Фарфоровый мальчик

— Бабушка! — мальчик прямо с порога кинулся в объятия пожилой женщины. — Ох, Чонгуки, как же ты вырос! — засмеялась она, — Сколько тебе лет сейчас? — Вот столько! — Чонгук выставил вперед ладони, разогнув семь пальцев. — Уже совсем взрослый! — тихо сказала бабушка, переключая свое внимание с внука на дочь, помогая ей с сумками. — Бабушка, а он там? — через некоторое время смущенно спрашивает Чон, указывая пальцем на одну из дверей. — Конечно, а где же еще? — нехотя отрываясь от интересного разговора с дочерью, ворчит старушка. Она берёт в обе руки по пакету с едой и, прихрамывая, плетётся в сторону кухни, при этом игнорируя все предложения помощи.       Чонгук, не теряя ни минуты, подбегает к резной, словно сказочной двери и резко дергает за ручку, оказываясь в малой гостиной. Комната выполнена скорее в европейском стиле, нежели корейском; без должного количества освещения. Запах древесины витает повсюду. Чонгуку очень нравится эта комната.       Мальчик огибает диван, проходит мимо искусственного камина, проводя по узорам на нём ручкой, оказываясь у многочисленных полок. На одной из них, на самой нижней, стоит фарфоровая статуэтка танцора. Мальчик или юноша? Не ясно — он скрыл свое личико, уткнувшись им в локоть, словно приготовившись к танцу, замерев в позиции, изящно отставив вторую руку в сторону. Блондинистые волосы аккуратно уложены. Он одет в черную рубашку, невероятно легкую и воздушную на вид, спадающую с плеч и длинноватую в рукавах, и в черные брюки. Мальчик стоит на фарфоровой белой подставке босиком, в, кажется, третьей позиции ног — Чонгук, увы, точно не знает.       Чон запомнил все детали статуэтки — уже на протяжении четырех лет, приезжая к бабушке, он приходит в эту комнату и любуется таинственным безымянным юношей. Он миллионы раз даже пытался представить лицо мальчика, чтобы дополнить картину, но образ всегда ускользал в самый последний момент, сохраняя тайну нетронутой.       Чонгук вновь осматривает фигурку, замечая, что на руке по-прежнему красуется «шрам», который танцор получил, когда Гук несколько лет назад решил взять статуэтку в руки, но уронил. Она не разбилась лишь благодаря чуду, но уродливая трещина так и осталась на ладони мальчика, как память. И вот сейчас Чонгук вновь краснеет от стыда и опускает голову вниз, чтобы фарфоровый мальчик не видел его слез. Пусть у последнего и закрыто лицо.       За дверью слышится тихое шарканье, а в следующую секунду дверь в гостиную открывается, и в комнату заходит бабушка. — Все смотришь? — спрашивает она, подходя ближе, разглядывая статуэтку вместе с Чоном, — Не понимаю! Что же такого ты в ней нашел, что каждый раз, приезжая ко мне, рассматриваешь ее чуть ли не часами? — внезапно и достаточно резко спрашивает старушка, всплеснув руками.       И правда, что? Чонгук задумался. Красота? Молодое, но сильное тело; такое хрупкое на первый взгляд, невероятно прекрасное! Грация, с которой юноша держится и его уверенность. Нежность и душа в каждом сантиметре холодного фарфора. Таинственность и непостижимость… Кажется, будто юноша живой, дышащий, чувствующий…       Но Чонгук слишком смущен от таких мыслей. Он просто стоит, продолжая смотреть на фарфорового мальчика, влюбляясь все сильнее. — Не знаешь? — смеется бабушка и, погладив Чона по голове, продолжает, — Пойдем, иначе еда остынет. Я приготовила рис с овощами.       Старушка разворачивается и, не дождавшись внука, уходит из комнаты. Гуки тяжело вздыхает, прощается с танцором и убегает из комнаты вслед за бабушкой.

***

      Запах еды уже пробрался из кухни в остальные комнаты. Чонгук чувствует, как с каждой секундой живот все сильнее скручивает от голода, а потому ускоряет шаг, оказываясь в нужной комнате.       Бабушка уже пересыпала рис в чашки, подготовила приборы и достала кимчи. Мама Чона сидит за столом. Заметив сына, женщина улыбнулась и протянула ему руку, приглашая сесть рядом. — Опять в гостиную бегал, на танцора посмотреть? — спрашивает она. — Куда же еще? — вместо Чонгука отвечает бабушка, так же усаживаясь за стол к родственникам.       Они желают друг другу приятного аппетита и в полной тишине начинают есть. — Мне эту статуэтку один хороший друг подарил. Он сам ее сделал! — вдруг говорит бабушка, поднимая указательный палец вверх, — Такой талантливый человек! — Талантливый! — повторил Гук и широко улыбнулся. — Ну все, Чонгуки, мама, давайте поедим, — закатив глаза, сказала женщина, хватая со стола палочки, поднося их к лицу сына и устрашающе щелкая ими, — Я давно не ела человечинки! — нарочно занижая голос, шепчет женщина, слыша в ответ озорной смех сына.