Две линии одной судьбы

POV — Камила С того дня, как я потеряла сознание, прошло две недели. К моему большому удивлению Мелиса трепетно относилась ко мне и больше не позволяла себе ничего плохого. Она даже раньше меня поняла в чём была причина моей слабости, а я даже и не подумала об этом. Оказалось, что моё вялое и сонливое состояние было следствием беременности. Представляете, я беременна? Мы с Томасом так долго пытались завести ребёнка, что я уже и отчаилась, а потом и вовсе позабыла про это, отложив проблемы в долгий ящик с надписью «Прошлое». Мы просто стали наслаждаться каждым днём, каждым часом, каждой минутой и любым мгновением, проведённым вместе. Всё остальное было неважно. Как оказалось, мой срок уже достаточно большой — четыре месяца. Снова не было никаких признаков беременности за исключением слабости и пары лишних килограммов. Правда я начала замечать пока ещё небольшой, но уже явно округлый животик. Я не стала скрывать эту новость от мужа, а сразу же позвонила ему и всё рассказала. Он вылетел в этот же день первым рейсом. Задарил меня цветами, а дома устроил романтический ужин. Томас заметил, что дочка похолодела к нему, но сослался на переходный возраст. Однако я то понимала, что причина была совсем в другом. Я видела, что Мелису задевало то, как муж проявляет ко мне заботу. Когда он обнимал меня или проявлял какие-то чувства, она сразу же уходила в свою комнату. Нет, она не устраивала истерик, не ругалась, она будто замыкалась в себе в его присутствии. Детская ревность — страшная вещь. Я боялась того, что дочка окончательно замкнётся в себе и будет думать, что я не люблю её, поэтому я рассказала Томасу о событиях, которые происходили во время его командировки. На удивление он спокойно отреагировал на эту новость и решил, что ни в коем случае не нужно рассказывать девочке о том, кто её настоящий отец. Такая правда сделает лишь хуже. Подростковый возраст тем и опасен, что эмоции зашкаливают, а осознание того, что натворил иногда приходит слишком поздно. Томас посоветовал поговорить с Бенхой с глазу на глаз и попытаться прийти к правильному решению. Бенхамин больше не приходил и полностью ограничил общение с дочкой, отчего та угасала на глазах. Я чувствовала её боль, я понимала её, но ничего не могла сделать с этим. Она увядала с каждым днём словно цветок, лепестки которого опадали, не давая ни малейшего шанса на спасение. Всё время я только и думала, как жить дальше? Что можно придумать, чтобы Мелиса осталась в хороших отношениях с Бенхамином? С одной стороны, мне не хотелось чтобы она считала его заклятым врагом, но с другой стороны, тогда она будет считать им меня. Рассказать ей про вымышленную мимолетную интрижку? Она будет думать, что стала случайным стечением обстоятельств для меня. Что делать? Что же делать? Я утопала в сомнениях, я была на грани того, чтобы рассказать дочери правду, надеялась на счастливый исход событий, а вместе с тем, все закрутилось с новой силой. В тот день моя жизнь снова превратилась в полный хаос… нет, не в буквальном смысле. Тихое уютное местечко, где раньше мы часто коротали наши совместные вечера. Непринужденная обстановка, которая всегда помогала расслабиться. Кажется, что ничего не изменилось, ничего вокруг нас, но вот мы сами уже давно другие. — Привет, — я оборачиваюсь и вижу на себе пронзительный взгляд небесных глаз. — Привет. — неловкое молчание немного затягивается. Перед тем, как решиться на этот разговор, я была явно смелее. Теперь же, вся моя решительность куда-то испаряется. — Я хотела поговорить с тобой о Мелисе. — Я так и подумал, — грустный взгляд устремлён на меня, он прожигает, отчего мне моментально становится не по себе. — Мел скучает по тебе… — он не даёт договорить, перебив меня на полуслове. — Я догадываюсь. Мне очень и очень гадко на душе. Я только о ней и думаю, решил, что будет лучше, если я исчезну из её жизни. — Она в больнице. — Что с ней? Что-то серьёзное? — на лбу моего спутника появляется испарина, а в его глазах застывает неподдельный испуг. — Ничего угрожающего жизни, она сильно простудилась, температура не спадала долгое время. — Что же ты так пугаешь, Камила? — он как-то по-особенному произносит моё имя. — Прости… я хотела сказать, что она каждый день плачет. Молчание обременяет нас. Не сумев подобрать нужных слов, Бенхамин просто продолжает смотреть в мои глаза. Я пытаюсь собраться с духом, чтобы сказать ему то, что хотела. Ком подступает к горлу, мне становится не по себе, и, наконец, я решаюсь на этот разговор. Я просто без остановки говорю, чего я хочу от него, потому что боюсь дать задний ход. — Наверное, моя просьба покажется тебе странной, но пожалуйста, выслушай. Я бы хотела, чтобы ты был для неё отцом. Она угасает на глазах, и я действительно обеспокоенна этим. — Ты же хотела, чтобы я сказал ей правду, разве не так? — Бенхамин удивляется, а его взгляд по-прежнему прожигает. — Я… я знаю, но я не требую, чтобы ты общался с ней всё время. Можешь прикрываться делами и говорить, что тебе некогда и находить минут десять в неделю, чтобы просто поболтать с ней. — Камила, но ведь это обман. — А что ты предлагаешь? Сказать ей, что её отец насильник? Это ты виноват, ты! Тебя никто не просил говорить ей, что ты её отец, никто! Только ты виноват в этом. Она ребёнок, правда убьет её. Не каждому взрослому человеку под силу выдержать такое. — закончив свой монолог, я начинаю истерически всхлипывать. — Камилочка, я всё понимаю. Я не останавливал корить себя за длинный язык, но ты представь, а если она узнает правду, что тогда? — он начинает гладить меня по голове, пытаясь хоть как-то успокоить, но вместо это я лишь сильнее начинаю дрожать. — Мы сделаем всё возможное, чтобы она ничего не узнала. Послушай, я же не прошу тебя находиться двадцать четыре часа в сутки. У тебя новая семья, я понимаю. Я знаю, что твоя девушка ждёт ребёнка. Пожалуйста, я очень тебе прошу. — Казалось, что он не хотел давать положительный ответ, но, видимо, почувствовав за собой вину согласился. — Хорошо, Камила. Но если она узнает, что я не её отец, не знаю, что будет тогда. — Это всего на несколько месяцев, а после тебе не придётся играть роль отца. — Почему? — он непонимающе посмотрел на меня. — Мы переезжаем жить в Германию. Вернее переедем. Томасу нужно разобраться с некоторыми делами, как только он их уладит, мы сразу же уедем. Может мне и показалось, но я запомнила его взгляд полный разочарования. Не знаю, чем я руководствовалась тогда, но я точно знаю, что совершила огромную и непоправимую глупость.