Чешуя Змеедевы

Общий дом стоял посреди деревни и был больше и добротнее любого другого. Использовался он, если надо было принять знатного гостя, или для того, чтобы провести общее собрание по самым важным вопросам. Следили за Общим домом все семьи по очереди и ответ держали перед старейшинами. Общий дом был лицом деревни. А деревня называлась Змеёвка. Кто первый раз слышал, думал, что, должно быть, в окрестных лесах водится много змей. Но это было не так, змей в лесах было, как и везде, ни больше и ни меньше положенного, а вот… — Снова, братья, снова… — вздохнул Эфим и хмуро замолчал. Все остальные собравшиеся тоже молчали, смотрели на две чешуйки, лежащие на дубовом столе и не знали, что сказать. Собрались здесь десять человек: трое старейшин, староста деревни, жрец Бога Солнца, четверо глав самых уважаемых семейств — солидных мужиков, у каждого из которых уже не по одному внуку было, и Ряха, самый молодой из собравшихся, у него старшая дочь только через пару годков невеститься начнёт. Двести лет назад не было для девочки худшего времени, чем взросление, потому что как только она роняла первую кровь, так сразу становилась одной из тех, кто тянул жребий в первый день лета. Каждый год в этот день в лесу появлялся полузмей-получеловек, и ему нужна была «невеста», а ещё еда и выпивка, чтобы отметить «свадьбу». Задохнувшуюся в змеиных объятиях девушку находили на следующий день, от неё мало что оставалось, человечина для чешуйчатого душегуба была главным деликатесом, а возможность поохотиться и развлечься — приятным дополнением. Жертва одной девушки спасала всю деревню от уничтожения, потому что именно это обещал Змей, когда явился в первый раз и без труда убил и покалечил два десятка самых крепких мужчин. Раз в год отдать одну единственную девушку, разве это много? К тому же был жребий, и возможность для зажиточных семейств выкупить жизнь дочери, если девушка из семьи победнее соглашалась её заменить, чтобы спасти родных от голода и холода… На десятый год такой жизни один предприимчивый мужик сообразил, что наличие в доме девиц может быть прибыльным делом, и незадолго до страшного дня купил в городе четырёх девчонок, попавших в рабство из-за долгов отца. Старшая из них заменила дочку мельника, которой выпал несчастливый жребий, и тут же окупила и себя, и своих сестёр. Девкоторговец был доволен и радостно потирал руки, предвкушая в следующем году такую же выгоду. Но радовался недолго до следующего утра. С первыми солнечными лучами из леса вышел прекрасный витязь в сияющих доспехах, он тащил за хвост мёртвого змея и вёл за руку спасённую девчонку. Змея он бросил посреди деревни, дабы все видели, что лесной кошмар мёртв, а с девчонкой пошел в Священную рощу к алтарю, чтобы сочетаться законным браком. Дочка мельника, говорят, тогда позеленела от зависти. Как только обряд был совершен, витязь пришел к бывшему хозяину своей жены и на правах новоиспечённого родственника предложил выкупить её сестёр за увесистый мешочек золотых монет. Сделка была отличной, мужик моментально обогатился бы, но его подвела жадность, захотелось большего. В пылу торга продавец живого товара заявил, что выручит больше, если продаст девчонок как шлюх в блудный дом. Витязь сказал, что сестры его жены теперь и его сёстры тоже, а за оскорбление сестёр у них, у воинов принято вызывать на поединок. Мужик хотел было откреститься от своих слов, и даже отдать девочек бесплатно, но было поздно, витязь из далёкой страны оставался непреклонен, оскорбление женщин семьи смывалось кровью и никак иначе, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что они под защитой. Поединок закончился быстро, витязь не стал убивать пустобреха, но оставил крестообразный шрам у него на лбу, как знак позора. Совершив все намеченные дела и получив благодарности от счастливых жителей деревни, герой вместе с женой и её маленькими сёстрами ушел в закат, прихватив дохлую змеюку в качестве боевого трофея. Только несколько чёрных чешуек осталось в пыли…

***

— Делать-то что будем? — подал голос Эфим. — Так, а что делать-то? Змея к нам не заявлялась и ничего не требовала. Может, она просто мимо проползала и в озере нашем искупалась? Может, ей и не нужно ничего? — высказался староста Юдий. — Хорошо бы, если так… — задумчиво произнёс Нимир. — Но лучше знать наверняка, а пока детей и баб в лес не пускать. — Да, я распорядился уже, — сказал староста. — Бабы меня тут же вопросами забросали, еле отбрехался, что Ряха бешеного волка видел. — Так может, пойти её поискать, змеюку-то? И спросить? — А кто отправится искать, тот первой жертвой и будет… — усмехнулся один из мужиков, а другой ехидно добавил: — И кого же нам не жалко? И в этот момент все присутствующие подумали об одном и том же. Думать было неудобно, но так уж получилось. Какая деревня без деревенского дурачка? Вот и Змеёвка не обошлась. Правда местный дурак был особенный: красавец двадцати лет от роду с редкими в этих краях небесно-голубыми глазами и золотыми волосами, улыбался он так, что бабы розовели, а у девок вообще ноги подкашивались, а ещё этот недалёкий парень был сильнее любого мужика в округе, то есть во всех смыслах сногсшибательным. Ох, и намучились же с ним! Если бы к этой красоте и силе нормальный ум, был бы первый парень на деревне. Если бы дурачок был хиленький да не слишком красивый, никто бы и не подумал отправлять его как жертву, потому как всем известно, что юродивые — благословение богов, и посылаются на землю, чтобы в людях доброту и бескорыстие воспитать. А Хиван ещё и сирота теперь, мать его, хромая Ярина, вдова Викта-рыбака, по осени отмучилась… А от кого Хивана она нагуляла непонятно, муж-то её уж двадцать пять лет как помер. Только вот как жалеть здоровенного детинушку, который, если со злости ударит, деревянную стену проломить может? И если он ворон считает постоянно, и ни одно дело ему поручить нельзя, везде напортачит, а из-за силищи своей напортачит так, что всей деревней потом справляют? Если ест за семерых, а если кого толкнёт нечаянно, может и плечо выбить? И если девки глупые на него заглядываются, и того и гляди дурачков рожать начнут? Староста Юдий вздохнул, припомнив, как не давеча как вчера его супружница отчитывала младшую дочку, любимицу избалованную Тарину, за то, что вздумала юбку перед бестолковым Хиваном задирать. Ладно хоть ум у дурачка, как у мальца семилетнего, не понял ничего. А ведь растрепать об этом может по своей детской наивности. А что, если и не божье благословение этот Хиван, а наоборот, отродье демоново? И избавиться от него правильнее всего будет? Ярина Юдию вспомнилась, глаза её каре-зелёные, большие на худом некрасивом лице, печальные, столько тоски, что вовек не вычерпать. Только когда сына своего бестолкового видела, улыбалась, единственной радостью её был златовласый мальчишка. Хорошо, что отмучилась, нет этих глазищ, нет и вины перед ними.