертелась первое время. Бабуля Чиё, холодная и ворчливая, относилась к ней на удивление терпимо. Она обожала медитировать над плотными скоплениями облаков, но сегодня был слишком светлый вечер, поэтому бабуля подставляла ладони солнцу и сосредоточенно хмурила морщинистое лицо. Край её тёмной хламиды трепался на ветру. Сакура не знала, сколько лет прожила на свете бабуля Чиё, если она выглядела настолько старой. — Дозрела, значит, нить, — бросила коротко и ворчливо, будто не одобряла, бабуля Чиё, когда выслушала путаные объяснения. — Соулмейт тебя вниз тянет. — Как это? — Сакура округлила глаза. — То есть, его… тоже тянет? И почему вниз, бабуля?       Старые мудрые глаза бабули Чиё, выцветшие до мутно-карего оттенка и повидавшие на этом свете многое, заискрились колким сочувствием. Сакура приоткрыла рот, собираясь переспросить ещё раз. Нельзя же так недоговаривать! — Когда вниз тянет… человек это, девочка, — бабуля отвела взгляд, опуская полупрозрачные морщинистые паучьи руки.       Солнце обдало последней волной рыже-фиолетового тепла тела, мимолётно огладило, но всё же сползло вниз окончательно, пропуская наверх темноту. Сакура молчала, смотря, как наливаются чернильной синевой облака. — Коснись его, когда найдёшь. Кожу тронь. И возвращайся. Не будет тяжести больше, — обронила угрюмо бабуля, поворачивая голову в её сторону.       В груди Сакуры сердце, которое нельзя было ничем пробить — оно пропускало удар сквозь себя. Но не в этот раз. В этот раз оно рванулось наружу отчаянно и забилось болезненно о створки рёбер.       Сакура не ответила, порывисто нырнула в наступающую тёмную синь, пронизанную грядущим холодом, вниз головой. Волосы затрепал тяжёлый грозный ветер, подхватил невесомое тело, закручивая. Падение остановилось над дымчатой преградой налетевших с порывами ветра грозовых облаков. Под ногами у неё было бесстрастное, потерявшее светлые краски небо. Кончики волос баламутили непрозрачный мутный туман, даря ему розоватый оттенок в местах соприкосновения. — Не хочу, — упрямо зашептала в опадающее вниз мраком небо Сакура, скривив губы. — Почему? Почему человек? Зачем ты так шутишь надо мной?       Облепленное чем-то жгучим, тяжёлым, тянущим вниз с огромной силой сердце готово было обрушиться вниз прямо сейчас. Ладонь, вжатая в солнечное сплетение, не могла успокоить зов. Сакура прикусила нижнюю губу. Заостряющиеся к кончикам пальцы больно мяли кожу. Что-то сочилось между рёбер. — Я ведь так тебя люблю, — почти беззвучно простонала она в далёкую высь. — Почему же ты отсылаешь меня вниз?       Ответа не было.       Сакура провела холодную пасмурную ночь над высокой башней, постройкой глупых людей. Она самодовольно упиралась шпилем в тёмное бархатное полотно небес, протыкая его. Паря над самым кончиком, Сакура смотрела вниз. Внизу — золотистые от света змеи дорог плели узоры, внизу — крохотные точки-люди расходились по своим каменным домам, внизу — горели яркие кислотные огни.       Мягкая светлая ткань лёгкого сарафана мялась в пальцах, падали вниз невесомые слёзы, пропитанные бессилием. Сердце, глупое, рвалось наружу. Как бы не раскрошились ребра. Ее не радовал золотистый рассвет, нежной дымкой кутающий полупрозрачные бледные плечи, не радовали первые томные лучи солнца, путающиеся в волосах.       Сакура висела невидимым для людей сжавшимся в комок полупрозрачным обрывком.        Где-то среди них он. Ему так же больно, как ей сейчас? Каково это — тянуться вверх, не имея возможности взлететь? Под людскими ногами отсутствие опоры — смерть.       Лёгкое дрожание воздуха Сакура заметила уже после того, как тёмная фигура Шизуне появилась рядом. Ей не хотелось говорить ни с кем — слишком сильно занимала голову собственная тянущая боль. Но Шизуне не могла прийти просто так. Сакура слышала многое о ней. Что когда-то она спускалась вниз, ища своего человека. Что даже нашла. Но Шизуне вернулась назад спустя некоторое время, ещё прозрачнее, чем была, с ужасно короткими волосами и полным равнодушием на ровном белом лице. Для Сакуры её пример был самым очевидным способом доказать, как жестоки люди. — Я слышала, как Чиё-сама разговаривала о тебе с Цунаде, — слишком тёплые для духа воздуха пальцы мазнули по плечу Сакуры. — Они считают, что тебе хватит одного прикосновения. Это правда.       Сакура поймала пустой взгляд тёмных глаз и вздрогнула. — Но… — она осторожно поддалась поближе к Шизуне. — Есть что-то ещё? — Люди не чувствуют это настолько остро, как мы, — на тонких бледных губах расползлась бесцветная полуулыбка. — Прикоснешься к коже, и больше не будет больно. Но если вернёшься сюда, потеряешь всё.       Холодок прошёлся по спине — так это было сказано. — Что — всё? — облизнула пересохшие губы Сакура, сжимаясь изнутри. — Ты же… жива. — Жива? — улыбка стала шире. — Да. Но теперь… я не чувствую ни удовольствия, ни радости, ни… — смешок вырвался из бледного горла наружу клекотом. — Моя жизнь будет длинной, но теперь в ней нет смысла. Небо от меня отвернулось.       Шизуне сгорела там, внизу, как только увидела ужас в глазах своего человека. Виной — всего лишь расстояние между её ногами и полом. Шизуне отчаянно хотела почувствовать себя в воздухе снова, но не учла кое-чего. Пока потолок человеческого дома скрывал её от неба, оно не могло её защитить от чужих глаз. Но уже то, что Шизуне смогла вернуться назад, говорило об её стойкости. Редко кто возвращался. — Я могу рассказать тебе о мире людей, но больше мне нечем помочь, — Шизуне опустила глаза вниз, на город, расстилающийся под ее ногами. — Спуститься придётся.       Нежный рассвет медленно переходил в спокойное утро.

***

      Сакура висела невидимым комом над крышей высотного здания.       Она смотрела вниз, ощущая едва пробивающуюся сквозь мучительный зов сердца робость. Огромный мир расстилался под её ногами, мир со своими законами, полный жестоких людей и высоких зданий, загораживающих нежно-персиковую рябь облаков на рассветном небе.       Шизуне говорила, что соулмейта найти легко — нужно просто следовать за зовом. Он приведёт в нужное место.       Рассвет медленно стихал, оставляя после себя голубой простор с размазанными по нему белыми облаками.       Сакура глубоко вдохнула холодный воздух, зажмурила глаза и позволила телу обрушиться вниз. Когда ноги обожгло неприятной прохладой, глаза открылись. Она замерла на месте, оглядываясь по сторонам.       Огромные здания нависали над ней, теперь совсем крохотной, маленькой, и давили к земле. Яркие вывески слепили глаза, не привыкшие к такому обилию кислотного цвета. Снующие вокруг люди оборачивались на неё. Под ногами было чёрное и твёрдое, шершавое покрытие.       Сакура неловко переминалась с ноги на ногу, привыкая к новым ощущениям. Яркие волосы теперь оттягивали голову назад, а тело потеряло лёгкость движений. Она чувствовала себя тяжёлой, неповоротливой и совсем уж неуклюжей. Ужасное ощущение для того, кто всю свою жизнь беспечно и изящно парил в воздухе.       Сакуре остро хотелось оттолкнуться ногами от этого непонятного и холодного заменителя земли, взмыть в воздух невидимой и рвануть вверх, спрятаться в облаках. Но грудь разрывалась от болезненного зова, тянущего куда-то вперёд.        И Сакура сделала на пробу первый шаг. Он вышел настолько неловким, что ей стало не по себе от собственной беспомощности.       Сакура, собравшись с силами, сделала второй.       Она могла бы подпрыгнуть, перетечь в прозрачную и невесомую форму, искать в таком состоянии. Но… когда он найдётся, ей все равно нужно будет соприкоснуться с землей.       Сакура занесла босую ножку снова.       Где же ты?