Облачная рябь

      Сакура не задумывается о том, что понимает, а что нет. Ино не приходит в себя и не может о себе позаботиться, поэтому она берёт всё на себя. Оказывается, что она и не подозревает, сколько может сделать. Промокшее и грязное пальто, которое с подруги помогает снять Мадара, остаётся брошенным в корзину для белья. Туда же Сакура присовокупляет чуть позже и запачканный свитер, и джинсы Ино с почерневшими пятнами крови, и свои. Приходится надеть мягкие штаны, которые ей вручает соулмейт. В голове ровно и пусто, пока она обтирает лицо Ино, покрасневшее и стянутое от слёз, и её руки влажным полотенцем. Мадара остаётся в ванной — возиться со стиральной машинкой.       Ей удается ни о чём не думать, и сейчас она этому практически рада.       Ино, укрытая одеялом, со стёсанными ладонями и следами пальцев на горле, кажется ей невесомой. Крошечной. Сломанной. Сакура сидит на краю кровати и не может прекратить гладить её по голове. Мягкие золотистые волосы, потерявшие длину и силу, разметаны по подушке. Ино беспокойная: постанывает и вздрагивает, будто что-то тревожит её даже в обмороке.       Раздаётся стук двери. Звук шагов. Она поднимает голову. Мадара стоит в дверях. На нём нет майки. На торсе, на месте старого ранения, белеет плотно сложенный кусок марли, прикреплённый к коже пластырем. Соулмейт мельком скользит взглядом по Ино, а потом перебрасывает его на Сакуру. — Ты вся в крови, — сообщает он.       Это не отзывается каким-то действием. В голове всё ещё пусто. Ни слова, подходящего для ситуации. Она бездумно рассматривает его шею и горло — обычную шею и обычное горло, без засохших ручьёв крови, без пульсирующей раны… Только со шрамом. Он небольшой, но сильно заметный. — Ты слышишь? — Мадара подходит ближе, почти вплотную, и прикасается к её плечу.       Сакура вздрагивает. Что-то внутри требует отшатнуться, но отшатываться некуда — только на и без того пострадавшую Ино. Взгляд у Мадары застывает на её лице, явно замечая перепад.       Он коротко поводит челюстью, так, что на скулах проявляются желваки. — Сакура. Нужно смыть кровь, — необычайно терпеливо и медленно говорит соулмейт.       Она кивает. Сил нет даже сползти с кровати на пол. В голове тихо и совсем пусто, отметаются даже мелкие и сопутствующие наблюдаемому пространству мысли вроде: «следы на полу стоит вытереть» или «где будет спать Мадара, у Ино же нет футона». Будь она менее спокойна, это заставило бы её задуматься.       На щёку ложится тёплое и шершавое. Сакура моргает. Осознаёт. Лицо Мадары прямо напротив её. Совсем недавно внутри всё напрягается от одного только намёка на его прикосновение. Почему же сейчас ничего не происходит?       Большой палец стирает что-то невидимое под её левым глазом. Опуская голову ниже, ему в ладонь, Сакура не знает, что делает. Ей просто нужно. Всего лишь на пару секунд. Даже если потом он оттолкнёт её и пройдётся по этой уязвимости со всей ироничностью, на которую способен. Но тепло не исчезает. Пальцы соулмейта поглаживают кожу у уха. Ладонь краем задевает её губы.       Рука Мадары движется дальше, взъерошивая ей волосы на затылке. — Сейчас ты встанешь. Пойдёшь в ванную. Примешь душ. Наденешь чистое, — смотря на неё гипнотически, внушительно перечисляет соулмейт. — И мы поговорим. Ясно?       Она медленно кивает. Мадара почти сразу выпрямляется и протягивает ей ладонь. Откуда он знает, что у неё нет сил встать самой? Сакура не спрашивает. Когда она цепляется за его руку, вторая ладонь мгновенно поддерживает её за талию.       Мадара сам настраивает ей воду в душевой кабинке и выходит, почти закрывая дверь. Сакура находит, что сказать именно в этот момент. Почему-то ей кажется, что если она не скажет это сейчас, то потом просто не сможет из себя вытолкнуть. — Спасибо.       Щель между дверью и косяком не сужается. Мадара смотрит на Сакуру сквозь эту щель с бесстрастным лицом.       За то, что побежал за ней. За то, что защитил Ино. За то, что выжил.       Всё это надо добавить, чтобы он точно понял. Но Сакура только обхватывает плечи руками и отворачивается к душевой кабинке. Внутри неё нет столько слов. Кажется, всё, что может, она выплакивает ему в свитер.       Потом, когда он несёт едва дышащую Ино на руках до её дома, Сакура может только идти вслед и нести сумку. Забавно, что он не бросает эту сумку, пока бежит вслед за ней. Но тогда она об этом не думает, а только о том, как скорей бы оказаться в тепле. Людей распугивает снег с ветром, поэтому никто не мешает им добраться без внимания.       Дверь со щелчком закрывается. Сакура раздевается медленно. Небрежно сваливает свитер — совсем не пострадавший — и штаны на стиральную машинку поверх полотенца.       У Ино крошечная ванная, совмещённая с туалетом. Сакура проводит в ней совсем немного времени. Кровь вымывается с кожи и волос неохотно, густым ручьём спускается в водосток и оставляет только запах. Она оттирается от него каким-то цитрусовым гелем и даже преуспевает.       В каком-то тумане она закутывается в одежду и выходит наружу. Почти сразу сталкивается лицом к лицу с соулмейтом. Он ждёт её, прислонившись плечом к стене рядом с дверью. — Я заварил чай, — с невозмутимостью говорит Мадара, всё ещё наполовину не одетый, но совсем этим не смущённый. — Как ты себя чувствуешь?       Сакура поддёргивает слишком длинные и болтающиеся рукава свитера повыше, пожимая плечами. Напавшее на неё отстранение не идёт дальше, но и не отступает. — А ты? — спрашивает она, хотя это и кажется ей невообразимо глупым: вместо раны теперь шрам. — Хорошо. Слишком хорошо для того, кто почти умер, — с едва слышимой иронией отвечает Мадара.       Она задирает подбородок, чтобы взглянуть ему в лицо. Улёгшийся внутри вихрь из страха и бессилия, колющий снегом и рвущий холодом, охотно начинает закручиваться.       Разобрать его слова на части ничего для Сакуры не стоит. В груди до точки сжимается чувство вины. Оно подталкивает сжаться и исчезнуть. Хуже бешенства соулмейта. Хуже страха перед толпой и стыда за него.       Всё из-за неё. Если бы она только попросила Ино остаться дома. Если бы она не дала ей проводить её. Это из-за неё Ино теперь не сможет взлететь и из-за неё он чуть не умер! Горло словно сдавливают чьими-то пальцами. Так больно вдыхать… — Не надо, — говорит Мадара устало. — Прекрати.       Его руки тянутся к ней и прикладывают к тёплой груди осторожно и бережно. Будто не было той жуткой ночи, тех мерзких слов и не менее мерзкого прикосновения. Движения у него такие, что не понимаешь, как же оно случилось за короткую секунду. Сакура замирает в кольце рук, инстинктивно ожидая ухудшения ситуации, но ничего не происходит. Мадара не колет её насмешкой и не пытается сжать покрепче — держит осторожно и легко. Он не протестует с раздражением против её прикосновений, а сама она не думает о том, как легко её можно сейчас раздавить.       Сакура прижимается к нему доверчиво, как в старые-добрые времена, опуская ладони на обнажённую спину, и трётся лбом о ключицы. Под щекой голая и пахнущая целой смесью — сигаретный дым и кровь, кофе и пот — кожа. Это не смущает никого из них. — Прости меня, — он упирается лбом ей в макушку и гладит затылок почти невесомо. — Я… — выцеживает с усилием, — недооценил ситуацию.       Не нужно знать его идеально, чтобы понимать: это признание даётся ему нелегко. Сакура видит его в действии и слышит и от него, и от Изуны, что он хорош в драке. Как, наверное, сложно чувствовать себя внезапно беспомощным...       Мадара считает себя виновным. Ошеломление приходит к ней вместе с пониманием того, что соулмейт сейчас наверняка чувствует то же, что и она. В его горле то же давящее и болезненное ощущение. Холод в руках и страх под рёбрами. Может, и не страх, ведь Мадара гораздо сильнее неё… Но почему он считает виноватым себя? На него напали сзади. — Я ошибся, когда недооценил девчонку.       От уверенности, прозвучавшей в его голосе наравне с гневом, Сакуре становится страшно. — Я тоже виновата, — бормочет она испуганно и запрокидывает голову, чтобы взглянуть ему в лицо. — Мне не нужно было соглашаться с Ино… Я должна была попросить её остаться дома. Если бы не это…       Мадара качает головой, смотря поверх её макушки. Его руки осторожно сжимаются крепче вокруг неё, и Сакура честно старается не напрячься от этого. — Ты не знала, к чему это приведёт. Я с детства знал — нельзя недооценивать противника, — кривая усмешка пересекает его губы и остаётся на них уродливым следом.       Сакура опускает голову ему на грудь и с жадностью вслушивается в стук — такой быстрый — чужого сердца. Ей хочется закрыть глаза и опуститься в темноту, чтобы впитать немного спокойствия, привносимого руками Мадары. Но стоит сделать это, и в памяти крутится белая снежная крупа, тающая в его крови, безумное лицо Ино и торчащая у носа рукоять ножа.       Если теперь придётся спать с открытыми глазами, то она будет, уверена Сакура. Она глотает воздух и старается выкинуть из головы то, что вот-вот доведёт её до слёз. — Я думала, ты умрёшь, — признаётся она Мадаре, который заставляет её приподнять подбородок и взглянуть ему в глаза. — Просто умрёшь, и всё, и тебя больше не будет. Я не знала, что делать… Я не смогла ничего сделать! Ты вступился за Ино, она вылечила твою рану, а я… я была бесполезна. — Ты бежала ей помочь ещё до того, как я что-то понял, — он смотрит ей в лицо внимательно, и на его губах проскальзывает слабая полуулыбка, которая мгновенно исчезает. — Это был глупый поступок. Что бы ты сделала? Только бы ухудшила ситуацию. Сама оказалась бы в опасности. — Я услышала, как Ино кричит, — тихо отвечает Сакура и убирает руки с его спины, давая им повиснуть вдоль тела. — Ты бы не побежал, если бы это был… Изуна?       Мадара темнеет лицом. Сакура понимает, что задела не то, что стоило задевать. — Я могу постоять и за себя, и за тебя, и за Изуну. Что можешь ты? Кинуться на вооружённых отморозков? А если бы я не успел? Если бы они отстригли твоей подружке волосы и зарезали не меня, а тебя? — в непроницаемо-чёрных горячих глазах вспыхивает гнев. — Ты бы умерла. И уже я бы ничего не мог сделать. Никакая скорая не приехала бы так быстро!       У него в голосе не метал и не огонь, а что-то жуткое и ледяное, будто оно режет его изнутри. Сакура чувствует запах крови так отчётливо, что сводит челюсти. Ей нечем ему возразить. Он кругом прав. Только он не учитывает, что сам мог умереть совершенно легко. У неё на руках. Под тем завывающим ветром и колющим снегом.       Несмотря на то, что он в явном бешенстве, Сакура не чувствует, что её вот-вот приложат об стену. От этого открытия совсем немного становится легче. — Не смей больше так убегать, — он говорит это гораздо тише и ровнее, но Сакура чувствует, как в его голосе проскальзывает завязанная тугим узлом тревога. — Ты поняла меня? Скажи мне, и я разберусь. Не лезь сама. Ты обещала это мне ещё в прошлый раз. — Я поняла, — так же тихо соглашается она и опускает взгляд. — Ты расскажешь мне, что произошло? Почему за нами следили? — Хорошо, — жёсткая и шершавая ладонь поглаживает её по затылку, задевая шею, и исчезает. — Идём.       На кухне Мадара подходит к окну и опирается о подоконник бедром, рассеянно ища по карманам сигареты. Он выбивает одну, достав пачку, щёлкает зажигалкой, но потом останавливает взгляд на голове Сакуры. Сигарета опускается обратно в пачку. — Это связано с моей работой, — скупо и без предисловий сообщает Мадара и, оставляя сигареты на подоконнике, подходит к чайнику, чтобы налить чаю и себе тоже. — Не так давно я сломал кое-кому пару конечностей, — ловя её взгляд, он добавляет раздражённо: — Было за что. И это очень не понравилось одному из организаторов. Я не знаю точно, когда они узнали о тебе. Возможно, когда тебя притащила туда Конан… — Но что они хотят сделать? — Сакура хмурится, понимая, что ответ ей вряд ли понравится. — Если кратко — заставить меня пожалеть, — Мадара смотрит сквозь чашку с чаем и жёстоко усмехается. — Они считают, что ты мне дорога и что, если ты окажешься у них в руках, я соглашусь на что угодно.       Он смотрит ей в лицо открыто и мрачно. Сакуре видны тени под глазами и посеревшая кожа. Мадара не выглядит отдохнувшим и выспавшимся ещё когда только оказывается перед подъездной дверью Ино. Сейчас он, полуобнажённый и со сгорбленными плечами, пропахший сигаретами и холодом, кажется ей окончательно вымотанным.       Дорога. Это слово жалит её, таким тоном оно произнесено. — Это ведь неправда, — Сакура рассматривает дно чашки, боясь поднять на него глаза.       Мадара усмехается. Макушке становится тяжело. Тяжесть не предвещает ничего хорошего. Приготовившись к тому, что придётся что-то делать, Сакура не сразу осознаёт: он просто встрёпывает ей волосы. — Я приехал на другой конец города в одиннадцать вечера. Как только получил их звонок и твоё фото. Отменил… работу, а сегодня я мог бы много получить, — усмешка на его губах сухая и вкрадчивая. — Если это не доказывает твою ценность, то я не знаю, что доказывает. — Доказывает им или мне? — чувствуя себя глупо и очень хрупко, не выдерживает Сакура. — Мне, — скупо и без малейшей улыбки отвечает Мадара. — Ты довольна? — Я… я не знаю. Чем я могу быть довольна? — ошарашенно переспрашивает она, возмущённо сводя брови на переносице. — Тебе хотят сделать больно. Ты в опасности!       Мадара подпирает голову кулаком и смотрит на неё с нескрываемой насмешкой. — Ты. Ты в опасности, — нехорошим и низким тоном сообщает он. — То, что я проиграл сегодня, не делает меня недееспособным. Остаётся тот, кто ближе всего ко мне. Или когда-то был… Изуна может размазать почти любого. Сводному брату Конан не проблема убрать человека, который решит посмотреть на неё косо. Остаёшься ты.       По спине медленно ползут крупные мурашки. Мадара не кричит и не бьёт по столу, не убивает её взглядом и не пытается уколоть побольнее. Он говорит сухо и спокойно, будто рассказывает ей о том, какая будет завтра погода.       Сакуру это не обманывает. Она чувствует, как с каждым словом вокруг Мадары разворачивается потрескивающее и чёрное бешенство. Хочется сжаться и исчезнуть, как и до этого, но единственное, что знает об этой ситуации Сакура: это не направлено на неё. Иначе она бы уже об этом знала. — Что мы будем делать? — дыша поглубже, спрашивает Сакура и на всякий случай готовится к тому, что Мадара вспыхнет.       Но он не вспыхивает. Только смотрит снисходительно и чуть наклоняется вперёд, чтобы снова погладить её по голове. — Что буду делать я, — вкрадчиво поправляет он. — Это моя проблема. Я не стану тебя вмешивать в это ещё больше. — Но если я могу что-то сделать… — вразрез словам Сакура чувствует себя абсолютно беспомощной. — Я скажу это сейчас, пока ещё не поздно, — Мадара встаёт из-за стола и разминает шею рукой. — Ты не можешь быть полезной во всём. То, что ты сегодня не смогла ничего сделать… — он морщится, закрывая глаза. — Это не должно заставлять тебя бросаться на помощь всем. Ты меня понимаешь?       В голове всплывает безумие, тлеющее голубым огнём, в обычно смешливых и добрых глазах и лязг ножниц. Сакура не знает, смогла бы причинить себе такую боль. Но Ино смогла. Сакура могла бы… могла бы наброситься на ту девушку. Могла бы позвать кого-то на помощь. Но всё, что она делала — плакала и держалась за Мадару. — Да, я понимаю, — соглашается деревянным голосом она, смотря сквозь соулмейта.       Он кивает, огибая стол. Его ладонь упирается в стол прямо между руками Сакуры. Она мгновенно запрокидывает голову, не зная, чего ждать. — Вижу, что нет, — он усмехается устало и вдруг выпрямляется и обходит её сзади.       Ладони опускаются ей на плечи, пригвождая к стулу. — Знаешь, что происходит с ослом, когда ему на спину кладут слишком тяжёлую ношу? — задаёт ей странный вопрос соулмейт, наклоняясь и шепча его на ухо.       Внутренности мгновенно холодеют и сжимаются. То, что это происходит, пугает Сакуру не меньше того факта, что Мадара сейчас находится позади. — Нет, — Сакура понимает, что чашка в руках у неё трясётся, и поспешно ставит её на стол. — Его позвоночник ломается, — холодно и страшно отвечает соулмейт, а его ладони на секунду сжимаются крепче. — Не будь ослом, взваливающим на себя всё, Сакура. Подумай: ты действительно можешь помочь, прежде чем предлагать. Даже если можешь, подумай: тебе хочется? Не все скажут тебе: «не надо». Люди перекладывают свои проблемы на других. Люди умеют находить виноватых. Не становись безотказным ослом, который пытается всё исправить. Понятнее?       Сакура поспешно кивает, пытаясь избавиться от ощущения, что за спиной притаилась опасность. Мурашки проступают не только на спине, но ещё и на руках. Пальцы дрожат так, что вот-вот застучат по столешнице. — Отлично, — ладонь жёстко приглаживает ей волосы и вдруг замирает на макушке. — Знаешь… А ведь твоя Ино знала, для чего могут понадобиться ваши волосы.       Сакура ошеломлённо запрокидывает голову, встречаясь взглядом с соулмейтом. В нём нет удовлетворения, как и в его словах. Мадара совершенно не торжествует от того, что однажды заподозрил Ино и оказался прав. Лучше бы он торжествовал. Тогда Сакура смогла бы напомнить ему, что Ино спасла его жизнь. Между прочим, отрезав эти-самые волосы! И кто, если не она, знает, что это такое!       Куда-то испаряется подступившая к горлу паника. Нахмуренный и мрачный соулмейт смотрит на неё так, будто собирается защищать прямо сейчас. Укол в груди Сакура успешно подавляет.       Растерянность похожа на нескладывающиеся кусочки карты, которая висит на стене на кухне. От неё становится ужасно неловко и холодно.       Воспоминания о том, как Ино пожимает плечами и поддерживает разговор версиями, медленно всплывают из черноты. Они ведь тогда действительно потратили столько времени! Сакура помнит её лицо, увлеченное и встревоженное; взмахи руками, редкие вспышки эмоций, когда она предлагала кажущуюся ей убедительной версию…       Ино действительно хороша как человек. Она умеет хорошо врать.       Но почему? Почему ей нужно было тогда придумывать и делать вид, что она ничего не знает? Сакура закрывает глаза и обессиленно откидывается на Мадару. Он придерживает её за плечи и даёт прислониться к себе спиной. — Неприятно, когда тебе врут, правда, Сакура? — интересуется он отвлечённо.       Она молчит. В глазах Ино тепло и забота, в жестах — уют и мягкость, в действиях — попытки научить и помочь. Разве Ино не даёт всё это ей просто так? Даже если они не соулмейты.       Разве не Ино отрезает свои волосы, такие драгоценные и наполненные сияющей силой, когда Мадара падает в том переулке? Это одно из самых страшных и дающих надежду воспоминаний, знает Сакура. Ведь Ино делает то, что сама она сделать не может.       Вспоминается мужчина в серой куртке — он ведь пугает Ино до такого состояния, что та просит своего человека… Тобираму приехать. Неужели она пугается так потому, что думает: это за ней?       Шесть лет жить с этим страхом внутри… Как она могла всё это время выходить на улицу, зная, что всего пара минут и громкий скрежет ножниц могут лишить её возможности летать? — Я не знаю, почему она мне не рассказала, — пожимая плечами, она отстраняется. — Но у неё, наверное, была причина не говорить. — Интересно узнать, какая, — задумчиво гудит над головой соулмейт и медленно подходит к окну.       Он вертит пачку сигарет в пальцах, стоя к ней спиной. Когда в его кармане звонит телефон, Мадара не удивляется. Он прикладывает его к уху и недолго что-то выслушивает. Напряжённая спина расслабляется. — Извини. Да, всё в порядке. Скорее всего не сегодня. Возникла проблема с Ино. Почему ты вообще спрашиваешь? С ней всё в порядке. Вернёмся утром. Отсмеялся? Отлично, — перемежая длинные паузы с короткими, отвечает кому-то Мадара и выдыхает гулко, когда сбрасывает. — Изуна. О… Два часа ночи. Выспаться не удастся.       Сакура пожимает плечами, стараясь не встречаться с ним взглядом. Сейчас разговоры о сне кажутся глупыми и неважными. Ей нет дела, где и сколько спать. Потому что Ино до сих пор лежит без сознания у себя в комнате, а она до сих пор ничего не может с этим сделать. — Что ты делал, когда я лежала… вот так? — она не знает, как описать состояние Ино, поэтому помогает себе жестом. — Ждал, — коротко и спокойно отвечает Мадара, снова разворачиваясь к окну. — У тебя были сильно повреждены ноги. Мне не было скучно. Но ты проснулась. Значит, она тоже должна. Всё будет хорошо.       Уверен ли он сам в том, что говорит? Это остаётся на его совести. Сакура позволяет себе поверить ему и устало кладёт голову на руки. Силы, те самые, на которых она неслась в тот переулок, исчерпываются давным-давно. Как она умудряется продержаться всё это время? — Что мы будем делать? — Сакура спрашивает обо всём сразу.       Ей хочется, чтобы он знал. Ведь обычно он знает. Соулмейт оборачивается и непонимающе приподнимает бровь. — Ляжем спать. Встанем утром. Убедимся, что твоя подруга в порядке. Вернёмся домой, — скучно описывает он, рассматривая что-то за спиной Сакуры. — Я сейчас посмотрю, что там с нашими вещами, а ты ложись.       Проходя мимо, он некрепко сжимает её плечо. Всё так, будто Мадара снова может прикасаться к ней невзначай и не волноваться из-за этого. Сакура кладёт ладонь туда, где только что прошлись его пальцы, и некрепко сжимает. Всё хорошо, говорит она себе и закрывает глаза.       Всё будет хорошо. Надо только, чтобы уложилось в голове. Потому что сейчас там настоящий бардак — не знаешь, за что схватиться.       Сакура ждёт его в комнате, не выключая свет. Ино выглядит бледной и измученной, дышит со всхлипами. У неё мокрые щеки. Что ей снится?       Она поправляет подруге одеяло, аккуратно убирает разметавшиеся по лбу и налипшие на скулы светлые волосы. Из Ино будто кто-то выпускает солнце — она кажется ломкой, как подтаявший фруктовый лёд, и маленькой.       Мадара появляется в комнате бесшумно, держа в руках мокрую майку. Его волосы мокрые и зачёсанные назад, а торс влажно поблёскивает на свету. Видимо, он тоже принял душ. Сакура скользит взглядом по его шее, в очередной раз не веря, что совсем недавно вместо шрама была открытая рана. Но белая насечка закрывает собой события вечера, помогая немного вдохнуть.       На соулмейте их достаточно. Она прослеживает их все с внутренней болью, забывая, что соулмейт смотрит в ответ. Неужели он столько раз мог умереть? — Умереть можно, если бьют в жизненно важный орган, в артерию, в голову… — устало опровергает Мадара и скользит пальцем по одному из шрамов, за чем Сакура следит с дрожью. — Вот это, например, просто неудачно зажившая царапина. Опасных ножевых за всю жизнь у меня было всего два.       Он похлопывает ладонью по шее, нащупывая новую отметину. Потом, усмехнувшись, указывает на бледный и почти незаметный шрам на левой стороне груди. Он тонкий и короткий, будто нож не полоснул, а просто вошёл внутрь. Сакуру передёргивает. — Но, как видишь, — Мадара оглядывает комнату пристально и, видимо, находит, что искал, — я жив.       Он вытаскивает небольшую странную доску из небольшой щели между шкафом и стеной. Уже из шкафа, с нижней полки, он вытаскивает и утюг. Сакура пару раз видела, что им делают. Но… — Им можно не только выгладить, но и высушить, — ловит её остекленевший взгляд Мадара и усмехается. — Майка мокрая.       Сакура неловко кивает и отводит взгляд от его обнажённой спины. Впрочем, ненадолго. Что-то притягивает её внимание. То ли несколько разбросанных по полотну кожи, скрывающей под собой силу, шрамов, то ли то, как движения заставляют перекатываться мышцы. Гибкая полоса позвоночника перечёркнута заросшим шрамом прямо под плавно сведёнными углами лопаток.       Задумавшись о природе появления такого странного шрама, Сакура теряет момент, когда стоит отвернуться. Мадара вполоборота рассматривает её с нечитаемым лицом. Но от него уже расходятся волны раздражения. — Лучше поищи запасное одеяло, — просит он и хмурит брови.       Сакура вспыхивает и отрывисто кивает. Ей не по себе рыться в вещах Ино, но это приходится преодолеть. Тем более, что одеяло находится в шкафу с одеждой, на верхней полке.       Мадара, к тому моменту уже просушивший майку, подходит сзади и достаёт его одной рукой. Обданная теплом со спины Сакура на секунду хочет сжаться и исчезнуть. — Где ты будешь спать? — робко интересуется она, оборачиваясь.       Мадара всё ещё стоит в шаге от неё и разворачивает тёмную плотно простёганную ткань без особых эмоций на лице. Услышав её вопрос, он поднимает взгляд. Усмешка жалит Сакуру. — Не волнуйся. На полу.       Он и правда устраивается на полу, на расстеленном одеяле. Только подкладывает под затылок руку. Сакура сквозь наступившую темноту видит его очертания чётко. Ино дышит ровно и спокойно, и она надеется, что ей не будут сниться кошмары. Такие, какие снились ей. Но если будут, то придётся быть наготове. Осторожно поправив на ней, заворочавшейся и застонавшей, одеяло, Сакура осторожно обнимает её и прижимает покрепче. Ино, пахнущая снежным вечером и кровью, всхлипывает во сне и льнёт в ответ.       Ей не спится. Беспокойство ворочается и жалит игольчатыми боками. Задумываясь о его природе, она доходит до конца цепочки быстро. Не хочется прерывать устоявшуюся тишину, но если не спросить сейчас, то потом точно не хватит смелости. — Ты умеешь делать больно, — спрашивает шёпотом Сакура, зная, что Мадара за её спиной не спит. — Что ты хочешь этим сказать? — он не делает вид, что ее не слышит. — Ты можешь научить меня защищаться? — с секундной паузой, в которую она пытается уместить всю решимость и подать голос, спрашивает Сакура.       Мадара в темноте молчит. — Ты хочешь научиться... применять силу? — с усмешкой уточняет он спустя некоторое время. — Ты? Не ты ли устроила истерику, когда узнала, чем я зарабатываю? — Это не то же самое. Я хочу уметь защищать, — твёрдо отвечает Сакура и выворачивает голову, чтобы взглянуть на его силуэт. — Я не хочу просто стоять! В следующий раз… — Никаких следующих разов, — резко и внушительно обрубает её Мадара и даже привстаёт. — Хорошо. Никаких следующих разов, — терпеливо (только после двух глубоких вдохов и выдохов) соглашается с ним Сакура и переворачивается на спину, чтобы лучше его видеть. — Обещаю, что больше не буду убегать. — Хорошо, — сухо соглашается Мадара и плавно опускается на спину. — Я научу.