Они стучали по полу, требуя трибунала.
— Нет, нет, нет! — вскрикнул парень, ударив стаканом по столу. Он крепко зажал свои уши руками, пытаясь не слушать крики. — Кто меня зарезал? — закричал высокий женский голос.— Кто сжёг меня? — вторил ему мужской бас.
— Кто выколол мне глаза?— Кто разрушил мою организацию?
— Кто убил мою семью, а затем и меня?— Кто пытал меня?
— Кто?— Кто?
— Кто?— Кто?
— Кто?Кто?
— Я, — на выдохе сказал шатен, ещё крепче сжимая уши и сгибаясь над столом. — Ты! Ты! Ты! — бушевали люди за спиной парня, — ты виновен в наших смертях! Ты отнял у нас жизни! Ты погубил всё, что было нам дорого! Ты — демон, демон! Это всё ты! Голоса яростно кричали, визжали, сипели. Ужасный шум и гам поднялся на кухне. Люди отстукивали безумную мелодию хлопками на полу.Тик-так-так, Тик-так-тук, Мы умеем делать стук. Тик-так-так, Тик-так-тук, Ты оставил нас без рук. Тик-так-так, Тик-так-тук, Наши души не солгут. Тик-так-так, Тик-так-тук, Хочешь в рёбра вставить крюк? * Тик-так-так, Тик-так-тук, Трое суток — и ты труп. Тик-так-так, Тик-так-тук…
— Нет, нет! Нет, — как молитву говорил одними губами Осаму, — нет! Почему сейчас? Именно сейчас? Когда все стало налаживаться… — Дазай! Даже среди хаоса, творящегося на кухне, этот голос было невозможно спутать ни с чьим другим. Глубокий, бархатистый и такой родной. Шатен не поверил своим ушам. Он осторожно убрал руки от головы, чтобы удостовериться, что он ослышался. Но зов повторился: — Дазай! Это был он. «Ода!» Осаму распрямился. Он смотрел на стену перед собой, слушал крики и обвинения, но среди всего этого шума явственно звучал уверенный голос Сакуноске. Шатен не мог поверить в это. — Дазай! — тем временем звал погибший друг суицидника. Вроде бы, одно такое нейтральное слово «Дазай», но какое разное значение оно может иметь. Все выкрикивали эту фамилию с ненавистью, со злобой и желчью, от чего она звучала как какое-то последнее обзывательство. Но Ода звал по-другому: настойчиво, твердо, но при этом и с сожалением. В его устах это слово приобретало свой первоначальный смысл — оно обозначало фамилию человека, глубоко утонувшего во тьме. Осаму слышал, как его зовёт старый друг. И он прекрасно понимал — это мираж, это глюк, это не может быть реальностью. Но этот голос всё равно трогал его сердце. — Не поворачивайся, — пытался убедить сам себя парень, — только не поворачивайся, ради всего на свете… Не поворачивайся. Главное — не поворачиваться. Ни за что. Но Дазай повернулся. Резко, неожиданно, так, что чуть не упал со стула, когда услышал уже отчаянный возглас Оды. На полу были руки. Руки людей, которых убил Осаму. Где-то валялись отрубленные кисти; одни были отсечены по локоть, другие — по плечо. На месте среза была красно-кровавая плоть и кость, такая белая с оттенком розового из-за алой жидкости, фонтанами хлещущей из ран. От них отваливались, раскачиваясь в воздухе, и уныло, со звуком гулкого шлепка, падали на пол, неровно отрезанные куски кроваво-алого мяса. Рук было много. Целое полчище. И все они стучали, отбивая страшную песенку, пытались дотянуться до своего мучителя. На многих из них не было ногтей, из-за чего они так по-уродски выглядели. Сами ладони рук, поднимаясь между ударами о пол в воздух, были в собственной же крови. Зрачки Дазая резко сузились. Руки. Слишком много рук тех, кого он убил. Женские, мужские, с возрастными морщинами и без, совсем маленькие, чуть ли не детские и взрослые. Одно слово — руки. Они были везде. И посреди этого кошмара, в самом центре кухни, стоял Ода. Бежевый плащ и бордово-каштановые волосы, лёгкая щетина на лице. Прямая осанка и непоколебимый взгляд. Да, добрый старый Сакуноске. Ода, которого уже нет в живых. Осаму с ужасом наблюдал за этой картиной. Голоса ещё визжали, шипели, кричали, руки с яростью настукивали мелодию в унисон убитым и замученным, но Дазай уже не слушал их. Он безотрывно смотрел на Сакуноске. А тот молчал и призывно взирал на шатена. Осаму знал, что Ода зовёт его. Он знал, что должен пойти к нему. Надо только сделать первый шаг в это кровавое месиво — топ — и всё. Суицидник медленно поднялся со стула, облокачиваясь руками о стол и впиваясь в него мертвой хваткой. — Нет, — прошептал парень, а на его глазах выступили слёзы, — нет… Дазай уже потерял грань между реальностью и кошмарами, он не чувствовал разницы. Что одно, что другое было одинаково мучительно для него. Однако остатки его разума твердили, что надо остаться, не идти, не смотреть, просто игнорировать всё происходящее. Но Дазай не мог не пойти, ведь там Ода. Он чувствовал, что он обязан сделать шаг вперёд. Но пока шатен не решался. Внутри него шла ожесточенная борьба. Это были ужасно долгие секунды, когда Осаму не мог даже по-нормальному вздохнуть. — Дазай, скорее! Кто же это крикнул? Ода? Нет. Это был голос самого шатена. Быстрым движением Осаму прыгнул на середину кухни. Тут же его брюки облепили руки, они пачкали одежду своей кровью, царапались и ползли вверх. Не было сомнений — они хотят придушить парня, выколоть ему глаза и оторвать конечности. В чём, в чём, а в их намерениях бывший мафиози ни капли не сомневался. Всего одна секунда. Всего один шаг. Дазай тянет руку к своему другу, боясь, что он опять исчезнет. — Одасаку!Грохот.
Все испарилось. Ничего не стало. Ода пропал за миг до того, как Дазай схватил его за руку.Звон.
Моргнув, шатен понял, что крепко сжимает в кулаке воздух, стоя посреди кухни. Руки, кровь — они исчезли также, как и голоса. Осаму удивлённо озирался вокруг. Стул, на котором он сидел, валялся на полу. Вот что за грохот рассеял кошмар. Кофе по-прежнему стоял на столе в прозрачном бокале. Наверное, совсем остыл. Посмотрев на себя, Дазай понял, что и его брюки вполне чистые — ни капли крови, тем более крови уже давно убитых им людей.Звон повторился.
Дазай в каком-то шоке посмотрел на дверь. Всего лишь — самый обычный звонок. А у парня от этого звука чуть сердце не остановилось. Суицидник в блаженном ступоре смотрел на дверь и улыбался, не зная, радоваться ему или плакать. — Дазай, какого чёрта?! — послышался возмущенный голос Йосано за дверью вместе с ещё одним звоном, — мы сейчас на работу опоздаем! Словно очнувшись от забытья, Осаму быстро поднял стул, ставя его на место, в один глоток допил уже остывший кофе, резким движением снял очки и, сложив их, убрал в карман плаща, попутно надевая сей предмет гардероба. Поспешно открыв дверь, парень увидел перед своим носом слегка разъярённую Йосано, ведь они уже давно ходят по утрам в ВДА вместе. — Прости-прости, — виновато пропел шатен, — немного задержался. Пойдём?***
— А мне ча~ая? — обиженно протянул Дазай, лёжа на диване и смотря снизу вверх на Акико, так любезно сделавшую сей напиток Ацуши и Куникиде. — Спасибо, Йосано! — принимая горячую кружку, радостно воскликнул тигрёнок, сидящий на соседнем диване. В его фиолетово-жёлтых глазах так и сверкала неудержимая радость. Посмотрев на этого наивно-доброго оптимиста, Дазай просто не смог сдержать ухмылки. — Благодарю, — сухо ответил на принесённую кружку чая Доппо. Он сидел рядом с Накаджимой, с прямой спиной, как говорится, по стойке смирно. Пар от напитка, попадая на очки идеалиста, заставлял их потеть, от чего сам блондин не мог хорошо видеть. Поэтому заместитель директора ограничивался краткими и чёткими движениями, ведь оставлять такой вкусный чай было просто непростительно для него, к тому же это действие могло сбить весь его график, так хорошо распланированный и уже чуть не потерпевший крах из-за Осаму. — Йоса~ано, — скулил шатен, лёжа на спине, — я тоже хочу~у… Девушка с лёгкой укоризной посмотрела на суицидника. — А тебе не сделаю, — шутливо изрекла Акико, находясь всё ещё под жалобно-попрошайничающим взглядом своего забинтованного коллеги. — Эээ! — так же не всерьёз возмутился парень, — ну почему ты такая жестока~я? Совсем никакой жалости к моей бедной персоне! Брюнетка вопросительно изогнула бровь. Она явно ожидала продолжения тирады шатена, которая последовала сразу после того, как тот обнаружил, что его слушают и ждут его реплик: — Ты разбила мне сердце! На тысячи осколков! Всё! — с этими словами детектив вскинул руки, — мне никогда его не собрать! Никогда! Вот видишь, что ты делаешь со мной? Всё кончено! Жизнь завершена! Ох, прощай этот бренный мир, я ухожу! Ухожу навсегда! Дазай театрально отпустил одну руку на сердце, а другой прикрыл себе глаза. Теперь он лежал неподвижно. Куникида фыркнул такому ребяческому поведению своего коллеги, а Ацуши таращил глаза на сей спектакль. — И что же мне сделать, чтобы вернуть тебе сердце? — хихикнув, сказала Йосано, обходя диван, на котором лежал парень, и облокотилась руками на его спинку, чуть перевешиваясь через неё. — Вылечи меня, — тихо произнёс шатен. Доппо чуть не поперхнулся от такого заявления, а Ацуши еле удержал в руках кружку. Впервые он слышал такую просьбу. — Но… Но ведь способность… — замямлил тигрёнок, но был перебит шутливым тоном доктора: — И как же мне это сотворить? Чуть убрав руку с глаз, Осаму хитро сверкнул своими карими глазами, на его лице появилась довольная ухмылка, и он воскликнул: — Сделай мне чай! — Пффф, — резко встав, брюнетка молча вышла из комнаты, оставив троих коллег в ожидании. Они не говорили. Идеалист, сидя всё также ровно, пил чай, и Накаджима занимался тем же, иногда через ароматную дымку напитка неловко поглядывая на своего наставника. А тот, лениво перевернувшись на животик, стал беззаботно раскачивать ногами в воздухе, при этом напевая какую-то известную только ему одному песенку. Слов было не разобрать, но Ацуши был готов поклясться, что, если она не о двойном суициде, то точно об обычном. Наконец, в комнату вернулась Йосано с двумя кружками горячего чая. Одну из них она поставила на стол, перед носом Дазая, а другая была предназначена для неё самой. Девушка осторожно села рядом с Ацуши, на край дивана. Осаму же быстро перевернулся, сел по-нормальному и тоже принялся за чай. — Ну, что? — хихикнув, спросила брюнетка, — я вылечила тебя? — Вполне, — довольно промурлыкал шатен, наслаждаясь напитком. Акико подняла свои серые, с лёгким и коварным сиреневым отливом глаза на парня, улыбнувшись. — Надеюсь, здесь есть яд, — сказал шатен, добавляя, — ведь такой вкусный чай не может быть бесплатным. За такое и душу можно продать! — В следующий раз положу яд, — пожав плечами, безразлично молвила Акико. Она прекрасно поняла, что хотел сказать Осаму. Это ведь был комплимент, просто в немного нестандартной для большинства людей, суицидальной, форме. Впрочем, как и ожидалось от Дазая. Но доктору ВДА всё равно было приятно. — Правда? — оживлённо спросил Осаму, поднимая голову и встречаясь взглядом с Йосано. — Нет, конечно, — фыркнула сероглазая. — Какая жалость, — Дазай покачал головой, — но твой чай всё равно на столько хорош, что мне почти жить захотелось. «Беда лишь в том, — печально подумала брюнетка, — что лишь «почти». Было бы здорово, если бы мой чай заставил его полюбить жизнь, но это слишком нереально. Кажется, ничто не способно пробудить в Дазае желание жить». — А без «почти» никак? — скрыв за улыбкой печаль, спросила девушка. — Никак, — важно ответил шатен, продолжая наслаждаться напитком. — Д-дазай-сан! — неожиданно вскрикнул Ацуши, вмешиваясь в такую мирную беседу, — а можно вопрос? — Конечно, можно, — удивлённо молвил Осаму, — к чему такие прелюдии? — Просто он связан с суицидом… — неловко протянул блондин. — Ты решил покончить жизнь самоубийством? — воодушевленно протараторил кареглазый, — или двойным? — а потом бывший мафиози мечтательно добавил, — я даже знаю, с кем… — Так ты и из него пытаешься сделать суицидника, да?! — возмущённо воскликнул Доппо, молчавший до этого времени, — я тебе рот заклею, если только ещё раз вякнешь про суицид! Шатен не обратил никакого внимание на реплику заместителя директора, чего нельзя было сказать о Накаджиме. Он нервно покачала головой, поспешно объясняя: — Нет, нет! Я не собираюсь убивать себя, Куникида-сан. Я просто… Мне было интересно, вот ведь Дазай-сан всем девушкам предлагает покончить жизнь двойным самоубийством, и не по одному разу. А Йосано-сан он ни разу не предлагал. Хотя, если подумать, ей было бы логичнее всего предложить, ведь она детектив ВДА — наша сотрудница, и находится в непосредственном и ежедневном контакте с Дазай-саном. Трое взрослых людей с недоумением уставились на Накаджиму. Они молчали, переваривали его слова. От такого пристального внимания тигрёнку стало не по себе. — Из-извините, я, наверное, что-то не то сказал… — начал оправдываться паренёк. — Да нет, — перебил его Осаму, откидываясь на спинку дивана, — всё в порядке. Просто, ты ведь не знаешь… — Да уж, — заметила Акико, — вот не думала, что когда-нибудь это кому-нибудь будет интересно, — она тоже облокотилась о диван, пытаясь расслабиться и спокойно попить чай. — Чего я не знаю? — не понимая старших коллег, спросил Ацуши, попеременно смотря то на доктора, то на суицидника. Наконец, его взгляд остановился на Куникиде. Тот поставив уже пустую кружку на стол, поправил очки и серьёзно молвил: — Вообще-то, Дазай предлагал двойной суицид Йосано…***
— Это наш новенький, Дазай Осаму, — огласил на весь офис Доппо. Все сотрудники агентства с любопытством уставились на кареглазого шатена. Тот же, шагнув вперёд, сделал несколько коротких приветственных взмахов рукой. Изрёк: — Рад знакомству! Я Дазай Осаму, надеюсь, мы поладим! Парень улыбнулся, чуть щурясь. Предстояла длинная церемония знакомства: — Привет! Я Кенджи Миядзава! А ты из города?Улыбка.
— Наоми! Наоми Танидзаки! А это мой брат — Джунчиро! Он очень любит меня, так ведь?Натянутое приветствие.
— Эй-ей, что ты делаешь Наоми?! Не сейчас же!.. Р-рад знакомству, я Джунчиро Танидзаки… Наоми!Дазай осторожно склонил голову на бок, выражая свою радость.
«Переходить на сторону врага, даже спустя два года, сущее самоубийство, — подумал шатен, — но ведь так даже лучше, верно?» — Хей, хей, привет всем! — дверь в офис резко открылась, а на пороге появился брюнет с береточкой, — а вот и великий детектив явился! Ооо, — увидев Дазая, он сразу же подскочил к нему, — а ты новенький? Тогда запомни: даже не пытайся соревноваться со мной. Ты всё равно проиграешь! Осаму не понимал этого наглого юношу, который, как оказалось в последствии, был старше его на четыре года. — Сначала надо представляться, Рампо Эдогава, — с лёгкой укоризной сказала вошедшая за ним девушка; короткая стрижка, тёмно-фиолетовые волосы и серые, сверкающие озорным сиреневым огоньком глаза, — Йосано Акико — врач ВДА, рада знакомству. Осаму подскочил к брюнетке и, схватив её за руку, чем повергнул в шок весь коллектив, вскрикнул: — Я так давно тебя искал! Эти глаза, этот взгляд, эта манера поведения! Всё прекрасно! Не иначе, это любовь! Давай покончим с этой жизнью вместе? — Что? — ошарашенно спросила сероглазая, пытаясь отойти от парня, но тот слишком крепко сжал её руку. — Давай совершим двойной суицид, — пояснил Дазай с его фирменной, театрально-глупой улыбкой на лице. Наблюдавшие эту сцену были крайне поражены развитием событий. Доппо стоял чуть ли не с открытым ртом, Наоми крепко вцепилась в своего брата и во все глаза с Джунчиро наблюдала за новенькими. Рампо тихо сидел на столе в сторонке, щурясь и посмеиваясь. — Самоубийство, говоришь? — злобно прошипела Йосано, поражая своей реакцией шатена, — я тебе устрою самоубийство! И не двойное, а тройное или даже четверное, и единственным, кто умирает, будешь ты! Акико достала свой любимый тесак, который так кстати оказался у неё под рукой. Её глаза безумно блеснули, рука замахнулась, волосы взметнулись. А Дазай стоял неподвижно, ожидая своего конца. — Стой! — раздался отчаянный крик Куникиды, — его способностью аннулирует чужие!— И что дальше? — захваченный рассказом Доппо, спросил Ацуши, — что дальше было? — Дальше меня немного избили, — мрачно вставил Осаму, смотря на тигрёнка. — Совсем не немножко, — хихикнув, поправила его брюнетка, — хорошо, однако, что Куникида меня успел предупредить. А то ведь я могла так и убить Дазая. — Совсем не смешно, — буркнул шатен, втягивая голову в плечи, — мне пришлось отгул брать вообще-то. — Ну-ну, — иронично протянула Акико, — а ты разве не был рад этому? — Так что дальше было? Чем всё закончилось? — никак не унимался Накаджима. — А закончилось всё довольно плачевно… — протянул идеалист, продолжая свой рассказ.
— Так ты суицидом, значит, увлекаешься? — повелительно спросила Йосано. Перед ней на полу сидел уже довольно сильно помятый Осаму. Он удивлённо взирал на девушку, не понимая, что вызвало такую бурю негатива с её стороны. — Да, — наконец, изрёк шатен, — хочу умереть. Еле поднявшись, пошатываясь, так как хорошо получил по голове от доктора за его предложение, Дазай отряхнулся и, чуть не упав, протянул руку девушке в приветственном жесте. — Я ведь не представился, — виновато улыбнулся новоиспеченный детектив, — Дазай Осаму. Акико презрительно оттолкнула его руку, отвергая рукопожатия. Подойдя к нему вплотную, она решительно посмотрела на парня снизу вверх и изрекла: — Ты не ценишь свою жизнь. Человек, не ценящий свою жизнь, не может чувствовать значение жизней других людей. Ненавижу, — это слово Йосано произнесла с такой ненавистью, что Дазай непроизвольно сглотнул, — ненавижу таких людей, как ты. Ненавижу людей, не ценящих жизнь.***
— То есть вы не поладили? — поразился Ацуши, переводя свой наивный взгляд на Дазая, — так? — Пожалуй, — нехотя, согласился шатен. — А сейчас? — с волнением спросил тигрёнок, — сейчас ведь недоразумение улажено? — Я бы не сказал, — туманного встрял в разговор Доппо. — Я ненавижу людей, которые не во что не ставят человеческие жизни, — сложив руки на груди, молвила Акико. — Хочу умереть, — фыркнул в ответ на её реплику Осаму. — Но ведь вы общаетесь, — непонимающе протянул Накаджима, — вроде. — Со временем мы смирились, — спокойно пояснила девушка, а за неё продолжил Дазай, падая на бок на мягкий диван: — Что нам друг друга не понять.***
— Как быстро он привык, — усмехнулся Дазай, сложив руки на груди. На приличном расстоянии от шатена на диване сидел Ацуши, принимая клиентку. Паренёк вел оживленную беседу, вникая во все подробности нового дела. За ним стояла милая девочка в красном кимоно и с тёмно-синими, как ночное небо, волосами — Кёка, смиренно слушающая разговор и время от времени сдержанно кивающая на оклики Накаджимы. В общем, не картина, а загляденье. — Он повзрослел, — заметил Куникида, находившийся рядом с Дазаем у входа в агентство; поправив очки на переносице, Доппо продолжил, — но где твои отчёты, недосуицидник? — Ещё как повзрослел, — пропел Осаму, облокачиваясь о стену, — уже и на свидания с Кёкой ходит. На удивленный взгляд блондина детектив многозначительным голосом ответил: — Они сегодня в парк гулять пойдут. Вечером. — Это разве свидание? — молвил идеалист, — они просто в парк выберутся. — Да ты ничего не понимаешь, Куникидушка, — протянул шатен, — вдвоём, вечер, парк, аттракционы, мороженое. К тому же, Ацуши пригласил Кёку. И я слышал, что она спрашивала совета у Йосано, как вести себя в такой ситуации. Закончив свой монолог, Осаму вздохнул и, опустив руки в карманы, продолжил наблюдение за Накаджимой. — О чём болтаем? Меня обсуждаем? — неожиданно спросила Акико. Она проходила мимо и случайно уловила несколько слов из диалога коллег. А если быть точнее, то: «Вечер… Аттракционы… Я… Йосано…» Почему-то девушка решила, что Дазай хочет пригласить её, если не на свидание, то хотя бы на дружескую прогулку. Чтобы отделаться от этой невозможной по мнению брюнетки мысли она и спросила мужчин, о чём беседа. — Да, так, — сразу же ответил Дазай, посмотрев на Акико, — просто разговариваем о том, как это быть влюбленным, — пожав плечами, парень добавил, — а куда это ты собралась? С Рампо на задание? Не поздно ли? Рабочий день вот-вот закончится. Серые глаза с некой растерянностью посмотрели на Осаму. Но вскоре девушка ярко улыбнулась, смущённо опустила взгляд от такого внимания шатена и, аккуратно убрав прядь волос за ухо, произнесла: — Нет. Просто Рампо приболел — ничего серьёзного, но ты же знаешь, иногда он ведёт себя, как ребёнок. Я просто посижу с ним немного. — Ооо, — молвил Дазай, переместив свои руки из карманов на грудь и сложив их, добавил, — понятно. Ну, передай ему, чтобы он быстрее поправлялся, — и парень улыбнулся в своей обычной манере: слегка натянуто, с искренним взглядом и чуточку глупым выражением лица. «Как всегда, — подумала брюнетка, — совершенно не понятно, врёт он или нет. И если врёт, то в чём? Что он пытается скрыть?» Улыбнувшись, девушка молвила: — Конечно, — и вышла из агентства. Дазай с Куникидой продолжили наблюдать за рабочим разговором Ацуши. — И всё же я не уверен, что это свидание, — задумчиво протянул Доппо, прерывая тишину, висевшую между двумя детективами уже пару долгих минут. — Оох! — мученически вздохнул Осаму, — смотри! — с этими словами он крикнул, — эй, Ацуши, Кёка! Вы сегодня поздно вернётесь, да? Гулять пойдёте? Парочка, обратив внимание на слова шатена, покраснела. Что Накаджимой, что Изуми. Их обоих явно смущал этот факт. — Д-да, — робко сказал тигрёнок. Он хотел продолжить, но, увидев, что всё внимание его наставника моментально переключилось на разговор с заместителем директора, решил не обсуждать эту тему. Паренёк попытался унять волнение в себе от этого вопроса и продолжить деловую беседу с клиенткой. — Вот видишь, — как знаток, сказал Дазай, обращаясь к идеалисту и с умным видом поднимая указательный палец вверх, — они оба покраснели. Значит, они считают: это свидание. Да и в конце концов, ты что, не видишь? Они нравятся друг другу! Хорошо, что ни Кёка, ни Ацуши не слышали того, что сказал Осаму: они были слишком заняты работой. Ведь иначе подростки бы могли просто сгореть от смущения, потому что бывший мафиози был как обычно прав. Он словно смотрел в воду и видел всё, что происходит перед ним, за его спиной и что скрывается за человеческими поступками — какие эмоции и мотивы. Все члены агентства были согласны с этим мнением. Только никто из них не догадывался, что шатен мог разбирать лишь в их жизнях — там он был мудрым советчиком со странными замашками. А в своей Осаму ничего не понимал. Он не видел, как относятся к нему окружающие, точнее, замечал не то, что надо, давал неправильную трактовку их словам и действиям. Парень словно смотрел в зеркало вверх ногами. Дазай видел, но не то, что было на самом деле, а то, что являлось лишь лживым отражением. — Ну, ладно, — наконец согласился заместитель директора с высказываниями шатена, — но, всё же, где твои отчёты?***
Дазай брёл по людной улице. Вечер — именно то время, когда здесь настоящая толпа, в которой, кажется, стоит тебе лишь оступиться, упасть и тебя просто затопчут, не заметят, замнут, убьют. Такая гуща людей, и среди этой живой массы — Дазай. Ему было даже непривычно чувствовать себя в такой толпе. Раньше он часто бродил в людных, шумных местах после работы, пытаясь заглушить и отсрочить ночные крики. Но сейчас… Сейчас было всё по-другому. Йосано всё изменила. Именно с ней коротал свои часы парень. Она отняла у Осаму необходимость в этой безмолвной толпе. С Акико Дазая не мучили крики. Он мог спокойно идти домой, зная, что так или иначе они проведут этот вечер вместе. Доктор не даст этим кошмарам завладеть разумом суицидника. Но сегодня она была занята. И парень не знал, во сколько вернётся девушка и будет ли у неё время на него. А может, Йосано просто устанет и сразу же брякнется спать? Ведь присматривать за больным — не самое простое дело… Дазай боялся прийти и опять, как и раньше, ничего не услышать. Он не хотел возвращаться в эту мёртвую тишину. В обычные дни его хотя бы грела мысль о том, что по обе стены от него есть люди. Но сегодня Акико неизвестно когда сможет оказать у себя в квартире, а Ацуши с Кёкой допоздна собираются гулять. Получается, Дазай будет один, совсем один. Только от этой мысли парень вздрогнул. Откинув подальше неприятные рассуждения, шатен продолжал свой бесцельный путь среди людей. Много, очень много индивидов, смешивающихся в серой бесцветной массе. Хотя, почему такой уж серой и бесцветной? Это лишь с первого взгляда кажется, что она такая бесформенная. Но стоит только приглядеться… «Вот, — Дазай начал рассматривать людей, — женщина. Короткие чёрные волосы, белая офисная блузка и юбка-карандаш. Возраст — около тридцати пяти. Идёт и разговаривает по телефону. Наверное, спешит домой с работы к своей семье.» Осаму повернул голову. Там было трое подростков. Все, как один, были в джинсах и футболках, на их головах красовались джинсовые кепки с яркими нашлепками. Они шли и, громко болтая, смеялись. «Разве не личности? — подумал парень, — что женщина, что эти ребятки — все имеют свою историю, свою индивидуальность. Даже если толпа и серая, то ведь каждая составляющая этой бесцветности явно имеет свой неповторимый оттенок. Хотя, нет. Не каждая. Я не имею.» В толпе мелькнула знакомая шляпа. Суицидник стал присматриваться к обладателю этой вещичке. Её хозяин, буравя взглядом асфальт, быстрой походкой приближался к Дазаю. Его чёрный плащ немного колыхался на плечах, а чёрный чокер ярко переливался на заходящих лучах солнца. Кудрявые рыжие волосы казались ещё более огненными, чем раньше; они беспорядочно торчали и лишь тоненькая ленточка сдерживала их от полного безумия. Этим стильным малым был… «Чуя!» Расстояние между бывшими напарниками неумолимо сокращалось. Шатен увидел, что Накахара, сгорбясь, смотрел себе под ноги: он не заметил суицидника. А вид у эспера был самый серьёзный и задумчивый: парень был глубоко в себе. От этого Осаму немного развеселился. «Ах, какая жалость, — усмехнувшись, подумал Дазай, — что ж, как бы мне подшутить на этот раз?» Но тут суицидник заметил: из кармана плаща Чуи торчит какой-то белый конверт с немного помятыми углами. Жуткое любопытство охватило Осаму. Он просто не мог удержать от мысли, что там должно быть что-то интересное. Поэтому, когда обладатель Порчи прошёл мимо шатена, тот не обратил на себя внимание, а лишь лёгким, почти незаметным движением руки вытащил сей таинственный конверт, сразу же спрятав его в своём кармане и поспешно теряясь в гуще людей. Накахара на секунду остановился. Поднял голову и окинул взглядом толпу. Ему показалось: что-то не так. Но что — парень не мог понять. Осмотревшись, мафиози заметил вдалеке шатена в длинном бежевом плаще. Недовольно фыркнув, рыжик снова опустил свою голову и продолжил путь.***
Дазай склонился над конвертом. Придя домой, парень даже не снял плаща, так сильно ему хотелось узнать, что скрывается внутри данной вещи. Нацепив свои очки, шатен положил белый прямоугольник бумаги на стол и стал с любопытством рассматривать его, округлив глаза. Честное слово, как ребёнок. Подвергнув внимательному анализу конверт, парень обнаружил, что он был довольно неаккуратно распечатан. «Не из-за его ли содержимого Чуя был такой задумчивый? Даже меня не увидел…» С этой мыслью любопытство шатена возросло в несколько раз. А вдруг там что-то важное? Может, кого-то убили? Кто-то умер? Не сказать, что Дазая сильно волновала чья-то смерть, но ему не нравилось осознание того, что те, с кем он был знаком, близко знаком, те, с кем он работал, были по ту сторону света, а он — нет. Осаму до жути не нравилось ощущение потери, поэтому-то он и вздрогнул, подумав об этом, и приступил к делу. Осторожно, словно работая с уликой, найденной рядом с трупом, Дазай заглянул в конверт. Там был сложенный лист. Парень аккуратно достал его, заметил, что он совсем свеженький, и развернул, пробегая глазами по строчкам: «Накахара Чуя, Очень похвально, что Вы так успешно выполнили порученную Вам миссию: Вы исполнили всё в точности по инструкции, предоставленной мной. Нашли, обезвредили и разрушили нелегальных торговцев оружием, которые попытались обойти нас. Успех, нечего сказать. Однако, Вы в порыве гнева уничтожили не только здание (что было не обязательным), но и самих торговцев. Конечно, это не так уж страшно. Но будь они живы, мы могли бы выяснить их источник поставки оружия. Надеюсь, впредь Вы будете аккуратнее, сдержаннее и осмотрительнее.Мори Огай»
Из груди суицидника вырвался непроизвольный смешок. Положив листок на стол, на лице Осаму появилась самодовольно-глупая улыбка. «Так вот почему Чуя был таким грустным! — хихикал парень, — его отчитали! Отчитали, как какого-нибудь новичка! А он с годами не меняется — всё такой же вспыльчивый и необузданный!..» Неожиданно дверь в квартиру суицидника сильно пнули. Раздался злобный голос: — Открывай, скумбрия! Я знаю: это был ты! Быстро запихнув листок обратно в конверт, а конверт в карман плаща, Дазай ринулся к двери. Лишь взявшись за ручку, он понял, что в очках. А ему не хотелось, чтобы кто-то знал об этой его крошечной слабости. Сдёрнув с себя очки, парень отправил их в карман. Открыв дверь, Осаму увидел перед собой разъяренного маленького мафиози, который пытался испепелить его своими ангельско-голубыми глазами. — Чу~я, — пропел Дазай. — А ну кыш, мумия! — с этими словами Накахара оттолкнул Осаму и прошёл в глубь квартиры. Шатен не препятствовал, лишь с лёгкой ироничной улыбкой наблюдал за тем, как пристально окидывает взглядом его скромную обитель обладатель Порчи. — Эй, ты! — резко повернувшись к суициднику, раздражённо выкрикнул Чуя, — где конверт?! А ну отвечай! — Какой конверт? — шатен удивлённо развел руками. — Отвечай! — завопил рыжик, размахивая руками, — я знаю: это ты его украл! Я видел тебя в толпе! — Раз ты так хочешь его найти, то значит, там что-то важное, да, Чуя~я? — протянул суицидник, хитро смотря на рыжика. — Задолбал, — мрачно изрёк мафиози, — я сам его найду. И заодно разнесу твою квартиру, — повернувшись спиной к Осаму, он уверенной походкой направился на кухню. — Ты же знаешь, что моя способно… — Знаю! — рявкнул парень, перебивая Дазая, — у меня, вообще-то, руки есть! А как известно, я всегда был сильнее тебя, так что разгромить тут всё моими двумя не составит никакого труда. И ты мне не помешаешь! Детектив иронично ухмыльнулся, принявшись наблюдать за бывшим напарником. Тот стал рыться в посуде Осаму. — А кто сказал, что я буду мешать? Даже стоя спиной к Дазаю, Чуя почувствовал его нагло-приторную улыбку, лёгкий прищур и несильный наклон вперёд, отчего некоторые пряди каштановых волос упали их кареглазому обладателю на лицо. Всё это жутко раздражало Чую, от чего он, кратко ответив: «вот и отлично», — начал не просто перебирать посуду, но и выкидывать её через плечо, надеясь, что она попадёт в Дазая и прибьет его ко всем чертям. Стаканы, кружки, тарелки, чашки, ложки — всё полетело на пол. Одни с треском разбивались на множество осколков, а другие же оставались целы. Несколько чуть не прилетело прямо в голову суицидника, но тот ловко уклонился от них, обиженно протянул: — Ты меня так убьёшь, коротыш. — Ты тут ещё поговори! — прикрикнул на шатена Накахара, злобно добавляя, — а разве не ты умереть хотел? — Покончить с собой, а не быть убитым, — со знанием дела в голосе поправил того детектив, уклоняясь от очередной кружки, которая, перелетев парня, разбилась вдребезги. Рыжик фыркнул и продолжил кидаться посудой. Когда же она закончилась, он облазил все шкафчики кухонного гарнитура и вытащил из них всё содержимое. Теперь на полу оказались не только осколки чашек и тарелок, но ещё и бинты, ножницы, упаковки пластыря и бутылки перекиси водорода. Йод и открытая пачка ваты. — Нету, — озадаченно вынес вердикт мафиози. — Естественно, — непоколебимо сообщил шатен с видом: «я же говорил тебе!» Рыжик направился в спальню Дазая, а тот, в свою очередь, последовал за ним. Зайдя в эту комнату, Накахара был крайне обескуражен таким малым количеством вещей. Быстро проверив одежду парня, Чуя перевернул здесь всё вверх дном, не переставая время от времени бранится с бывшим напарником. — Когда ты так делаешь, то похож на избалованную истеричку, — усмехнувшись, сообщил Осаму. Чуя как раз взял в руки Мэмору. Не отпуская его, он резко повернулся к шатену, весь красный от злости, собираясь начать разбор полета. Но он так и застыл с открытым ртом, так как детектив держал тот самый конверт и, размахивая им перед носом Чуи, тянул: — Ты его искал, да~а, Мистер Модная Шляпка? Накахара только хотел выхватить бумагу, как Осаму резко поднял руку вверх так, что Чуе было просто невозможно дотянуться до желанной ему вещи. И способность он не мог использовать, ведь Дазай сразу же её аннулирует. От такой досады рыжик психанул: — Как же ты меня достал, скумбрия! — от злости Накахара начал размахивать руками, от чего плюшевый кот летал по воздуху, — пока ты был в мафии, раздражал меня, и даже сейчас, когда бы, казалось, наши дорожки разошлись, ты опять встаёшь на моём пути, не давая спокойно жить! Бесишь, бесишь, бесишь! Да чтоб ты сдох, суицидник недоделанный! На последних словах рыжик перешел на дикий визг. Он кричал так сильно, что, казалось, вся улица могла слышать его перепалку с Дазаем. В порыве чувств Чуя схватил бедного котика и растерзал его: лапы в одну сторону, голова — другую, хвост — в третью. Лишь пух разлетелся по воздуху. Бросив остатки игрушки на пол, Чуя гневно взирал на детектива, тяжело дыша от такой длинной и эмоциональной речи. Ему уже давно следовало высказать все свои претензии к Дазаю. Хотя, может, Накахара слегка преувеличил свою ненависть к суициднику, но сейчас он его просто перебесил. Довел до крайности так сказать. У рыжика и так день не задался, настроение было хуже некуда, а тут ещё и Дазай со своими шуточками. Это было последней каплей. А Осаму глупо улыбался, смотря на Накахару. Только вот руки его уже были опущены. Парень держал сей конверт на уровне своей груди в немного нервном жесте. Фыркнув, Чуя яростно выхватил белый прямоугольник бумаги у Осаму и, в последний раз злобно зыркнув на него снизу вверх, поспешно удалился из квартиры, всем своим видом показывая своё раздражение. На лестнице Чуя столкнулся с Акико, чуть не сбив её с ног. Они оба сразу узнали друг друга, но не обмолвились ни словом, посчитав молчание оптимальным вариантом. Йосано ещё только зайдя в здание общежития услышала крики, доносившиеся, очевидно, со второго этажа. Девушка почувствовала неладное и поторопилась, а увидев рыжего исполнителя Портовой мафии, удостоверилась в своих предположениях. Поднявшись, она обнаружила, что дверь в квартиру Дазая открыта. Не заходя внутрь, Акико остановилась у порога, смотря на Осаму и не зная, что сказать…***
«Такой уж мой удел — лишь обретя, всё потерять.» Дазай стоял в гробовом молчании и смотрел на пух, вываливающийся из оторванных конечностей некогда бывшего Мэмору. Осаму слышал, как кто-то подошёл и остановился у порога. Но он даже не обратил на это никакого внимания. Сейчас важно было лишь одно: Мэмору пал. И даже не имело значение, что он стал жертвой ярости Чуи, вызванной самим владельцем мягкой игрушки, нет. Шатен цеплялся лишь за один факт: Мэмору больше нет. Он не верил в это. Не мог поверить. В каком-то полузабытье суицидник присел на корточки, став пальцами лениво передвигать пух. Его рука так и замерла в незаконченном движение, когда в груди что-то защемило да так, что парень чуть не вскрикнул. Другой рукой он зажал себе рот, чтобы не издать ни звука. Он смотрел на это белое содержимое плюшевого кота и никак не мог понять, почему вокруг так темно. Парень не видел — не мог видеть — ничего, кроме этого снежного пуха и мрака, заполняющего всё вокруг. — Демо-он! — раздался хохочущий голос с боку.— Убийца!
— Монстр!— Сам дьявол!
— Дьявол, дьявол, дьявол! — зашептало зловещее эхо.— Да у него кровь чернее самой ночи. Он родился, чтобы быть мафиози.
Дазай задрожал. Он просто хотел заткнуть уши, чтобы ничего не слышать, но не мог пошевелиться, его словно парализовало, окатило кислотой, обжигающей не рану, а саму душу. Осаму не желал слышать ни жертв, проклинающих его, не других людей, судачащих о его способностях. Почему, почему они решают судьбу парня за него?! Почему он сам не может выбрать свой путь в этой жизни?! Или из этой жизни? А тьма сгущалась, поглощая всё вокруг, сжирала само пространство и время. Она беспощадно заполняла комнату ничем и оставляла жуткое ощущение безысходности, от которого хотелось выть волком. Мгла была словно яд, так медленно, но уверенно отравляющий всё тело, лишающий жизни орган за органом и верно подбирающийся к самому сердцу. И никто не мог остановить это страшное отравление. — Дазай? — тихо позвала его Йосано, но этого было достаточно, чтобы спугнуть эту нависшую над парнем паутину криков и черни, — ты… Как? Шатен неожиданно понял, куда же спряталась вся эта тьма, и откуда она всегда появлялась, так пугая его. Эта мгла жила в сердце бывшего мафиози. Как он раньше этого не понял! Весь этот ужас, та темнота, эти крики и кровь — это и есть сущность Дазая. И как бы не хотелось признавать данный факт, он был таков. С восьми лет парень крутился в тёмном мире, с четырнадцати стал главой Исполнительного комитета Портовой мафии, что тут говорить? Шатен с детства впитал в себя убийства, жестокость и холодность мира, в котором он жил. Парень усвоил на своём, может и не особо горьком, опыте законы теневых организаций. Осаму был одним из самых опасных преступников Йокогамы. Почему был? Он до сих пор им и остаётся, ведь кровь с его рук ничто не смоет. «Ты будешь блуждать во тьме вечность…» «Ода! Чёрт, Сакуноске! Он был как всегда прав», — хотел вскрикнуть Дазай. Но ведь его друг всё же кое в чём ошибся. Парень не блуждает во тьме, он сам и есть эта тьма. Непроглядная, густая, холодная. Осаму давно увяз в ней, потерялся, словно слепой, без шанса найти выход; она проникла к нему в сердце, в сознание, в голову, вытеснив всё остальное, поглотила парня, сделав его своей частью. Но если Дазай и есть эта тьма, то почему ему так хочется выбраться из неё? Шатен выполз на свет в надежде… на смерть? Нет, он пытался начать с чистого листа. Но этот лист то и дело пятнали кровавые брызги из прошлого. Осаму попытался перейти на другую сторону, которая так безжалостно стала уничтожать зло, хранившееся в Дазае. Только вот, суицидник не учёл, что он только из него и состоял. Эта доброта окончательно сломила его. Парень вышел на свет, забыв, что он сам и есть тьма. Осаму сжёг сам себя. — Всё в порядке, — еле выдавил шатен, не двигаясь. Подумать только, всего-то разорвали Мэмору, а как стало Дазаю тяжело. Кроме того, что игрушка была ему дорога, так и с её утратой открылись старые раны, новые мысли и полное осознание своей ничтожности. Осаму было жутко жарко, что-то мешало ему дышать полной грудью. Было ощущение, что он находится между двумя раскаленными железными стенами. И пространства совсем нет. Каждое движение отдавалось жгучей болью где-то в области груди. — Что случилось? — спросила Акико, чуть пройдя в комнату, но всё ещё оставаясь у входной двери. — Н-ничего, — прошептал шатен; ему было сложно говорить, казалось, ещё чуть-чуть и он взорвётся, закричит, заплачет — парень и сам не знал, что может сделать, но в любом случае он старался скрыть это, ему было стыдно за своё поведение, за свою слабость, за себя; поэтому шатен, еле сдерживаясь, проговорил, — с Чуей немного повздорили. — Он тебя ранил? — обеспокоенно молвила Йосано, видя такой жуткий погром в квартире детектива. Её сердце защемило: а вдруг Дазай ранен? Она ведь не может вылечить его с помощью своего дара, только обычными средствами. А если рана смертельная? Она не спасёт бывшего мафиози. Девушку охватил ужас. Осаму отрицательно покачал головой в ответ. В комнате повисла тишина. Ужасная тишина с противным привкусом недосказанности и погрома. На полу валялся пух, рядом с ним на корточках сидел шатен. С каждой секундой он всё глубже проваливался во мрак, тонул в нём, поднимал руку, пытаясь спастись, и обнаруживал, что не умеет плавать. Он мог лишь наблюдать за светом вокруг него. А внутри была всё та же тьма. Суицидник сильнее и сильнее чувствовал свою никчёмность. В нём росло желание спрыгнуть с крыши, перерезать себе вены или вскрыть живот ножом. Но Осаму не хотел, чтобы кто-то видел это, он желал расстаться с жизнью в тишине, в одиночестве, не нарушая ничьего покоя. — Уйди, — тихо сказал парень, не поворачиваясь. Дазай точно знал, что стоит ему обернуться, оглянуться, увидеть эти серые глаза, которые, он боялся узнать, с каким чувством отливают сиреневым, и парень сломается, закричит или даже заплачет. «Какой же я слабак», — заключил про себя шатен. — Зачем? — раздался приглушённый ответ девушки. — Просто, — а в груди что-то разбухало, увеличивалось, казалось, ещё немного и Дазай не сможет сдерживать это, оно вырвется наружу и, кто знает, что случилось, — я хочу побыть один. Одна надежда — Йосано уйдёт. Уйдёт и оставит парня наедине самим с собой. И тогда… — Я не уйду, и не проси, — резко сказала брюнетка, сложив руки на груди, — ведь если я так поступлю, то ты попытаешься убить себя. — И что?! И что с того?! Какая тебе разница, что я с собой сделаю?! Какое всем дело до меня?! — сорвался на крик шатен, он больше не мог молчать; руки похолодели, а лицо пылало; что-то лопнуло в груди, не оставляя возможности Осаму держать рот на замке. Все эмоции нахлынули на него разом, он почувствовал обиду за себя, но ярче он ощущал собственную бесполезность, — какого чёрта ты волнуешься за меня?! Никто никогда не волновался за меня! Никто не давал мне право выбора! Так хоть ты позволь мне делать то, что заблагорассудится! Оставь меня! — Дазай, успокойся, — попыталась привести его в чувства Акико; это уже походило на истерику, а учитывая наклонность парня к суициду, то его состояние было вдвойне опасным для него. — Да, спокоен я, спокоен! — вскричал парень, а потом рассмеялся: громко, звонко, безумно, так, что доктор на миг засомневалась в адекватности своего «пациента», — кого я обманываю? Кого? Ха-ха! Ха-ха-ха! — Дазай, — девушка не была психиатром, поэтому и не знала, как правильно вести себя в такой ситуации. Йосано знала лишь одно: сейчас она не имеет права оставить Осаму в одиночестве. — Что Дазай?! — взвился парень в ответ, — уйди! Уйди отсюда! Дай мне умереть в тишине! — Но Дазай… — робко попыталась возразить брюнетка, но была перебита обезумевшим детективом: — Ах, точно! Как же я размечтался! Разве у меня есть выбор? Нет! Нет! Никогда не было! Не было с самого рождения! Родители пытались убить! Прекрасно, лучше некуда! У кого найдется такая прекрасная семья? Ни у кого! Чем же я им не угодил? Чем навлёк их гнев?! — шатен бурно жестикулировал руками, то разрезая ладонями воздух, то хватая себя за волосы или обнимая за колени, — какая же у меня башка дырявая! Ужас! Своим существованием, конечно же, больше нечем! Ведь все ненавидят меня! Родители, коллеги, Чуя… Чуя! Как же он меня ненавидит! Если я умру, он только обрадуется, мои похороны будут лучшим праздником в его жизни! Ха! Лучшим праздником! Не так уж я и важен! Будут у него праздники и поважнее этого! Хотя я это заслужил! Сам виноват! Отравил всю его жизнь! А Акутагава?! Да он же меня растерзать на месте готов! Просто за то, что я есть. А Мори?! Расчётливый, расчётливый человек! Нет от меня пользы — пуля в лоб! И как он меня не убил? Разве мог такой бесполезный, как я, выжить под его руководством?! — сделав небольшое движение назад, Осаму тяжело опустился на пол, продолжая кричать, благо, кроме Акико, никто не слышал его воплей — никого не было в общежитии, — а что теперь?! Что изменилось, Ода?! Разве стало лучше?! Куникида спит и видит, чтобы я поскорее отбросил коньки! Да и другие уже давно распланировали мои похороны! Прекрасно! И почему я не смог убить себя раньше?! А зачем ты меня остановил?! Зачем?! Почему не дал спокойно умереть?! Почему ты отправил меня сюда?.. Неужели и ты ненавидишь меня? Или ждёшь по ту сторону? Чёрт, Ода… — прохрипел шатен, его голос от долгого крика начал сипеть, — почему ты мне не отвечаешь? — Но Дазай, ты ошибаешься… — заговорила Акико, желая помочь парню, но снова была перебита его яростными возгласами: — А ты, вообще, молчи! Не надо меня жалеть! Не надо! Не ври мне! Я знаю, даже ты ненавидишь меня! Ты ненавидишь тех, кто не ценит жизнь других. Так вот, поздравляю, я именно тот, кто попадает в эту категорию! — Ты преувеличиваешь, — мрачно изрекла девушка. — Ни капли! — вскрикнул парень, — ты не знаешь меня! А если бы знала, убила бы на месте. Только представь, скольких людей я убил?! Сколько я вырезал глаз?! Сколько я вырвал ногтей?! Скольких сжёг?! Сколько я убивал, пытал, мучил, отнимал жизнь, заставлял кричать в агонии! Сколько голосов я слышу по ночам?! Сколько?! — Дазай обхватил свою голову руками, — даже не спрашивай! Я и сам не знаю! Сбился со счёта давным-давно… Ха-ха! — Осаму закрыл своё лицо ладонями, — теперь ты хочешь меня убить? Ведь хочешь, да? Все желают моей смерти! Все! Родители, коллеги и даже ты! Разве я могу этому сопротивляться?! Вас слишком много… Почему я? Почему я должен умереть? Почему вы хотите этого? Что со мной не так? Чем я провинился? Это моя вина! Все только и ждут моей смерти. Все! И ты, Йосано… Ты! Ты ведь также ненавидишь меня! Но я не понимаю… — Осаму резко остановился и, сделав небольшую паузу, во время который в его голове пробежали тысячи мыслей, медленно, даже как-то удивленно проговорил, — почему ты пьешь со мной чай и почему он такой вкусный? — голос Дазая совсем стих, последние слова он уже не выкрикивал, а чуть ли не шептал замученным тоном человека, который уже давно потерял свет в жизни; притянув к себе ноги, парень положил на них руки и уткнулся лицом в рукава плаща, досадно прошипев, — чёрт… Осаму замолчал. Парень не шевелился, Акико даже показалось, что он не дышит. Но к её счастью, лишь показалось. Девушка выслушала всё, что сказал суицидник, и была немало поражена. Его мысли, его чувства… Всё кардинально отличалась от того, что, думала брюнетка, творится у него в душе. Йосано не знала, что надо сказать. Она просто дождалась, пока детектив замолчит. А когда наступил сей момент, она начала свою речь: — Но Дазай, ты не прав. Я не желаю тебе смерти, правда. Да, наши взгляды на мир различны, но это не повод ненавидеть тебя. Совсем. И если ты умрёшь, то мы все будем грустить: и я, и Ацуши, и Куникида — все сотрудники агентства. И в мафии будет траур. Акутагава очень огорчится, узнав о твоей смерти. И даже Чуя будет грустить! Как же ты не можешь понять: ты нам дорог! Йосано прервала свою тираду, поразившись тому, что Осаму её не перебивает и не показывает никаких признаков возражения. Подозрительно. «Что-то тут не так, — решила девушка, — но что?» Что-то настораживало брюнетку, но она не могла определить, какой момент в этой картине вызывает у неё это чувство: бардак? Парень? Его поза? Или ещё что-то? Акико осторожно подошла к парню, присев позади него. — Дазай? — позвала его девушка, но ответа не последовало. Лишь плечи несколько раз рвано вздрогнули и до ушей доктора донёсся сдавленный всхлип. Осаму плакал. Беззвучно и тихо. Он был настоящим мастером скрывать то, что происходит внутри него. И даже сейчас, когда, казалось бы, из его глаз уже хлынули слёзы и он не смог остановить их, парень умудрился скрыть сам факт своего плача. Ему было больно от всего. Даже простое произношение фамилии суицидника в слух, царапало его душу. Парню было плохо, он и так тонул во мраке, а тут его ещё захватили депрессивные мысли. Куда уж хуже? Но, очевидно, есть куда. Кареглазый расплакался при Акико, и от этого ему было ещё противнее. Жутко стыдно — стыдно за свою слабость. Йосано поняла всё без слов. У шатена была истерика. Девушка не хотела её усугублять, задавая такие вопросы, на которые и так видно ответ. Придвинувшись к парню, она просто по-дружески приобняла его, опустив свою ладонь на его плечо. От неожиданности Осаму не смог сдержать тихого всхлипа; слёзы текли ручьем, обжигая его лицо, но он всё равно пытался скрыть их, хотя и понимал, что девушка его раскусила. — Не умирай, ладно? Я хочу, чтобы ты жил, понял? — никогда так ласково не обращались к Дазаю. От этого его сердце ещё сильнее защемило. — П-прости, — только и смог произнести парень. Больше говорить ему не позволяли слезы, которыми он давился. — За что? — удивилась девушка. Сначала шатен отрицательно покачал головой, не желая говорить, но потом всё же выдавил из себя: — За всё. З-за… — он резко прервался, пытаясь заглушить очередной всхлип и игнорируя ком, который так сильно давил на горло, и уже больше для себя, чем для доктора, прошептал, — слабак. — Кто? — не поняла брюнетка. — А-а, — воздуха предательски не хватало, — разве не понятно? — сквозь слёзы усмехнулся кареглазый, ещё усерднее пряча своё лицо за руками. — Почему? — задала очередной вопрос Акико. Шатен промолчал, боясь, что, если он только откроет рот, то заплачет в голос. Ему и так было жутко стыдно за слезы, так что ещё больше ухудшать своё положение парень не желал. Но брюнетка поняла Осаму, услышала в его молчании. Он сбросил на неё свои проблемы, и от этого он и считал себя слабаком. Осаму не справился со своими мыслями, переживаниями, не смог сдержать эмоции и выплеснул их на доктора. — Нельзя всё держать в себе! — воскликнула сероглазая, — это нормально делиться проблемами с друзьями. Суицидник снова отрицательно покачал головой. Его каштановые волосы слегка щекотали нос Акико. — У меня нет друзей, — тихо сказал парень, — одни предали меня, других предал я. Ода мертв. Кто ещё? — А я? — молвила Йосано. — А ты нена… — заговорил парень, но его лёгкие резко сжались, кислород закончился, отчего ему пришлось ловить воздух ртом, рвано вздохнув, и прервать свои слова. — Нет, — ответила девушка, поняв, что хотел сказать шатен, — ты не прав. Дазай не ответил. — Может, воды принести? Чего-нибудь ещё? — предложила Акико, желая помочь детективу. Она действительно переживала из-за него. — Угу, — гулко раздались слова шатена. Встав девушка заперла дверь в квартиру Осаму и, отправляясь на кухню в поисках воды, добавила: — Даже не думай убегать. Я слежу за тобой. Пройдя в соседнее помещение сероглазая удивилась, какой тут был разгром. Что только не валялось на полу: тарелки, осколки, бинты. Она честно пыталась найти целую кружку, но не нашла. В растерянности вернувшись к Осаму, она увидела, что он перебрался в самый дальний угол комнаты и, укрывшись одеялом с головой, сидел там, облокотившись о стену. — Ну, ты чего? — спросила девушка, подходя к суициднику, но парень не ответил. — Ты либо говоришь мне что-нибудь, либо я отнимаю одеяло, — молвила Акико, ведь вдруг это был какой-то оригинальный способ суицида? — Оставь, — всхлипывая, тихо произнёс шатен. Сейчас он вёл себя как ребёнок, но Йосано не смеялась над этим. Когда люди находятся в депрессии, они могут вытворять и не такое. — Оставь меня, — повторил кареглазый, — уйди. Брюнетка покачала головой, сказав: — Нет. Она молча села рядом с Осаму, не желая оставлять его. А вдруг он наложит на себя руки? В его случае, это почти что стопроцентно. Детективы сидели в тишине. Никто ничего не говорил. Лишь изредка Йосано слышала звуки, отдалённо похожие на всхлипы, из-под одеяла. Девушке хотелось обнять, пожалеть, погладить по голове Осаму, но она понимала, что этим может сделать только хуже, поэтому не двигалась. Акико не сводила глаз с бывшего мафиози, улавливая каждое движение, каждый его вздох. А Дазай, прячась под одеялом, пытался подавить в себе эмоции, унять слёзы, заставить себя замолчать. Он не понимал, почему сказал всё, почему он так громко распахнул свою душу перед девушкой. Шатен не понимал, почему не смог сдержаться, нацепить на себя такую привычную маску. Почему он открылся перед Акико? И даже сейчас, хоть ему и хотелось остаться одному, хотелось покончить с собой, и осознание присутствия построенного человека было очень тяжелым, но его это даже успокаивало. Кареглазый старался побыстрее прийти в себя, не выдать своего состояния, за которое ему и так уже было стыдно, взять себя в руки и замолчать. В какой-то степени Йосано способствовала успокоению шатена. И, как ни странно, Осаму чувствовал себя в безопасности. Он не боялся, что над ним посмеются или не поймут — парень даже не задумывался над этими вопросами, они были для него чем-то само собой разумеющимся. Большая, каменная и неприступная стена, так давно возвышающаяся между шатеном и миром, между ним и другими людьми, окружающими его, стена, с таким трудом построенная им, стоящая на десятках, а может и сотнях трупах — трупах не только людей, но и чувств и эмоций, которые были давно загнаны в угол и захоронены в сердце Дазая, стена — такая великая стена! — рушилась. С треском, с грохотом, камнем за камнем — Осаму слышал, как падают её куски на землю, как огромные трещины появляются на её шершавой и кровавой поверхности, как она раскалывается, разламывается, падает. А из-под неё медленно, но верно, появляются эмоции. «Зачем они мне? — никак не мог понять парень, в чём же тут загвоздка, — почему, почему Мэмору исчез?» Стена разрушилась, и лишь её осколки, как и пух плюшевого кота, печально валялись на земле. Серые, пыльные — они казались предвестниками чего-то нового — нового пути. На её останках должна была взрасти другая цивилизация, построиться обновленный город. Препятствие, так давно мешающее Осаму в общении с людьми, исчезло. Его страх, его предрассудки оказались открыты, выставлены на всеобщее обозрение. Хотя, почему всеобщее? Лишь Йосано видела это. Но и её пары серых глаз хватало для того, что Дазая пробила холодная дрожь. Он ещё никогда не чувствовал себя таким беззащитным. Осаму прикрыл глаза. Под одеялом было тепло и уютно, дыхание постепенно стало выравниваться. Нервное напряжение и усталость вскоре взяли своё — парень мирно заснул, полностью доверяясь доктору. Пусть она смотрит на эти руины, на осколки его стены, на снежный пух Мэмору, так несчастно завершившему свои дни существования. Дазай точно знал, что ничего из этого не возвратить, всё исчезло. Так почему бы не позволить Акико беспрепятственно взирать на это? Ведь Осаму не сможет дать должного отпора. Ему уже не скрыть ничего от Йосано, у него это не получится. Дазай расслабился, погружаясь в беспокойную дремоту. Шатену было без разницы, когда девушка залезет ему в душу — ему не остановить её, какие бы силы он не прилагал. Всё равноЗащита пала.