Облачная рябь

       Идти было больно, если под ногами находились не облака — мягкие, нежные, уютно-белые, — а холодное и шершавое, мокрое покрытие, скрывающее под собой землю. Но у Сакуры не было выбора. Зов выжимал кровь из вен, гнал вперёд, выкручивал сознание, хлестал ледяно и горячо по щекам. Было ощущение, что как только она коснулась земли, сила притяжения к собственному соулмейту удвоилась.       Шаг.       Ей не было холодно, но люди вокруг кутались в плотную цветную одежду.       Шаг.       Болели и замёрзли только ступни, они даже начали неметь… Но если бы Сакура сейчас остановилась, потом было бы очень сложно заставить себя двинуться снова.       Шаг.       Сакуре было страшно. Страшно, но совершенно некому об этом сказать. В этом непонятном и сложном мире никто бы не протянул руку первым. Шизуне говорила про это. Люди ничего не делали без платы, просто так. Непохожих на них они не принимали и очень не любили. Доверять им было нельзя. Нельзя было и просто подойти, улыбнуться и спросить: как тебе сегодняшний рассвет, красивый, правда?       Сакура даже не могла попробовать понять их.       Её голову затапливали мысли о соулмейте. Из-за этого вместо привычной лёгкой уверенности Сакура чувствовала только муть — неприятную, склизкую, отдающую запашком тревоги. Какой он? Где? Как выглядит? Он примет её? Узнает?       И от этих вопросов, сомнений, тревоги, зова, поселился ещё и липкий страх. Необъяснимый, какой бывает перед шагом в неизвестность.       Ей же было нужно всего ничего — одно прикосновение. И тогда она смогла бы вернуться, взлететь и никогда больше не спускаться ниже слоя облаков. Жить бесцветной для людей, мерзких и тыкающих в неё пальцем, смотрящих брезгливо — будто она делала что-то нехорошее.       Но в голове поселился вид Шизуне, полупрозрачный образ, от которого содрогались плечи.       Она никогда не была эмоциональной или порывистой, как Цунаде-сама или Ёшино-сан. Шизуне вернулась такой же, как и была, в ней осталось всё. Всё, кроме длины угольно-чёрных волос и…       Сакура помнила тёплую темноту в круглых матовых глазах. Теперь там осталась только равнодушное нейтральное спокойствие.       Шизуне выжгло изнутри.       Кому хотелось для себя такого же?       Сверху людские дороги казались узкими, днём — серыми, ночью — золотистыми. Но если смотреть не с высоты, то они вдруг становились невероятно широкими, пугающими. Через эту ширину пролегали белые полосы. Именно напротив них останавливались и ждали люди.       Сакура пристроилась к общей разномастной толпе ожидающих чего-то людей, внимательно пригляделась: как-то они должны понять, что идти можно? Пока эти непонятные… конструкции шумели и проносились мимо с огромной скоростью, переходить дорогу было невозможно! Но по обе стороны широкой серой ленты торчали какие-то высокие штыри с непонятными устройствами. Два квадрата, горящая красным фигурка.       Сакура удивлённо надула щёки, присматриваясь к противоположной стороне. — Тётя, где ваши ботинки? — за длинный подол белого сарафана кто-то подёргал.       Сакура резво обернулась, покрутила головой, опустила взгляд. На неё смотрел маленький человеческий ребёнок непонятного пола, обряженный в какую-то жёлтую хламиду, и смотрел с подозрительным интересом в глазах-бусинках.       Но она не успела ничего ответить. — Отстань от тёти! Смотри, зелёный загорелся! Пойдём-пойдём! — подоспевшая женщина ухватила ребёнка за маленькую ручку, нагнувшись, и поспешно потянула вперёд, на белые полосы, пересекающие дорогу.       Сакуру кольнула неоформленная и почти полупрозрачная неприязнь. Но поток людей дружно двинулся вперёд.       Передвигаться в сплошной волне из человеческих тел было невероятно сложно. Сакура с трудом лавировала во встречном потоке, испытывая неловкость, а после и вовсе оказалась оттеснена в сторону, не успев среагировать. Зелёный горящий человечек начал мигать, когда она всё ещё стояла на середине пути, отойдя с белых линий. Резкие звуки из быстро ездящих конструкций всколыхнули нервный страх. Сакура поспешила пересечь дорогу и оказаться на другой стороне.       В груди грохотало перепуганное сердце. Она сделала несколько глубоких вдохов и сморщилась. Дышалось внизу тяжело, сложно. Человеческий город тонул в смеси неприятных и раздражающих запахов. — Эй, девушка, с вами всё в порядке? — кто-то потрепал её по обнажённому плечу.       Она обернулась на высокого и выглядящего опасно человека и едва сдержала желание сдать назад. — В порядке, — Сакура нашла в себе уверенность сказать это с поднятым подбородком. — А босиком чего? — человек, сверкая круглыми хитрыми глазами, лениво двинулся на неё тяжёлой и душной волной. Он ей совсем не нравился. Нужно было как-то отвязаться от него, но как? — А нельзя? — Сакура округлила глаза и попятилась. — Прекратите на меня идти! — Ну-ну, — он протянул руку, залитую цветными разводами, к её лицу, — чего вы так волнуетесь?       Сакуру передёрнуло. Она шарахнулась в сторону. — Эй, ты куда?! — заорали ей в спину. — Ты из какой психушки сбежала?       Сакура неслась по широкой улице, сбивая нежную кожу ступней в кровь, задевала людей, но даже не думала останавливаться. Вперёд её гнал уже не зов, а затмивший его страх. Все слилось в одну ленту: прозрачные окна, выводящие вид из зданий наружу, вывески, крики сзади, люди впереди.       Она остановилась только когда поняла, что никто за ней, в общем-то, не гонится. Но теперь появилась и новая проблема. В груди словно образовалась пустота, вбирающая в себя воздух — его перестало хватать.       Сакура, задыхаясь и давясь хриплым кашлем, прислонилась спиной к нагретой солнцем гладкой и блестящей стене тёмно-серого здания. Ноги разъехались в стороны, и она сползла по этой стене, опустилась на светлую плитку, покрывающую улицу. Запрокинула голову. Во рту было так сухо, что, наверное, капля воды, упавшая на язык, мгновенно бы впиталась. Откашлявшись, Сакура смогла дышать — тяжело, с надрывными всхрипами. Ткань сарафана, сжатая в кулачке, была готова прорваться от напора коротких ногтей.       Сакура больше так не могла.       В груди и на языке пекло. Лоб и лицо казались мокрыми — и такими наощупь, впрочем, и были. Выдохи рвались надрывным звуком. Сакура помнила, что люди должны пить. Они не могут без воды. Шизуне рассказывала ей о симптомах обезвоживания, голода, усталости. Сравнивая запомненные пункты со своим состоянием, она начала нервничать. Где тут достать воду? Без денег не удастся. Раздобыть их не методом Шизуне, то есть, не обычным воровством, казалось невозможным.       Сердце медленно успокаивалось, ровняло ритм и прекращало вести себя, как обычный пугливый человеческий орган.       Впрочем, Сакура усмехнулась, она ведь сейчас совсем как человек.       Так. Нет. Хватит!       Она соскребла ставшее безвольной густой массой тело с плитки, огляделась и, не заметив никого смотрящего на неё, оттолкнулась ногами.       Подброшенное вверх тело обдало мягким порывом ласкового ветра, повело куда-то влево. Сакура не обратила внимания на это, запрокинула голову к небу и с наслаждением смогла вдохнуть без рези в груди и сухости на языке.       Невесомая она парила над улицей человеческого города и чувствовала себя гораздо комфортнее, нежели сейчас шлёпала бы босыми ногами в поисках кого-то. Теперь ей нужно всего лишь держаться под небом, чтобы оставаться незамеченной.       Возможно, стоило подняться выше и искать так?       Но она тут же отвергла эту идею. Как ей разглядеть с высоты человека? Тем более, в этом огромном людском потоке! А ещё неплохо было бы присмотреться, прислушаться к поведению людей. Шизуне рассказала ей много всего — и это уже преимущество! Огромное. Но её знания стоило расширить.       Сакура и подумать не могла, что часы до заката тут, на земле, идут настолько долго. Сверху она, увлечённая дрейфованием над ленивыми облаками и нырянием в бесконечное небо, не замечала времени. А город будто растягивал это время в длинную неторопливую ленту.       И ей было чем заняться.       Будучи невидимой, она с интересом прислушивалась к чужим разговорам, рассматривала одежду, около особенно понравившегося человека могла наворачивать круги — разглядывать побрякушки на шее, аляповатый наряд или странный головной убор.       Вообще, люди были необычными. Их было много: они передвигались душными толпами, в которых было очень некомфортно находиться в материальном положении. Сколько у них было приспособлений для облегчения жизни! Хотя бы те штуки с цветными фигурками. Они назывались светофорами. Сакура подслушала это из разговора очень спешившей женщины в малиновой накидке. Женщина говорила в непонятное прямоугольное устройство, которое прикладывала к уху! Неужели люди были настолько странными, что разговаривали с предметами? А предметы ведь отвечали…       Но спустя пару таких же ненормальных до Сакуры начало доходить. Странные плоские устройства, которые прикладывались к уху, были для связи! Людям не нужно было искать, нырять в скопления облаков, выискивать среди голубых просторов — им нужно всего лишь нажать кнопочку, чтобы поговорить с нужным человеком. — Потрясающе! — Сакура проводила восхищённым взглядом высоченного парня с каким-то приспособлением на голове.       Оно закрывало уши двумя кругляшками, соединяющимися друг с другом полупрозрачной дугой с какими-то проводками внутри.       От навалившихся на её прозрачные плечи впечатлений притих даже зов.       Сакура металась бесцветной тенью между людскими фигурами, рассматривала, иногда даже водила бесплотными пальцами по особенно понравившимся вещам. Ей нравилось быть закрытой от них небом, нравилось летать, а не ходить. Это ведь гораздо приятнее, чем идти по асфальту. Это слово она подслушала, когда вертелась около женщины с ребёнком. О, какие у неё были потрясающие длинные серебристые штучки в ушах!       Жажда познания настолько увлекла Сакуру, что она даже не заметила, как солнце стало клониться вниз. Лучи степенно порыжели, приобрели тягучесть, ленивую вальяжность и теперь медленно, прощально гладили зеркальные окна высоких зданий.       Сакуре нравилось стоять посреди людной улицы, запрокинув голову кверху, и смотреть, как последние на сегодня подарки солнца обдают этот суровый мирок яркостью. Это кружило голову, отпечатывалось рыжими бликами на глазах, впитывалось в кожу.       Она тяжело и пронзительно вздохнула, глядя в небо с укором.       Решить, что будет делать, Сакура так и не смогла. Если коснуться кожи своего человека, то зов исчезнет. Вернуться на небо ничто не помешает. Кроме страха стать как Шизуне.       Какой смысл жить долго, парить над облаками, смотреть на рассветы и любоваться закатами и не чувствовать от этого никакого счастья? Ни радости, ни чего-то там ещё, про что Шизуне так и не сказала! Разве это то, чего хотелось бы Сакуре?       Но чем больше она думала о невозможности возвращения, тем хуже ей становилось от перспективы остаться тут. Что, если её соулмейт узнает, кто она? С ней может случиться то же, что и с Шизуне. Люди ведь боятся того, что понять не могут.       Кем вообще может оказаться её соулмейт?       Она повесила нос, вглядываясь в тёмное покрытие асфальта. Но подумать над этим дольше не получилось. Связь, до сих пор мирно потрескивающая в груди, вдруг рванула её вперёд.       Небо темнело, но на улицах города вместо одного большого вспыхивали сотни маленьких разноцветных солнц. Мрак заполнял улицы, пропитывал собой стены домов, обдавал неясной опасностью и намекал — держись подальше. Не иди. Сверни туда, где будет свет. Но Сакура никогда не боялась темноты. Она скользила по всё таким же людным улицам. Зов дергал её то в одну, то в другую сторону. Это было похоже на поиск последнего солнечного луча, спрятавшегося в облаках, — вот он тут, а спустя секунду уже там.       Постепенно яркий разноцветный свет, опадавший с вывесок, домов, окон сменился белым. Белый свет создавал на тёмном полотне земли широкие круги. Сакура, застыв неподалеку от одного такого, оглядывалась по сторонам. Эта улица пустовала. Наверное, потому, что тут не было ярких огней. Тут были высокие хмурые дома с жёлтыми проёмами окон в стенах. И их двери были надёжно закрыты.       Зов перестал выкручивать жилы и тянуть в разные стороны, замер в груди, опасно притих. Сакура остановилась, чувствуя подступающее к горлу отчаяние. Горько-вяжущее, холодное.       Может, ей надо было подождать?       Зов вдруг встрепенулся, мягкой и не такой уж режущей нитью потянулся в сторону одного из домов. Ей не оставалось ничего, кроме как последовать по заданному направлению.       Бесплотные ступни почти касались каменных плит, которыми был выложен подступ к мощной двери. Сакура стояла напротив того места, куда всё это время её вело, но не могла решиться зайти. Ей бы не составило труда просочиться внутрь. Но вдруг… вдруг там кто-то есть? Вдруг кто-то увидит, как она возникает из воздуха? Вдруг это будет её соулмейт?       Поэтому она не спешила. В конце концов, люди ведь выходят из своих домов, да? Но… почему эта дверь издавала звук? Сакура из-за какого-то неясного порыва пустила материальность в тело, отошла в сторону и стиснула многострадальный подол белого сарафана в кулаке.       Босым ногам было холодно. Сердце колотилось чуть ли не у горла, а дышать вдруг стало сложно. Ни вдохнуть, ни выдохнуть — только беспомощно глазами хлопать. Дверь открывалась, заслоняя тенью Сакуру.       Несколько громких голосов прозвучало совсем рядом — только выглянуть за металлический край. Сакура облизнула губы, заметив, как дверь начала лениво ползти обратно. С глухим стуком она закрылась, убирая барьер.       Компания из нескольких человек не замечала Сакуру. Они стояли к ней кто-то вполоборота, кто-то спиной. Громко говорили, громко и не очень смеялись. Она разглядела среди них двух мужчин: высоких, широкоплечих и темноволосых. Из рук одного валил жидкий белый дым, вонюче рассеивающийся в воздухе.       Сакура поводила носом, принюхалась. Сморщилась. В носу защекотало. Она прижала ладони к лицу, чихая, но это совсем не сдержало звук. Даже чуть наклонившись по инерции, Сакура почувствовала, как на неё обрушился шквал чужих взглядов. Странная робость охватила горло липкими леденящими пальцами.       Нет-нет-нет.       Только не сейчас!       Сакура медленно отняла руки от лица и подняла голову, опасливо приглядываясь к обращённым на неё лицам. — Извините, с вами всё в порядке? — одна из девушек, красивая, темноволосая, заговорила первой, в замешательстве смотря на босые ноги Сакуры. — В полном, — растерянно ответила она, переводя взгляд с одного лица на другое.       Нить в груди натянулась до треска. Сакуре стало так больно, что пришлось шагнуть назад и прислониться к стене, чуть ли не сползти по ней вниз от колыхнувшейся слабости. Но ни в коем случае не потерять контакт.       Контакт с абсолютно чёрными, будто залитыми ночным мраком, равнодушными глазами.